Золотой Колаис. БК-2-11. Ты - чудовище, подруга!

      В покои доносились  отдаленные  резкие пронзительные звуки труб. С раннего  утра они терзали слух  тягучими всхлипами, мало похожими на женский плач, хотя то были звуки горя Великой Матери, весенним лесом ищущей фиалки – живородящую Аттисову кровь.
      И до вечера трубам трубить, созывая народ на великий праздник  Кибелы.  С рассветом следующего дня он оросится кровью архигалла, вскроющего себе вены, отзовется необузданным грохотом кимвалов, барабанов, визгом флейт и воем рогов, понесет в буйном танце жрецов к священной сосне Аттиса, и навеки отымет у них детородные органы. Таков был жестокий обычай.

      Фабия Глория зажимала уши ладонями. Только бы избавиться от кошмарного видения ночи  Сатурналий, в подобных нечеловеческих звуках  веселия  отнявшей у нее девственность. Только бы не откатывалось к невидимым высотам пронзительно синее небо в ореоле темных ресниц.
      Она металась в покоях, жалуясь злой богине: пестовала мечтой о  звездной любви, а позволила надругательство. Подарила жалкую надежду тихой супружеской жизни со стариком, и ожгла  чувство  нечаянной встречей. За что?
      Жених ошеломил ее  отвагой и бесстрашием – победить сильнейших гладиаторов Большой Арены!  Лукавый  Амур  посмеялся, выпустив в ее сердце  волшебную стрелу, Глория боялась самой себе признаться: неужели, это…любовь?  Образ  жениха  занозой застрял в голове,  думала о нем и тихонько  восхищалась его  глазами.  Ничего  подобного никогда не видела, в воображении  не могла  нарисовать  такой  дивный  цвет  мужских  глаз…
      Но, но, но….
      «О, я несчастная, несчастная!» - Бессильно падала на ложе. В уши наваждение шептало голосом Аулии Велианы: «Обмани. Он молод. Бабка научит. Все равно твой.»  Холодело в душе. «Обмануть? Любовь, мечту, долгожданное счастье?»  Значит, себя обмануть. Глория в панике вскакивала с ложа, увидев в нем супружеское.  Не достойна она его, не достойна любви.   Слишком была гордой и щепетильной дочь Фабиев, чтобы наплевать в душу идеалу.

   - .. « Так  просто  всё.  Так  сложно  всё…- шептала  Глория,  сложив  молитвенно ладони   перед мраморной статуэткой богини Юноны, своей покровительницы…-  Что  будет с нами, кто ответит?...Надеюсь,  встретимся   ещё…Лишь  для  тебя  живу  на  свете…– слова  сонета рождались  легко, но их смысл   обжигал сердце страданием.  -  …А  мне  так  хочется, поверь,  момента  этого дождаться:… Войти  однажды  в  твою дверь …И  никогда  не расставаться…»*   О, Кай… Как  быть  нам вместе, как?….Ведь ты ничего не знаешь…
      Под утро Кровавого дня, третьего дня праздника Кибелы, измученная бессонницей, Глория заснула, прижав  к  груди  любимую  пушистую кошку  Дафну…
                *   *   *
      …Ночной Рим, погруженный в религиозную скорбь, не спал.
В кромешной тьме многочисленные толпы паломников тянулись к святилищу Великой Матери, чтобы стать свидетелями сотворенного богиней «чуда» – воскрешения Аттиса.
 
      Мать Богов, она же Великая Мать, она же Кибела – чужестранка в Риме. По преданию она прибыла из фригийского города Пессинунта в годы изнурительной войны с Ганнибалом.

      С тех пор в день своего праздника во главе торжественной процессии она «шествовала»  к реке Альмон на священное омовение. С воцарением Кибелы в  древнем храме Победы  Рим подчинился восточным богам и культам.

      Толпу паломников  возглавляли царствующие, их охрана, сенаторы, магистраты, прочие сановники и знатные вельможи.  Личная гвардия Волузиана  была в полном составе во главе с легатом пропретором Марием Алкивиадом.  Под черными плащами с капюшонами, низко надвинутыми  на лица, у всех паломников скрывались карнавальные костюмы, а преторианцы были еще в доспехах, при оружии.

      Рядом с Каем Валентом шел Талант, бывший Цитус, теперь – домашний раб  Мариев. На празднике обязанности Таланта состояли в том, чтобы обеспечить тыл для отступления господина, охраняя  его от возможных посягательств  со  стороны женщин, и составить компанию в таверне.

