Невидимый Страж

миниатюрная повесть

Нашему самому доброму другу,
ушедшему за дальнюю радугу  -
посвящается.


«Идёт ветер к югу
и переходит к северу,
и кружится, кружится
на ходу своём,
и возвращается ветер
на круги свои…»
Библия. Ветхий завет. Книга Екклесиаста

Глава 1. Струны ветра
    Я люблю слушать ветер. Здесь, укрывшись под сенью утёса у самого края обрыва, подолгу лежу, опустив голову на передние лапы, и, укутавшись длинным пушистым хвостом, каждой шерстинкой своей чувствую, как дышат горы.
    Я – Большой Барс, и вокруг здесь повсюду земля моих предков: зубастые грозные скалы и сверкающие холодным огнём ледники, голубые еловые чащи и многоцветье альпийских лугов, звенящие дробно ручьи и стремительные водопады, звериные тайные тропы и заповедное это ущелье. Те очень немногие люди, кому позволено было добраться сюда, назвали его «Ущельем Поющих Скал», потому что ветер, скользя вдоль извилистых склонов, раз за разом сгибает вершины стройных елей Тянь-Шаня и гудят их стволы слитно, звонко и тонко, как струны комуза. Отражаясь от скал, повторяясь ритмично, этот гул пробуждает дыхание гор, и их гортанные вздохи, то усиливаясь, то затихая, миру являют вечную пес-ню свободной и дикой природы.
     А над ущельем вздымается ввысь отвесный Хан-Тенгри, сияющий пик, и с самой вершины его смотрит на землю Отец-Небо. Глядит он на бесконечно враждующий мир и, кутаясь в облака, часто грустит, удивляясь неразумью слепому своих суетливых созданий: людей и зверей. Сплетаясь в борьбе, они чудо дарованной жизни бессмысленно тратят на ссоры и войны, и рвутся напрасно нити трепещущих судеб, и вновь возникают раздоры, и несть им числа…
     Я знаю и понимаю, о чём поют струны горного ветра: Хан-Тенгри снова и снова в посланьях своих не устаёт повторять о радости жизни и о свободе; о красоте бесконечного мира и бесконечных тоже невзгодах, стерегущих коварно в засадах беспечных существ, забывших о плате, взимаемой строго за все прегрешенья и страсти; о силе добра и не меньшей силе коварства, что неразрывно сливаются в вечности, то проигрывая, то побеждая друг друга. Струны ветра поют и поют, и мелодии эти тоже часть тканого жизнью ковра мирозданья.
     Давным – давно в далёком отсюда мире людей поэт сказал, «что про-виденье смешало зло с добром – таков весь свет!», потому что у людей короткая память, и они всегда повторяют не только чужие ошибки, но и свои. Мы, барсы, часто видели это. Видели, запоминали и учились с ними сражаться и выживать. Вот только с годами нам становится только труд-нее, ибо неисчерпаемы люди в жадности и пороках своих, и кажется слабому духом, что неразрывен круг страданий живущих… 
     ... Я подолгу смотрю на вершину Хан-Тенгри, внимательно слушаю эти ясные песни без слов и благодарно внимаю, а потом, когда ветер стихает, возвращаюсь обратно в свой мир, чтобы следовать дальше путём, который мне предназначен.
     Я – Большой Барс из рода Невидимых Стражей, и жители горных селений недаром слагают легенды о нас. Тем, кто захочет услышать, они могут многое рассказать. 
      
Глава 2. Люди и барсы

     В обширных степях и предгорьях Тянь-Шаня тысячелетиями одни народы сменяли другие. Какие-то их имена сохранились в памяти потомков, о некоторых одинокий пытливый искатель ещё когда-нибудь сможет прочесть в полуистлевших рукописях старинных архивов, иные же бесследно сгинули во тьме прошедших столетий. Скифы, хунны, ойраты, монголы, джунгары, уйгуры, казахи, кыргызы и русские… кто ещё там впереди? Кочевые и оседлые народы то шли друг на друга войной, то мирились и заключали союзы. Войлочные кибитки и юрты, города из глины и кирпича, крепости, храмы, башни и минареты в цветных изразцах… Султаны, эмиры, каганы и падишахи – все строили на века и создавали незыблемые, как им тщеславно казалось, государства и страны. Но потом волны новых пришельцев сметали одряхлевших владык, и вчерашнее вечное становилось просто пылью былого. «Всё течёт, всё изменяется», - не устают повторять мудрецы, но в заботах текущих наследники очень редко вспоминают о предках и живут лишь сегодняшним. Лишь иногда, летом в степи у ночного костра или вечером зимним у тёплого очага в занесённой снегами юрте, старик-аксакал начнёт вспоминать о далёких теперь временах и однажды расскажет собравшимся вокруг него детям легенду о Невидимом Страже.
 
   - А кто это – Невидимый Страж? Храбрый витязь-батыр или удачливый охотник-мерген? – среди слушающих сразу находится самый нетерпеливый. Мальчик, конечно же. – И почему он невидимый?
   - Да-да, почему вдруг - невидимый? – загалдят и другие мальчишки.
   - Торопливый человек в горах не живёт, - назидательно скажет сказитель и сурово нахмурится: - Всему свой черёд! Хотите узнать, помолчите.
И только когда торопыги смущённо притихнут, и все дети будут го-товы внимательно слушать, начнётся рассказ:
    - В дальних горах, высоко-высоко, на границе камня и ледников, там, где вершины касаются неба и не тают снега, живёт племя ирбисов-барсов. Барс самый сильный, могучий и скрытный. Мех у него густой, светло-серый с чёрными пятнами, и оттого незаметный в каменных россыпях и снежных прогалинах. Он от природы приземистый и ходит всегда только крадучись, почти что ползёт. Но если надо - стремительно прыгнет вперёд и настигнет любую добычу, какую захочет, и никому не уйти от кинжалов-когтей. Обычно он охоту ведет на горных козлов-ибиксов и ба-ранов-архаров, оленей-маралов и яков. Людей же ирбис всегда избегает и никогда без нужды не покажется и не вредит человеку. Но если какая-нибудь глупая овца вдруг случайно отобьётся от стада – ну что уж поделать, она станет платой хозяину гор от нерадивого пастуха: лучше смотри за доверенным стадом и не забывай, чьи глаза неустанно следят за тобой!

     Барс добычу берёт из засады и по многу часов ждёт терпеливо, что-бы не тратить силы напрасно. Прыжок его точен, смертелен удар – поэтому многие власть предержащие считают за честь изображением барса - символом силы и власти, украсить свой герб. Ведь силу бесспорную все уважают: и люди, и звери. Уж так повелось в мире подлунном и вряд ли будет иначе.

     Барс – одиночка и угодья охоты своей охраняет один в постоянном дозоре. Лишь один раз в два года барс на несколько дней выбирает пару себе, и потом, когда время приходит, самка рождает в укромной расселине или пещере двух-трёх детенышей и сама растит барсов новых, и тем продолжается вольная жизнь гордого племени. И должна продолжаться, пока горы стоят и не тают льды на вершинах.
     Горло барса устроено так, что он никогда не рычит, а только мурлычет, как домашняя кошка. Горы шума не любят, и барсам обычным звуки рыка совсем не нужны.
Но если вдруг среди скал чьё-то рычание всё же раздастся, то берегись, неразумный – путь твой дальше опасен и лучше тебе поскорее вернуться туда, откуда пришёл!
    
     Старик замолкает надолго и смотрит на угли костра, тускло рдеющие сквозь пепел, и кажется, что тени вокруг замирают и тоже скрывают какую-то тайну. Дети плотнее жмутся друг к другу и ждут…Тишина, толь-ко ветка сухая негромко треснет в костре или, поёжившись, кто-то тихонь-ко вздохнёт, представляя, как неуютно и страшно сейчас одинокому путнику где-то вдали от селенья.

      Очнувшись от дум, старик продолжает:
    - Предначертано свыше, что в каждом поколении барсов всегда рождается только один – самый могучий и умный, и только ему одному доступным становится сокровенное знание: способность речь понимать человека любого и даже вблизи его мысли прочесть, оставаясь при этом невидимым. Искусство скрываться от глаз барс этот знать будет лучше всех прочих зверей, вместе взятых. Рядом пройдёшь, но его не заметишь! Ему суждено будет стать Невидимым Стражем заветной тропы, что ведёт через горы прямо к Хан-Тенгри.

