Письмо отцу

- Ну ты, Ванечка, и фрукт! Не ожидала я от тебя такого! – Светлана плюнула на приличия и вытерла нос рукавом блузки.
Нарядную эту блузку сшила ей мама. Достала из своих запасов отрез шелка, повздыхала над ним, жалея немного, что не ей достанется такая красота, да и уселась за швейную машинку.
Как же! Подросла девка. Наряды нужны. Кто на нее посмотрит, если одета кое-как?
«Лучше бы мамонька так не старалась… Толку-то?» - подумала Светка, глядя вслед своей первой любви.
Топала эта самая любовь от Светланы бодрым армейским шагом и даже не оглянулась ни разу.
Обидно до невозможности!
Светка всхлипнула еще раз, но тут же вспомнила, что ресницы накрашены, несмотря на материн запрет, а, значит, реветь нельзя нисколечко.
Иван, Ваня, Ванечка…
Любимый и единственный! Всего-то полгода счастья им и было отмерено. Светка считала. С того дня, как познакомились, аккурат полгода и прошло.
Всего полгода, а столько всего случилось…
Иван все-таки обернулся, но Светлана сделала вид, что этого не заметила.
А потому как, нечего! Она к нему с такой новостью, а он нос воротит?! Пусть катится! Моряк – с печки бряк! Море ему подавай и свободу! Видали?! Да и скатертью дорожка! Что она, маленькая?! Сама и родит, и воспитает! И разрешения не спросит! Много чести!
Светлана злилась, но внутри тоненько-тоненько, пискляво, до зубовного скрежета, скулила обида.
Как так? Ведь говорил, что любит, сулил все, что душе угодно будет! Обещал, что поженятся… А сам? В кусты?! Сразу, как только она ему сообщила, что ребенка ждет?
Ну как сообщила…
Сказала, что рассчитывает на большее, чем редкие встречи по выходным, а он ответил, что его море ждет. И менять свои планы ради ее думок он не собирается. Сказал, что если любит, то пусть собирается и едет с ним.
А куда она от матери?! Да еще с пузом? На другой конец страны, где ни родни, ни близких, никого и ничего?
Ну уж нет! Не будет этого!
Светка встала со скамейки, одернула юбку и поправила прическу. Своих три пера, конечно, но завивка чудеса творит. Правильно мама говорила – внешность многое меняет. Вон, Ваня, неказистый с виду. Без слез не глянешь! А девки по нему с ума сходят. Потому, как он и умный, и веселый, и серьезно поговорить может, не хуже, чем тот студент. Даром, что образования – пять классов и два коридора! А поди ж ты! Грамотный…
Впрочем, и у нее, Светки, не густо с этим. Техникум окончила и все. Дальше учиться наотрез отказалась, как мать не настаивала. Даже обозвала обидно и не разговаривала с ней почти месяц! Это когда такое было-то?!
Но Светка свою пользу и так понимает. Толку ей с того диплома, если уже сейчас она на стройке вон сколько заколачивает! И матери денежку шлет, и на себя хватает.
А мама отошла, успокоилась, да снова под крыло свое и приголубила. На то она и мама. Вот только… Что она теперь Светке скажет, когда узнает, что бабушкой станет? Будет скандал?
Зря гадала. Куда ж без него!
Мать орала так, что сбежались соседки. Впрочем, объяснять им ничего не стали. Сказали, что у Светки неприятности на работе, да и выпроводили всех. Нечего! Семейные дела на то и семейные, чтобы решать их без чужих советов да лишних ушей.
- Как же так, доченька? Или я тебе не говорила себя блюсти до свадьбы? Кому ты теперь нужна?! Эх, Ванька! Не ожидала я от него такой подлости! А с виду казался хорошим парнем! Змей! Ну ничего! Попляшет он у меня! Что ж, как сказала ему о дите, так и удрал?
Светка задумалась. Рассказать матери все как есть? Заклюет и не помилует. А так… С нее спрос маленький, а Ваня уже далеко будет.
- Да, мам. Так и было.