      Господин тихо говорил рабу:
   -  Было пророчество Сивиллы. Рим тогда свернет шею Ганнибалу, когда воцарится на Палатине Мать Богов, Кибела. Ее привезли в виде куска черного камня, из камня выточили лицо, а фигуру из серебра…
   -   А потом поставили фигуру на корабль.., он зашел в Тибр и застрял на мелководье…И никто не мог вытащить его… - так же тихо  добавил Талант.
   -  Но-о-о, нашлась тяжеловесная кобыла, некая Клавдия, супруга Квинта, так с помощью своих плотских грехов и вытащила корабль. Богине Кибеле по нраву проститутки, она их покровительница! –  усмехнулся  Кай Валент, и удивленно спросил   -  Откуда   знаешь?
   -  Я получил хорошее воспитание, хоть и не рожден римлянином.
   -   Воспитание у варваров? –  Кай  Валент засмеялся, забыв, где он.
      К ним обернулись впереди идущие.
   -   Как вам не стыдно, молодежь, вы же нарушаете святость шествия!
   -   Ладно тебе, умник, заткнись, - дерзко ответил Кай Валент.
   -   Это ты, латиклавий?
   -   А это ты, сенатор Квинт? –  злорадно улыбнулся молодой трибун латиклавий. –  Что-то  стал почтительным к восточным праздникам. Святошей заделался. Уж, не после того случая, когда углем обжегся?
      Квинт отвернулся, предпочитая не связываться с молодым наглецом.

     Кай Валент  прошептал Таланту:
   -   Видел эту крысу? Редкий образец  рогоносца, зеркало распутной жены. Я их обоих проучил. Одного поставил у двери спальни со свечой, другую, внучку Клавдии, той самой грешницы – раком, свечку задувать, –  шутник вновь засмеялся, на сей раз беззвучно.
      Талант смолчал…

 …   В эту ночь Аулия Велиана переплюнула царицу Савскую.
     Тщательно, руками рабынь, умастив тело ароматическим маслом, она украсила щиколотки ног серебряными браслетами, тугие девичьи бедра   обернула широкими кольцами золотистой кожи, застегнув пряжки. Надела такой же широкий пояс, стянувший ее кукольный стан и высоко поднявший острые маленькие груди.
     Окольцевала руки браслетами разной толщины и формы. Тяжелые волосы приказала поднять, скрепить диадемой с гранатами, уложить волнами наподобие цветка. Вдела в мочки ушей звонкие серебряные сережки. Очень постаралась над лицом, придав и без того  рысьим глазам коварную загадочность египетских цариц, а ярко накрашенным губам – беспощадную откровенность жриц Кибелы.
     Служанки поднесли две половинки  фиолетовой с золотом ткани и на плечах госпожи скрепили гранатовыми фибулами. Такое легкомысленное одеяние завершило маскарад Аулии Велианы.

     Взглянув на себя в зеркало, она закусила губку. Топнула каблучком.
   -  Да, неужели я такая никому не понравлюсь? Неужели среди тысяч римлян, вольноотпущенников, рабов.., да кого угодно! Не найдется желающий разрушить такое великолепие?!....

    …Фабию Глорию разбудила рабыня Меда, испуганно доложила о приезде Аулии Велианы.  Меда всегда ее встречала с дрожью в душе.  Как кошка, чувствовала опасность, исходившую от  бесподобной подруги  госпожи.

     Аулия, превосходно зная дом Антония Элия, проникла в покои Глории незамеченной. Оттолкнула Меду, бросилась к постели, смеясь:

   -  Я за тобой, соня! Одевайся. Где твой карнавальный наряд? Давай, мы быстро придумаем.  И на моей колеснице, вдвоем. Две Дианы! Гляди на меня…
     Она распахнула длиннополый плащ. Мерцавший глазок ночника вспыхнул россыпью драгоценных огоньков на ее  феерическом наряде.

     Фабия Глория смотрела на подругу тяжелым взглядом.
   -  О, мы покорим  этот блудливый город! Мы швырнем к нашим ногам его  сыновей, растопчем, сотрем в прах!
     Вновь бросилась к Глории, теребя ее за плечи.
   -  Очнись, милая. Да выбрось ты из головы свою мечту, свой бред. Веселись, гуляй  назло судьбе, назло твоему старому жениху!
   -  Так, ты  ничего не знаешь?
   -  Что я должна знать? Тебя сосватали? – Аулия дерзко рассмеялась.

     Глория неожиданно выхватила из–под подушек кинжал с тонким, как жало, клинком,  другой рукой стиснула плечо подруги, притянула к себе.
   -  Я тебя убью и себя, клянись мне! Клянись сейчас же! Богами, твоими покровителями!

     Рабыня Меда испуганно вскрикнула,  подхватив с  постели проснувшуюся Дафну.  Пушистая белая красавица   зашипела и могла броситься на гостью, защищая свою хозяйку. Вместе с кошкой Меда выбежала за дверь, посмотреть  – никто не идет?