     Духи «Повелителя неба» не любят, чтобы к ним приходили случайные люди и понапрасну тревожили. Пройти по тропе дозволяется только шаману, и то только избранному. Духи, когда захотят, открыть ему могут тайны грядущего; если же нет их желания, то и шамана к Хан-Тенгри Страж не пропустит. Рыком объявит запрет и дорогу закроет: «Поворачивай, смертный, обратно!»

     - А этого барса можно… убить? – иногда всё же отважится кто-нибудь старца спросить. У людей ведь всегда нет-нет, да отыщется или просто глупец, или кто-то совсем безрассудный.

      Старик скажет в ответ, спокойно и твёрдо:
     - Барс – душа гор. Страж – средоточие этой души и охранитель всего вольного племени барсов. Кто осмелится руку на душу поднять, будет духами проклят вовеки и весь его род до седьмого колена. Запомните, дети: Отец-Небо для каждого из живущих обозначил черту, за которую нельзя преступать. И не брать сверх меры того, чего тебе вовсе не нужно. Барс живёт в мире барсов, человек – меж людей и понапрасну лучше нам не встречаться. Тем более – меряться силой. Повторяю ещё раз: запомните это!

     - Дедушка, а барсы долго живут? А Невидимый Страж – он что же, вовсе бессмертный? – не унимается любопытный, которому всё нужно знать.
     Старик отвечает всё так же спокойно:
     - Всем сущим под Небом положен предел. И зверю, и птице, и человеку. Когда Страж понимает, что срок его близится, он среди сыновей своих выбирает наследника. Старый барс передаёт молодому всё, что преемнику знать надлежит, и уходит заветной тропой на вершину Хан-Тенгри. Его земной путь завершается, а новый Невидимый Страж будет дальше хранить тайну тропы и границы племени ирбисов.

      Завершался рассказ, проходили года, и потом уже кто-то из этих мальчишек, сам став аксакалом, снова рассказывал внукам эту легенду о Стражах…
      Так было от века, таков был закон и считался незыблемым. Но, к несчастью зверей и людей, миром правят не только духи Хан-Тенгри. Иные времена пришли в горы Тянь-Шаня. И перемены не были к лучшему.


Глава 3. Война

      Вначале люди лишь изредка поднимались в горы. Охотились на ибиксов и архаров только для пропитания, и всегда просили прощения у добытого животного: «Прости, что мы отняли твою жизнь не по злобе, а лишь из нужды, благодарим тебя за мясо и шкуру, теперь семьи наши будут сыты и согреты благодаря твоей жертвенной смерти.  Просим смиренно: не держи обиду на нас, мы никого больше не тронем и лишнего не возьмём, пусть дух твой свободно и мирно уходит на небо. Прости и прощай!»
         
      Так было в самом начале времён, но годы шли и всё вокруг изменялось. Людей становилось всё больше и больше, а солнце в степях палило всё жарче, беспощадно выжигая пространство вокруг, и вот уже стада коров и овец, табуны лошадей пастухи начинали перегонять с равнины в предгорья, а потом и на высокогорные пастбища – джайлау. Стада росли и тучнели, они поднимались выше и выше, поедая, выбивая и вытаптывая траву до самых корней без остатка. Цветущие и изобильные раньше луга пустели; вырубались и редели на склонах ущелий когда-то густые леса, и всё больше мелели, а то и совсем пересыхали горные реки, ещё недавно такие бурные и быстрые. Но люди не замечали перемен: ледники на горах казались им вечными, горы бесконечными, а просторы – бескрайними. Всё покорялось новым хозяевам! И очень скоро были приручены могучие яки, и эти неукротимые ранее звери, смиряя свой дикий нрав, волей-неволей начинали служить человеку, а вереницы низкорослых, но очень выносливых мохнатых лошадок покорно поволокли скарб кочевников по таким кручам, что у тех, кто смотрел на них снизу, шапки-малахаи даже сваливались с головы.
      
      Одно за другим селения-аулы занимали урочища и ущелья, следом пошли чередой торговые караваны, на перевалах строились сторожевые башни и крепости. Путешествия становились всё безопаснее, и караван-сараи гостеприимно распахивали двери для проезжающих. Число странников: купцов, переселенцев и воинов, неуклонно множилось и возрастало. Мир людей раздвигал горизонты, и паутина дорог прочной сетью связала все края ойкумены – так появился Великий Шёлковый Путь! Вскоре вьючных верблюдов и лошадей заменили железные кони-машины. Мир изменялся бесповоротно.
    
      Однако не всё было благостно. Прежним хозяевам вольных пространств – диким животным и птицам, места здесь почти не осталось. Без пастбищ скудело и исчезало поголовье горных козлов и архаров, всё реже мелькали среди камней суслики и куропатки, пустели их норы и гнёзда. Оставшись без привычной им дичи, следом начали вымирать хищники: лисы, волки и рыси. Гонимые голодом, они по ночам, крадучись, спускались к жилищам людей, и пытались забраться в загоны скота или нападали на отары овец, но там их всегда встречали только капканы, ружейные пули и сторожевые собаки. Люди больше не чтили природу равной себе – теперь они брали всё, что только могли и сколько хотели без счёта.
      
      Обычай быть благодарным за удачу в охоте был почти позабыт, да и охота сама стала другой. Теперь в убийстве зверей человек видел прежде всего развлечение и забаву. На смену копьям и стрелам пришли дальнобойные ружья, слепящие фонари, ночные прицелы и стальные ловушки. Смерть настигала зверя издалека и внезапно – не отбиться ни лапой когтистой, ни хищным оскалом клыков. Оставалось только прятаться и уходить всё выше и выше, дальше и дальше, скрываясь в пещерах. И вот уже земля горных барсов, переставшая быть священной и недоступной, стала ареной беспощадной неравной борьбы, а таинственный Барс из горного божества превратился однажды в добычу, желанный трофей для богатых бездельников. «Времена не выбирают, в них живут и умирают».
      
      Когда Невидимый Страж – мой отец, сделал меня наследником по закону, началась и моя война. Бесповоротно и сразу.

Глава 4. Лица врагов

      Охотничьим навыкам и способам выживания в снежных горах маленьких барсов мать начинает учить с первых же дней, потом в их крови оживают инстинкты хищников-предков. Барсы скоро взрослеют, потому что на обрывистых склонах нет места ленивым и хилым.
    
      Я вырос сильным, выносливым, крупным, очень сообразительным и начал сам добывать себе пищу гораздо раньше всех прочих детёнышей. Но на первых порах это было всего лишь данью природным повадкам обычных ирбисов, не более. Когда же выбор отца пал на меня, ему предстояло передать мне особые, сокровенные знания Невидимых Стражей: умению читать мысли наших злейших врагов – людей, понимать их язык и самому важному – отводить глаза следопытам. Способность скрываться у всех на виду была нашим главным оружием.
      
     Я быстро учился. Мы ложились напротив друг друга, глаза в глаза, зрачки отца расширялись, в них вспыхивали и мерцали золотистые искры, всё во мне замирало… Я чувствовал, как тёплый поток его жизненной силы плавно перетекал в моё естество, сливая нас воедино. Окружавшие запахи и звуки становились острее и звонче, мир вокруг – сияюще-ярким даже в вечерних сумерках или предрассветном тумане, смысл любых слов человека – понятным. Теперь я мог ощущать даже цвет людских мыслей: чаще всего, тяжёлый и тёмный. Людей с мыслями светлых оттенков я тогда ещё не встречал и привык видеть в них только угрозу. И угроза день ото дня возрастала.

     Прежних местных охотников-одиночек быстро сменили чужеродные, пришлые ягд-команды – группы любителей  безопасно стрелять по мишеням живым. Во главе каждой шли проводники, хорошо знавшие повадки нужной им дичи. Если на первых порах они ещё соблюдали сроки сезона охоты, то уже очень скоро стрельба и ловля животных велась круглый год. Злая, кровавая потеха набирала свои обороты быстрей камнепадов и снежных лавин.

