У ночного костра

Памяти солдат и офицеров 44-го пехотного британского полка

Внезапно ударил мороз, луны средь и звезд мириад,
Мысль только одна: «Вернись в Гандамак,
В горах стужа ночью похожа на ад».
Вокруг тишина, лишь где-то вдали лай пуштунов собак.

Но нужно к обеду мне в Джелалабад.
И то хорошо: пятки в берцах не стёр,
Тропою деньской-день идя – её показал хазареец-номад,
И вот объявив сомненьям джихад, спешу развести я костер.

Согрелся. И вскоре явился предательский сон,
Под треск сучьев разум в мир грёз погружая.
Раздался вдруг рядом, то ли вой, то ли стон,
Проснулся и понял: едва стужи частью не стал урожая.

Совсем, гляжу, слабый огонь предо мной,
Мороз близ костей – проник за тулуп,
Рубахи льняной окутал собою он плотный покрой,
К утру бы мой труп скалы созерцал одинокий уступ.

Быть может я Гипноса стал жертвою чар?
Но стон повторился: глухой, неживой.
Отнюдь не явился в зимнем сне мне кошмар.
Сижу пред костром, замерев, сам не свой.

Я сучья подбросил – в небо искр взлетел сноп.
На миг все вокруг озарил яркий свет.
И тихо мне шепчет голос внутренний: – Стоп,
Ты с нынешней ночью далеко не тет-а-тет.


В изгибах неровных танца искр и огня
Мне видится, близ, не один силуэт.
Я в жизнь, как сейчас, не желал приход дня,
Скорей бы настал в небе зимнем рассвет.

Но вместо него слышен только лишь стон,
Не тени – фигуры людей предо мной,
Вскочить бы, укрыться, деревьев средь крон,
Не видя мундиров красных ветхий покрой.

Тулуп и шинели, «Браун-Бессов» штыки,
Цвет каждого серо-землистый лица.
Фуражки и кивер, стойкой воротники,
И взгляд тех, напротив, как взор мертвеца.

Подходят неспешно – тянут руки к огню.
И странное дело – от них нет теней.
– Ты ими замечен, – себе я бубню.
И страх не уходит – ну хоть ты убей.

– Мы в сорок четвертом служим полку,
И приняли бой свой последний в горах,
С друзьями я словно в ступе воду толку,
Век целый слоняясь ночами впотьмах.

В ответ гул послышался мертвых солдат,
Слов сказанных суть одобряли кивками.
Я каждый из них был сутул, бородат,
И двигался как-то нелепо – рывками.

– Томас Сутер, – в полку капитан,
В бою том последнем знамя Англии спас.
В руках врагов сабли, мушкеты, Коран.
Мы дрались, покуда, свет в глазах не погас.


– Не выжил никто? – таков мой вопрос.
И вижу на Сутере его Родины флаг,
Я также спросил про армейский обоз,
Не всех же британцев убил в горах враг.

Промедлив, ответил мне капитан,
Не растворилась отрогов средь боль,
– Попались мы крепко в засады капкан,
И шансов прорваться было, в общем-то, ноль.

Тем утром январским мы все полегли.
Но только в земле тела наши не скрыты,
И здесь мы за век прошли тысячи ли.
А в мире живых давно, верно, забыты.

Драугами наш бродить вечный удел.
Промолвил с тоскою мне капитан.
Я слушал, лицом становясь от ужаса бел,
Столь тяжек на них был незримый аркан.

А Сутер меж тем продолжил рассказ:
– Нарушил афганский эмир договор,
В Кабул нам вернуться стал бы верен приказ:
Противник обстреливать отряд принялся с гор.

Командовал нами старик Эльфинстон,
Акбару он верил словно себе,
В ушах моих до сих пор гибнущих стон,
И крики гражданских, подобны мольбе.

Их было немало в том последнем пути,
Они и составили – леди, дети – обоз,
В горах наш отряд считай взаперти,
Их трупы сковал января царь мороз.

Нам ветер донес, как принял доклад
В своем кабинете, застыв, майор Нотт,
Что всадник один у крепости врат.
И в Джелалабад он въедет вот-вот.



Доктор Брайдон едва не падал с коня,
От сабли удара в крови голова,
Но он доложил, долгу верность храня,
И стали для Нотта те громом слова.

–Где армия наша?! – майор прокричал.
И вот каков был ему тихий ответ:
– Вся армия здесь, – и врач замолчал,
А Нотт решил: больше выживших нет.

Но к нам незаметно подкрался рассвет.
И кажется даже слабеть стал мороз.
– Один не ходи здесь, – дал мне Сутер совет.
К нему я отнесся, поверьте, всерьез.

К обеду, уставший, прибыл в Джелалабад,
А ночью бортом военным – домой,
Про сорок четвертого помня солдат:
О них панихиду заказать был долг мой.

Ее отслужил запаса сержант,
А ныне священник с седой головой,
«Афганка» в шкафу, ордена, аксельбант,
И сны о военной жизни – не тыловой.