- Ох, горюшко мое горькое… Как же нам теперь с тобой?
- А никак! Что мы, маленькие, что ли? Сдюжим, мам! Если не бросишь меня, поможешь на первых порах, так и не страшно рожать.
- Да куда же я от тебя?! Что ты такое говоришь?! Какая мать своего дитя бросит, если тому помощь нужна?!
Светка закрыла глаза на минутку, да и выдохнула с облегчением.
Вот так, Ванечка! И без тебя, любимый мой, справимся! А ты – плыви! Коль тебе море дороже, чем ребенок!
Спустя какое-то время Светлана и сама забыла подробности разговора с Иваном. И даже уверилась в том, что рассказала ему о ребенке, получив в ответ по носу. А потому, злость и обида свили теплое гнездо в ее душе, улеглись в нем, крепко переплетясь между собой змеиными тонкими хвостами, и нет-нет, да и напоминали о себе, посмеиваясь:
- А ну-кась! Глянь? Дочка-то вся в папашу своего! Такой же мелкий бес! Так и вьется, так и кружит! Нервы треплет тебе почем зря! А ты ей расскажи, расскажи! Пусть не спрашивает, где ее папка непутевый! Как усвистал на свой океан, так ни слуху ни духу! И она так же ускачет от тебя, как подрастет! А все потому, что не умеет ценить да любить! И не научится! Яблочко от яблоньки…
Может быть поэтому Аленка, дочь Светланы, росла в полной уверенности – любит ее на этой земле только бабушка, да и то через раз. Ласкает, жалеет, но стоит соседкам хихикнуть за спиной, как тут же отодвигает от себя подальше:
- Иди, иди! К матери иди! Пусть она тебя и жалеет, горюшко мое… И за что нам такое наказание, Господи?! Чем провинились мы?
Лет до трех Алена была абсолютно уверена, что «горюшко» и «наказание» — это ее имена. Такие же, как и Аленушка. Так ее называла мама в редкие минуты затишья на душе. Тогда Аленке доставалась от нее редкая и такая желанная ласка.
- Иди сюда, доченька! Коски тебе приберу! Хороши они у тебя… Не мои кудельки… Вон, какие густые! В папашу… У него тоже волос густой был и темный, как вороново крыло! А глаза – синие-синие, как тот океан, на который он от нас подался… Ты – в него… Даром, что красавица получилась, а счастья тебе не видать, как своих ушей!
- Почему? – маленькая Алена куксилась, готовясь разреветься.
- Потому!
Голос матери срывался и Алена понимала – лучше ничего не спрашивать больше. Дорого обойдется. Проще уйти к бабушке, ткнуться носом в пахнущий котлетами и борщом передник, и пореветь немножко, жалея сначала себя, потом маму, а напоследок и бабушку за компанию. Потому как, позор мамин, а тащит его на себе бабушка.
Что это за позор такой и почему кто-то его вообще тащить куда-то должен, Алена узнала гораздо позже. Ей едва исполнилось десять, когда мама вдруг расцвела, похорошела, и укатила в город – строить новую жизнь.
Аленка осталась с бабушкой.
Не то, чтобы она очень уж скучала по матери. Та и раньше оставляла Алену надолго, когда уезжала на заработки, твердя, что «безотцовщину» кормить кому-то надо. Но это было другое. Из таких поездок мать возвращалась довольная, хоть и уставшая. Привозила сумки с подарками и новой одежкой, тискала Аленку, умиляясь ее худобе и росту, а потом пеняла матери:
- Мам, что это она такая худая? Люди скажут, что не кормим мы ее!
- Так, не ест дочь твоя ничего! Уж я к ней и так, и этак, а она кусок хлеба ухватит, и сыта! Была бы мать рядом – дите бы и питалось, как положено! А я что? За скотиной успей, на ферму успей, да еще и ребенок в доме! Чем пенять, лучше бы домой вернулась, да дочку нянчила!
- Чего ее нянчить, мам? Большая уж! Ладно, не ругайся! Лучше посмотри, что я тебе привезла!