     Нам с отцом до поры удавалось спасать племя барсов: мы вовремя предупреждали своих о начале облав, запахом метили места установки капканов, пугали вьючных лошадей во время доставки припасов и не давали им делать больших переходов. Но другие звери – прежде всего архары и ибиксы, погибали от пуль быстрее, чем успевали вырастить молодняк, и поголовье копытных стремительно сокращалось. Так настали трудные времена и для нас. Однажды зимой, не найдя совсем никакой дичи, от голода погибло сразу несколько самок с котятами. Смерть подошла очень близко к нашим пещерам и с этим мы ничего не могли поделать. А потом следы людей стали появляться даже вблизи Заветной тропы и отступать стало совсем уже некуда. От этой напасти тайные знания не помогали. Молчали и духи Хан-Тенгри, сгущалась беда…

      Мы с отцом начали замечать, что многочисленным и разномастным компаниям охотников-чужаков на смену пришли новые люди. Теперь их стало поменьше, но были они гораздо опаснее: очень хорошо и надёжно экипированные, с дорогим снаряжением и дальнобойным оружием, они вскоре перестали использовать лошадей и быстро перемещались на юрких вездеходных машинах. Небольшие, на высоких колёсах с дутыми шинами и с ревущими мощно моторами, эти двухместные «квадроциклы» позво-ляли стрелкам проникать вглубь ущелий почти по полному бездорожью. Охотниками называть этих людей было вовсе нельзя, совсем невозможно: ведь они забирали у жертв своих только рога и самые красивые шкуры, остальное просто бросали. Прежде и больше всего им нравилось безнаказанно убивать, ощущая себя господами природы. Одно слово – убийцы, и только!
 
      Однажды мы видели, как подручные загнали для них стаю волков на дно узкой котловины, не имеющей выхода. «Хозяева» спокойно, как в тире, расстреляли со склонов всех до единого – от вожака до волчонка. Потом просто отрезали волчьи хвосты, нацепили на шапки и до утра веселились, с гоготом пили дурманное зелье, жгли большие костры и горланили шумные песни. Оставили после себя кучи мусора, много тлеющих углей и скорбную падаль - осквернённые трупы волков. Вскоре от углей вспыхнул пожар и бушевал почти две недели, надолго опустошив всю округу. Виновных никто не искал…

     Другая трагедия разыгралась на берегу горной речки. Жертвой стал благородный красавец-олень. Он не смог переплыть бурный поток и обречённо метался по отмели, а торжествующие «сверхчеловеки», сгрудившись вокруг, стреляли по очереди, соревнуясь, кто точней попадёт. Когда израненный марал наконец-то упал, ему отрубили рога, с шутовскими ужимками и мерзким хохотом вручили трофей «победителю», вырезали лучшие куски мяса, сердце и печень. Уехали, бросив остатки туши гнить на залитых кровью камнях…

     Такое вот ужасное Зло пришло в наши горы, но было оно совсем не безлико. Среди постоянно меняющихся чужаков выделялись трое самых приметных. Мы их назвали: Злобный, Хитрый, Угрюмый.
     Старшим был Злобный. Высокий, самонадеянный, властный и наглый. Сам в горы редко ходил. Но именно он встречал и приводил сюда группы стрелков. С каждым приездом «гости» выглядели один другого увереннее и богаче, их речь всё чаще была не похожа на говор местных людей. «Иностранцы, богачи, бизнесмены!» - с благоговением перешёптывались сопровождавшие их прислужники. Гостей дорогих встречали всегда с льстивым почётом. Злобный неизменно был с каждым подобострастно-учтив и заискивающе-предупредителен. Зато с подчинёнными – высо-комерен и груб, не терпел никаких возражений и мог даже ударить при малейшем намёке на несогласие. Его безропотно слушали и ещё больше боялись. Что скажешь – хозяин, ему можно всё!

     Второй, Хитрый, был следопытом. Маленький, шустрый словно хорёк, с узкими глазками, острым выступающим подбородком и постоянно оскаленными мелкими зубками, он безошибочно распутывал любые звериные хитрости и уловки, никогда не сбиваясь со следа. Именно он сумел подобраться однажды к Заветной тропе, и был нам опаснее больше других, вместе взятых.

     Третий, Угрюмый, коренастый, седой, вечно хмурый и недовольный, следовал тенью за Хитрым. Никогда не выпускал он винтовки из рук, настороженно зыркая по сторонам недоверчивым взглядом. Он отвечал за охрану стрелков во время их рейдов, и, пока развлекались хозяева, надёжно и верно вместе с помощниками охранял всю банду от нападения или постороннего взгляда: не подберёшься ни сбоку, ни сзади, ни ночью, ни днём. Зверь, человек - уноси скорей лапы и ноги, пока сам не попался в прицел и пощады не жди, если вдруг Угрюмый примет тебя за добычу.    

     Очень скоро троица эта сумела весь бизнес «дикой охоты» подмять под себя, и теперь только Злобный решал, кто и когда сможет приехать сюда позабавиться. И хотя в цене на услуги он предела не знал и наглел раз за разом, дела у команды шли хорошо, заказы от богачей лились непрерывным, бессовестно-мутным потоком зимою и летом. Только плати подороже и бери всё, что хочешь!

     Мы, барсы, уже понимали, что означает слово «деньги» в мире подобных людей. Но скоро нам предстояло понять это и на собственной шкуре. Вживую!

Глава 5. Прощанье до срока
       
     В тот день мы с отцом шли по Заветной тропе обычным дозором. Последние дни весны, приближается лето. Разнотравье, пенье птиц, солнце блестит и играет на голубовато-зелёной броне стройных елей, шеренгами замерших вдоль тропы, и ветерок чуть заметно колышет их остроконечные, похожие на старинные шлемы верхушки. В моих жилах бурлит ещё юная кровь, по зову её хочется мчаться куда-то безудержно, и, волю дав крепким мышцам здорового хищника, показать себя в полную силу, взбираясь бесстрашно прямо на скалы отвесные, и, никого не боясь, вдыхать и вдыхать струящийся с гор ледниковых целительный воздух, в котором всё ещё тают крупинки снежинок – что может быть радостней жизни на вольном просторе для смелого барса! Отец несколько раз пытался меня осадить строгим рыком: «Будь осторожен, не забывай об опасности, страж на дозоре не должен спешить!» Но мальчишеское озорство оказалось сильнее мудрости старшего и там, где тропа делала крутой поворот над высоким обрывом, в очередной раз я необдуманно быстро рванулся вперёд. Но кое-что из отцовской науки я всё же усвоил и заметить успел: «Что там за новый куст появился на склоне? Большой, его раньше не было здесь. Откуда он взялся? Надо пойти и проверить». И сразу же сильный толчок в левый бок сбросил меня прямо на камни откоса. Человека любого тут ждала верная смерть, но я был уже взрослым барсом и сразу сумел изогнуться в падении так, что не упал, а приземлился упруго на лапы. И ещё я услышал тугой, отрывистый и какой-то «гудящий», незнакомый мне звук. Злой и враждебный. Что это было, и кто же коварно напал из засады? В два прыжка я вернулся наверх.
         
      Отец лежал поперёк тропы, из груди торчал короткий толстый стержень, кровь толчками выплёскивалась из раны. Предназначенный мне болт самострела достался отцу, а гудящий звук был щелчком спущенной тетивы. Я поспешил и сам сорвал её неосторожным движением, а отец меня спас, столкнув под откос и закрыв своим телом. Он предупреждал меня о подобных ловушках, но раньше в нашей округе их не встречали. Теперь вот встретили, но за опыт пришлось заплатить непомерно высокую цену. Невозвратно высокую!
         
      Старый барс попытался немного подняться. Не смог и снова рухнул на камни, кровотеченье усилилось. Я, ещё до конца не сознавая того, что случилось, лёг рядом с ним. Глазами в глаза, как во время нашей учёбы ещё так недавно. Он прерывисто, трудно дышал, искры в зрачках его меркли и угасали: «Прощанье настало до срока… Слишком рано пришлось уходить, но выбора нет… Ты – новый Невидимый Страж… Скрываться умеешь, сражаться научишься сам… Не должен погибнуть напрасно… Злоба и месть – плохие помощники… Будь терпелив, осторожен и помни: обязан ты передать тайные знания наши наследнику в будущем… Это вечный закон…Помни об этом всегда… Тропу береги и…. Прощай!» Он дёрнулся и затих, искры взгляда погасли, закрылись глаза. Земной дозор старого барса и верного стража окончился.
    
      А солнце в горах сияло по-прежнему ярко, всё так же дул ветерок и верхушки елей качались, и не было грома с небес, и не заплакали горы, лишь тени в ущельях тревожно сгустились да пение птиц вдруг прекратилось. Радость жизни исчезла, вернулась и стала огромной беда, смерть торжествующе скалила зубы: «Ну и что станешь делать, юнец? Ты остался один и спасенья не будет, и нигде ты не спрячешься – пуля, стрела и капкан: вот твой удел, глупый зверь, никому не нужна ваша стража и вместо Заветной тропы здесь люди скоро проложат большую дорогу. Конец наступил всем вашим легендам и сказкам!»
      