   -  Ты с ума сошла! – обомлела Аулия.
   -   Клянись! –  яростно закричала Глория, бросив подругу на ложе, возвышаясь над нею с занесенным кинжалом. Аулия решила, что у Глории по известной причине каприз. Попробовала улыбнуться:
   -   Да, в чем дело, милая? Ты себя плохо чувствуешь?
   -   Поклянись и я отпущу тебя!
   -   Да, клянусь, клянусь! Какую клятву  дать, о, бедная моя Глория?
   -   Клянись, никогда не подойдешь к нему, увлекая своим бесстыдством!

     Аулия подумала,  речь идет о ее брате, Марке  Викторе.
   -  Клянусь! Богиней Туран клянусь. Всеми Римскими богами!  Нянькайся со своим братом сама.

     Глория замахнулась кинжалом.   Аулия с воплем вывернулась, упала на пол.
     Понимая, что дочь Фабиев только паникует,  молчала, лежа на ковре, слушая возбужденную подругу.

   -   Мой брат….Ты  натворила, злодейка, своим условием пари! Буквы личных прозвищ Марка Виктора и Феба, человека, кто невиновен в твоем глупом розыгрыше, - совпали!  Его имя Марий Кай Валент!..И он – мой жених.  Он, а не Марий Алкивиад. После праздника Радости состоится наша помолвка, а там – брачный обряд. Кай Валент станет моим мужем.

     Ротик Аулии приоткрылся от удивления.  А Глория повторяла, чувствуя себя ослабевшей:
   - Запомни! Кай Валент! Феба зовут – Кай Валент…
   -  Кай Вале-ент…
   -  Марий Кай Валент, сын Алкивиада!...А теперь уходи. И, если мой брат тебе не безразличен, изменись к нему, всем сердцем изменись….

      Глория рухнула на ложе. Вот и поговорила по душам с подругой….

      Аулия подобрала плащ. Пошла к выходу. Оглянулась.
      Фабия Глория вскинула голову с раскиданными волосами, крикнула ей:

   - Ты чудовище, подруга!

      Конечно, Глория безумно завидовала свободе дочери Цецинов. Дочери Фабиев не позволили бы вырядиться гетерой и на виду у всего Рима прокатиться полунагой.  А прятаться под маской?...Уже есть горький опыт.

      Аулия, страшно разобиженная, выскочила за дверь.
   -  Меда! – опомнилась госпожа. - Догони ее, немедленно. Верни ее!

      Тяжкое предчувствие, что больше не увидит Аулию, сразило Глорию.   
      Вернулась  Меда расстроенная – дочь Цецинов грубо отказалась, считая себя оскорбленной. Тут еще помешали служанки старшей госпожи.  Их послали узнать, из–за чего шум на половине ее покоев? Теперь доложат, что у дочери Антония  Элия была ее подруга, в фривольном наряде.  Мачеха, в наказание заберет у падчерицы  простыни и покрывала, придется спать на  голом   тюфяке.
      Глория зарылась лицом в подушки. Только бы успокоиться. Только бы не думать, как вызывающе одета на праздник Аулия. Почему? Почему застрял в памяти ее приподнятый широким поясом девственный живот?...

     …По семи холмам Вечного Города, тонувшего во мраке, как по мановению руки, вспыхнуло море огней – это явила римскому народу Великая Мать чудо – Аттис воскрес.

     Люди проливали счастливые слезы, обнимались и целовались.
   -  Аттис воскрес! – неслась отовсюду благая весть.
     Залитый огнями тысяч и тысяч факелов город сдернул с себя траурные одежды, раскрываясь роскошным цветком жизнерадостного маскарада. С плясками до упаду, громом музык, обжорством и пьянством. Наступал день – Праздник Радости – когда всё перемешивалось: рабы уподоблялись господам, и самый последний отщепенец  мог безнаказанно провозгласить себя первосвященником, полководцем, императором. Но только на один день!

   -   Аттис воскрес! Гилация! Гилация!

     Вокруг Кая Валента и Таланта паломники сбрасывали с себя траурные трабеи, открывая роскошные карнавальные костюмы. Смех и витирующие факелы, поцелуи и объятия.

     Напрасно Талант, соблюдая свои обязанности, расталкивал людей – толпа сомкнула кольцо вокруг Феба, угощая его вином, требуя открыть себя.   Кто-то сорвал с него плащ.  В короткой багряной тунике, с кинжалом в ножнах на поясе под складками, и в легких сандалиях со шнуровкой до колен, под маской Бахуса, он ничем бы не выделялся на маскараде. Кабы его не узнали по фигуре.  Тут же он попал в нескончаемые объятия, с поцелуями и виноизлиянием. На нем висли и орали:

   -  Гилация! Аттис воскрес! В кабак, Валент! В кабак!

