Глава 1-я.
1966-й год.
Столица Суринама.
Апрель месяц. 9 часов утра.
********
Самолёт приземлился на запасном аэродроме столицы Суринама городе Парамарибо, и я сразу заметил крайнее запустение проходного пассажирского терминала. Нас встретило обычное двухэтажное здание с башней диспетчеров: в открытом настежь ангаре пылились три самолёта допотопной внешности, к которым, по всей видимости, уже давно не прикасалась рука механика. Рядом стоял разобранный на запчасти немецкий Фокке-Вульф, и я ещё, помнится, удивился, откуда здесь в Южной Америке это чудо техники, если учесть, что со времён войны прошло два десятилетия?
После приземления нас разместили в местной обветшалой гостинице.
Так как Алексей Степанович, руководитель экспедиции, ушёл на встречу со своим коллегой по Географическому Обществу, захватив с собой наши визы и документы, то я заглянул в номер Семёна, который располагался по коридору напротив. Гостиница в это время года была полупустой и свободных номеров насчитывалась едва ли не дюжина на весь этаж. Войдя к Семёну, я застал его за распаковкой рюкзака и с довольно кислым выражением лица.
- Судя по твоей физиономии, тебя что-то удручает, друг мой, - пошутил я, не найдя ничего лучшего, чтобы развеять его печаль после удушливого перелёта и, оглядев комнату, отметил про себя, что убогостью она ничем не отличается от моей.
- У тебя душевой тоже нет? – откликнулся он, озабоченно почесав затылок.
- Забудь. Я так подозреваю, что местные жители здесь вообще не пользуются душевыми, благо океан рукой подать – брейся, мойся, купайся круглый год.
- Похоже на то. Может, и мы сходим, ополоснёмся? Ты как?
- Я и сам хотел тебе это предложить. Только нужно Валю забрать с собой, а то её тут мухи сожрут. Кстати, ты сильно не распаковывайся. Я слышал, как наш начальник экспедиции предупреждал управляющего гостиницей, что мы в этой дыре не пробудем и трёх дней.
- Знаю. Когда закупим всё оснащение, сразу двинем на джипах к плоскогорью. Он уже отправил проводников в город, договариваться о поставках, а мне наказал быть всем к вечеру внизу в буфете. Разрешил сходить на пляж, покупаться в волнах Атлантики.
- Миша с Колей уже там?
- Ещё бы! – хохотнул Семён, очевидно меняя настроение в лучшую сторону. – Бросили рюкзаки и сразу помчались вниз, не дожидаясь, пока мы тут распакуемся. Сказали, будут ждать нас под каким-нибудь грибком с уже холодным пивом.
Прошла горничная с ведром в руке и, улыбнувшись, пролепетала что-то на своём птичьем языке. Миновав комнату Боровского, нашего угрюмого и подозрительного фотографа, за дверью которой было необычайно тихо, я постучался в Валин номер.
Она была уже готова и смотрелась в купальнике довольно очаровательно, гораздо красивее виденной мною горничной. Изрядно устав после перелёта, она, тем не менее, выглядела потрясающе, отчего я тут же немного позавидовал Коле.
- Твой горе-ухажёр бросил тебя и умчался к океану? Даже не предложил помочь распаковать вещи? – спросил я, оглядывая такую же пустую и мрачную комнату. Здесь у неё хоть работал вентилятор.
- Да нет! – отмахнулась она энергичным жестом. – Ты же его знаешь. Они с Мишей присмотрят нам топчаны, прежде чем мы появимся на пляже. Ну что? Я готова.
Спустя несколько минут мы шли по булыжной мостовой, обрамлённой со всех сторон диковинными пальмами и кустами восхитительных орхидей, направляясь к пляжу вслед за остальными немногочисленными туристами.
В гостинице из нашей группы не осталось никого.
…Колесо роковой фортуны совершило первый оборот вокруг своей оси.
********
Огромная водная масса океана, тянувшаяся до горизонта, напрочь лишала каких-либо эмоций кроме восторга и потрясения своим величием. Ленивые волны накатывались на песчаную полоску пляжа, который извивался ломаной линией и прятался где-то в буйных зарослях пальм. Всё выглядело девственно чисто, величаво и первобытно, словно ты оказался выброшенным на берег три столетия назад.
Тут же стояли вкопанные в песке столики, жарились шашлыки и благоухал аромат фруктовых напитков, отчего у всех окружающих с аппетитом раздувались ноздри: кругом гомонили, смеялись, слушали из маленьких радиоприёмников бразильскую самбу, плескались в волнах и играли в пляжные игры. Подбегая к нам, счастливый Коля едва не получил по затылку пролетевшим волейбольным мячом, но удачно присев, оказался перед Валей, прежде чем та успела опомниться.
- Буэнос диос, господа! – заорал он весёлым голосом, очевидно уже успев искупаться, поскольку был мокрым и в волосах застряли мелкие ракушки. – Водичка обалдеть! – подхватывая Валю под руку и вручая ей сморщенные щупальца кальмара, потащил он к стоящим неподалёку топчанам.
- Ты уже нырял в океан? – с завистью накинулась на него Валя. Коля виновато потупился и приготовился спрятать голову в песок, как это обычно делают страусы в пампасах совсем иного континента. – Я же тебя просила просто топчаны занять, а купаться могли бы вместе! – Голос у неё был суровый, но глаза смеялись, глядя на провинившегося незадачливого ухажёра.
- А Миша где?
– Столик нам занял. А я на топчаны полотенца положил, чтоб видно было…
Спустя несколько минут мы уже потягивали из узких бокалов светлое пенистое пиво и созерцали под навесом из пальм всю великую мощь океана. Миша, как галантный джентльмен предложил Вале какой-то вычурный коктейль с соломинкой и, пробуя его первый раз в жизни, Валя зажмурилась от удовольствия. Скверное настроение от унылой гостиницы вмиг улетучилось, а когда мы всей оравой, счастливые и весёлые кинулись в волны Атлантики, восторгу нашему не было предела. О предстоящих трудностях похода через девственные джунгли никто из нас в тот миг не задумывался, как, впрочем, и об ожидающих опасностях. Единственное, что слегка омрачало душу, это присутствие загадочного Боровского в нашей команде, ведь с первой нашей вылазки в город он не удосужился пойти вместе с нами, что наводило на определённые мысли. Ну да бог с ним, думали мы тогда, плескаясь в волнах могучего океана наравне с другими туристами.
Вечером, отдохнувшие и весьма довольные, мы покидали пляж в компании других отдыхающих, которые наводнили вечернюю столицу, которая, на удивление, засверкала разноцветной иллюминацией на радость детям и нашей Валечке. Весь пляж светился гирляндами огней, отовсюду звучали ритмы бразильской румбы, но мы хотели успеть к ужину, поделившись впечатлениями с Алексеем Степановичем.
- С документами всё в порядке, ребята, - объявил он, когда мы собрались в буфете первого этажа и взахлёб рассказали ему о своих первых впечатлениях на южном континенте. Ужин нам подали за общий стол, где кроме нас ещё трапезничали несколько туристов из разных мест.
- Через бразильскую границу переедем без проблем, там уже таможенники предупреждены, спасибо моему другу, всё уладил как нельзя лучше. И если бы не наши проводники, не знаю, на какое время мы задержались бы. Хваткие ребята, скажу я вам. Я им вручил список, и они поехали по разным магазинам затовариваться продуктами, снаряжением и прочим необходимым для долгого похода вдоль берегов Амазонки. Всё снаряжение привезут завтра утром сюда в гостиницу. Мой друг предоставил нам два джипа и микроавтобус с водителями. Послезавтра выезжаем во всей экипировке. Нам придётся проехать через всю страну, благо Суринам государство небольшое, с двумя остановками: в городе Браунсвег и перед самой границей с Бразилией ещё один, нужно посмотреть по карте. Коля, - обратился он к Зайчику, как все его называли в нашей команде, - сбегай в мой номер, принеси, пожалуйста, карту – сейчас как раз и посмотрим.
Парень подмигнул Валюше, умчался наверх, а когда спустя несколько минут спустился вниз, лицо его выражало озабоченность и недоумение.
- Что случилось? – приподнялись мы, сразу почувствовав что-то недоброе. Профессор вопросительно посмотрел на Колю.
- Там это… - развёл он руками.
- Что?
- Ваш номер…
- Что, номер?
Коля сглотнул комок и обвёл всех озадаченным взглядом:
- Раскрыт настежь и всё перевёрнуто, будто ураган прошёлся.
Мы не поняли смысл его слов, а когда до нас дошло, вскочили все разом.
И только тут мы, наконец, уяснили, что именно нас терзало весь вечер за столом…
- Где наш фотограф? – спросил за всех профессор, обращаясь скорее к летающим мухам, нежели к сидящим за столом. – Он-то с вами ходил на пляж?
- Нет, - ответил Семён. – Мы думали, он по вашему указанию уехал с проводниками за провизией.
Наступила долгая пауза. Каждый думал о своём и об одном и том же.
Боровский исчез. Номер перевёрнут вверх ногами, будто там искали что-то очень важное и необходимое.
- Боже! – воскликнул Алексей Степанович, - там же карты нашего маршрута!
- Где?
- В тумбочке! Я сложил все наши документы, запас валюты и карты в один большой пакет.
Все ошеломлённо переглянулись.