- И кому нужны твои подарки? Ох, доченька, лучше бы ты рядом была! Изнылось сердечко-то! Скучаю…
Мать мрачнела, и Алена испуганно жалась в угол, понимая, что будет скандал.
- Да? Скучно тебе?! А мне не скучно?! Я еще молодая и красивая, а толку?! Живу, как бобыль какой! А тут еще ты попрекнешь! И тогда вовсе жить не хочется! Мам, хоть ты меня пожалей! Я и так себе такую обузу на шею повесила… Если бы знала, что так будет, разве отпустила бы его?
- Что теперь уж, доченька? Сделавши, локти кусать большого ума не надо!
- Мама!
- Что?! Дитя нажила – так воспитывай! А не хочешь – отцу напиши! Может, заберет девку-то?
- Чтобы я ему Алену отдала?! Да не бывать этому! Он знать не хотел ничего о ней! А теперь – на тебе, Иван Иванович, готового ребенка? Не будет этого! Не для того я столько лет ломаюсь на стройке, чтобы он пришел и готовое забрал!
- А – нет, так и не жалуйся! Взяла моду! Дите-то все слышит! Думаешь, не обидно ей? Знать, что отец подлец, а мать из последних сил жилу тянет?
- А и пусть обижается! Жизнь – она не только медок! Бывает, что и бьет наотмашь так, что не очухаешься! Все, мама! Закрыли тему! И не вздумай сама Ивану написать! А то знаю я тебя!
Запрет бабушка, конечно, соблюдала, но до поры до времени.
Алена готовилась к выпускным экзаменам, когда из города пришла весть. Мать Алены родила мальчика, а через неделю оставила этот грешный мир, так и не успев ничего никому объяснить.
И тайна рождения так и осталась бы для Алены большим секретом за семью печатями, если бы не ее упрямство.
Узнав о случившемся, бабушка собралась и уехала, не взяв с собой рыдающую Алену, и строго-настрого наказав следить за хозяйством.
- Теперь нам не о слезах нужно думать, детка… - затягивая потуже черную шаль, шептала бабушка Алене. – Как жить-то будем? На что? Ума не приложу…
- Бабуленька, я работать пойду!
- Погоди пока об этом. С младенчиком надо разобраться. Отец его забрать забрал, а поднимать отказывается. А я… Потянем ли, Аленушка?
- А есть варианты? Ба, я без матери, считай, росла! А его и вовсе в детский дом сдать?! Не дело это!
- Сама знаю… Да только страшно мне, Алена. Не знаю, надолго ли меня хватит…
Бабушка уехала, а Алена перерыла весь дом, понимая, что теперь уж запреты материнские совершенно ни к чему.
Надо искать отца, потому, как без помощи им с бабушкой никак не справиться…
Что нужно делать, она знала. С самого детства знала. С тех самых пор, как, еще не умея писать, начала рисовать послания отцу, тщательно пряча их от мамы и бабушки. Она сочиняла целые рассказы в картинках, рассказывая отцу о том, как в доме появился новый кот или о том, как бабушка учила ее лепить пельмени. Альбомы, которые Алена тщательно прятала под своей кроватью, нашла как-то бабушка, но ничего не сказала. Попробовала еще раз переговорить с дочерью, но отчаялась достучаться до нее, видя непримиримую обиду на того, кто мотался где-то по свету, не желая даже взглянуть на своего ребенка. Мать Алены злилась на бывшего возлюбленного, совершенно забывая о том, что он ничегошеньки не знает о том, что у него есть дочь.
На смену картинкам пришли корявые буквы, и Алена продолжила писать письма отцу, теперь уже пряча тетради, в которых была вся ее жизнь с радостями и печалями, обидами на весь мир и победами над собой.
