Цвет неба

В комнате темно и тихо. Она смотрит на зашторенное окно и ждет рассвет, чтобы увидеть небо. Небо и акварель – вот все, что осталось ей в этой жизни. Пока рисовать нет сил, она рисует силой своего воображения. Тщательно подбирает краски, готовит бумагу и ждет утра, чтобы обдумать очередной рисунок и спрятать его в копилку памяти.

- Ты уже проснулась – голос мужа звучит буднично, но эта будничность обманчива. Он стоит на пороге комнаты с сомнением вглядываясь в темноту.

- Не бойся, я живая – она хочет пошутить, но сил нет и получается жалкий лепет. Она себя ненавидит за это, а еще ей бесконечно жаль мужа. Зря он так себя изводит, ведь ничего не изменить.

- Шторы раздвинь.

- Может поспишь еще? – муж неуверенно топчется на пороге – там Лариса пришла, можно ей к тебе?

Лариса деловито разгружает продукты на кухонный стол. Кефир, фрукты, все как обычно.

- Смотри какое яблоко красивое, может она захочет его нарисовать – Лариса подает ему большое, красное яблоко – помой только сперва.

Он рассеянно крутит яблоко в руке, не понимая, зачем оно ему. Ах, да. Рисовать.

- Это вряд ли – он быстро прячет яблоко в холодильник – ей надо беречь силы, даже не начинай.

Его злит настойчивость Ларисы, он сам знает, что лучше для больной. Ей нужен покой и сон, а она не хочет выполнять предписание врачей. Все время порывается писать или рисовать.

- Зря ты так, помнишь, как она была счастлива в последнюю вашу поездку. Какой окрыленной вернулась. Работала, творила, жила.

- Вот и надорвалась. Я жалею, что пошел у нее на поводу, надо было ей в санаторий ехать и отдыхать, а она себя сжигает и растрачивает на эти никому не нужные рисунки.

Он уходит в комнату и хватает папку с акварелями. Зачем это все? Она убивает себя.

- Не ори, бешеный – Лариса заходит в комнату и берет папку, разглядывает рисунки.

- Я всегда завидовала ее увлеченности рисованием. В ее работах столько света, столько жизни – она роняет рисунок и закрывает лицо руками.


Териберка – небольшой поселок на берегу Баренцева моря. На май-июль приходится полярный день: солнце в это время почти не заходит за горизонт. Он хотел в то лето ехать к теплому морю, но врачи отсоветовали и жена настояла, чтобы поехали на Север. Осенью тундра приобретает особый желтовато-бурый оттенок, поэтому пейзажи становятся более живописными и красочными.

Он разглядывает наброски и законченные работы. На многих изображена тундра, море и небо.

- Помнишь последнюю нашу поездку – он подает ей рисунки и лицо ее на мгновение оживает.

- Конечно, там такое низкое небо, прямо нависает тучами и кажется, что вот-вот прорвется дождем. Ветер гонит их в море, и они не успевают пролиться.

- Да, там было очень холодно, вот и все, что мне запомнилось – ему тогда не понравилось там. Глушь и дикость, которыми она восторгалась, наводили тоску.

- Я там была счастлива – тихо шепчет она и улыбается.

Она рассматривает в сотый раз рисунок на обоях. Сложное переплетение серебристых цветов на сером фоне. Надо бы добавить теней, что-то блекло. Хотя для обоев сойдет. На прикроватной тумбочке стоит цветок в стеклянной вазе. Сегодня она соберется с силами, перенесет этот цветок на бумагу и выложит на сайте, в своем профиле.

- Зачем? – муж морщится как от зубной боли – тебе отдыхать надо.

- Хорошо, тогда я надиктую тебе пост, а ты выложи.

Он нежно касается ее коротких волос. Когда они познакомились, у нее была роскошная грива, остриженная потом безжалостной рукой парикмахера. Надоело возиться с ними, так проще – вот и все ее отговорки на его упреки. Подумаешь, волосы, дело то наживное. Отрастут еще.

- Помнишь, какие каменистые там берега, а эти валуны в форме яиц.