Что-то нехорошее, тягостное и давящее завитало в воздухе.
Эффект Допплера: будущее может влиять на прошлое.
…Как покажут дальнейшие события, этот факт и впрямь имеет тенденцию воплощаться в жизнь.
********
Ранним утром мы все собрались за завтраком подвести свои первые неутешительные итоги ещё не начавшейся экспедиции. Предстоял долгий нудный день приготовления к походу. Боровский так и не появился. Проводники должны были вот-вот приехать на джипах с полным списком закупленного снаряжения, геологического оборудования и провизии с расчётом на два месяца маршрута через джунгли до ближайших берилловых приисков Минас-Жейрас. Всё оставшееся вчера время перед сном мы помогали профессору убираться в номере, безрезультатно искали карты, документы и деньги, а когда обратились с претензиями к управляющему гостиницы, тот лишь развёл руками. Ключи от номеров он отдал нам в руки, и чужие на наш этаж не поднимались, за исключением горничной, которая, разумеется, была вне подозрений. Замок в номере был профессионально вскрыт и, очевидно, пока мы купались в океане, а начальник экспедиции ездил в город, Боровский, воспользовавшись удобным случаем, обчистил комнату, прихватив с собой все ценные для похода вещи.
- Может, ему нужно было попасть сюда в Южную Америку, и он, прикрываясь экспедицией, вошёл к вам в доверие и добрался до Суринама? – предположил Коля-Зайчик, обращаясь к Алексею Степановичу. За столом царило угнетённое состояние ещё толком не начавшегося похода. Валя ковыряла вилкой в салате, Миша, как всегда, невозмутимо и молча потягивал кофе, Коля не находил себе места, а мы с Семёном перебирали оставшиеся документы в надежде найти ответ на вопросы.
Коля, всё ещё продолжая размышлять, подкидывал всё новую и новую идею:
- Может, ему вообще куда-нибудь в Аргентину нужно было? Вот он и скрылся.
- Сомневаюсь насчёт Аргентины, - безнадёжно вздохнул Алексей Степанович. – Виза с пропуском действительна только в Суринаме и Бразилии, а на обратном пути – в Гайане.
- Денег много было? – полюбопытствовал Семён, никогда не имевший привычки заглядывать в чужой карман.
- Слава богу, основную часть я отдал проводникам на закупку снаряжения и продуктов, часть раздал вам на отдых, остальное держал в тумбочке на обратный путь. Голландские гульдены, доллары…
Повисла гнетущая тишина. Затем профессор встал и обвёл нас всех решительным взглядом:
- Значит так, друзья мои. Я отправляюсь к своему приятелю за деньгами – уверен, он не оставит в беде ещё не начавшуюся экспедицию, а вы дождитесь близнецов и разгрузите все вещи. Валюша, дочка, на тебе вся сортировка и разборка всего мелкого, что мы рассуём по карманам.
Это был второй день, можно сказать, уже неформально начавшейся экспедиции.
Что будет дальше – одному богу известно.
Или Боровскому.
… Это кому как.
********
Одна карта предстоящего маршрута, основная и скрупулёзно выверенная циркулями, логарифмическими линейками и транспортирами у Алексея Степановича всё же осталась. О ней не знал никто, даже Семён. Просто наш забывчивый профессор уложил её на самое дно своего рюкзака и сохранял её на случай потери остальных, что, в общем-то, и случилось. Уехав к своему другу и нашему теперь невольному спонсору, он размножил её на копировальном аппарате (чуде техники, о котором мы в 1966 году ещё слыхом не слыхивали) и, вернувшись, отдал по экземпляру Семёну с проводниками. Первая проблема была решена. Вторая, денежная и финансовая, тоже разрешилась, благодаря его загадочному приятелю из Географического Общества, так что у нас снова «развязались» руки и мы могли без лишней суеты собираться в дорогу, чем, собственно, и занимались два оставшихся дня перед выездом на джипах к Гвианскому плоскогорью.
Двигаясь по руслу реки Кумина, мы должны будем выйти к слиянию трёх рек, неся пешком на себе палатки, спальные мешки, продукты и прочее снаряжение. Хорошо, что основную ношу возьмут на себя проводники, привыкшие к таким длительным переходам через джунгли ещё с детства. Продвигаясь по девственным лесам и сельве, мы попытаемся выйти к притоку Амазонки, реке Риу-Негру, чтобы затем, вверх по течению достичь реки Риу-Бранку, где мы выйдем из джунглей и окажемся у берилловых приисков Минас-Жейрас. Там нас через два месяца должны будут ждать те же машины, которые доставили нас к границе с Бразилией.
Так как мы на обратном пути будем продвигаться по территории страны Гайана, то Алексей Степанович заранее принял меры через своего друга, договорившись с гайанской таможней, а там уже, собственно, рукой подать и до столицы, города Джорджтаун. Дальше самолёт до Лиссабона и – домой. В родные пенаты.
Таков был план нашего маршрута в целом, но каждый из нас, несомненно, понимал, что такое джунгли, что такое сельва, и сколько непредвиденных ситуаций уготовано нам за два месяца путешествия.
Благополучно добравшись до границы, где нас уже ждали предупреждённые таможенники, мы без особых затруднений пересекли её, и оказались в Бразилии.
…Зловещее колесо фортуны совершило ещё один оборот вокруг своей оси.
********
Глава 2-я.
Гвианское плоскогорье. Первый день экспедиции. Обидус…
Этот, в общем-то, уже разрастающийся в 1966 году город, стал нашим последним пристанищем перед двумя месяцами ожидавшей нас неизвестности. Наши проводники оказались хорошими парнями в прямом смысле этого слова. После пересечения плоскогорья, которое мы едва захватили своим маршрутом за не полных три дня, они сами предложили себя в качестве носильщиков, когда мы переложили вещи с лошадей на свои плечи. Лошади нам понадобятся ещё где-то с неделю, пока мы будем углубляться вниз по течению реки, а затем, скорее всего, отдадим их какому-нибудь местному племени, взамен получив воду и необходимые продукты, которые могут подходить к концу по мере нашего углубления в джунгли. Меня и Мишу отрядили присматривать за Валей, хотя девушка чувствовала себя прекрасно среди компании мужчин и абсолютно не стеснялась, когда дело касалось личной территории комфорта. Джипы и микроавтобус мы оставили в Обидусе, договорившись с водителями о нашей встрече через два месяца у границы с Гайаной. Если по истечении шестидесяти дней мы не выйдем к условленной точке, то они должны будут связаться со спасательной командой, которая заранее будет оповещена всё тем же загадочным другом профессора.
Хотя прививки от столбняка и малярии мы сделали ещё в Лиссабоне, Валя, тем не менее, несла с собой довольно объёмную сумку с медикаментами на случай каких-либо повреждений, ран или заражений от бесчисленных насекомых, спасение от которых мы находили в специальном отваре, приготовляемом на костре нашими братьями-близнецами.
Коля-Зайчик успевал везде, скорее, больше путаясь под ногами, желая угодить то проводникам, то помочь Валюше, то подсобить Семёну или Алексею Степановичу. Когда мы покидали Обидус и вечером последнего дня перед выходом в джунгли сидели в местной пивнушке, Коля, ввалившись внутрь, отвесил Вале галантный поклон и что-то протянул на ладони, со словами:
- Ангел мой, прими подарок, едва ноги унёс. Хотели обчистить до копейки, но я-то знаю цену этому камешку.
На Валиной ладошке сверкнул небольшой кругляшок поразительно красного, можно сказать, кровавого цвета.
- Ру-бииин! – изрёк Зайчик, растягивая и смакуя слово, придавая ему значимость, словно он только что был вынут из короны какого-нибудь императора.
Мы с недоверием переглянулись и все вместе склонились над сувениром. Валя ахнула и потянулась к Коле, а он со значимым видом откинулся на спинку стула и поведал нам:
- Иду, значит, никого не трогаю. Подходят двое, что-то лопочут по-своему, а я же без переводчика ни гу-гу, мол, чего плиз желаете, господа индейцы? Они мне тыкают этот камешек и показывают на пальцах, мол, двадцать долларов и он твой. Но я-то разбираюсь, где стекляшка, а где настоящее сокровище. Нет, говорю, господа дикари, повертев его в руках, больше десятки не дам.
- И что? – ещё раз ахнула Валя. – Купил эту прелесть всего за десятку?
- Да и за сотню бы купил, козочка моя, мне для тебя ничего не жалко.
В это время Семён подмигнул всем за столом и, едва сдерживаясь от хохота, закатил глаза к потолку. Коля, тем временем, всё больше и больше входил в роль миллионера, осыпая наперёд свою ненаглядную будущими сокровищами всея земли. А когда его красноречие, наконец, слегка угасло, Семён под всеобщий хохот объявил, что наш неудачный коммерсант купил за десять долларов обыкновенный кусочек мозаики от детского калейдоскопа, красная цена которому от силы пятьдесят центов. Тут уж засмеялась и Валюша, наблюдая, как сконфуженно озирается по сторонам её горе-ухажёр в поиске своих аферистов.
После того, как мы вдоволь насмеялись и все хором обсудили классификацию данного искусственного изделия, Алексей Степанович вернулся к прерванному разговору, задумчиво наблюдая за бильярдным столом, где развивалась самая настоящая битва среди местных титанов.