И теперь оставалось только написать самое главное письмо. То, которое она, наконец, отправит…
Адрес Алена все-таки нашла. Старый потертый конверт мать спрятала так хорошо, что не урони Алена случайно рамку со старой фотографией, никогда не найти бы ей единственного напоминания о том, кто когда-то отказался от нее. Рамка выскользнула из рук Алены, когда девушка сняла ее со стены. Стекло, защищающее от пыли и вездесущих мух мамину фотографию, сделанную когда-то в городском фотоателье, брызнуло осколками, и Алена разревелась от досады. Правильно мама, видно, говорила – безрукая у нее дочка…
Краешек белого затертого конверта, показался из-под снимка, когда Алена попыталась стряхнуть осколки с маминого лица.
- Что это? – Алена потянула за уголок конверта и, поняв, что нашла то, что искала, разревелась еще громче. – Мам! За что ты так со мной?! Что я тебе плохого сделала?!
Долго еще Алена сидела на полу, высказывая матери все, что накопилось и прося прощения, сама не зная за что…
Легче почему-то не стало.
- Прости, мам, но я тебя не послушаюсь. Ты не хотела, чтобы я с отцом общалась… Я знаю… Но он мне очень нужен! Бабушка говорит, что не вечная… Я злюсь, конечно, что она так… Но понимаю – права ведь. И нам самим теперь не справится. Если он такой подлец, как ты рассказывала, я хотя бы знать буду, что это так и надеяться стану только на себя тогда. А если нет? Ты прости, мам, но я тебе не очень верю. Ты все время твердила, что папа плохой, а сама… Зачем ты меня рожала, если любить даже и не пыталась? К чему был этот пустой героизм? Да, я знаю, что ты скажешь! Неблагодарная я… Пусть так! А только, знаешь, как обидно, когда тебя не любят?! Когда твердят тебе, что похожа на человека, которого знать не знаю и никогда в своей жизни не видела?! Откуда я знаю, какой он? Вот и не обижайся! Я хочу на него посмотреть! И послушать, что он мне скажет!
Ей даже в голову не пришло тогда, что человек, который когда-то прислал письмо ее матери, мог переехать.
Она не думала ни о чем. Она действовала.
Просидев вечер и добрую половину ночи над листком, вырванном из старой школьной тетрадки, Алена все-таки сумела вывести три строчки, в которых, как ей казалось, было все. И ее обида на родителей, и призыв о помощи, и робкая надежда на то, что отец ее услышит.
Письмо она отправила утром, по дороге в школу. А вернувшись домой, застала там бабушку, которая привезла беспокойного, крошечного, как показалось Алене, младенца.
- Вот, Аленушка… Алешка это… Брат твой… - бабушка всхлипнула и отвернулась от своей кровати, на которой пеленала внука, а Алена с любопытством принялась разглядывать малыша.
- Бабуль, а почему он такой маленький?
- Нормальный. Ты меньше была и ростом, и весом.
- Правда?
- Угу. А потом, вон, какая вымахала. И он подрастет. Никуда не денется.
- Ба, а отец его…
- Сказал, что помогать будет, но забирать не станет. Не до того ему.
- И то хлеб… - Алена с такой точностью скопировала интонации бабушки, что та невольно улыбнулась.
- Ох, Аленка! Как-то мы справимся с ним?
- А как? Да, молча, ба! Как все с детьми справляются? Вон, у Ксюшки Зыковой их аж девять штук, а она – ничего! Не жалуется! Обещала мне пеленки-распашонки всякие принести, какие от близнецов остались. Говорит, кое-что новое совсем. Дети так быстро выросли, что и выгулять наряды не успели. Это правда, ба?
- Что, правда? Что дети растут быстро? Да, Аленушка. Быстрее времени. Только-только я мать твою вот так на руках держала, а теперь уж нет ее…
- Э, нет, бабуленька! Ты не плачь! А то и я реветь буду! И этот товарищ тоже плакать, вон, собирается! Чего ему надо? Мокрый?
- Голодный, наверное. Время-то уж сколько? Ох, ты Господи! И верно! Кормить пора!
Бабушка засуетилась и сунула Алене младенца.
- Подержи его пока! Да не бойся! Не уронишь! Ты у меня рукастая да справная, детка! Дай Бог, и он таким же будет!