Не стану рассказывать о том, как узнал,
Но Сутер с соратниками покой обрели,
Их больше не встретить афганских средь скал,
Свои завершили они тысячи ли.


Гандамак – населенный пункт в Афганистане, на пути в Джелалабад. Неподалеку от него во время первой англо-афганской войны (1838 – 1842 гг.) принял свой последний бой небольшой британский отряд, состоявший главным образом из солдат и офицеров 44-го пехотного полка.
«Назад нет пути: к обеду мне нужно в Джелалабад». Расстояние от Гандмака до Джелалабада составляет 56 км. Соответственно, к обеду успеть в Джелалабад, пройдя предварительно пол пути, можно было только заночевав в горах.
«Хазареец-номад» – хазарейцы – живущий в Афганистане народ, представляющий собой, с этнической точки зрения, синтез тюрков, иранцев и монголов. Номады – кочевники.
«Не видя мундиров красных ветхий покрой» – цвет мундира британской армии вплоть до XX ыека..

«Браун Бессы» – английские ружья, состоявшие в тот период на вооружении британской армии.
«Я словно с солдатами в ступе воду толку
Век целый слоняясь ночами впотьмах».
Согласно славянской – шире: индоевропейской – мифологии, умерший не своей смертью, в том числе и погибший на войне, человек становился заложным покойником. На Небо он не опадал, оставаясь неприкаянным бродить по земле.
«В бою том последнем знамя Англии спас» – последний бой остатков 44-го полка во главе с капитаном Томасом Сутером состоялся 13 января 1842 года. Сутер обмотал вокруг себя знамя полка и с несколькими солдатам попытался прорываться из окружения. Дальнейшая его судьба неизвестна: то ли погиб при прорыве, то ли попал в плен. Но, судя по всему, на Родину он не вернулся.
«И здесь мы кружа прошли тысячи ли» – «ли» представляет собой китайскую единицу измерения, составляющую порядка 300 шагов. Капитан Сутер вполне мог о ней знать, поскольку Индия до 1858 г. по сути представляла собой частное владения Ост-Индской компании, имевшей тесные контакты с Поднебесной. Как раз в те годы, когда шла первая англо-афганская война, гремели залпы и первой Опиумной войны между Цинским Китаем и Великобританией.
«Драугами наш бродить вечный удал» – драуг в скандинавской мифологии, оживший мертвец, идентичный заложному покойнику. Как человек образованный Сутер мог знать это слово и употребить его в рассказе. Драуг, например упомянут в саге о Грэттире.
«Нарушил афганский эмир договор…», Речь об Акбар-хане – афганском эмире, заключившем с английским генерал-майором Уильямом Эльфинстоном договор, согласно которому должен был обеспечить свободный проход британского отряда, включавшего в себя гражданских, из Кабула в Джелалабад, и даже выделить для этого проводников. Однако Акбар-хан нарушил договор. И как только англичане вышли за пределы Кабула, оставив в нем, по требованию эмира, новейшие ружья, афганцы начали методично обстреливать их с гор, постепенно почти полностью всех уничтожив, многие также замерзли. Эльфинстон попала в плен, где вскоре умер. Акбар-хан скончался пятью годами позже от холеры.
«Их было немало в том последнем пути» – отступавший из Кабула в Джелалабад гарнизон насчитывал порядка 4500 солдат и офицеров, из них собственно англичан было 6690, остальные сипаи-индусы. Однако с отрядом шли и их семьи солдат и офицеров, в общей сложности 12000 человек.
«В Кабал нам вернуться был бы верен приказ». Под огнем почти недосягаемого в горах противника, обремененные множеством гражданских, в условиях мороза, понимавшие бесперспективность похода в Джелалабад, офицеры просили Эльфитнстона отдать приказ вернуться обратно в Кабул. Однако генерал наивно верил Акбар-хану: мол, предоставит обещанных проводников, а обстрелы – просто недоразумение.
«В своем кабинете застыл майор Нотт» – майор Нотт был комендантом Джелалабада, куда Эльфинстон должен был привести вышедший из Кабула отряд.

«Доктор Брайдон едва не падал с коня» – доктор Уильям Брайдон был единственным из вышедшего из Кабула англичанином, добравшимся до Джелалабада. Соответственно фраза: «Мы все полегли» касается только подошедших к костру превратившихся в заложных покойников солдат и офицеров 44-го полка.

«А Нотт решим: больше выживших кроме нет» – на следующий день до города добралось также несколько сипаев. Часть гражданских и военных оказалась в плену.

«О них панихиду заказать был долг мой.» – ревнители мне скажут: об упокоении инословных молиться нельзя. Я им порекомендую читать Евангелие. Равно как и познакомиться с историей Церкви и становлением ее богословия.
«Афганка» в шкафу, ордена, аксельбант» – аксельбант в Советской Армии нередко становился аксессуаром дембельской формы.


26 января – 17 февраля 2024 года Чкаловский
Рисунок автора