Они тогда много гуляли, хотя приходилось часто останавливаться. Она быстро уставала. День их делился на несколько частей. С утра она рисовала. Рисовала все, что попадалось на глаза. Они снимали угол в частном доме, хозяева уступили им второй этаж – маленькую мансарду. Там было даже летом прохладно, выручал обогреватель. Она рисовала этот дом со всех углов. Вот стена веранды, синяя краска облупилась и местами проглядывали старые потемневшие доски.

- Собаку помнишь? Лайка с таким женским именем, кажется Вера? Не помнишь?

Он пожимает плечами. Собака его не интересовала, его беспокойство о ней тогда приняло размеры кита. Китов можно было заметить на горизонте в виде черных точек. Они брали бинокль и пытались рассмотреть. Надо просто верить, смеялась она. Верить, что есть край земли и они на этом краю и больше никого. Земля предательски уходила из- под ног когда он замечал как горят ее щеки и опасался, вдруг у нее жар. Он отбирал краски, тащил ее домой и пихал градусник. Ходил из угла в угол как часовой на посту, ожидая, когда градусник пискнет и выдыхал облегченно. Нет температуры. Они пили чай с брусничным листом, покупали морошку в литровых банках у старух, что торговали там на каждом углу.

- Мне надо на работу, но сначала я хочу, чтобы ты поела. Я сварил овсяную кашу, а может тебе сделать фруктовый салат? Ну, ты же любишь фруктовый салат или давай из огурцов сделаю?

Она только морщится, аппетита нет.

- Кофе сделай, с корицей и сливками.

Он ставит чашку на тумбочку. Кофе горячий, надо подождать. Дождаться, чтобы муж ушел и вздохнуть с облегчением. Она знает, он ее любит и заботится о ее здоровье, но иногда эта забота душит ее. Ей хочется на улицу, окунутся в сутолоку повседневной жизни города, почувствовать себя живой и нужной. Нужной этому городу. Увидеть небо над Невой и окунуть кисточку в проплывающие облака. Взять немного речной воды и брызнуть на бумагу. Вдохнуть холодный воздух так глубоко, чтобы заломило в груди. Все это будет в выходные, если не будет дождя. Под дождь он ее не отпустит. Надо ждать и верить.

Достает скетчбук из-под подушки. Хлопает дверь – все, муж ушел, она может спокойно рисовать, а кофе выпьет потом.

Допивая остывший кофе, она рассматривала розу в вазе, прикидывая, как лучше поймать свет. За окном серое утро плавно перетекало в серый день, а она все еще не собралась с силами встать.

- Свет – это главное в любом произведении, если нет даже пятнышка света, зачем тогда все? Зачем столько усилий затрачено, чтобы показать тьму? Если нет ничего светлого, что стоило бы описать, смысл творения теряется. Как не понимают этого авторы, сгущающие краски до самого дна.

- Но если ты болен и свет тебе уже не мил, разве нельзя честно заявить об этом? Если мне хреново и в глазах мрак, с чего я должна воспевать красоту жизни. Может надо честно показать всю уродливость смерти, всю наготу ее и ущербность. Зачем рядить страшное в красивые одежды?

Этот спор о смысле творчества она давно уже вела в тихие часы одиночества, когда все смолкало вокруг и только внутренний голос брал в кольцо ее мысли и чувства. Смысл этого спора особенно важен стал для нее в последний год. Последний. Скоро в ее жизни все станет последним. Последний рассказ. Последний рисунок. Но пока рано, рано еще думать о последнем. Лучше поискать глазами свет.

Она вылезает из кровати и медленно идет на кухню, чтобы подогреть суп. Она заставляет себя есть и не думать про тьму, за которой уже ничего не будет. Квадратики и круги на линолеуме складываются в четкие фигуры под ее взглядом. На первый взгляд хаотично разбросанные, они оживают и получают свою историю. Вот отважный рыцарь, его меч круто занесен над головой. Вот зубастый дракон, который похитил прекрасную даму. Где же дама? Суп вскипел и яростно забурлил, она опять не успела разглядеть даму.

