Портрет вождя. Часть 1. Детские воспоминания

      На тему сталинской эпохи и личности Сталина написано много, начиная от личных мемуаров известных людей и до серьезных аналитических исследований. Надеюсь, что мои рассказы про «Портрет» советского вождя народов, основанные на воспоминаниях очевидцев о реальных событиях, позволят почувствовать то сложное время, когда люди могли верить и в коммунизм, и в Бога одновременно. Наверное, объединяющей идеей была Вера, как вера, в светлое будущее, вместе с надеждой на чудо и страх наказания.

Часть 1.ДЕТСКИЕ ВОСПОМИНАНИЯ

     Сегодня меня назовут представителем уходящего послевоенного поколения, я родилась через три года после окончания войны. Отец прошел всю войну, участвовал в событиях с милитаристской Японией на Дальнем Востоке, так и остался служить в Хабаровске. Война его сделала военным, а он всю жизнь мечтал рисовать и стать художником. Наверное, его желания и гены отразились и в моей судьбе, художником стала я. А мама моя, в военные годы училась в Иркутском мединституте, они расписались в 45-ом на станции Зима Забайкальской железной дороги, и потом она приехала к отцу и всю трудовую жизнь, свыше 50 лет работала участковым детским врачом в поликлинике Хабаровского завода имени Кагановича (завод «Энергомаш»)

     А я посещала заводской детский садик, расположенный за Домом культуры, рядом с 33 школой. Это небольшое двухэтажное здание сохранилось и до наших дней, сейчас там располагается отделение полиции. Перед входом, во дворе, было сооружение, наподобие фонтана, в котором никогда не было воды, но зато его украшала на постаменте большая скульптурная лягушка со стрелой, покрашенная зеленой краской, а рот у нее был красный. Почему-то, проходя мимо, я всегда её боялась, не знала, что это царевна-лягушка, сказочный персонаж.

     Другая достопримечательность нашего детского садика — это забор справа, через щелки которого, мы каждый день наблюдали «япошек» (военнопленных), как они строились, проходили большими группами, а вечерами мылись и сидели в бочках. Но и они тоже на нас смотрели из-за забора, мы с ними дружили, вместе играли, наверное, им скучно было, и они вспоминали своих детей. А мы кричали им какую-то ерунду: «Япошка! Япошка! Костяная ножка!» Не знаю, понимали ли они наши «дразнилки», но мы смеялись, когда они нам протягивали руки с кусочком сахара, а мы в ответ, как будто расплачивались с ними, дарили им в их руки листики, сорванные с дерева. Так мы играли на прогулке, пока воспитательница не отгонит нас с этого места, или строгий солдат, с другой стороны, громко не отодвинет японцев от забора.

     В садик я не любила ходить, скучно было, особенно не нравилось спать днем, и очень радовалась, когда моя мама приходила за мной, которую я считала самой красивой. Не помню, чтобы в группе проходились какие-то занятия, у меня сохранилась фотография, как мы играем в магазинную очередь, кого-то ставили продавцом, а остальные дети, должны были тихо и послушно стоять один за одним, итак, по кругу, затем мы переходили в другую очередь, к другому продавцу.

      В нашей группе были большие пластмассовые куклы и машинки, которые располагались высоко полке, все дети хорошо знали, что с ними играть нельзя. Их доставали, когда приходил дядя фотограф, который ставил или садил нас вместе с этими игрушками. Ещё нашу комнату украшало несколько картин в рамках, на одной из них была нарисована печальная девочка, сидящая у воды («Аленушка», худ. Васнецов), а другая картина, тоже про девочку со своим маленьким братиком, которая босяком бежит от дождя («Дети, бегущие от грозы», худ. К. Маковский). Но на самом видном месте, на стене между окон, висела большая картина почти от потолка до пола – портрет военного дядечки. Конечно, я, как и все дети в группе, не понимали про него, но знали, что это Сталин, и не более того, и что подходить к картине и трогать её нельзя, воспитательница ругать будет.
 
