Зима

    
                -1-

    Ближе к зиме состоялся переезд из комнаты-табакерки в однокомнатную хижину на самом краю города. Рядом с морем.
    У бедной жизни есть свои плюсы.
    При переезде не пришлось нанимать транспорт. Весь наш скарб мы унесли на руках. Я нёс две манги с рисунками Хокусая и про якудзу.
     Так я стал маргиналом. Вернее - маргиналией. Ожившим рисунком на краю рукописи судьбы.
    Море, как и мои любимые рисунки, было Японским. Оно меня и пугало, и очаровывало одномоментно. Точно так же как чаща в окрестностях родного хутора. Только в чащу зайти было проще, она была доступней. А море плескалось далеко внизу, под скалами.
     Мне оно нравилось и Мама, от греха подальше, промыла мне извилины по части того как это опасно - приближаться к краю.
      Так я стал бояться высоты и долгие годы мне было страшно  выходить даже на балкон третьего этажа. Потом прошло.
       А любовь к морю нет. Не прошла.

                -2-

       Вторым положительным явлением был телевизор.
  Этого чуда техники я прежде не видел. Даже не подозревал о его существовании. В лесу по бедности, а в "табакерке" по причине отсутствия места.
     Чёрно-белый ящик с маленьким экраном вернул меня в чудо. Там, как мне казалось - внутри, умещался целый мир. Не мир даже, а - миры!
    В крохотном пространстве за стеклом и фанерой, хватало места и для Голболи со Снежаной и Птырей, и для поющего Магомая, а позже, через годы, для Тсоя.
     Сам себя я тоже ощущал персонажем Телевизора. Мне постоянно казалось, что Кто-то меня видит. И не просто видит, но каким -то неизъяснимым образом, участвует в судьбе. Судьбе моей и судьбах других.

                -3-

    Жизнь, в общем и целом, наладилась. Жилось мне там, в хижине на морском берегу, расчудесно. Но недолго.
     Вскоре Мама определила меня в детский сад. А там пришлось не сладко.
     Нет... Каких-то диких ужасов и прочих дискриминаций не происходило. Из меня не выкачивали кровь, не били по голове камнем, а по жопе ремнём. Просто я был дикарём. Я не просто не умел, а не желал ходить строем, кушать по расписанию, водить хороводы и петь о Буддёном, ведущем нас смелее в бой.
    Но больше всего я ненавидел тихий час.
      Некоторое время кукловодам-воспитателям удавалось как-то мною манипулировать. Они внушали что петь про ёлочку родившуюся в лесу и при этом плясать - это чудо как интересно. Ставили в пример других деток...

   - Вот смотри как Володя весело поёт! Володе нравится, правда, Володя?

    - Пгавда! Нгавится!

   Картавил Володя.

   - И Наде нравится, правда, Надя?

   Я пытался соответствовать, но мне не нравилось. И Володя с Надей тоже мне не нравились, категорически, но вне зависимости от моего отрицания объективной реальности, Мама каждое утро кроме выходных вела меня в этот чужой, шумный и скучный мир полный счастливых детишек, не имеющих понятия о том, что такое прелесть уединения и созерцательности.

     Так прошла моя первая зима.