Раньше, до болезни, для нее было вызовом написать новый сюжет, сейчас для нее вызов – это поход на кухню. Дойти, разогреть, съесть и вернуться в постель. Может, после обеда она сможет взяться за краски.

Муж никогда не понимал ее желания творить. Подруга Лариса по образованию журналист и в силу своей профессиональной деятельности, любит выводить разговор на спор вокруг околотворческих проблем. Муж обычно не может удержаться, чтобы не вопросить в сотый раз, зачем оно вам надо.

- Ну, зачем оно вам надо. Ну, ладно, Лариса, зарабатывает своими статьями хоть какие-то деньги. А другие? Эти графоманы, которые воображают себя писателями и вываливают в интернет слезливые стишки о любви и нелюбви. Или пишут роман за романом, о тяготах первой любви и прелестях первых свиданий. Кому это надо, кроме самих этих писак. Писали бы детективы или про разведчиков, это хотя бы занимательно. За такое я готов платить.

- Ой, да что ты понимаешь. Не хочешь про любофф – не читай, но и осуждать не надо – Лариска как всегда заводилась с пол - оборота и кидалась на амбразуру.

Она обычно молчала, а чего тут говорить? Да, она знала, что муж не разделяет ее увлечения. Про любовь надо писать. Картины, стихи, романы. Когда она ему сообщала, что написала очередной рассказ, он только хмыкал. Не расспрашивал ни о чем, не просил прочитать. Она знала, что он считает это пустой тратой времени.

Рисунки напротив – вызывали его интерес. Он задавал много вопросов, в основном по цвету.

- Почему у тебя небо такое странное?

Они тогда ездили за город, и она успела ухватить закат. Переливы розового переходящие в сиреневый, растворяющийся в фиолетовом.

- Это закат, ты разве не замечал ярких красок призакатного неба?

- Глупости не говори. Небо всегда голубого цвета, если без туч. Я люблю, чтобы все как в жизни было, а то намалюют непонятно что.

- Пойду прогуляюсь – говорил муж и уходил, оставляя ее наедине с ее творчеством.

- Посмотри, какого цвета небо.

- Вот еще глупости, делать мне больше нечего. Небо должно быть голубым.

Некоторые вещи должны быть незыблемыми. Как на рисунке ребенка. Солнце желтое, трава зеленая. Небо голубое. Некоторые люди не хотят взрослеть в душе оставаясь испуганным ребенком, цепляются за знакомые ориентиры, которые не подведут. Не дадут сбиться с пути. Она так объясняла его нежелание понять ее.

Когда он узнал о ее болезни – привычный мир пошатнулся, ориентиры сбились и небо вдруг стало пугающе багровым. Он заметил это, но промолчал.

- Надо в хорошую клинику, там тебя поставят на ноги. Я найду деньги, не беспокойся.

Он постарел и осунулся, загрузил себя работой и домашними делами. В клинику она не поехала, слишком поздно поставили диагноз. Неоперабельная. Она согласилась на химиотерапию, хотя надежды не было, только растянет агонию. Но ей хотелось жить, рисовать, писать, любоваться на небо вместе с ним.

- Вам надо поменьше утомляться, больше отдыхать. Поменьше физической активности, берегите силы – голос врача такой бесцветный как выцветшее небо зимой перед снегопадом.


Она слышала, как хлопнула дверь и он вошел, но продолжала делать вид, что спит. Пусть думает, что она проспала большую часть дня. Он тихонько подошел к кровати и заглянул ей в лицо, потом взял рисунок с тумбочки и долго разглядывал.

- Выложи его, я там еще для блога небольшой текст набросала.

- Я тебя разбудил? Сейчас ужином займусь, а потом уж твоим блогом.

- Какого цвета сегодня небо?

- Цвет неба? Не знаю, мне не до этого было, в несколько мест надо было успеть по работе, потом еще в магазин за продуктами. Извини, закрутился – он подошел к окну – уже темнеет, я задвину шторы?

Он взялся за штору и взглянул в темнеющее небо. На улице уже зажигались фонари, их свет падал на мокрый асфальт и отражался в лужах.