     Но детская память сохраняет именно те отдельные образы, фрагменты, отрывки событий, которые были необычными, имели эмоциональное сопереживание, и обязательно включали личное участием в происходящем.  Одним из таких запомнившихся днём в моей детсадовской жизни было событие, происходящие в детском саду около портрета Сталина. Мы, проснувшись после дневного сна, как обычно, помогали складывать наши раскладушки, но была какая-то необычная тишина, чувствовалась тревожность, наша воспитательница и нянечка, и, приходившие взрослые, почему-то сильно-сильно плачут, вытирают слезы, разговаривают тихо, шепотом. Нам не разрешали смеяться, говорили, что сегодня нельзя играть, громко говорить и радоваться. Зачем-то нам к одежде с левой стороны пришили маленькие черно-красные бантики, и посадили на стульчики вокруг этого портрета и сказали: «Положить ручки на колени, сидеть тихо, не разговаривать и не баловаться...».

      Помню, что сидели мы долго-долго и пытались рассматривать эту картину. Наверное, так началось мое первое знакомство с художественным произведением, а этот парадный портрет – был началом моего «эстетического» воспитания. На картине был нарисован усатый дяденька, как настоящий, в военной форме со звездой, в черных блестящих сапогах, и на его брюках была красная полоса, а ладонь одной руки немного засунута на груди за борт кителя. За ним находился стол, наверное, за которым он сидел и только что встал. Смотрел с картины этот дяденька не на нас, а куда-то далеко, немного улыбаясь.

      Нам было скучно, но мы притихли, когда к этому портрету подошла наша воспитательница и со слезами стала с этим нарисованным изображением разговаривать как с живым человеком. Сейчас я понимаю, что она говорила примерно так,: «Скажи нам, как же мы без тебя жить то будем…только жить хорошо стали, войну победили, и что же теперь будет… в стране везде враги и до тебя добрались…». А, когда она отошла, то наша старенькая нянечка, которая всегда была повязана белой косынкой, встала на колени перед портретом и что-то шептала. Сегодня я понимаю, возможно, некоторые верующие люди в те годы относилась к портрету как к иконе, и украдкой молилась и крестилась.

      Конечно, не понимая, почему надо плакать и разговаривать с этим нарисованным дяденькой, мы ощущали происходящее как что-то важное, которое нам не объясняли. Через какое-то время нам надоело так сидеть, и мы немного толкались, и очень обрадовались, когда за нами стали приходить родители. У мамы на пальто тоже был прикреплен такой же черно-красный бантик, и она мне не разрешила его трогать и снимать.

      Дома все взрослые разговаривали тихо, а на кухне мама о чем-то шепталась с соседкой тетей Дусей, а я, как и все дети, любила подслушивать взрослые разговоры, поэтому надолго задержалась у стола, как будто искала разрешённый, припрятанный кусочек сахара. Мама не плакала, и, когда я спросила ее, почему она не плачет как наша воспитательница, я получила непонятный ответ, что повзрослеешь и поймешь.

      Потом, к нам в гости приехал мамин старший брат с младшей дочерью. Нина - моя любимая двоюродная сестрёнка, она много знала, я всегда её слушалась, даже моя мама шутила, что я ей в рот заглядываю. Она, пожалуй, первая рассказала про Сталина, что он самый главный, он хочет, чтобы все люди жили хорошо, поэтому борется с врагами, и немцев победил. Она по секрету поделилась со мной, что дала клятву Сталину. У них в школе в день, когда умер Сталин, все ученики стояли около портрета и обещали учиться хорошо, теперь у неё за пятый класс стоят одни пятерки.

     За лето во дворе моего детского сада произошли изменения, мы заметили, заглядывая в щелки деревянного забора, что «япошек» не стало, всех сразу, они куда-то ушли, также незаметно и быстро исчезли их дома с железными решетками. А мне надолго запомнился трактор, который долго ездил по этому месту, наверное, разравнивал. В 1955 году я пошла в ближайшую школу № 33, и здесь уже был пустырь, а позже проходили уроки физкультуры.

     Тамара Давидова, 2021
     (Продолжение следует)