- Давайте так, друзья мои. Мы прекрасно понимаем, какие трудности ожидают нас впереди. Джунгли есть джунгли, и надеяться только на проводников я вам решительно не рекомендую. Нас ждут встречи с ягуарами, пумами, анакондами, арапаимами…
- А это кто такие и с чем их едят? – оживился быстро отходящий Коля, будучи вознаграждённым поощрительным поцелуем Вали.
- Это, Коленька, огромная рыбина с зубами, с которой нам придётся столкнуться в водах Амазонки и её притоков, когда мы будем пересекать маршрут на плотах. О пираньях я молчу, вы все знаете их репутацию, но и арапаиму не стоит сбрасывать со счёта. Я позже расскажу о ней подробнее, а сейчас предлагаю другое. Меня натолкнула на эту мысль только что принесённая Колей вещица. В течение этих двух месяцев, всё, что мы будем находить под ногами, в болотах, в осыпающихся оползнях, всё, что представляет относительную ценность, пока мы не достигнем приисков, будем складывать в отдельно заведённый нами мешочек. Крупинки золота, камушки, артефакты или статуэтки древних народов, в общем, всё, что мы будем подбирать по той или иной причине. У нас есть Юра, - он подмигнул мне, - и он как раз по этой части, вот у него и будут находиться в рюкзаке все наши драгоценные находки. А перечень собранных вещиц будешь вести именно ты, Коля, поскольку стал нашим первым изыскателем. Согласен? – улыбнулся он, видя, как Зайчик вновь наполняется значительной важностью.
- А почему не Сёма?
- На Семёна ложиться обязанность ежедневного протоколирования и занесения на карту прохождения нами маршрута. Пятнадцать – двадцать километров каждый день, я думаю, мы вполне способны вынести. Днём небольшой привал, вечером ужин и ночёвка. Дежурить по ночам будем по очереди, каждые два часа, чтобы на отдых оставалось минимум шесть часов. А вот когда уже пересядем на плоты, времени будет больше, нас просто будет нести течением, и к берегу приставать мы будем только на ночлег. Но это вы и сами знаете – не раз уже обсуждали.
Он вынул из рюкзака холщёвый мешочек, напоминающий кисет для табака с вышитым гербом, подал его Коле и под всеобщие улыбки подмигнул:
- Твой первый взнос в нашу копилку.
Зайчик аккуратно положил в него свою первую приобретённую «ценную» в кавычках вещь, спросив у начальника похода:
- Кстати, а какие вообще камни относятся к драгоценным?
- Ну-у, протянул Алексей Степанович, - это тебе к Юре, он у нас знаток по камням.
Мне пришлось преподать краткую лекцию, рассказав не только Коле, но и Мише с Валей о рубинах, сапфирах, изумрудах и алмазах, не забыв при этом упомянуть и о знаменитых бриллиантах.
- «Сан си» находится в Лувре, - вспоминал я, - «Куллинан» в скипетре английского короля, «Кохинур» в короне английской королевы…
- А у нас?
- У нас в скипетре Российской империи вставлен «Граф Орлов», а в короне находится поразительной красоты рубин в 400 карат. Ещё есть «Надир» в Российском алмазном фонде вместе с легендарным алмазом «Шах», который был подарен государю персидским шахом после того, как был убит наш полномочный посол Александр Грибоедов. А вообще, к категории драгоценных камней можно ещё причислить танзанит, таафеит, красный берилл, александрит, чёрный опал, мусгравит… их много, но они чрезвычайно редки. «Эксельсиор», к примеру, весит больше тысячи карат, а «Джонкер» около восьмисот.
При слове красный берилл у Коли загорелись глаза:
- Это мы его направляемся изучать и раскапывать?
Я засмеялся:
- Нет, Коля. Прииски Минас-Жейрас изобилуют лишь обыкновенным бериллом, полудрагоценным. Красный берилл встречается на планете – раз, два, и обчёлся.
…Ещё какое-то время мы обсуждали будущие передвижения по джунглям, затем разошлись по бунгало, а уже наутро отбыли на лошадях в первую точку нашего маршрута. Боровского в те дни никто не вспоминал.
А напрасно…
В тот вечер я ещё не знал, что Колин камушек, будучи первым в нашей коллекции, принесёт нам ещё ох, сколько неприятностей, порою ужасных, трагических и невосполнимых.
Однако, всё по порядку…
********
…В тот вечер мы остановились в деревне, очевидно, в одной из последних, прежде чем мы углубимся в дебри амазонской низменности. Цивилизацией здесь уже, как говориться, и не пахло. Триста человек мужчин и женщин с отвисшими животами и грудями, встретили нас, прикрывая свою наготу только набедренными юбками из пальмовых листьев. Деревня представляла собой убогие глиняные шалаши, покрытые сверху бамбуком, с обложенным камнями большим очагом в середине центральной площади. Миша, при взгляде на всю эту «архитектуру», произнёс одну единственную фразу за всё время нашего пути:
- Ух ты…
И почесал мизинец.
Наутро мы проснулись, когда нас уже ждали проводники с лошадьми. Посёлок представлял собой сплошное разрушение после обильно выпитого зелья, и куда бы мы спросонья не бросали взгляд, повсюду видели валявшихся вповалку заснувших женщин, стариков, молодых людей и даже подростков. Проводники сказали, что никто из них даже не вспомнит о вчерашних гостях из Европы, а если и вспомнят, пожмут плечами и будут дальше заниматься своими делами.
В поход мы взяли с собой четыре охотничьих ружья с изрядным запасом патронов и дроби, на случай, как охоты, так и обороны от пум, ягуаров, крокодилов и прочей опасности. (О Боровском мы в тот момент не думали). Два дробовика были у проводников, по ружью у Семёна с Мишей, которые менялись с нами, когда кто-то заступал на ночное дежурство. Кроме этого у профессора был ещё пистолет системы Стечкина, а в Валиной медицинской сумке всегда сверху лежал небольшой револьвер с барабаном на шесть зарядов, выстрелив из которого, при необходимости, она могла постоять за себя.
Так прошли первые два дня с одной ночёвкой, с того момента, как мы впервые вступили в настоящие джунгли. Начиная с завтрашнего утра, мы с каждым шагом будем всё больше и дальше углубляться в девственный, никем никогда не тронутый лес, кишащий всевозможной живностью и неизведанными человеком просторами. Впереди, по словам проводников, нас ожидала лишь последняя деревня на нашем пути, полудикая, не знающая цивилизации, возможно даже враждебная.
А вот дальше уже… полное неведение.
За время первых дней похода, каждый показал себя с наилучшей стороны, включая даже нашего неугомонного Зайчика, который, в общем-то, был незаменим в поддержке и помощи, будь-то перехода через болото, вытаскивания из коряг лошадей, в ночном дежурстве или при охоте на всевозможную дичь, которая буквально кишела под нашими ногами.
Мы узнали, что братьев зовут Габриэлем и Даниэлем, что родом они из бразильской провинции, и в этих джунглях выросли едва ли не с пелёнок. Они уже участвовали в какой-то американской экспедиции в качестве носильщиков, но больше по душе им была роль как раз проводников, нежели вьючного транспорта, поэтому они с радостью огласились, когда их Алексею Степановичу рекомендовал его загадочный спонсор и приятель по Географическому обществу. Парни были незаменимы, скромны и неприхотливы во всём, что касалось комфорта: всегда были начеку, были готовы помочь, или просто услужить, отчего у Коли к ним возникла просто-таки вселенская дружба необъятного масштаба. Это касалось и Миши. Куда Коля – туда и он, не забывая, разумеется, и о Валюше.
Таким образом, на исходе третьих суток мы вышли в расположение последней жилой деревни на нашем пути, после которой будет одна неизвестность.
…И она уже началась.
********
Глава 3-я.
Бразильские джунгли.
Спустя неделю.
***
Оглядываясь назад и подводя итог первых трёх суток, я с определённостью могу сказать, что те дни были одними из последних спокойных дней нашего уже начавшегося путешествия. Продвигаясь гуськом за проводниками по едва заметной звериной тропе, мы вечером вышли к небольшому притоку реки Кумина. Это была последняя тропа, протоптанная зверьми к водопою, которых по пути попадалось великое множество. Сразу же надоели обезьяны. Мы их невзлюбили с первого раза, особенно Валя, до этого встречавшая их только в зоопарках, впрочем, как и мы сами. Широконосые, к которым относятся игрунковые и цепкохвостные, они пищали и визжали у себя в кронах деревьев, цепляясь и прыгая у нас над головами. Небольшие львиные игрунки и тамарины кидались в нас сверху всем, чем придётся: плодами, орехами, сломанными ветками. Паукообразные, длина тела, которых достигала уже около метра, цепляясь своими длинными хвостами за ветви пальм, норовили сорвать с нас пробковые шлемы или ухватить Валю за волосы. Только после того, как Габриэль пару раз пальнул в гущу листвы, они бросились вверх врассыпную, где закатили настоящий симфонический концерт, с применением всех яростных нот, которые когда-либо существовали в партитуре.
Всё утопало в зелени, лес буквально дышал, и был наполнен огромным количеством всевозможных звуков, многие из которых мы слышали впервые. Ленивцы, хамелеоны, змеи, ядовитые лягушки на деревьях, тарантулы, сколопендры, птицееды огромными полчищами ползали, бегали, прыгали, разворачивая у нас под ногами настоящие баталии грандиозных сцен жизни. По мере углубления внутрь лесов, всё чаще стали попадаться муравьеды, броненосцы, нутрии, морские свинки, тапиры и бездна прочих грызунов, названия многих из которых мы абсолютно не знали.