Алена обмерла.
На ее руках лежало живое доказательство того, что она больше не одна. Сколько лет она мечтала о том, чтобы появился кто-то, кому она будет нужна как воздух, и кто будет так же необходим ей? Бабушка и мама были не в счет. У них всегда были свои понятия о том, кто кому и зачем нужен.
- Замуж выскочишь, и ищи ветра в поле! Нужны мы тебе будем! Как же! – мать пожимала плечами в ответ на вопросы Алены, как все будет, когда она вырастет.
А Алене так хотелось услышать, что жить они будут большой семьей. Вот хоть такой, как у Ксюшки Зыковой, где все бестолково, хлопотно и шумно, но так тепло и хорошо. И дети носятся по дому румяные и веселые, а собранные под одной крышей три поколения греют этих малышей и друг друга.
Ксюша жила с родителями и свекрами, одинаково ласково зовя и тех, и других «мама-папа». Дом вела крепкой рукой, понимая, что все, что творится под ее крышей – это сугубо ее ответственность, как матери, жены и хозяйки. И если уж судьба доверила ей такую ораву малышни, то нужно сделать все возможное, чтобы дети эти были счастливы. Муж ее полностью поддерживал, а потому мелкие ссоры или недомолвки гасил в зародыше, грозя пальцем домочадцам:
- А ну-ка! Приберитесь! Не дело это – на родню голос поднимать!
Алена, как-то услышав это, сделала себе зарубку на память. Так, вот, как надо жить?! Главное, помнить, о том, что родня – это в жизни главное!
Жаль, что у нее из родственников, только бабушка да мама. Был бы кто-то еще…
И вот, это свершилось…
И пусть этому мальчишке, который причмокивал губами, морщил нос, и готов был вот-вот разреветься, было всего пару недель от роду, она уже понимала – это навсегда. Он нужен ей. А она – ему. И каким бы взрослым он не стал – для нее этот мальчуган останется вот этой тяжестью и теплотой, которая трудит сейчас руки, но греет душу.
Справляться с братом Алена научилась быстро. Всего-то раз забежала на пару минут к ней запыхавшаяся Ксюша. Споро распеленала тут же заголосившего Алешку, и усмехнулась, разглядывая тоненькие ручки-ножки:
- Ну, привет, боец! Кричишь? Это хорошо! Громче давай! Разрабатывай легкие! Так, Аленка, слушай сюда! Ничего тут страшного нет и не будет! Все бабы справляются, и ты сможешь! Как купать да обрабатывать этого горлопана покажу, а дальше уж сама. Бабушка где?
- В город уехала утром. Бумаги какие-то оформлять. Сказала, что это срочно сделать надо, чтобы потом проблем не было. Она мне все показала, но я решила еще у тебя спросить, как надо…
- Это еще зачем? Бабушкина наука чем тебя не устроила? – Ксения нахмурилась.
- Ты не думай, Ксюш! Я не вредничаю! Просто… Бабушка сама говорит, что уже и забыть успела, какие младенцы бывают. А ты все помнишь…
- Еще бы! – хохотнула Ксения, у которой младшим близнецам едва исполнился год. – Как вчера было!
- Вот я и решила, что ты мне лучше объяснишь, как за Алешкой ухаживать. Мне так страшно, Ксюш! Он же такой маленький еще…
- Не боись, Аленка! Прорвемся! – Ксения вытянула из стопки отглаженных пеленок тонкую, и принялась пеленать тут же угомонившегося Алешку. – Раньше девок замуж рано выдавали. По прежним обычаям у тебя уже как минимум двое было бы. Так что – справишься!
Алена внимательно наблюдала за руками Ксении, а сама думала о том, что совершенно не готова пока даже думать о том, чтобы стать матерью. Ведь пеленки-бутылочки – это еще не все… Любить своих детей надо… А как?