     Но смерти в ответ струны ветра уже пели другую, грозную песню. Да, я остался один. В одиночестве. Это значит: нет больше рядом отца, учителя, друга и соратника-воина. Горькая, тяжкая правда. Но это ещё не конец – ведь живёт ещё в горной стране племя барсов. И у него всё ещё есть Невидимый Страж. Теперь это – я! Значит, прощанье до срока с отцом стало началом пути моего. Враг нанёс страшный удар. Я отвечу ему и отвечу сторицей!

      Глава 6. Кровь за кровь

      Тот, кто поставил самострел на тропе, обязательно должен был вернуться и проверить ловушку. Значит, чтобы увидеть его, нужно набраться терпения.
      
      Убийцы зверей никогда не ходили в горы по одному. И шли всегда очень внимательно и осторожно. Вряд ли получится напасть на них неожиданно, да ещё и так, чтобы самому невредимым выйти из схватки. Рисковать понапрасну сейчас мне нельзя. Всё приходит только к тому, кто умеет выдерживать время.
    
      Я поднялся в гору повыше и залёг между двух больших валунов. Место удобное: повсюду хаотичная россыпь крупных камней, тут и там то клочья серо-зелёного мха и лишайника, то ветви кустарников, свитые в сеть – моя пятнистая шкура со стороны казалась здесь всего лишь случайным лоскутом на плаще, который вечные горы набросили на могучие плечи ущелья. «Хочешь стать незаметным – исчезни у всех на виду». И я, новый Невидимый Страж, настороженно ждал… лежал, дыхание затаив и почти без движения...учился быть терпеливым.
      
      …Они появились на следующий день. Как всегда, первым шёл Хитрый, Угрюмый за ним, потом ещё четвёрка подручных. Хитрый, заметив труп барса, остановился, сделал прочим спутникам знак подождать и медленно, шаг за шагом, приблизился. Он не торопясь осмотрел всё вокруг, подозрительно ощупывая взглядом каждый кустик и камушек. Сверху вниз, снизу вверх, справа налево, слева направо… Кончик носа его, дрожа, по-крысиному втягивал воздух. Ничего не заметив, он чуть расслабился и взмахом руки подозвал остальных. Но и тогда сначала подошёл только Угрюмый. Он тоже долго и пристально оглядывался, потом бросил в барса несколько камней, по одному, один за другим. Только окончательно убедившись, что барс не шевелится и никакой явной угрозы не видно, коротко бросил вполоборота: «Всё чисто, идите сюда!»
      
      Когда вся группа сгрудилась вокруг богатой добычи, сразу же зазвучали и громким эхом по всему ущелью рассыпались их довольные, грубые голоса: «Ого-го, вот это зверюга… Вдвое больше обычного… А когти-то, когти – кинжалы!… А хвост какой длинный… И шкура на целый ковёр! ... Смотри, клыки-ятаганы! … Ну и повезло нам сегодня… Удача такая впервые!!!» Один только Хитрый не разделял общего веселья. Он снова начал разглядывать всё вокруг, склоняясь до самой земли и приседая на корточки, и уже почти ползал рядом с тропой: то к месту, где прятался самострел, то к откосу, куда я упал от толчка и откуда поднялся. Он даже поскрёб ножом запёкшуюся кровь на камнях, и, не погнушавшись, лизнул дважды лезвие, потом сплюнул с гримасой и сразу же как-то насторожился, словно бы сжался в комок, и весь подобрался. Явно что-то почувствовал. Жаль, мыслей его я не мог прочитать из укрытия, не подобравшись поближе, но то, что Хитрый серьёзно встревожился, было понятно. Это заметил Угрюмый и сразу же подошёл к напарнику. Перекинувшись с Хитрым всего парой слов, он немедленно прекратил шумные восторги своих не к месту развеселившихся «собратьев». Они сразу же смолкли, умело и быстро привязали тело барса за лапы к длинному шесту, с привычной сноровкой взвалили ношу на плечи и, взявшись попарно, торопливо зашагали прочь. Теперь впереди шёл Угрюмый с винтовкой наперевес. Хитрый, тоже с карабином наизготовку, замыкал шествие, то и дело принюхиваясь и озираясь. Нападать сейчас было бы чистым самоубийством.
      
      Я крался следом за ними до самого лагеря. Бесшумная тень, неслышная поступь, затаённый оскал и когти, до поры скрытые в подушечках лап. Молодой самец-ирбис навсегда остался в прошлом – там, на тропе, ещё до спуска тетивы самострела. Я стал безвозвратно другим, и теперь Большой Барс сам выберет время и место для мести. Люди-убийцы узнают, что искусством обмана в горах владеют не только они.         

     Лагерь браконьеров располагался на большой поляне у входа в ущелье, на развилке двух дорог. Одна из них, наезженная и широкая, вела в густонаселённую долину, где ухоженные поля, равнинные пастбища и поселения людей давным-давно поглотили былые степные просторы. Другая, извилистая и узкая, змеёй поднималась по горным склонам, откуда потом в разные стороны разбегалась сетью охотничьих троп и паутиной тропинок, по которым ягд-команды и шли за добычей. Поляну окружал еловый лес, когда-то густой, а теперь изрядно поредевший от частой вы-рубки. Гости наезжали сюда регулярно, и дрова для костров, дымящихся днём и ночью, господская челядь добывала тут же, на месте, особо не утруждаясь.

    Палаточный лагерь от посторонних был окружён проволочным забором и круглосуточно охранялся. От человека и обычного зверя этой охраны хватало вполне. Тем не менее, барсу все эти препоны можно было преодолеть, если бы не главное препятствие – огромный серый волкодав. Когда Злобный привёз его из города, пёс сразу же выгнал из лагеря всех прочих собак, причём одну из них даже загрыз, и прочно занял здесь место хотя и единственного, но зато абсолютно надёжного сторожа. Пока он находился на территории, любая попытка незаметно проникнуть в лагерь являлась бесполезной и смертельно опасной затеей.

    Я долго скрывался в окрестностях, но удобного случая не выпадало никак. Дни томительного ожидания неспешно ползли один за другим. Я питался случайной мелкой добычей, в основном грызунами и яйцами из птичьих гнёзд, мок под частыми в предгорьях дождями, в зной терпел мошкару, рисковал быть замеченным или даже убитым, но сдаться и уйти восвояси не мог. Об удаче молился безмолвной звериной молитвой всем духам природы, горам и ветрам. Ждал и терпел, терпел и надеялся, а ответа всё не было, и равнодушное время тянулось древесной смолой по коре старой ели, в корнях которой я урывками, изредка спал… Но, видимо, где-то там, высоко-высоко, молитву мою всё же однажды услышали, и когда в свой черёд пришло полнолуние, наконец-то мне повезло!
    
    В ту ночь большая луна сияла особенно ярким, магическим, серебристо-таинственным светом. Что-то властное, древнее вдруг пробудилось в собачьей крови, и серый пёс, повинуясь инстинктам своих дальних предков-волков, покинул ограду и трусцой направился в лес, прямо в чащу. Там он сел на задние лапы, задрал морду вверх и протяжно завыл на луну, как когда-то его дикий пращур, и воем своим сквозь тьму веков изливал тоску по свободе, вольным собратьям и верной, бегущей рядом подруге. Волкодав выл и выл, закрыв глаза и дрожа от неведомой ранее страсти, впервые не видя, не слыша, не замечая вокруг ничего. И не суждено ему было узнать, чья это тень вдруг взметнулась над ним и чьи это страшные зубы с хрустом переломили хребет у основания черепа. Смерть настигла его быстро и сразу, вой оборвался.

    Поднявшись после прыжка, я тронул лапой его бездыханное тело: «Прости, серый брат, что отнял твою жизнь. Ты был верным слугой, но выбрал себе плохого хозяина и заплатил за вину его первым. Пусть дух твой свободно уходит в Страну Вечной Охоты, там давно уже ждёт твоя настоящая стая. Иди с миром и зла не держи на меня. Прощай! Но прошу - помоги ещё напоследок!» Я перебросил обмякшего пса за спину, и, как волки уносят овцу, перенёс тело ближе к дороге, к самому лагерю, чтобы утром его пораньше нашли. Теперь мне уже ничто не мешало.
   
