Укрощение гордыни

„Циники утверждают, что единственной причиной, почему библейский Моисей так долго водил израильский народ по пустыне, была мужская гордыня, не позволившая ему спросить какую-нибудь женщину, в каком направлении следует идти…“ —  Януш Леон Вишневский.

В студенческие годы я очень сблизилась с однокурсницей Аллой, жившей с бабушкой и дедушкой недалеко от института, в центре города. Старики были коренные ереванцы, люди патриархальных взглядов, и я любила к ним заходить.
Родители Аллы вместе с её младшей сестрой жили во Львове, так-как отец там служил, он у неё был военный лётчик. Сестра Лиля по характеру была совсем непохожа на неё - этакая маленькая воображала. Наверное, было зачем: она была очень красива и одевалась  не по годам изысканно и модно. Перед нею мы, студентки политеха, выглядели настоящими колхозницами. Правда, Алле тоже родители посылали много красивых нарядов и косметики, но одевалась она просто и предпочитала лишь слегка подкрашивать веки голубыми или зелёными тенями, а  ресницы тушью Луи Филлип. Косметика тогда была дефицитная и дорогая. Но эти художества раздражали деда, поэтому, она чаще красилась лишь «на выход», в подъезде, а при возвращении стирала всё платком или салфеткой.

В конце мая родные подруги приехали. После сдачи экзаменов, мы всей группой были приглашены к ним на дачу, на шашлыки. Компания была пёстрая, весёлая: четверо взрослых, дюжина студентов и десятиклассница Лиля. Наша школьница продолжала воображать и откровенно жеманничать, совсем не говорила по-армянски, отвечала только, когда к ней обращались на русском языке. Наши ребята, как настоящие технари, сделали простой вывод, что она, видимо, не понимает языка, и в полголоса начали шутя её обсуждать, отмечая несколько неуместное поведение девушки. Лиля прекрасно слышала всё, но виду не подавала, поддерживая политику «незнания языка».
Пока дед и папа-лётчик жарили шашлыки, а мама с бабушкой накрывали на веранде стол, мы  весело вспоминали недавние экзамены, все смешные ситуации, отчего время от времени воздух взрывался молодым жизнерадостным хохотом.
Лиля, несколько обиженная от всеобщего невнимания, отошла вглубь сада. Через минут десять послышался непонятный крик из глубины сада:
- Пркецек!.. Пркецек!.. (Спасите!) - голос был молодой, глуховатый и какой-то незнакомый.

Мы все побежали в этом направлении. Перед нами открылась картина маслом: под тутовым деревом стоял большой армянский гампр и смотрел удивлённо вверх. На ветках в непонятной позе застыла Лиля, испуганная и бледная.
- Так ты по-армянски разговариваешь? -  спросили ребята, когда соседскую собаку (кстати, умнейшую и добрейшую во всей округе) увели в сторону и помогли спуститься девушке с дерева.
- Если надо, я бы и по-китайски заговорила, так испугалась, - ответила девушка и начала рассказывать,  - я  и не заметила, как рядом оказалась эта огромная собака, от ужаса даже не помню, как влезла на дерево, а она молча стояла и смотрела на мои кульбиты вверх. А потом я сначала звала на помощь по-русски, но никто меня не слышал… тогда поняла, что лучше по-армянски…
- Вот видишь, Лиля, природа сама указала на твои ошибки - в обществе самоуважение и высокомерие несовместимы, и в этом тебе помог соседский Арчи, -  мудро изрёк дед, пока бабушка обрабатывала внучкины ссадины на ногах и руках.
После, ближе к вечеру, когда уже собирались возвращаться в город, Лиля в тарелку набрала шашлычные объедки и отнесла Арчи с единственной целью подружиться с ним.
Дружба её, конечно, была принята…

16 февраля 2024