Растянув палатки и ожидая к утру проводников, мы поужинали и улеглись спать.
Первым дежурил Миша.
Ночь была тихая, тёплая и безветренная. Часы показывали 23:45.
…До катастрофы оставалось ровно 56 минут.
********
Вначале был ослепительный свет и вспышка, больно ударившая по глазам. Она возникла ниоткуда, озарила нестерпимым сиянием округу и отбросила гигантские тени так, что можно было различить каждую травинку под ногами, каждый листок на дереве, словно вспыхнул блик гигантской неоновой электросварки. Спустя две секунды нас накрыла огромная ударная волна, пронёсшаяся стремительно, круша всё вокруг, вырывая с корнями деревья, выкорчёвывая целые пласты кустарников и вздымая почву до самых небес. Оглушительный взрыв буквально смёл с геологической плиты несколько гектаров леса, унеся в своём смерче всё живое, что попалось ему на пути. Снесло под чистую поляну и прибрежные мангровые заросли, разметало костёр, расшвыряло палатки, гамаки и всё остальное оснащение экспедиции. После того как пронеслись смерчи, земля, казалось, разверзлась под ногами, увлекая в свои зигзагообразные разломы целые семейства грызунов, пресмыкающихся, млекопитающих… Барабанные перепонки едва не взорвались в собственном мозгу от оглушающего всю округу хлопка, будто сдетонировал весь запас ядерного арсенала, подобно нескольким атомным бомбам одновременно. Нас спасло лишь то, что эпицентр катастрофы пришёлся на противоположный берег реки, и ударная волна, сметавшая всё вокруг, коснулась нас лишь далёким отголоском, точно пуля, потерявшая свою стремительную скорость на излёте выстрела. Будь мы ближе к центру, нас бы просто растворило, разметало, рассеяло на атомы в неоновой вспышке взрыва.
Каждый из нас пережил падение метеорита (а это, как мы потом узнали, был именно он) по-разному. Меня выбросило из палатки и, впечатавшись головой в ствол каучукового дерева, я надолго выбыл из строя. Это я узнал гораздо позже, когда меня уже привели в чувство, вытаскивая из-под груды обвалившихся веток и комьев развороченной земли. Ничего не слыша и не понимая, я привалился к коряге и бессмысленным взглядом созерцал картину опустошения. Лес за рекой горел сплошными сполохами пожарищ, всё небо заволокло дымом, стоял душу выворачивающий гул, воняло гарью и обожженным мясом, словно где-то неподалёку жарился шашлык колоссальных размеров. Валя вытирала мне кровь из ушей, а Семён рассказывал, как в первое время все бросились врассыпную, абсолютно не имея понятия, что происходит. Зайчика своим телом накрыл Миша, и Коля остался относительно без последствий для организма. Сам Миша тоже, на удивление, не пострадал, поскольку был защищён от ударной волны свалившейся подле него пальмой. А вот профессора унесло куда-то вглубь зарослей и, пытаясь прижать к себе Валюшу, их вдвоём проволокло по земле едва ли не с десяток метров. Обошлось благополучно, чего не скажешь о самом Семёне. Какую-то секунду он держался обеими руками за корягу, затем его подбросило вверх, снесло в сторону и спиной швырнуло на расщепленные пни, отчего в его теле сейчас сидело не меньше дюжины заноз различной величины, словно осколки гранат. Валюша успела обработать первичным раствором его раны и, занимаясь теперь моей побитой физиономией, тихо всхлипывала, ещё не полностью придя в себя.
Миша с Колей бродили по поляне, собирая уцелевшие вещи, а начальник экспедиции, поминутно чихая от едкого дыма, присев на развороченное дерево, составлял список убытков. Лагерь представлял собой сплошной котлован изрытой земли, вывернутых корней, веток, глины и оползней. Близкое зарево пожара освещало нашу бывшую поляну зловещими пляшущими тенями, от которых испуг в душе переходил в настоящее смятение. Это был настоящий катаклизм местного масштаба. Останься здесь в тот момент лошади, их бы унесло смерчем вместе с остальным оборудованием. Можно сказать, мы остались теперь ни с чем.
Отложив в сторону аптечку, Валюша шмыгнула носом, протёрла мне лицо, дала напиться и поспешила к Алексею Степановичу, который никак не мог найти свои раздавленные давлением очки.
Уже утром, на исходе ночи, мы узнали от Габриэля, вернувшегося из деревни, сразу две трагические новости. Первой была: да, на этот участок джунглей упал метеорит, и мы оказались едва ли не в эпицентре его столкновения с Землёй. Вторая, более удручающая и заставившая Валю расплакаться – была гибель Даниэля…
Его придавило снёсшим волной деревом, когда оба брата возвращались из деревни, оставив там лошадей. Не желая оставлять нас на ночь одних в непроходимом лесу, они отказались от гостеприимства вождя местного племени и, не переночевав, двинулись назад. Темнота не мешала, поскольку близнецы могли видеть ночью, что кошки, а когда обрушился шквал огня и вселенского пекла - стало и того светлее, нежели днём. В отблесках ревущего по ту сторону реки пожарища, они припустили бегом к нам, в надежде помочь: тут-то ударная волна и накрыла их, сметая с земли всё, что плохо росло или передвигалось. Первое же трухлявое, но гигантское дерево семейства гинкговых свалилось на Даниэля с высоты девятиэтажного дома, расплющило его насмерть, и он умер мгновенно, не успев даже почувствовать резких болей от переломанных позвонков. По словам Габриэля, он оставался с братом до наступления едва занимающегося рассвета, вытаскивая его по частям из-под завала древесной груды, массой в несколько десятков тонн. Затем похоронил по обычаю своих предков, и только тогда поспешил к нам, где и застал столь удручающую картину полнейшего разрушения. Сейчас Габриэль выглядел не лучшим образом. Смерть его кровного брата отложила на нём отпечаток трагического горя, печали и полной отрешённости от мира сего. Рассказав нам эти сногсшибательные по своему трагизму новости, он удалился в сторону, присел на сваленное ураганом дерево, и просидел так, не меняя позы весь оставшийся день, пока не наступили сумерки.
Пожар на той стороне реки бушевал весь день и всю следующую ночь, по всей видимости, опустошив изрядную территорию джунглей противоположного берега Кумины, но, к нашему счастью, на этот берег реки так и не перекинулся, застилая его лишь плотным слоем дыма и бушевавшими вдалеке молниями.
Ночь прошла в волнениях, сборах, никто не спал. Следующий день мы посвятили постройкам трёх смежных плотов, на двух из которых будем плыть по течению мы, а на третьем будут находиться все наши уцелевшие вещи под охраной Габриэля. Он же будет и править. На первом плоту должны будут плыть Семён, Миша и Коля, на втором я, профессор и Валюша.
Завтрак и бед отложили до лучших времён.
Пожар по ту сторону реки приближался.
********
Общими усилиями к вечеру мы соорудили два плота, а уже в сумерках закончили третий, менее комфортабельный, зато более надёжный, поскольку на нём будет находиться всё, что уцелело от столкновения с небесным камнем. Спальные мешки и одна из палаток, хоть и довольно потрёпанная, слава богу, сохранились. Из провизии остались дюжина консервов, три банки сгущёнки и спирт во внушительной фляге. На этом всё. Минимум алюминиевой кухонной утвари, медикаменты в походной сумке, ракетницы, ружья (благо патроны были сложены в отдельный жестяной ящик, не подвергнувшийся ударной волне), кое-какая мелочь по карманам – вот и всё, что осталось от нашего, некогда обширного запаса экспедиции.
Поздно ночью под отблески неутихающего пожара, едва перекусив обгорелым мясом какой-то свалившейся к нам птицы, мы тут же попадали с ног, не выставив на ночь даже караульного – настолько все были измождены и отрешены. О безопасности в этот момент никто не думал, у хищников сейчас падали было навалом, и вряд ли они станут рисковать жизнью, нападая на человека, когда под ногами на протяжении едва ли не всего Гвианского плоскогорья можно было питаться чем душе угодно. Упавший метеорит растревожил и привёл в беспорядок всю экосистему ближайших районов дельты Амазонки и прилегающих к ней джунглей, выбив из пищевой цепочки животного биома целые классы и отряды млекопитающих, земноводных и прочих представителей фауны данного климатического пояса Земли.
Днём стало также сумрачно, как и вечером, с той лишь разницей, что сумрак этот был красным от сполохов далёкого глобального пожара, которого нам удалось избежать, отчалив наутро от бывшей стоянки лагеря.
Три плота, огибая пороги и постоянно натыкаясь на туши вздутых животных, взрывом отброшенных в бурлящие воды реки, поплыли вниз по течению.
Теперь наш путь лежал к одному из рукавов Амазонки.
Пожар остался позади.
О Боровском так никто и не вспомнил.
********
Глава 4-я
Бразильские джунгли.
Спустя три дня после падения метеорита.