    Я нашёл лаз, который волкодав прорыл под проволокой, когда покидал лагерь, и осторожно проник за ограду. Охранники, привыкшие ночью полагаться на нюх волкодава, сидели у костра и дремали. Я медленно-медленно прополз к центральной, самой большой палатке. Внутри мерцал огонёк, и слышались негромкие голоса. Я давно заприметил, что трое моих врагов заходили сюда особенно часто. Так и есть – они были там, все вместе. Я, Большой Барс, дотянулся до своих главных врагов.
Слух у кошачьих в десятки раз острее, чем у человека, а я был барсом и не простым. Поэтому я мог слышать всё, что они говорили, и даже «видеть» их мысли. Полог палатки в этом не был помехой.

    Цвет разбойничьих мыслей, как всегда, клубился фиолетово-чёрным туманом. Я собрал все свои силы, чтобы «пробиться» сквозь его вязкую густоту и внимательно слушал. Выжидать на войне я уже научился.
    - Твой самострел оказался очень удачной затеей, - голос звучал повелительно и принадлежал явно Злобному. – Мистер Брэдли хорошо заплатил нам за чучело барса.
    - Нам? Большой разницы я не заметил, - в ответе второго сквозила ирония, и даже досада: - И, кстати сказать, возвращаясь обратно, мы весьма рисковали.
    - С чего ты взял, что за вами кто-то следил? Барсы всегда одиночки, это общеизвестно.
    - Простые ирбисы – да. Но этот – особенный!
    - Опять ты за свои старые сказки о стражах, заветах, заклятьях и прочей ерунде. Это всё глупые бренди и хватит тратить моё время на болтовню! Горы как горы, тропа как тропа, кошка как кошка – всё прошло гладко, вернулись спокойно. Да, не спорю, добыча не рядовая, но это всего лишь добыча. И за рейд этот я заплатил вам на треть больше обычного, верно? Как же это ты вдруг – «не заметил»? Может, вздумал мою долю проверить? Забыл, кто здесь босс? Могу и напомнить! – угроза сквозь мысленную черноту сверкнула молнией красной, слова резанули как лезвием.
    - Босс, конечно же, ты. Успокойся, я совсем не об этом, - Хитрый тут же дал на попятную. Так быстро спрятать ядовитое жало под льстивую речь мог только он.
    – Без обид, хозяин, я и не думал спорить с тобой. Всем известно, раскошелить клиента лучше тебя никто не сумеет.

    Хитрый продолжал примирительно-вкрадчивым тоном:
    - Но согласись, убитый барс оказался вдвое больших размеров – это ведь факт. И следы лап на осыпи, клочки шерсти на камнях у обрыва – ещё один факт. Барс, убитый стрелой, не мог их оставить. Значит, был и второй, к тому же взрослый и тоже большой. Уж в этом-то я, согласись, разбираюсь! Выходит, два взрослых барса-самца ни с того, ни с сего шли по тропе… Просто так шли или всё-таки нет? Ничего просто так не бывает. Тут для нас точно пахнет большими деньгами!
 
    После краткой паузы Злобный заговорил. Похоже, он заинтересовался и начал вслух прокручивать возможную сделку:
    - А что, сказка не сказка, но Брэдли может и клюнуть. Заморские богачи на экзотику падки… Легенда, второй барс, наследник… Если умеючи рассказать: дескать, новый Невидимый Страж и он же последний в роду? Значит, шкура его… да что там шкура – чучело, по цене выйдет много, много дороже! Пожалуй, ты прав – мы на этом сыграем! Свяжусь с Брэдли завтра, посмотрим, что выйдет… А ты молодец, научился не только следы разбирать!
    - Твоя школа, босс, - Хитрый снова умело «прогнулся».
Злобный довольно захохотал, ему вторил Хитрый.
    - Сдаётся мне, второй барс от тропы далеко не уйдёт, и мы его быстро достанем, - раздался низкий, хриплый голос Угрюмого.
    - Если выйдет всё, как задумали, на этот раз долю вашу удвою, - Злобный подвёл разговору черту.
    - Вот это дело, хозяин – мужской разговор! За это надо бы выпить!
Троица дружно загоготала, послышался звон стаканов и грубые шутки.

    Подслушивать дальше было излишним. Я узнал, всё что нужно. «Чучело, значит…» Ярость дикого зверя поднялась багровой волной, но я не дал ей воли. Прорвать тент палатки и напасть прямо сейчас было очень легко, но вот уйти потом целым мне вряд ли удастся. «Не рискуй понапрасну!» - я снова вспомнил отца. И исчез незамеченным. Но напоследок оставил на песке у палатки послание - чёткий след от когтей, чтобы враги сразу поняли: «Это я, Большой Барс - я действительно существую и был здесь, совсем рядом с вами!» А ещё утром вы быстро обнаружите мёртвого волкодава и помчитесь вдогонку за мной, но это будет уже не ваша охота – только моя!
   
    Всё так и вышло. Не найдя в лагере пса, Злобный пошёл искать его за ограду, а когда нашёл, то сразу же поднял на ноги всех. Рваная рана на теле собаки и следы у палатки сомнений в том, кто это сделал, не оставляли. Разумеется, такого наглого покушения на свою собственность Злобный допустить не мог. А тут я ещё подлил масла в огонь: намеренно вышел на дорогу в прямой видимости дозорных из лагеря, не торопясь, помахивая хвостом, прошёл взад-вперёд и потянулся лениво: «Смотрите, я - вот он!» и быстро скрылся. Гнев ослепил привычную осторожность бандитов, и почти сразу вдогонку за мной рванул квадроцикл – на нём Хитрый с Угрюмым, тут же вылетел второй – им управлял лично Злобный. Следом, чуть приотстав, на вездеходе вышла команда подручных. Началось!

    Я убегал вдоль дороги, то и дело мелькая между камней. Так, чтобы враги меня видели, но прицелиться не успевали. Угрюмый, опытный снайпер, попытался выстрелить на ходу, раз и другой. Но с квадроцикла на полном ходу попробуй-ка попади! Но я подыграл: притворился, что ранен. Хромая для виду, заманивая, я неуклонно бежал всё дальше и дальше – и наконец добежал!

    Там, где дорога делала крутой поворот перед тем, как извилистым серпантином начать подъём в горы, слева по склону под камнями скрывался снежный «язык».Давным-давно сюда сумел однажды дотянуться ледник, но потом зимы стали короче, а лето – жарче, лёд растаял почти, сверху его постепенно засыпали камни, а кое-где даже успела пробиться трава. Но под каменной толщей ещё сохранились остатки старого льда, перемешались с землёй в комья рыхлого снега, а дожди, щедро напитавшие влагой почву вокруг, превратили весь склон в напряжённо дрожав-шую массу, только и ждущую рокового толчка.

    Когда квадроциклы достигли самого опасного места, я резко свернул и бросился вверх. Выстрел грянул вдогонку, но тщетно! Я увернулся и прыгнул с разбегу в самый центр «языка». В прыжке всеми четырьмя лапами ударил по накренившемуся к дороге валуну и сразу же, мускулы разрывая, успел от него оттолкнуться, буквально взлетев над ухнувшим вниз потоком камней и хищно хлюпнувшей грязи. Гора облегчённо вздохнула, исторгая долго зревший нарыв…

   Когда всё стихло, и пыль улеглась, я огляделся. Внизу ничего живого: ни надрывно ревущих машин, ни людей, лишь оползень, перекрывший дорогу. Только острые камни и грязь между ними, ни крика, ни стона, ни звука. Я мог уходить – враги получили своё по заслугам, но Стража чутьё подсказало: «Не спеши, зло бывает живучим!» Я присмотрелся внимательнее - так и есть, за оползнем на дороге заметно движение. Да это же Злобный! Он как-то сумел увернуться от камнепада и теперь торопливо ковылял прочь, надеясь на своих отставших помощников. Зря надеялся: страх и верность между собою не дружат, все прислужники без оглядки сбежали, даже и не помышляя спасать хозяина. Каждый был за себя и боялся – а вдруг обвал повторится, в горах ведь часто такое бывает…

   Вот и получилась в итоге картина: Злобный остался один, позади дорога закрыта, а перед ним, отрезая путь к лагерю, стою сейчас я, Большой Барс. Тот самый, чучело которого браконьерский вожак вчера ещё собирался американцу продать за огромные деньги. «А что ты скажешь теперь, человек – самый непобедимый и сильный? Где оружие, которым ты так хвастался и гордился? Что ты можешь на деле сейчас? Отвечай!»

