Его первый рейс Глава первая

— Папочка пришёл! Давайте за стол! — кричали дети.
Они, наверное, долго ждали моего появления и уже достаточно проголодались.
За всем этим восторженным обществом стояла Инночка. А её взгляд выражал только одно:
— Ну что? Как? Когда вы уходите?
Войдя в коридор, я закрыл за собой дверь, подождал, пока гвалт стихнет и ответил на её немые вопросы:
— Отход будет завтра. Судно уже стоит на рейде. Мы с Алёшей едем на судно первым рейдовым катером.
Инна, как всегда, опечалилась тем, что я опять покидаю дом. Девчонки, после того как угомонились, тоже взгрустнули. Всем стало понятно, что этот вечер с папой будет последним перед его отходом в рейс, а следующий настанет не так-то и скоро.
Только один Алёша был доволен, что он все-таки идет с папой в рейс.
Все прошли на кухню и расселись за накрытым столом. Инночка достала запечённую курицу с картошкой из-под толстого одеяла, а из холодильника салаты из свежих овощей.
Дети дружно подняли бокалы с компотом и принялись за еду.
За столом наступила долгожданная тишина и в ней остались только мы с Инночкой. Мы смотрели друг на друга, пытаясь хоть таким образом побыть вместе, зная, что подобных вечеров у нас долго-долго не будет.
Я обнял её за плечи и, заглянув в глаза жене, пошутил:
— А ведь это уже на один день меньше до нашей встречи.
Мои слова переполнили её исстрадавшееся сердце, а из глазок непроизвольно потекли слезки.
Они смешались с вином и было непонятно, что именно находиться в наших бокалах.
После ужина Инночка всем приказала идти спать.
Дети разбрелись по кроватям и вскоре, в тишине квартиры, раздавалось только их мирное сонное дыхание.

Утром звонкий будильник поднял нас из кроватей. Инночка быстро сделала завтрак. Опять все собрались за столом. Но уже без прежнего, вчерашнего веселья.
Все понимали, что вскоре они останутся одни и у них опять начнётся жизнь без папы. Только с мамой.
А она от бессилия перед предстоящим событием, молча сидела за столом и с грустью смотрела на своих мужчин, покидающих дом.
Инночка все вещи в рейс собрала ещё со вчерашнего дня. Не составляло никакого труда подхватить сумки и выйти из дома. Но грусть и тяжесть расставания с теми, кого ты любишь и кому дорог, заставляла как можно на дольше оттянуть этот момент.
Опять все столпились в коридорчике и долго стояли в тишине, обнявшись. Даже девчонки прослезились. А что тут говорить об Инночке? Но, она крепилась и только грустно произнесла:
— Храни вас Бог. Пусть море будет спокойным, а труд ваш легким, — при этих словах слезинка непроизвольно выкатилась у неё из краешка глаза.
Притянув к себе свою любимую женушку, я стер поцелуем эту скромную слезинку.
Инночка только крепче прижалась ко мне и расцеловала нас с Алёшей на прощание.
После выхода во двор, мы с сыном непроизвольно посмотрели вверх, где с балкона свешивались головы девчонок и Инночки. Они махали нам на прощание руками:
— Да свидания. Мы вас будем ждать, — расслышали мы их милые и, столь дорогие сердцу, голоса.
Зайдя за угол дома, мы с сыном сели в трамвай и поехали до конца его следования. На кольце перешли виадук, спустились к рейдовому катеру и через полчаса уже поднимались на борт судна.
По крутому трапу взобравшись на борт, ведь судно находилось полностью в балласте, мы прошли в мою каюту. Восьми часов ещё не было и можно было успеть на завтрак.
Оставив сумки в спальне, я похлопал сына по плечу:
- Ты знаешь, в кают компанию я тебя с собой взять не могу, - но увидев его непонимающий взгляд, пояснил: - Она только для офицеров. Но ты не волнуйся, я тебя сейчас отведу в столовую и там уже Елена Николаевна позаботиться о тебе не хуже мамы и покормит тебя и завтраком и обедом, - обнадёжил я сына.
В кают-компании, как всегда, главенствовала Елена Николаевна, добрейшей души человек.
Как только мы зашли в столовую, она «выпорхнула» из буфетной и направилась к нам:
— Алексей Владимирович, а это Ваш сынок? Так я его накормлю. Вы уж не переживайте, — чуть ли не пела она елейным голоском.
— Да, Елена Николаевна. Это мой сын. Зовут Алёшей, — я представил ей своего сына. — Я думаю, что вы его всегда накормите, да приголубите. А как Вы на это смотрите?
Милейшая Елена Николаевна расцвела в улыбке и, обняв Алёшу за плечи, повела к столам. Там она его усадила на свободное место со словами:
— Вот теперь это будет твоё место, — и, взглянув на меня, повторила: — Не переживайте, Алексей Владимирович, Ваш сын будет всегда накормлен.
А вот в этом я не сомневался. Никто и никогда не жаловался на Елену Николаевну. Даже в прошлых тяжёлых полярных рейсах.
Эта бывалая морячка могла обогреть своей обаятельностью и теплом всех моряков, которые всегда находились под её опекой. Одно было плохо. Бог не дал ей семьи. Не нашла она себе того, с кем бы смогла создать ей. Поэтому она всю свою доброту отдавала морякам.