Бурлящие потоки Риу-Негру сами несли нас к тому месту, где она впадает в Амазонку. Если брёвна и связывающие их лианы сильно набухали от воды, мы приставали к берегу, разжигали костёр, обедали, отдыхали полчаса, и вновь плыли по течению к цели нашего маршрута.
Пожар остался позади (его погасила разбушевавшаяся вдали от нас тропическая гроза), и уже спустя три дня мы оказались в нетронутой метеоритом местности. На ночь мы обычно располагались среди прибрежного тростника у какой-нибудь тихой заводи, над которой стаями носились местные скопы, кулики и чибисы. Иногда попадались пираньи. Ради забавы, Коля бросил в одну из проток старый Мишин вязаный носок, и через несколько секунд из бурлящей воды была выудена лишь нить пряжи с узелком, напоминавшая уютные вечера, когда Мишина мама сидела со спицами в руках. Были в этих заводях и форели, служившие нам великолепным ужином.
- Одиннадцатый день плывём, - подвёл итог Семён, когда мы расположились на очередной ночлег у костра. Палатка служила нам и шатром и навесом и убежищем одновременно. Габриэль варил на огне свою знаменитую настойку от гнуса, Миша лениво стругал какую-то палку, намереваясь соорудить из неё первобытное копьё, Валюша колдовала с оставшейся от урагана посудой, а мы с Семёном подшивали кое-что из одежды, пришедшей в негодность.
Каждый отдыхал от изнурительного передвижения по реке, когда это произошло.
********
- Я тебя сейчас догоню, козочка моя! – крикнул Зайчик Вале, которая, собрав грязную посуду, отправилась к затоке. Время близилось к девяти часам вечера, светила полная луна, да и зарево далёкого, ещё не вполне утихшего пожара освещало поляну со всех сторон. Девушка прихватила с собой фонарик и отправилась к водоёму.
По всеобщему уговору, никто из путешественников не имел права покидать лагерь в одиночку, даже если этого требовали интимные обстоятельства. Валя давно смирилась с этой, в общем-то, деликатной проблемой, и никак не реагировала на свою вынужденную охрану, когда отправлялась в кусты по необходимой надобности. В основном её всегда сопровождали либо Алексей Степанович, либо Семён, скромно стоявшие в стороне, пока она совершит утренний моцион, но в этот раз отчего-то сопровождать её решился Зайчик, в самый последний момент предупредивший своих старших товарищей.
- Мы мигом, Алексей Степанович, - объявил он, закидывая винтовку на плечо. – Туда и назад. Светло, как днём, да и ружьё при мне.
От костра до ручья было метров тридцать, не больше.
Валя спустилась по извилистой звериной тропинке к водопою и остановилась под ветвями пробкового дерева, которые свисали едва ли не до самой воды. Сзади уже подбегал Зайчик. Залюбовавшись восхитительными орхидеями и вдыхая полной грудью их пьянящий аромат, девушка совершенно не заметила еле уловимого движения на толстой ветке, свисавшей над её головой.
…Первое же кольцо мерзкой твари плотно охватило горло, и Валя потеряла всякую способность что-либо выкрикнуть, призывая на помощь своих друзей. Коля только подходил к месту трагедии, и ещё ничего не мог видеть, вылавливая лучом фонаря дивные цветы в предвкушении близкого поцелуя, когда Валя уже корчилась в судорогах. Успей Зайчик на несколько секунд раньше, и ничего бы не произошло: разбуженная Валей гигантская анаконда уползла бы прочь, тем более желудок её был насыщен перевариваемой дичью. Но Коля замешкался у костра и успел слишком поздно. Точнее, уже не успел. Сонная тварюка, разбуженная незнакомкой, лениво потянулась, затем чисто рефлекторно накинула ещё одно шершавое кольцо, сдавив грудь и перекрыв доступ кислорода. Хватая ртом воздух, девушка упала на колени, что в дальнейшем и облегчило действия двенадцатиметрового монстра. Послышался едва уловимый хруст переломанных шейных позвонков, Валя задёргалась в конвульсиях и застыла в неестественной позе. Последнее, что увидела отважная девушка, это выпученные от удивления глаза своего возлюбленного, который только открывал рот для дикого, безысходного безумного крика. Слеза полного отчаяния и всепоглощающей боли скатилась последний раз по щеке девушки, и уже в предсмертном угасающем сознании она будто закричала: «Люблю тебя, Коленька мой. Прощай…».
… И Валя перестала существовать на этой планете.
Обезумев от ужаса, парень буквально взвыл, уже ничем не в состоянии помочь, поскольку громадная анаконда захватила пастью ноги и подбиралась пульсирующими толчками к пояснице, заглатывая постепенно свою жертву. Затем, очевидно, сообразив своим скудным разумом, что такую добычу ей не в силах будет заглотить целиком, она натужилась, изогнулась кольцом, и выплюнула назад то, что осталось от Вали. Что-то склизкое и бесформенное, похожее на большую мокрую губку свалилось к ногам орущего Коли. Ещё раз отрыгнув остатки одежды, она бессмысленными глазами взглянула в сторону орущего непонятного существа, собрала все кольца и, изогнув колоссальное тело, скрылось в воде затоки, не оставив после себя даже расходящихся в стороны пузырей.
Зайчик всё ещё стоял с закатившимися глазами и дико орал, когда к нему сквозь заросли колючек протиснулся вначале Габриэль, а потом сбежались и все остальные.
Это был уже не крик. Это был хрип, переходящий в какое-то жуткое клокотание, и в этом хрипе было всё: и безумие, и ужас, и боль утраты.
Парень потерял рассудок в одно мгновение. Когда подоспели Миша с Семёном, он упал без сознания рядом с бесформенным телом своей любимой, пытаясь обнять её скользкое, от внутренностей анаконды, тело.
…Колесо роковой фортуны совершило очередной оборот вокруг своей оси.
Мы потеряли второго члена нашей экспедиции.
********
…Её похоронили на рассвете.
Коля пару раз приходил в себя, но увидев у костра бесформенное тело, накрытое брезентом, тотчас снова терял сознание. За его состоянием следил Миша, всю ночь не сомкнувший глаз подле своего друга, время от времени поднося к носу ватку с нашатырным спиртом. Габриэль с Семёном выкопали могилку, я соорудил небольшой пальмовый крестик, а профессор, как мог, обтёр Валюшины конечности, смывая всю эту противную слизь из желудка анаконды. Когда тело предавали земле, у всех на глазах были слёзы: о том, чтобы хоть немного поспать, не было и речи. Почему наша девочка оказалась в радиусе действия этого безжалостного монстра? Как так получилось, что наш ангелочек, отважная и незаменимая подруга всей команды оказалась на минуту одна, без надзора и охраны? Как мы могли отпустить двух самых молодых из нашей группы одних, в темноте, к речке, пусть и под светящей луной?
Ответов мы не находили.
Один раз, оставив на минуту бредившего Зайчика, к нам подошёл Миша, и едва вымолвил сквозь хрипоту:
- Как бы Коля умом не тронулся…
И замолчал.
- Что, так плохо? – спросил Семён, но добрый гигант только махнул рукой в сторону лежащего друга. Семён понял его молчаливый жест и, присев около Зайчика, положил его голову себе на колени.
Бедный Коля, душа всей компании, неугомонный весельчак и незадачливый ухажёр, постарел сразу на несколько лет, превратившись из цветущего молодого паренька в иссохшую тень, похожую на мумию.
Предав земле Валино тело и поставив над свежим холмиком крестик, мы закопали рядом жестяную банку с кратким описанием трагедии, которую собственноручно написал Алексей Степанович. Колю перенесли на один из плотов, натянули над ним тент от солнца и, последний раз бросив прощальный взгляд на одинокий крестик, отчалили, поклявшись себе, что при любых обстоятельствах непременно вернёмся сюда, чего бы нам это не стоило.
Когда Колю улаживали на брёвна плота, он в забытье что-то пробормотал, и по щеке скатилась слеза.
- … любимая моя, я с тобой.
Семён тоже смахнул непрошеную слезу и, крепче ухватившись за деревянный шест, принялся ожесточённо тыкать им в мутное дно реки.
Надвигалась гроза.
Эта страшная ночь, в дальнейшем повлекла за собой сразу целую цепочку разнообразных событий: непредсказуемых, необъяснимых, и порою таких же трагичных. Беды только начинались
********
Глава 5-я
Джунгли Амазонии.
Тридцатый день пути.
Брошенный город.
***
Прошла неделя после той трагической ночи.
Много событий произошло за эти дни. Мы пережили грозу, бурную, трёхдневную, с молниями и грохотом заката. Она догнала нас на следующий день после смерти Вали. Едва успев пристать к берегу и развести костёр, мы тут же оказались под сплошной стеной, низвергающейся с небес воды, словно целый океан обрушился на нас с неимоверной силой беснующейся стихии. Наспех, уже под ливнем растянув палатку и соорудив два меленьких шалаша, мы в первую очередь перенесли внутрь Зайчика, всё ещё бредившего с высокой температурой. Натянули брезент, бегом насобирали как можно больше сухого валежника, закинули в шалаши всё наше имущество с плотов, и только тогда занялись костром, от которого во влажном воздухе валил нестерпимый дым.
Коля временами приходил в себя, однако через несколько мгновений вновь проваливался в небытие, забываясь в тревожном бреду. Миша, как лунатика выводил его в туалет, поил из ложечки горячим чаем и наваристым бульоном, приготовленным Габриэлем, вливал в рот по капле спирта и успокаивал друга, ухаживая за ним, как за младенцем.