Эту премудрость Алешка ей помог освоить в совершенстве. Алена теперь из школы домой не бежала, а летела! Ведь там ее ждали! И беззубая первая улыбка Алеши досталась, по капризу судьбы, вовсе не бабушке, а ей, Алене… И имя ее этот карапуз выучил раньше, чем все другие слова.
- Аёна! – требовательно голосил толстощекий мальчуган, ковыляя через двор навстречу бегущей от калитки сестре.
- Я тут, мой хороший! Иди ко мне!
Теплые ручонки обвивали ее шею, и Алена таяла, покрывая поцелуями чумазые щечки брата.
- Где опять лазил? Почему вся моська грязная? Пойдем-ка, умоемся!
С сестрой Алешка готов был на все. Даже терпеть мыло и мочалку. Бабушка хохотала, глядя, как Аленка пытается поймать верткого малыша:
- Ужик! Как есть, ужик! Держи его крепче, Аленушка! А то нос себе расшибет.
За хлопотами Алена совершенно забыла о письме, которое написала когда-то отцу. Ответ на ее послание так и не пришел, и Алена решила, что молчание тоже можно считать результатом. Раз отец молчит – значит она ему не нужна.
Червячок обиды немного повозился в ее сердце, но довольно быстро притих. Алене некогда было думать о себе. Все ее мысли занимал Алешка.
Бабушка то и дело заводила разговоры о поступлении в вуз, но Алена об этом даже слышать не желала.
- Бабуленька, ты же понимаешь, что это невозможно! Если я поступлю, то мне придется уехать в город! А как вы тут одни? Нет-нет, это даже не обсуждается!
Бабушка продолжала настаивать, а Алена злилась. Что она, работу не найдет в поселке? На ферме всегда работницы нужны, да и в магазин, который Ксения с мужем открыли недавно, продавцы требуются. Ксюша уже говорила Алене, что возьмет ее, если та решит в поселке остаться.
Но бабушка даже слушать ничего не желала.
- Аленка! Ты не понимаешь! Мама твоя вот так жизнь свою профукала, и ты туда же! Я ж для тебя стараюсь!
- Ба, я все понимаю, но не уговаривай меня! Есть вещи поважнее образования!
Именно в этот момент, в самый разгар их споров, и появился тот, кого Алена уже не чаяла когда-нибудь увидеть. 
Она возвращалась с Алешкой от Ксении в тот вечер. Брат, наигравшийся с близнецами, слегка капризничал, но устало плелся за ней, зная, что с Аленой шутки плохи и если уж она сказала – спать, то нужно слушаться. У самой калитки он потянул сестру за подол:
- Аёна! На, меня!
И сестра подхватила его на руки, невольно улыбаясь этому требовательному и смешному: «На!»
Толкнув калитку, она сделала пару шагов по дорожке, ведущей к крыльцу, и замерла. На веранде возился какой-то незнакомец. Он стоял на стареньком табурете и что-то делал с лампочкой, которая не горела ровно столько, сколько Алена себя помнила.
- Вот так, растудыть твою черешню! – удовлетворенно хмыкнул странный человек, когда лампочка загорелась-таки, и спрыгнул с табурета.
Только в этот момент он заметил и стоявшую столбом Алену, и Алешку, притихшего у нее на руках.
- Доча…
Иван сделал шаг, другой, и не обращая внимания на легкое движение Алены, которая попыталась было отстраниться, сгреб в объятия и ее, и Алексея.
- Родная моя…
Алена с удивлением увидела слезы на глазах у незнакомца.
- Ты прости меня, доченька! Я ведь ничего о тебе не знал! Твой? – Иван кивнул на Алешку, который во все глаза смотрел на странного дядьку, которого не пойми как занесло в их дом. – Доверишь деду? Иди-ка ко мне, мой родненький! Дай, я на тебя погляжу!
Только тут Алена очнулась и поняла, кто перед ней.
- Это не мой! Тьфу, ты! О чем это я?! Сын – не мой! Пап, это… Мамин… Брат мой, Алеша…
- Вон оно что! – Иван прижал к себе мальчика, который почему-то даже и не думал сопротивляться этим объятиям, а наоборот прижался к мужчине, обняв его за шею и потеревшись щекой о щетину.