Оставив Алёшу под попечительством Елены Николаевны, я спустился в машину. Мне сегодня предстояло сделать очень много важных дел.
Со вчерашнего вечера третий помощник оформил документы на отход в портнадзоре, а капитан раздавал последние указания.
Дождались диспетчера «Трансфлота», оформили документы на отход, подняли якорь, запустили главный двигатель и судно осторожно начало выходить из Босфора Восточного.
Я всё время ходил вокруг главного двигателя и прислушивался к его работе.
Хотя ходовые испытания прошли успешно, но чувство какого-то неудовлетворения и опасности, теребило меня всё время.
Я поднимался к крышкам цилиндров, ощупывая работающие форсунки и их насосы, то спускался вниз, прослушивая стетоскопом работу подшипников. Но это чувство надвигающейся опасности не проходило и висело надо мной.
Обошёл работающие дизель-генераторы и насосы, ремонт которых произвели на заводе. Вроде бы всё говорило об их нормальной работе. Я даже заглянул в деку. Она выглядела чистой и сухой.
Перед выходом из ремонта я заставил ремонтную бригаду завода зачистить все льяла. Они убрали с деки всю грязь, завалившуюся туда во время полугодового ремонта. Для контроля над этой работой я специально выделил двух мотористов, которые наблюдали, чтобы зачистку завод произвёл качественно.
Время подходило к полудню. Четвёртый механик сдал вахту второму механику.
Александр Иванович — высокий, серьёзный статный мужик с небольшой проседью в волосах, принял вахту. Он обошёл всё машинное отделение. Подойдя ко мне и, перекрикивая шум работающих механизмов, доложил:
— Всё нормально. Замечаний нет. Только тут мыть и мыть надо всё после этого грёбанного ремонта.

***

Да… Ремонт длился полгода. За это время никто с мыльной тряпкой не прикасался к переборкам и механизмам. Не до того было. Приходилось много работать и времени на уборку не оставалось, поэтому, куда ни глянь, везде проглядывали мазутные подтеки и техническая грязь, оставшаяся после ремонта.
Одно только радовало в этом ремонте, что судно стояло во Владивостоке. Рабочий день с восьми до пяти, а остальное время можно было посвящать семье. Такой ремонт для моряков оказался чуть ли не дополнительным отпуском.

***

После выхода за остров Скрыплёв, в машинное отделение позвонил капитан и дал указание на ввод главного двигателя в режим полного хода. Телеграф поставили на «Полный вперед» и я начал доводить нагрузку двигателя до полной.
Постепенно, доводя нагрузку до полной, я наблюдал за параметрами главного двигателя.
Параметры держались в норме. Намного лучше тех, с которыми двигатель сдали в ремонт. Температура выхлопных газов по цилиндрам - в норме. Турбовоздуходувки крутились равномерно, с заданными оборотами.
В туннеле гребного вала утечек не было. Дейдвуд пропусков не имел. Предстояло только выкачать воду из льял. Для этого требовалось включать сепаратор льяльных вод.
Это должен сделать четвертый механик, который заступит в восемь часов вечера на вахту, а судно отойдёт за двенадцатимильную зону. Вот тогда-то он и включит сепаратор, чтобы откатать лишнюю воду.
Оставив второго механика на вахте, я вышел из машинного отделения.

На пяти углах вместе с мотористами, что-то громко обсуждавшими, скромно сидел Алёша. Матросы и мотористы на него с недоверием поглядывали. Что это за пацан такой — им было неизвестно. Они о чём-то расспрашивали его, а он старался серьезно отвечать на все их вопросы.
Я подошёл к Алёше и потрепал по непокорным вихрам.
- Ну как ты? Не обижают мужики то тебя? – посмотрел я на притихших мотористов.
- Да ты что, пап? Всё нормально, не переживай, - успокоил меня сын.
- Ты тут останешься или со мной пойдёшь? – поинтересовался я у сына, кивнув в сторону каюты.
- Нет, пап, тут останусь, - решил Алёша.
- Ну, если так, то я пошёл. Надо хоть переодеться, да помыться, - пояснил я.