Семён поддерживал костёр, я спал, чтобы сменять Мишу, профессор непрестанно сидел над картами, с горечью вздыхая и вытирая старческие слёзы.
Гроза пронеслась мощная. Все три дня мы едва выходили из палатки и шалашей, ежечасно вычерпывая мутную воду под ногами.
Одежда была мокрая, но теперь мы могли хотя бы двигаться, отчего на душе сразу стало легче. Гроза ушла в соседние леса, и теперь нам предстояло собрать все вещи, скрутить палатку и двинуться в путь на плотах, которые мы загодя спрятали под густыми навесами пальм и каучуковых деревьев.
- Двадцать четыре, - проговорил Семён, сворачивая в рулон брезентовый навес и бросая его на плот. – Двадцать четвёртый день нашего маршрута.
Позавчера нам на глаза попалась арапаима – монстр, который водится только в Амазонке, и считающийся самой крупной пресноводной рыбой на планете, превосходящей размерами даже пресловутых сомов и пресноводных дельфинов. Это чудище выпрыгнуло из воды, разинуло пасть, обвело нас бестолковым мутным взглядом, ударило хвостом по краю плота и сгинуло в пучину, как и появилось. Зубы были с палец длиной. Пятиметровая рыбина, очевидно, ещё не слишком взрослая особь, обдала нас фонтаном брызг и едва не развалила на части плот с вещами, которым правил Габриэль. Он лишь печально улыбнулся и продолжил движение, будто ничего не произошло. После смерти своего брата наш проводник изменился до неузнаваемости, с каждым днём становясь всё грустнее и молчаливее. Мы прекрасно понимали его состояние, поэтому не лезли с лишними вопросами.
На исходе двадцать девятого дня пути, мы разбили лагерь вблизи начинающегося разлива Риу-Негру, освежевали две тушки агути (копчёная выдра была у нас в запасе), расположились на поляне, и профессор поведал нам, что Габриэль только что обнаружил в лесу неизвестную тропу, поросшую от времени высоким тростником, но всё же видимую опытным глазом.
- Что будем делать? – спросил он, когда мы ужинали под светом взошедшей луны. – Поплывём с утра дальше, или отправим кого-то в разведку, посмотреть, к чему или кому приведёт эта тропа? По словам Габриэля, в этой части джунглей не должно быть ни одного поселения, даже неизвестного науке.
- Давайте, я останусь с Колей, а вы, взяв провизии на двое суток, пройдётесь по этой тропе, - предложил Семён. – Если найдёте что-то или кого-то, отправите за нами Габриэля. Если не найдёте – вернётесь назад, и мы просто потеряем два дня, отстав от графика не настолько уж далеко. Идёт?
На этом и решили.
Утором, ещё засветло, мы двинулись в заросли непроходимого леса, оставив в лагере наших двух друзей. Впереди шёл Габриэль, за ним я, сзади Алексей Степанович, а замыкал шествие молчаливый Миша. Это был тридцатый день нашего похода.
Месяц путешествия, можно сказать, позади.
********
Прямо перед нами над речкой качался довольно трухлявый мост, сооружённый из тростника и растянувшийся на несколько десятков метров между двумя противоположными берегами. По бокам связанных между собой тростниковых реек свисали лиановые верёвки, служившие поручнями. При каждом порыве небольшого ветерка, он ходил ходуном, раскачивался в разные стороны и скрипел протяжным затяжным скрипом, отчего шум воды снизу казался слабее.
- Выхода нет, - объявил своё решение Алексей Степанович. – Придётся переходить на тот берег, хоть это висячее сооружение не вызывает во мне доверия. Похоже, им не пользовались уже несколько десятков лет. Другой вопрос: выдержит ли он нас, если мы двинемся гуськом?
- Думаю, нет, - откликнулся я. – Лучше переходить по одному. Габриэль первым, за ним Миша, как самый тяжёлый из нас, потом вы, я последним.
Так, собственно, и поступили.
Как только проводник, пройдя осторожно по качавшемуся виадуку, оказался по ту сторону реки, следом двинулся Миша, невозмутимо поглядывая вниз с двадцатиметровой высоты на скопление кайманов, барахтающихся в воде. Их было не менее трёх десятков, и участок водоёма под мостом буквально бурлил, издавая противные звуки щёлкающих тут и там челюстей. Потом перешёл профессор, а за ним и я, едва не провалившись ногой в пустую прореху между деревянными настилами.
А уже к вечеру мы оказались перед развернувшейся под нами величественной панорамой заброшенного каменного города, о котором, возможно, поведал в своё время Киплинг в своей «Книге джунглей».
Пробираясь таким образом среди заросших папоротником древних строений, мы углубились внутрь раскинутого среди леса города, кишащим обезьянами, летучими лисицами, змеями и бог весть ещё какой живностью.
Первое большое многоэтажное здание представляло собой некий ритуальный храм, покоящийся на гранитном фундаменте, неизвестно каким образом, взявшимся здесь в бесконечных джунглях Амазонки. Пройдя внутренний зал по диагонали, и осветив фонариками стены, на которых были изображены сцены повседневной жизни неизвестного нам народа, мы поспешили выйти наружу, поскольку кишащие под ногами пресмыкающиеся и тысячи насекомых готовы были заползти нам в ботинки, а это не предвещало ничего хорошего. Единственное, что мы успели заметить на фресках, это изображения сцен охоты, празднеств, ритуальных жертвоприношений и других культовых обрядов, будто перед нами за миг ока пронеслась целая история цивилизации, неупомянутой ни в одном учебнике мира.
А ещё через несколько минут вернулся Габриэль, ушедший на разведку осмотреть местность, прилегающую к городу. Он был возбуждён и чем-то взволнован.
У меня противно засосало под ложечкой.
********
- Следы… - кратко проговорил он, когда мы уселись ужинать.
Профессор перевёл нам, что проводник, обходя строение за строением, внезапно наткнулся на свежие следы двух - трёхдневной давности, абсолютно не схожие на мокасины индейцев, обитающих в этих лесах. Это были отпечатки европейских ботинок с тракторными протекторами на подошвах. Такие носят в армии или вооружённых силах. Такие же носят и наёмники, вербуемые вглубь джунглей для поисков мифических ацтекских или инковских кладов. Следы ведут к одному из дальних зданий и возвращаются назад в джунгли параллельно пройденному нами мосту, только метрах в трёхстах от него.
- Выходит, мы тут не одни, - озабочено сделал вывод профессор. – Но делать уже нечего: своим костром и запахом жареного мяса мы обнаружили себя ещё прежде, чем устроились на ночлег. Так что, будем вести себя так, будто ни о чём не подозреваем, словно мы заблудшие путники, отставшие от основной команды большой научной экспедиции, но оружие держите наготове. Неизвестно ещё с кем мы можем столкнуться, может это такая же параллельная экспедиция, узнавшая об этом городе от шамана другого племени. А может…
Тут он с сомнением покачал головой, поскольку иных вариантов, в общем-то, не было.
- Американцы, конечно, могут под шумок производить здесь какие-нибудь исследования, но что-то мне подсказывает, будь это у них научная экспедиция, мы бы обнаружили здесь палатки, оборудование и прочее оснащение изыскателей.
- А следить за нами они не могут? – спросил я, придвигая нож ближе к себе. – Я имею в виду, не сейчас, а ещё прежде чем мы высадились перед грозой в этот район джунглей?
- Мы бы видели их издалека, кем бы они ни были, - с сомнением покачал головой Алексей Степанович. – Мы же последние дни плыли только на плотах, и сразу бы заметили их присутствие.
- А кому надо нас преследовать? – впервые подал голос Миша, любовно поглаживая приклад телескопической вертикальной двустволки.
- Вот этого я и не знаю, - хмуро отозвался начальник похода. – Мы не представляем никакой угрозы, у нас нет никаких ценных вещей, не считая мелких безделушек в мешочке Юры, мы не несём с собой никаких тайн…
Он на миг осёкся и обвёл нас внезапно озарившимся взглядом:
- Стоп!
Наступила пауза, в течение которой все вдруг осознали одно и то же.
- Боровский, - спустя минуту тихо проговорил Габриэль.
- Что?
- Боровский, - повторил он, и подкинул дрова в костёр.
- Откуда ты знаешь? – уставился на него профессор. – И почему молчал всё время?
- Не был уверен. Теперь знаю.
У костра повисла напряжённая тишина.
Что-то неуловимое, тяжёлое и исключительно тревожащее душу завитало в воздухе.
О ночном спокойствии теперь не могло быть и речи.
********
Следы шли туда и назад. Габриэль засветло сходил и определил количество ботинок, отпечатавшихся на грунте. Их было две пары, остальные четыре следа были, видимо, оставлены босиком. Пока мы наскоро завтракали, всю эту информацию он изложил профессору.
- Следовательно, - подвёл итог профессор, - двое европейцев и четверо наёмников. Так?
Габриэль хмуро кивнул.
- Что ж… - решительно поднялся начальник экспедиции, - Будем действовать по обстоятельствам и быть всегда наготове ко всяким неожиданностям. Насчёт нашего ускользнувшего фотографа, это пока только предположения. Не хотел вам вчера говорить, не до того было, но что-то мне подсказывает, что это могут быть обыкновенные мародёры, или, как их ещё называют – расхитители гробниц.