     Таланту удалось пробиться к господину, когда тот заорал, что на площадь подвезли сундук с деньгами, раздают налево и направо! Толпа схлынула. Бросив Таланту факел, Кай Валент лихорадочно прятал лицо под маской Бахуса.  Их толкали, вновь обнимали и чмокали. С трудом они выбрались из толчеи.
     Отца и его клику Кай Валент потерял из виду. Где-то в тех толпах, над которыми размахивали   факелами,  его отец. Целуется с людьми, которых ненавидит, и кто ненавидят его. Пусть им. И к черту разнузданную челядь Волузиана вместе с ним.

     На стенах домов плясали  отблески  огней. Сторонясь маскарадных толп, Кай Валент и Талант шли вдоль  каменной  ограды.

   -  Знаю один тихий кабак. Там собираются легионеры, проходимцев туда не пускают, и  там готовят мои любимые устрицы. С медом, с лимоном…
   -  С перцем, луком и чесноком! –  пошутил Талант, обнимая господина за плечи.

     Вольность раба, не глядя на дарованные ему праздником привилегии, не понравилась молодому Марию.
   -  Руки! Я сказал – руки!
   -   О, больно надо! –  смеясь, Талант убрал руку. -   Я слышал про эту историю с Квинтом и Силией. В кабачках много о чем болтают. А ты – герой подобной болтовни в питейных заведениях! Только…
   -  Что, только?
   -  Дешевая эта слава.
   -   Много ты понимаешь, варвар.
   -  Я старше тебя.  Ты еще молокосос против меня. А то, что тебе повезло сразить Оместа и Лонга, еще не подвиг. Помашешь  мечом с моё, с моё похаркаешь  кровью. И то не всё…
   -  В отцы годишься? –  рассмеялся римлянин.
   -  Не в отцы, но в старшие братья сойду.
   -  Нашелся брат…Нет у меня братьев…Нет! –  нечто злобное и отчаянное прозвучало в голосе Кая Валента.

     Он сорвал с лица маску, готовый разразиться грозной тирадой, как  тут же  его атаковала  группа плясунов.  Они вовлекли его в дикий танец.  Талант не спешил прийти на помощь, доставляя себе удовольствие наблюдать, как  господина  кружили и тискали в объятиях.
    Лишь когда он сдался, повис на ком-то, Талант силой пробил себе дорогу, и не нашел ничего лучшего, как бросить несчастного Феба  через плечо.  Под хохот и вопли спасся с ним бегством. Отпустил, запыхавшись от  усталости.

   -  Ну, ты не перышко….
     Кай Валент развернул к себе раба.
   -  Ты еще узнаешь, варвар,  сколько я вешу, и сам залезешь в мешок, откуда   тебя вытащил!
   -  А, если не залезу?
   -  Залезешь! Не такие, как ты, храбрые, общению со мной предпочитали смерть.
   -  Я предпочту жизнь. – с суровой прямотой ответили ему.

     Какое-то время острым взглядом Кай Валент сверлил бывшего гладиатора, он опустил глаза, четырхнувшись про себя.
     Никогда   в жизни, полной опасности, Цитус  не прятал свой взор, всегда смотрел  открыто, и перебарывал любой жестокий вызов.  А тут…В голове Цитуса промелькнула шальная мысль: не иначе Кай Валент колдун, страшно смотреть в его глаза, когда тот  рассержен.
     Кай Валент усмехнулся,  и рассмеялся, отдохновено, дерзко. Отвернувшись, выкрикнул:
   -  В кабак, варвар!...

   … Аулия Велиана неслась каменистой улицей Лата, правя к арке Аллоброга.

     Сатиры, наяды, императоры, висельники, арабы, весь цвет масок при встрече с бешено мчащейся колесницей  с воплями рассыпались по сторонам. Никто не пробовал задержать неистовую Диану. Не пытался догнать. Кому это приходило в пьяную голову, тут же трезвели, услышав смех и предостережение: «Это же дочь гаруспика Публия Крейса. У нее сам бес брат!»

      Аулия пребывала в страшной злости, не щадила рысаков, не боялась перевернуться.  Ненавидела дождь огней, разноцветными гроздьями, спиралями, кругами трескучего фейерверка  рассыпавшийся в ночном воздухе города.

      К питейному заведению, царству легионеров и опытных служительниц Венеры, оставалось совсем немного, когда Талант вдруг понял, что на сей раз ему не спасти господина:  ярким  глазам Кая Валента предстало воистину чудо праздника
--------------------------------
* Слова сонета поэтессы Натальи Калач-Лучезара.

(...)