   Если бы он взялся за нож, висящий на поясе, я подарил бы ему почётную смерть воина на поединке. Но воином Злобный не был: забыв о ноже, он тут же позорно обмочился и, завывая от ужаса, зачем-то кинулся от меня вверх по склону. Человек хотел убежать от барса в горах? Совсем потерял разум от страха. Какой уж там бег – он почти сразу упал и, на четвереньках, задыхаясь, вихляясь как раздавленная ящерица, срывая ногти и вереща, уже вовсе не Злобный, а просто Мерзкий, всё полз и полз куда-то, а я, чуть приотстав, спокойно шёл позади. Ну что же, видимо, это судьба негодяя. Вместо смерти в бою он кончину себе выбрал сам. Такую же, какую раньше без сожаленья готовил другим.

     Не спеша, шаг за шагом, я загнал его в лес. Там, в Волчьем урочище, стальные зубы капкана положили конец его жизни, перебив артерию на бедре. Хлынула чёрная кровь. Пытаясь спастись, он ещё попытался брючным ремнём перетянуть ногу повыше, но сведённые судорогой пальцы не слушались, и всё закончилось быстро.

     Я обошёл тело кругом. Вспоминал, как браконьеры убивали марала на отмели, как с хохотом расстреливали волков, как на шесте тащили тело отца, и голова его при этом болталась, бессильно свисая… Кровь за кровь! Я отомстил и ушёл, не оглядываясь.

    … В это самое время за тысячи миль от Тянь-Шаня сенатор Уильям Брэдли, завершив длительные и сложные переговоры, вернулся в свой загородный дом. Он был очень доволен: ему удалось договориться с представителями до недавнего времени активно противоборствующих компаний о долговременном партнёрском соглашении. Сделка в конечном итоге оказалась выгодна всем, но ему, Брэдли, особенно: весомые комиссионные выплаты плюс солидные взносы в личный «некоммерческий гуманитарный» фонд были хорошим вознаграждением за приложенные усилия.

    Сенатор приятно и вкусно поужинал в кругу любимой семьи, а потом направился в каминный зал пропустить бокал виски перед сном. Это было его давней традицией, которой он никогда не изменял. Каминный зал украшали трофеи многолетних охотничьих приключений: рога лосей и оленей, шкуры бурых и белых медведей, головы леопардов, тигров и даже одного африканского носорога. На видных местах красовались фотографии хозяина дома после сафари среди всемирно известных политиков и бизнесменов. Приятно было ощущать себя равным великим мира сего – победителем и властителем судеб.
 
    Брэдли любил, заходя в зал, нарочито небрежно повесить свою техасскую шляпу на рог носорога, и, опустившись в большое кожаное кресло у камина, вытянув ноги, подолгу смотреть на огонь. Мелкими глоточками смаковать янтарно-обжигающий виски, ощущая, как тепло блаженно растекается до кончиков пальцев. «Большая жизнь состоит из маленьких, но дорогих удовольствий», - этой фразой сенатор частенько сдабривал виски после удачного дня.

    В этот привычный ритуал недавно добавилось новшество. Из последней поездки в Среднюю Азию он привёз чучело редкостного снежного барса, добытого для него по специальному заказу. Теперь чучело стояло рядом с креслом и сэру Уильяму нравилось наблюдать, как, отражаясь от каминного пламени, в стеклянных глазах укрощённого ирбиса вспыхивают красные огоньки...

    Вот и сейчас Брэдли щедро налил себе двойную против обычного порцию виски, фамильярно щёлкнул барса по носу: «Ну что, приятель, составишь компанию?» и, поудобней устроившись в кресле, сделал глоток. Потом второй, третий, четвёртый. Сегодня он чувствовал себя особенно хорошо. Дело было в том, что в приватном разговоре после совещания сенатору ясно дали понять, что его давняя мечта – возглавить федеральную комиссию по инвестициям в страны «третьего мира», в Вашингтоне оценена положительно. Такая порция заслуживала ещё одной порции виски. Тоже двойной!

    …Мистер Брэдли дремал, предвкушая, как скоро он станет таким же, как все эти важные люди в Конгрессе, а там уже видно и Белый дом, потом, чем чёрт не шутит, станут возможными и приглашения в узкий круг Овального кабинета, и, может быть, даже на письменный стол в этой известной всем комнате однажды ляжет его персональная папка… Убаюканный алкоголем, Брэдли грезил почти наяву и не видел, как красные огоньки в глазах барса начали как будто бы оживать. Они разгорались всё ярче и ярче, потом из глаз от головы до хвоста бенгальскими огоньками замелькали по шерсти трескучие искры. Тело барса вдруг вздрогнуло и изогнулось. Словно вторя ему, огонь в камине стремительно разгорелся и, перескочив через защитный экран, перебросился на ковёр. Чучело вспыхнуло факелом, и огненный ирбис метнулся на кресло. Через несколько минут всё в зале пылало: шторы, портьеры, мебель, стены и потолки, с грохотом рухнула дверь. Гудящее пламя вырвалось прочь и бросилось дальше по коридору. Один за другим лопались зеркальные оконные стёк-ла, и запылало всё здание по фасаду. Скоро уже всё поместье превратилось в огромный костёр, который до утра не могли потушить, даже непрерывно меняя друг друга, несколько пожарных расчётов.

   Всё сгорело дотла, но самым ужасным было то, что из всей многочисленной семьи и челяди Брэдли уцелел только один привратник. Он-то и рассказал, что пожар начался в каминном зале. В результате следствием в качестве окончательной была принята версия несчастного случая при неосторожном пользовании камином. Правда, привратник ещё утверждал, что во время пожара он постоянно слышал торжествующий рёв какого-то дикого зверя, но, разумеется, это сочли всего лишь вымыслом насмерть перепуганного и пережившего тяжелый стресс человека. В материалах расследования данный факт, конечно же, зафиксирован не был.

    Так как вся семья Брэдли при пожаре погибла, прямых наследников у него не осталось. Все активы сенатора после длительных судебных разбирательств по частям растащили набежавшие из разных углов заимодавцы и кредиторы. Пышные некрологи центральных газет и официально-траурные речи в телевизионных, сетевых и радионовостях очень быстро сменились другими известиями, и финансовая империя Уильяма Брэдли, его политические прожекты и планы, а вскоре самая память о нём бесследно исчезли. Прах к праху, тлен к тлену. Мир продолжал жить по законам «око за око, зуб за зуб, кровь за кровь». Так было, так есть и так будет. Но неужели всё-таки невозможно иначе? Ответа не было.

   … В далёких тянь-шаньских горах Большой Барс после смерти людей ждал ответной облавы.

          

Глава 7. Храм земной, храм небесный

         
    Действительно, очень скоро в брошенном браконьерами лагере появились другие, очень серьёзные визитёры. Они наскоро проверили пустые палатки и отправились к месту обвала. В отличие от прежней разношёрстной публики часть из них была облачена в одинаковую серую униформу, другая, гораздо меньшая по количеству, - в зелёный камуфляж. «Серые» тщательно осмотрели обвалившийся склон, разрушенную дорогу и ловушку на лесной тропе, где погиб Злобный. Труп засунули в чёрный мешок и увезли, а потом долго рыскали вокруг, всё измеряли и несколько раз проверили, удостоверяясь, как сработал капкан. Пока «серые» зани-мались поисками, «зелёные» держались немного поодаль. По сути, просто находились в охранном оцеплении. Только один из них, высокий и светловолосый, проводил осмотр вместе с «серыми», тоже очень сосредоточено и внимательно. Он даже не поленился проползти по тропе, почти повторяя последние движения Злобного, и потом очень подробно объяснял другим, видимо, очень придирчивым сыщикам, как это Злобного «угораздило» попасть в западню. Когда «серые» наконец-то уехали, он ещё задержался и почему-то долго-долго смотрел на горы вокруг… Я назвал его Следопы-том, потому что он, судя по всему, был таким же опытным разведчиком, как и Хитрый. Я решил, что именно Следопыт и его группа будут теперь моими главными противниками. Однако вместо ожидаемой облавы с их стороны началось что-то другое.
       