- А что им тут делать? – спросил я. – Город-то заброшенный, кроме скульптур и непонятных письменностей ничего нет для их поживы.
- В том-то и дело, - усмехнулся лукаво профессор. – Я вчера остановился у одной скульптуры, помните, задержался с фонариком? Так вот, друзья мои… - проговорил он, растягивая слова для пущего эффекта. – Эта скульптура была… из чистого зо-ло-та!
Мы дружно выдохнули, словно пребывали долгое время под водой.
Да! – подтвердил он. – Из ЗОЛОТА САМОЙ НАСТОЯЩЕЙ ВЫСШЕЙ ПРОБЫ. Цельная и монолитная. Мох и лишайник скрывали от нас её структуру, но я ковырнул ножом и едва не ослеп от брызнувшего под светом фонаря золотого блеска.
- Выходит, - предположил я спустя минуту полной тишины, - что и все остальные скульптуры, изваяния и рельефные лепки, которые мы принимали за гипсовые или мраморные, тоже из чистого золота?
Ещё какое-то время мы приходили в себя от столь грандиозной находки, размышляя, что делать дальше, затем, так ничего и не придумав, отправились через площадь к месту обнаружения следов, держа оружие наготове, и осматриваясь по сторонам, словно загнанный зверь на охоте.
То, что мы только что обнаружили, не вязалось сенсацией даже с письменностями неизвестного народа.
Целый город из золотых скульптур!
- Ничего не поделаешь, - вздохнул профессор, отгоняя прочь навязчивую мысль отпилить кусок скульптуры из чистого золота. – Перед нами иная цивилизация, и этот город подлежит всестороннему изучению, когда мы вернёмся на родину. Я соберу новую, более подготовленную экспедицию, и со своими коллегами отправлюсь сюда с уже, чисто научными целями. Это будет сенсация на весь мир!
- Мы тоже сюда вернёмся, - подхватил я, бросив взгляд на Мишу с Габриэлем. – Нас теперь связывает с Амазонкой не только этот пресловутый город, а ещё и потеря своих близких.
- Разумеется! – откликнулся профессор. – С новой экспедицией мы навестим захоронения Валюши с Даниэлем и перевезём их в надлежащее место. А пока, друзья мои, нам нужно поторапливаться засветло назад, чтобы успеть до ночи вернуться в лагерь к Зайчику с Семёном.
Бросив прощальные взгляды на величественный город, мы ещё раз осмотрели цепочку следов, и вскоре покинули это грандиозное зрелище.
- Не зря мы всё-таки сделали вылазку, - заключил я. – Теперь об этом городе узнает весь мир!
Габриэль как-то загадочно и в то же время печально взглянул на меня, произнеся одну только фразу:
- Нужно ещё выбраться отсюда.
И затих, не проговорив больше ни слова.
Золотой город остался позади.
********
…А потом произошло то, чего никто не ожидал.
Вернувшись к мосту, мы по очереди перешли его, оставив последним Мишу.
Мы уже стояли по ту сторону реки, переправившись благополучно на другую сторону, и наш предостерегающий крик запоздал разве что на секунду, когда мы с ужасом увидели, как вслед за первой опорой из земли выскочила вторая, затем по принципу домино начали рушиться друг за другом следующие опоры… и следующие… и следующие. Под удручающий скрип и треск мост начал разваливаться на глазах, сбрасывая вниз брёвна тростниковых настилов. Привлечённые падающими досками, четырёхметровые кайманы образовали круг, в центр которого полетел с высоты Миша. До воды было около тридцати метров, и пока Миша падал навстречу смерти, из наших глоток наружу рвался дикий рёв, сопряжённый с ужасом и безвыходностью чем-либо помочь. Мы стояли, выпучив глаза, ошеломлённые, безвольные, растерянные, и орали диким криком, который разносился далеко в округе, приводя в замешательство обезьян и прочих животных. Больше всех кричал профессор, схватившись за сердце, в то время как Габриэль раз за разом стрелял из ружья, посылая в ожесточении пулю за пулей в омерзительные раскрытые пасти, высовывающиеся из воды.
Миша упал прямо в копошащийся клубок десятка кайманов, которые тотчас принялись рвать на части его могучее тело, превратившееся в мгновение ока в окровавленные ошмётки растерзанной плоти. Омерзительной чавканье и предсмертный крик нашего друга слились воедино, оглашая берег реки последним стоном. Разорванная до костей рука некогда добродушного гиганта, мелькнула в окровавленном водовороте, вырванные пастями глазницы слепо промелькнули в бурлящей пене, ободранный до крови череп ушёл под воду…
И Миши не стало.
Как физический организм, он перестал существовать на планете.
Тело вместе с одеждой поделили между собой пять или шесть рептилий, вода ещё некоторое время побурлила, выпустила наверх кровавые пузыри и тут же успокоилась. Весь ужас занял не более тридцати секунд. Опоздавшие на обед твари крутили мордами и шумно выдыхали через ноздри воздух. Река успокоилась, а мы всё ещё стояли, вцепившись руками в обвисшие верёвки, и продолжали дико орать, срывая голосовые связки в безутешном крике.
Прошло бесконечное количество времени, прежде чем мы услышали голос проводника.
- Подпилены, - были его слова.
Оцепеневшие, мы в кучке сидели на берегу и беспомощно следили за шныряющими туда-сюда рептилиями.
- Опоры моста подпилены, - повторил Габриэль. Слёзы на его глазах высохли, и в их недобрых зрачках светилась решительность, не предвещавшая ничего хорошего тому, о ком он в этот момент думал.
Спустя какое-то время, уже более осмысленным взглядом профессор посмотрел на него опухшими от слёз глазами, спросив одно только слово.
- Кем?
Проводник подумал с секунду, затем выдавил из себя:
- Теми, кто за нами следил.
И именно тогда, сидя на берегу, я осознал…
Что мы скажем Зайчику, едва перенёсшему утрату своей возлюбленной? Как мы преподнесём ему смерть его лучшего друга, если он не пришёл в себя ещё после первого потрясения? Как он воспримет гибель Миши?
Ответов не было.
********
Помню, как возвращаясь назад в лагерь, я споткнулся о какую-то корягу, вытянулся плашмя во весь рост и едва не угодил ногой в образовавшуюся под ногами расщелину провала. Габриэль шёл впереди, то и дело останавливаясь, прислушиваясь к каждому звуку, внимательно глядя себе под ноги. За ним ковылял Алексей Степанович, а всю горестную процессию замыкал я, совершенно не осознавая, куда мы идём и зачем.
Лишь в последний момент я успел ухватиться за толстую корягу, потянулся и высвободил ногу. При этом от выступа откололся, как мне показалось, какой-то невзрачный камень, весь облепленный глиной и, чисто рефлекторно сжав его в руке, я выполз наружу. Машинально обтерев от грязи, я сунул его в мешочек до лучших времён, попутно заметив, что величиною он был с куриное яйцо, и я даже не понял, что он собой представляет. Профессор с проводником затерялись уже где-то вдали, и я видел лишь их мелькавшие среди деревьев спины, совершенно не имея возможность их окликнуть. Мною овладела настоящая волна паники, какая бывает, когда тебя необъяснимым образом накрывает всепоглощающий страх. Жуткое это чувство – стоять на краю опасной тропы и знать, что кто-то неведомый тебе прячется поблизости и наблюдает за тобой с какими-то, только ему известными намерениями. Поэтому, начисто забыв о своей только что обнаруженной находке, я поспешил к ушедшим вперёд коллегам по экспедиции, зная заранее, что ни единым словом не выдам им своего накатившего чувства смятения.
- Что-то случилось, Юра? – любопытно оглядел меня профессор, когда я, запыхавшийся от бега, нагнал их спустя пару минут. Меня, вероятно, выдала бледность лица и дрожащие руки, которыми я судорожно сжимал мачете.
- Вид у тебя такой, будто привидение увидел, - попытался с горечью пошутить он, приподнимая москитную сетку и вытирая вспотевшее лицо. – Мы думали остановиться и подождать тебя. В кусты приспичило? – понимающе спросил он.
В тот момент я не придал особого значения своей находке, а ведь именно этот камень сыграет позднее одну из ключевых ролей в дальнейшей моей судьбе.
…Но я ещё не знал об этом.
********
Наверное, не стоит описывать нашу встречу в лагере, когда мы, скрепя сердце, объявили выбежавшему навстречу нам Зайчику о трагической гибели его второго близкого для него друга.
Он лишь обвёл нас непонимающим взглядом, заметил, что Миши действительно с нами нет, аккуратно отстранился от нас, медленной походкой отошёл к дереву, присел, и затих до самых сумерек, абсолютно не подавая никаких признаков жизни, превратившись в застывшую на века мумию.
Когда вернулся с охоты Семён и приветствовал нас издалека радостным помахиванием убитой им дичи, он сразу понял по нашим лицам, что произошла какая-то катастрофа.
- Миша, - коротко сказал я, и он тут же сполз спиной по дереву на землю.
- Ох! – только и смог проговорить он. Затем через минуту:
- Зайчик уже знает?
Я молча показал рукой в сторону поваленного дерева, на котором в застывшей позе, выделяясь на фоне цветущих джунглей, сидел без движения Коля.
Прошло три дня.