- Коючий!
- Да не вопрос, родный мой! Побреюсь! Делов-то! Дочка, пойдем в дом. Комары у вас тут – просто звери! Обглодали меня за полчаса так, что я думал, вообще ничего не останется!
- Речка рядом, пап…
- Я помню…
Бабушка встретила Алену таким взглядом, что та поняла – отношения старшие уже выяснили и миру быть. А если так, то и ей обижаться незачем.
Какая разница, какие отношения были у родителей до того, как она родилась? Главное, что сейчас в ее семье прибыло. И, кажется, этот подарок судьбы стоит принять с благодарностью.
Она смотрела, как Алешка вьется у ног отца и понимала – вот так теперь и будет. В их доме появился, наконец, мужчина. И это хорошо…
Это потом Алена узнает, что письмо ее не затерялось на почте, а дошло по адресу. Но отец там давно уже не проживал. И молодая женщина, в руки которой попало Аленино послание, не пожалела времени и сил, чтобы найти прежнего хозяина квартиры и передать ему письмо. Получилось это у нее далеко не сразу. Пока она нашла контакты Ивана, пока отправила ему письмо… А потом измятый конверт еще несколько месяцев ждал Ивана, который был в плавании.
- Как получил твое письмо, доченька, так и примчался! Я ж думал, что один на всем белом свете! Мамке твой писал и не раз. Просил одуматься. Семью хотел.
- А она?
- А она мне только раз и ответила. Сказала, что замуж вышла и попросила больше не тревожить. Я и не стал… Эх, доча, если бы я знал, что тут такие дела раскудрявые! Я бы вплавь к вам вернулся! Господи, за что мне такое счастье?! Ничем и никак я его не заслужил! Поедешь со мной? У меня квартира во Владивостоке. Большая, светлая! Из окна море видно и такие закаты, что жить хочется, как глянешь!
- Пап, не могу я…
- Почему?
- Никуда я без Алешки и без бабушки не поеду! Не дело это!
- А кто сказал, что без них? Квартира большая. Места всем хватит. Тебе учиться надо, дочка! Бабушка будет с Алешкой сидеть, а тебя в институт пристроим.
- Да? А жить на что? Мы с бабушкой еле-еле справляемся! Отец Алешкин, хоть и обещал, а алименты не платит. Да вообще никак не помогает! Словно и не было у него сына! Забыл и из жизни вычеркнул. Уж больше года мы его не видели. Он вообще сюда всего раз и приезжал-то. Десять минут побыл и уехал. Уверился, что с Алешей все в порядке, и носа не кажет.
- Дочь, ты меня обидеть хочешь? – Иван сдвинул брови, и Алена чуть не рассмеялась в голос, до того отец в этот момент похож был на сердитого Алешку. – Чего смеешься? Я мужик или кто? Что ж я, двух особ женского пола и одного мальца не прокормлю?! Обижаешь! Собирайся, давай! Бабушка твоя умная женщина. И добро на переезд уже дала! Мы только твоего согласия ждали. А оно, как я понимаю, только что получено. Так, аль нет?
- Так, папка. Так…
И Алена обнимет отца, благословляя тот день, когда ей пришло в голову написать ему письмо. А потом уедет с ним к далекому океану, который, несмотря на свое название, вовсе не будет Тихим.
И пусть жизнь Алены тишиной похвастаться тоже не сможет, а штормов и штиля в ней хватит на три таких океана, девушка будет точно знать – у нее есть гавань, где можно найти убежище, что бы ни случилось.
И в этой гавани всегда будет спокойно и тепло. Там будут ждать родные и аромат любимых пирожков с капустой, которые Алена так и не научится печь, несмотря на все бабушкины старания.
А еще, там будет ждать ее вихрастый мальчишка, встречающий сестру чуть ломким еще, но уже солидным баском:
- Привет! Батя сказал, что ты заедешь! Ален, я соскучился!
- И я, мой хороший… И я…