     Первым делом «зелёные» перекрыли все пути, ведущие в горную страну: вначале главную дорогу, потом одну за другой охотничьи тропы, а затем перенаправили в обход перегоны скота. Появлявшихся чужаков сразу встречали «зелёные» патрули, и после нескольких конфликтов всем местным и пришлым стало понятно, что эти суровые, вооружённые люди агрессивных возражений не терпят. Казавшийся бесконечным поток охотников и браконьеров несколько поубавился, а к концу осени и вовсе иссяк. Я вначале решил, что Следопыт, как и ранее Злобный, просто утверждает своё новое, единоличное право на территорию, но время шло, а заказные ягд-команды не появлялись. Тогда в чём же цель этих непонятных людей? Оставалось неясным. Я продолжал наблюдать.
      
     «Зелёные» тоже группами часто ходили в горы, но, как оказалось, совсем не за добычей. Наоборот, они, методично прочёсывая ущелье за ущельем, урочище за урочищем, везде только снимали капканы и петли, убирали старые самострелы, засыпали ямы-ловушки. Постепенно они полностью очистили от смертельных угроз всю округу, причём нигде не задерживались подолгу и не разводили даже малых костров. Вместо снятых капканов эти люди кое-где прикрепляли к стволам деревьев или пря-тали между камней какие-то маленькие коробочки. Они называли их «фо-толовушками», и я скоро понял, что эти устройства нужны не для ловли зверей, а только их «отражений» - фотографий. Когда снимок прошедшего мимо животного оказывался особенно удачным, «ловцы» радовались этому ничуть не меньше, чем прежние добытчики трофеям после настоящей охоты. Всё это было непонятно, неожиданно и совершенно сбивало с толку. А вскоре произошло нечто и вовсе удивительное.
      
     На месте бывшей базы браконьеров «зелёные» аккуратно сняли старую проволочную ограду, вывезли весь накопившийся мусор и взамен поставили только один новый дом. Бревенчатый, с высоким крыльцом и двускатной крышей, он был очень похож на обычное человеческое жильё, но в отличие от него имел невысокую башенку наверху. Купол башенки напомнил мне луковицу тюльпана, а венчал её непривычный в этих местах крест. Что такое перекрестье прицела, мне было известно. Поэтому появление этого сооружения я первоначально принял за ещё неизвестную мне новую опасность. Степень возможной угрозы обязательно нужно было проверить.
       
     Я выждал, когда к вечеру все люди ушли, и подкрался поближе. Обошёл строение кругом. Никого, очень тихо, спокойно, только лёгкий ветерок чуть колышет траву на лужайке и в отдалении птицы щебечут. Дверь казалось закрытой, все окна по стенам – тоже. Странно - если это ловушка, то как же тогда в неё должна проникать предназначенная для поимки дичь? Если дом будет служить для людского жилья, то почему он без ограды и окна такие большие? В лесу для сбереженья тепла дома строят или вовсе без окон, или только с одним очень маленьким. Если это и не ловушка, и не хижина для ночлега, то что же тогда? Раньше Стражи с таким никогда не встречались, и я не мог понять, что делать дальше.
      
     И тут я вдруг почувствовал новый, незнакомый мне запах. Тонкий, медвяно-струящийся аромат, уловить который на открытом воздухе могло только чуткое обоняние барса. Запах исходил через щёлку в одном неплотно закрытом окне. Я встал на задние лапы и осторожно толкнул створку. Она легко подалась, окно распахнулось. Я заглянул: внутри полумрак, нет никого, но ясно – запах точно отсюда. «Неизвестного бойся! Там, где люди, опасно всегда!» - кричал во мне опыт ирбисов всех поколений. Но я обязательно должен понять, зачем здесь появились эти новые люди и что они с собой принесли вместо выстрелов и капканов.
       
    Я уцепился когтями за подоконник и прыгнул в комнату. Замер, к полу приник, напрягая все мускулы и угрожающе скалясь. Готов был к самому худшему, но нет, в доме по-прежнему тихо и ничего ужасного не случилось. Я огляделся. Комната небольшая и совершенно пустая.  Только у глухой торцевой стены напротив входа стоит один-единственный стол, а на нём железный ящик с песком. В песке торчат несколько тоненьких палочек и на кончике каждой из них виден крошечный огонёк. А на стене виднеются силуэты: в центре мужчина, слева женщина с младенцем на ру-ках, справа – седобородый старик. Огоньки освещают их лица, и они кажутся мне живыми. Что такое «иконы» и «свечи» знать я не мог, и таких слов никогда раньше прежние люди не говорили, но я понял: это не ловушка и не обычный дом человека. И никакой угрозы для меня здесь тоже нет и быть не может!
         
     Я сел на задние лапы и посмотрел прямо в глаза этим неизвестным мне людям: «Кто вы такие? Зачем вы пришли в наши горы?» Они смотрели на меня открыто и просто, все четверо: двое мужчин, женщина и ребёнок; пахло уютно и сладко, как на летнем лугу, неслышно плавились свечи, наружный свет тихо прятался под мягкое покрывало полутеней… И вот как будто кто-то погладил меня по загривку, легонько подул тёплым воздухом в переносицу, ласково прикоснулся к напружиненным лапам… и улеглась вздыбленная напрасно шерсть, стал ненужным оскал смертоносных клыков, стихло рычание… Я видел, как лики людей уже улыбались, и «слышал» в ответ: «Мы те, кто приносит добро, о котором ты раньше не слышал… Не нужно бояться, не нужно грозить, и не с кем сражаться… Всё теперь хорошо, и никто не обидит… Прости людям прошлую боль, вас больше не тронут… Всё теперь хорошо!»
      Я слышал и слушал этот отклик, понятный сразу на всех языках, человечьих, звериных и птичьих, и не был сейчас Большим Барсом, грозным Невидимым Стражем – я снова стал маленьким пушистым котёнком, которого берегла и охраняла надёжно мама-ирбис в тёплой, уютной пещерке под сенью вечных снегов и высокого синего неба…
          
     Мне давно уже не было так легко и спокойно, и уходить отсюда никак не хотелось. Но я всё-таки сознавал: это место создано не для зверя. Ответ нужный получен, и мне пора возвращаться обратно. Пятясь, я отступил к окну и выпрыгнул наружу. Осмотрелся ещё раз. Так и есть, инстинкт Стража меня не подвёл и верно сработал: сюда кто-то идёт! Но торопясь уходить, я напоследок перед крыльцом на песке опять провёл лапой глубокий когтистый след, чтобы людям было понятно: ирбис сюда приходил не случайно.
    Я решил проследить, что последует дальше и спрятался в зарослях неподалёку.
         
    К дому приблизились два человека с винтовками за плечами. Одного я сразу узнал – Следопыт, второго, ростом пониже, крепкого и черноволосого, с раскосыми по-рысьи глазами, видел впервые. Они сразу обратили внимание на распахнутое настежь окно и, конечно, тут же заметили мой след у крыльца. Следопыт осторожно подошёл к окну, прислушался. Ничего не заподозрив, ухватился за подоконник, подтянулся на руках и заглянул внутрь. Убедившись, что комната пуста, он так же осторожно спустился на землю. Задумчиво покрутил головой, снял с плеча винтовку, поставил её у входа и решительно вошёл в дом. Черноволосый крепыш остался снаружи с карабином наизготовку.

    Довольно скоро Следопыт вышел наружу, ещё раз осмотрел мои следы, внимательно огляделся вокруг и вдруг, бросив напарнику всего пару слов, направился прямо к тому месту, где я скрывался. Винтовку при этом не взял! Черноволосому, который попытался его удержать, Следопыт на ходу сделал отстраняющий жест правой рукой и продолжил идти, но переступал при этом так осторожно, как будто шёл не по твёрдой земле, а по скользкому льду. Шаг, остановка, ещё один шаг. Он словно бы понимал, откуда я наблюдаю за ними, и медленно приближался.
         
    Я напряженно замер. «Если подойдёт совсем близко, я прыгну - людям верить нельзя! Но почему человек идёт без оружия, почему так рискует?» Впервые в жизни я не знал, как следует поступить.
 
    Видимо, что-то почувствовав, Следопыт остановился. Спокойно протянул руки ладонями вперёд и постоял так немного. Потом заговорил:
       - Слушай меня, Большой Барс! Я знаю, ты здесь и ты меня слышишь. Облавы не будет! Не будет! Люди под обвалом на дороге погибли случайно. Их вожак сам попал в свой капкан и только поэтому умер. Тебя никто не винит и не ищет. Я повторяю – облавы не будет! Не нужно больше нападать на людей. Здесь теперь заповедник «Земля барсов». Чужие сюда не придут. Я, Александр Белов, главный егерь, тебе обещаю – никто вас не тронет! Не нападай на людей, мы тебе не враги. Не враги! Услышь меня, Большой Барс – крови больше не будет!
       