Вернувшись в каюту, я разложил вещи, собранные Инночкой в рейс, помылся и переоделся.
Приближалось время ужина.
Как-то со всеми работами я и сам не пообедал и забыл, что у меня есть сын, который тоже, наверное, хочет есть. Одно успокаивало, что он находился под крылом Елены Николаевны и уже познакомился с мотористами.
В пять часов я спустился на ужин в кают-компанию. Незамысловатый ужин пролетел, как-то мимо, потому что голова была занята совсем другими делами. Я его незаметно проглотил и поднялся к себе в каюту.
Алёша уже находился там.
— Ну, и как тебе ужин? — поинтересовался я.
— Пап, — у Алёши не было слов от восторга. — Какая тут вкуснотища! – восторгался он. – И обед такой мощный!
Я обнял его за плечи и, обнявшись, мы долго смотрели в лобовой иллюминатор, как судно, рассекая небольшую волну, идёт в открытом море.
— А пошли на палубу, — предложил я Алёше.
Тот не отказался и, одевшись потеплее, мы вышли на палубу и наблюдали, как судно проходило мимо острова Аскольд.
Погода стояла отличная, спокойная. Только небольшой ветерок освежал лица, а там, куда он не задувал, то вечернее солнышко даже припекало.
Начало июля. Если несколько дней назад мы загорали и купались на Санаторной, то можно представить, какая погода сейчас стоит на берегу. А здесь, в открытом море, этой знойной жары не ощущалось. О ней только напоминал загар, который ещё не сошёл с наших лиц.
После Аскольда судно повернуло на Север и пошло вдоль берегов Приморья.
Так спокойно прошёл этот первый вечер моего сына в его первом рейсе.
Мы с Алёшей долго сидели и разговаривали о том, что ждёт нас впереди в Ванино и на Чукотке, о домашних делах, о том, как он простился с друзьями. Обо всем этом мы с ним разговаривали спокойно, а потом я ему постелил в кабинете на диване простынь, дал подушку, одеяло, а сам завалился в спальне, потому что там как раз под рукой стоял телефон.

Вот он неожиданно и зазвонил после полуночи.
По привычке я тут же подскочил и схватил телефонную трубку.
Звонил второй механик:
— Владимирович! — надрывно кричал он в трубку. — Что-то двигатель работает не так, как нужно и турбины начинают гавкать.
Сквозь обычный шум, который стоит на судне, когда оно находится в рейсе, я услышал, что из машинного отделения раздаются хлопки турбин.
Мгновенно пропал сон и я приказал второму механику:
— Немедленно сбрось обороты главного на двадцать оборотов!
Пока я одевался, то почувствовал, что обороты двигателя начали уменьшаться.
Одевшись, я спустился в машинное отделение.
Хлопки раздавались из турбонагнетателей. Что-то непонятное происходило в ресивере продувочного воздуха.
Я даже и не мог представить себе, что же там могло произойти, потому что там всё после ремонта я проверил лично. Ремонтная бригада завода всё там отладила, а ОТК её работы принял без замечаний.
А что там на самом деле могло произойти то, как говорил один из моих старших механиков — вскрытие покажет.
О таком происшествии требовалось немедленно доложить в службу судового хозяйства групповому инженеру Загорулько и спросить у него совета. Что же делать дальше.
А так как было два часа ночи, то звонить было бесполезно.
Убедившись, что турбовоздуходувки перестали «гавкать», я оставил главный двигатель работать в прежнем режиме и поднялся на мостик.
На мостике находились капитан и вахтенный помощник с матросом и я подробно доложил обо всём произошедшем капитану.
Борис Иванович — изумительный человек, никогда не теряющий самообладания и никогда не пасующий ни перед какими трудностями, согласился со мной, что таким ходом мы проследуем до утра, а потом уже позвоним в службу судового хозяйства.
Если на полном ходу у судна скорость составляла порядка тринадцати с половиной узлов, то сейчас оно шло около одиннадцати, то есть потеря в скорости казалась небольшой. Зато расход топлива стал намного меньше. Все остальные механизмы работали нормально, и за ними постоянно приглядывала вахта.

Я вернулся в каюту. Алёша так же мирно спал. Этот ночной переполох не коснулся его и он также спокойно, мирно посапывая, лежал на диване. Сон у парней в его возрасте всегда крепок.
В каюте царил полумрак. Лобовые иллюминаторы задраены, а бортовые прикрыты плотными шторками. Это для того, чтобы свет из каюты ночью не мешал штурманам управлять судном, ведь моя каюта находилась под мостиком.
Чтобы ориентироваться в каюте ночью, я всегда оставлял дверь в туалет открытой, а там постоянно горел свет. Поэтому в экстремальных ситуациях я всегда быстро одевался и бежал в машинное отделение, не опасаясь разбить себе голову о ближайший угол.
Так в моей практике приходилось делать не раз. Поэтому ночной, царивший полумрак в каюте как бы убаюкивал и никогда не мешал заснуть и безопасно проснуться.

Конец первой главы

Повесть «Его первый рейс» опубликована в книге «Ромас»: https://ridero.ru/books/romas/