       Он повторил эти слова ещё несколько раз. Постоял потом молча, послушал. Я тоже замер, тише вздоха и камня, и стих даже ветер, который обычно всегда в это время спускался сюда с дальних гор, чтобы на закате поиграть верхушками елей. Вокруг быстро темнело, и кому-то из нас надлежало принять решение первым.
      
       Я оказался более терпеливым. Не дождавшись ответа, Следопыт вернулся обратно к напарнику. И уходя, он не побоялся повернуться ко мне спиной. Неужели доверился? Похоже, что в наши горы действительно пришли перемены, но мне ещё только предстояло над этим подумать.
   
      … После ужина на кордоне егерей, уже ближе к полуночи, у костра сидели и разговаривали два человека.
       - Послушай, Александр, почему ты был так уверен, что Большой Барс никуда не ушёл и может тебя услышать?
       - Я совсем не был в этом уверен, Омирбек. Просто надеялся. Ты ведь сам рассказал мне легенду о Невидимых Стражах. – Белов сделал паузу, налил товарищу и себе крепкого чая из закопчённого чайника, отхлебнул и, помолчав, отвечать на вопрос продолжил не сразу: - Хороший чай, в городе такого вкуса никогда не бывает! … Да, я просто надеялся, что это был действительно тот самый таинственный зверь. Понимаешь, всё было необычно. Если бы барс выпрыгнул на нас из окна, мы бы даже и взяться за ружья не успели, разорвал бы он нас в клочья в мгновение ока. Он мог бы и иконы разбить, и запросто устроить пожар – одного удара по ящику со свечами вполне бы хватило. Да что там – если бы я и не забыл щеколду на окне закрыть, он мог бы легко устроить на нас засаду поблизости. Например, залечь на крыше и броситься сверху. Но он ничего такого не сделал, наоборот, намеренно след свой оставил и явно хотел, чтобы мы узнали о нём. Поэтому я и решил: раз это не просто барс, то он и поступить должен так, как я сам бы сделал на его месте. Надеюсь, что всё-таки не ошибся.

       
     - Спасибо, что веришь в наши легенды. Я рад, что для тебя это оказались не просто пустые слова старых сказок, и мы с тобой сейчас вместе. Знаешь, по-тюркски моё имя – Омирбек, означает «владыка жизни». Меня так назвали по настоянию деда. Он хотел, чтобы я сам стал хозяином своей судьбы. Но там, в городах моей прошлой жизни, всегда находились люди, которые почему-то считали, что они могут и имеют право указывать мне, как жить и кому подчиняться. Для меня же дороже всего оказалась свобода. Поэтому я оставил прошлое позади и ушёл на волю - к тебе. Сейчас мы вместе – ты, я, наша команда, защищаем то, что завещано предками. И очень хорошо, что здесь появилась часовня. Дорога, по которой раньше приходило только зло, ведёт теперь к храму и принесёт добро в наши горы. Ты ставишь перед иконами свечи, а я обращаюсь к духам на вершине Хан-Тенгри, но просим мы с тобой об одном: укрепить наши силы, разум и вернуть сюда мир. Выходит, храмы земные люди строят по-разному, но храм небесный над нами всё же один. Мой дед учил: «В барсах живёт душа гор, Невидимый Страж хранит эту душу». Мы пришли сюда, чтобы спасти землю барсов. Значит, правда за нами и храм небесный поможет устоять храму земному. Так думаю я, так думают и все остальные в нашем отряде.
        - Согласен с тобой, – ответил Белов. – Меня с детства учили: всегда делай то, что по силам. Если сил не хватает, молись, как умеешь, вставай, поднимайся и делай своё дело дальше. Хочешь быть человеком – храни свою веру, уважай веру других, не бойся исполнить то, во что веришь и никогда не сдавайся. «Человека можно уничтожить, но его никогда нельзя победить». Так написал Эрнест Хемингуэй в своей книге, а уж он-то знал верный толк в этой жизни. У нас всё получится, не сомневаюсь. Потому что мы – вместе и верим в свою правоту! Только так, а как же иначе, однако… - и то ли в шутку, то ли всерьёз, прищурившись, Следопыт спросил: - Ответь-ка, приятель, если бы барс сегодня прыгнул на меня из кустов, ты бы смог в него выстрелить? В священного вашего зверя?
      - Но ведь не прыгнул же, - слегка усмехнувшись, ответил ему Омирбек. – Страж умный, он умеет отличать своих от чужих.
      - То есть, ты думаешь, Большой Барс меня всё же услышал?
      - Время покажет, Саша, пока подождём. Ты же сам всегда говоришь: всему своё время.
       - Ты прав, Омирбек, подождём…
      
      Друзья ещё долго сидели у огня, слушали, как потрескивают сучья в огне, молча смотрели, как пляшет на углях весёлая «огневушка-поскакушка», пили крепкий обжигающий чай и продолжали беседу без слов. В такие часы звучащим в унисон родственным душам не нужно словесное красноречие. И хотя мир вокруг них продолжал жить по извечным законам, вновь и вновь утверждая древнее право пролития крови за кровь, в «Стране барсов» вместо мести и ярости на горных склонах грядущей весной должны были расцвести алые тюльпаны первого примирения людей и зверей. Потому что действительно «всему своё время, и время всякой вещи под небом». Время умирать и время рождаться.
   
     …Вскоре после постройки часовни одна из фотоловушек в дальнем ущелье зафиксировала уникальный, редкостный факт. Огромный снежный барс вышел прямо на камеру, постоял, и, как будто красуясь перед объективом, несколько раз изогнулся всем телом во всю свою могучую дикую стать, потом выпустил когти и правой лапой прочертил по земле глубокую борозду, словно подпись оставил.
      
     Так Неведомый Страж впервые показался людям открыто, потому что хотел, чтобы Следопыт понял: «Тогда я услышал тебя, человек, и понял всё, что ты хотел мне сказать!»
   
             
Глава 8. Хан –Тенгри
      
     Я, Большой Барс, слушаю ветер в Ущелье Поющих Скал у подножья Хан-Тенгри. Я вижу, как качают ветвями ели на склонах, как причудливо движутся тени по скалам вокруг и как водопад превращает завесу воды в тысячи хрустально-сверкающих брызг при падении с крутого обрыва…
     Три года прошло. «Землю барсов» не тревожат больше незваные гости, торговые караваны и отары скота обходят наш край стороной. Буйно травы цветут на альпийских лугах, стада копытных – ибиксов и архаров, быстро восстановились и теперь нам, хищникам – волкам, рысям и барсам, вдоволь хватает дикого мяса. Следопыт сдержал обещание: люди несут только патрульную службу и лишь иногда приходят на горные тропы для смены фотоловушек.
       
     Я знаю, что Омирбек бывает у начала Заветной тропы. Он привязывает на ветви большой ели разноцветные ленточки, опускается на колени и подолгу сидит, вперив пристальный взгляд на вершину Хан-Тенгри. В это время он говорит с духами гор, и если они когда-нибудь позволят ему пройти по Заветной тропе, я не буду препятствовать. Тот, кто уважает закон гор, достоин равного уважения.
     Иногда я по утрам незаметно пробираюсь к придорожной часовне. Недавно купол на башенке обили листами зеркального блестящего металла, и мне нравится наблюдать, как в них отражается рассветное солнце, и как ярко сияет тогда венчающий башенку крест. Теперь я понимаю, что он нужен здесь для того, чтобы молитвы Следопыта и его друзей из храма земного быстрей достигали храма небесного.
      
       «…Кружится ветер на ходу своём и возвращается ветер на круги свои…»
    
      Я продолжаю дальше свой путь Невидимого Стража. Мне пришло время найти себе подругу, продолжить род тайных хранителей и в назначенный срок выбрать наследника. Я научу его всему, что узнал от отца, и что довелось познать мне самому: не склонять головы перед врагами и хранить верность друзьям. А когда настанет и мой земной черёд, я поднимусь Заветной тропой на вершину Хан-Тенгри и дальше, дальше – в синюю высь, где все мы, чьи души чисты, гордые барсы и отважные, мудрые люди, обязательно встретимся и будем говорить уже на одном языке. Я в это твёрдо верю и знаю: время придёт, мы встретимся. Мы – встретимся!   

г. Чита
08.11.2023 – 29.02.2024