Сейчас мы на катере приближаемся к первым докам и верфям огромного порта, где нам предстоит отдых в течении двух дней. Затем снова в дорогу.
Скоро нас станет меньше.
********
Глава 6-я
Река Амазонка.
Второй этап маршрута.
Сорок второй день экспедиции.
Мы уже второй день находимся в Манаусе, в большом уютном отеле, куда нас, благодаря связям Алексея Степановича поселили на два дня. До приисков Минас-Жейрас и Боа-Висты оставалось несколько дней перехода, углубившись в джунгли уже по совершенно иному маршруту.
Когда ужин подходил к концу и мы, уставшие, но выспавшиеся за сутки уже собирались разойтись по номерам, я вдруг вспомнил о своей находке и, достав заветный мешочек, который носил всегда с собой в кармане жилетки, вынул грязный, успевший обсохнуть камень на всеобщее обозрение. Алексей Петрович уже вставал, когда его внезапно заинтересовала моя находка.
- Что это у тебя, Юра? – полюбопытствовал он, видя, как я обтираю камень влажной тряпкой.
…И тут случилось чудо!
Блеклый, как мне вначале показалось, кусок кварцита внезапно засверкал при свете ламп всеми цветами радуги, ослепляя блеском наши изумлённые глаза и отбрасывая на стены блики солнечных зайчиков. Мы дружно ахнули от потрясения и опустились на стулья, не в силах вымолвить ни слова.
- Где… - запнулся Семён, - где ты нашёл это уникальное творение природы? В заброшенном городе?
- Н… нет, - так же изумлённо ответил я, разглядывая и вертя камень во все стороны. Хорошо, что в столовой было не так много народа, а то люди подумали бы, что мы двинулись рассудком, настолько бросалась в глаза наша очевидная оторопь. – Возвращаясь после рухнувшего виадука, упал, едва не угодив в подземную карстовую пещеру, - пояснил я, - а когда выбирался, сковырнул камень непроизвольно. Кинул в мешочек и забыл, не до того было.
- Что это? – впервые подал голос Зайчик, абсолютно равнодушно глядя на бросаемые камнем разноцветные блики.
Наступила долгая пауза. Меня буквально прошило электрической дугой, когда, наконец, наступило очевидное прозрение.
- А это, Коля, - ответил я, глотая комок величиною с баскетбольный мяч, - перед тобой самый что ни на есть настоящий… АЛМАЗ.
И замолчал, обескураженный собственным озарением.
Алмаз! В дебрях Амазонки! Не на приисках или в древних копях заброшенных шахт, не в Золотом городе, а просто, буквально под ногами, можно сказать на поверхности какой-то таинственной пещеры! Выходит, там под землёй, куда я едва не свалился, могли быть целые залежи этого драгоценного чуда природы? Пещера могла быть усыпана россыпями восхитительного минерала, а мы прошли мимо неё, даже не заметив и не определив координаты её местонахождения!
Я едва не схватился за голову, при мысли, какой потрясающий шанс мы упустили в нашей экспедиции.
- Место запомнил? – озабоченно и всё ещё изрядно взволнованно спросил Алексей Степанович.
- Какое место, - вздохнул разочарованно я, - когда в тот момент мысли были о только что погибшем Мише…
Минуты две эта природная реликвия переходила из рук в руки, и никто не мог опомниться от такой сногсшибательной находки.
- После шлифовки и огранки ему цены не будет! - наконец, торжественно провозгласил наш начальник. – Размером, конечно, уступает «Кохинуру» или «Экселсиору», но карат под восемьдесят уж точно будет!
- О! – только и смог выдохнуть Зайчик, невольно подражая своему погибшему другу. – Тогда и название нужно придумать, раз он теперь наша собственность.
- Вот Юра, пускай и придумает, - воодушевился профессор, видя, как Коля начал проявлять хоть какую-то заинтересованность. – Он нашёл, ему и карты в руки.
Весьма польщённый таким дружеским доверием, я тотчас окрестил этот восхитительный камень «Феей Амазонки». Ничего более светлого и сказочного в тот момент мне просто не пришло в голову.
- А что? – согласился Семён. – Очень даже возвышенно. Пускай будет «Фея Амазонки».
- Прибудем домой, - добавил профессор, - занесём его в мировой каталог, отдадим в ювелирную мастерскую для огранки, и из него получится самый восхитительный бриллиант со времён «Шаха», «Орлова» или «Сердца океана», найденного при подъёме затонувших испанских галеонов. Причём, «Сан си», покоящийся сейчас в Лувре, выглядит на порядок мельче нашего, хотя вес его составляет более пятидесяти карат. Вот вам и вторая сенсация, друзья мои. Первая Золотой город, вторая – наш алмаз.
Кто ж тогда знал, как мы глубоко ошибались за прощальным ужином, покидая на следующий день уютный отель Манауса. В тот вечер за столом нам нужно было дать этому камню название не «Фея Амазонки».
Нужно было добавить приставку: «ПрОклятая».
Зловещая вуаль чего-то неведомого и обречённого нависла над нами в тот вечер, когда камень впервые блеснул у нас в руках.
Но мы этого, разумеется, не заметили.
********
С собой мы нагрузили новые сумки с провизией, оснащением, одеждой и мелкими вещами, всегда находящимися под рукой на случай непредвиденных неприятностей. Единственное что удручало, это меньшее теперь количество вещей. Для троих наших друзей они уже не понадобятся: нас осталось пятеро, следовательно, и вещей меньше. В этом плане, как ни прискорбно, лошадям повезло больше, нежели нам.
Оставив джипы с водителями возвращаться к условленной точке нашей встречи через месяц, мы нагрузили животных нехитрым скарбом и, переночевав в деревне в обществе местного вождя, спустя сутки отправились в джунгли пешком. Карты были подготовлены, маршрут выверен до десятка километров, ориентиры обозначены, приходилось лишь уповать на волю случая, что на этот раз с нами ничего не случится. Одеяла, палатку, спальные мешки, гамаки и посуду с тюками провизии мы навьючили на лошадей, которых гуськом, друг за другом вёл впереди Габриэль.
Первые два дня ночевали под открытым небом, поскольку чудесная влажная погода в тенистом лесу как нельзя лучше подходила для такого вида ночных привалов.
Весь следующий день приближались к одному из притоков могучей реки, переночевали, и уже к утру были готовы посвятить грядущий день строительству плотов.
Работа кипела, и к вечеру оба плота из сцепленных между собой брёвен хлебного дерева были готовы.
Таким образом, на сорок второй день нашей экспедиции, и на пятый нашего второго её этапа, мы отчалили от берега, уложив на два, сцепленных между собой плота всё самое необходимое. Лошадей Габриэль, как и в прошлый раз (только уже без Даниэля) отвёл в ближайшую деревню и успел вернуться утром как раз к отплытию.
Все были в относительно нормальном настроении, Зайчик не проявлял никаких признаков ухудшения состояния, второй этап путешествия по реке начался.
********
Спустя два дня, в течение которых ничего особенного не произошло, если не считать подстреленной Габриэлем капибары и выловленной Семёном огромной пресноводной черепахи, которые пошли нам на копчение впрок, мы пристали к берегу.
Утро оказалось дождливым и пробуждение неприятным. Последним дежурил Зайчик, разбудив нас при моросящем дожде, который в любой момент мог превратиться в тропический ливень. Проснувшись, я заметил, что Семёна уже нет в палатке, и сразу что-то противное, мерзкое, холодящее душу закралось внутрь, будто я пробудился от давящего своим гнетущим нутром кошмара. Только секунду спустя я понял, что именно меня разбудило.
Не Зайчик.
Его крик.
Где-то вдалеке грянул выстрел. Я выскочил из палатки и успел заметить, как Коля несётся во весь опор к далёким деревьям, крича нам с профессором, бросая всё, следовать за ним. Алексей Степанович только выбирался из спального мешка, ничего не понимая и щуря близорукие глаза от моросящих капель дождя.
- Что случилось?
- Не знаю. Зайчик побежал на какой-то выстрел и махал нам руками следовать за ним.
Схватив вторую винтовку, я уже стремительно нёсся вслед за Колей, а профессор, недолго думая, схватил пистолет и кинулся за мной. Среди кустов мелькнула спина Габриэля и, уже подбегая к ним, я отчётливо услышал второй выстрел, прогремевший, казалось, у меня над самым ухом: спросонья не разберёшь.
На поляне никого не было, если не считать нескольких обезьян, пытавшихся укрыться от выстрелов в гуще листвы. Они визжали и яростно кидались сверху, но, не достигнув нижних веток, грозили нам с высоты своими оскалившимися клыками. Профессор не отстал, и мы ринулись в кусты, откуда слышали выстрел.
Вот, собственно, и всё.
…Семёна мы нашли среди смятых порослей тростника, где он лежал с торчащим из груди армейским ножом, какие используют в любой армии мира. Кто-то вонзил его в тело по самую рукоятку, не позаботившись выдернуть при отступлении. Рядом присел Зайчик и громко плакал навзрыд, не обращая на нас внимания. Он даже не заметил ружья, валявшегося тут же, под ногами у его мёртвого товарища.
В ту секунду мне показалось, что земля крутанулась подо мной на сто восемьдесят градусов, и я проваливаюсь в какую-то бездну, увлекая за собой всё, что когда-то принадлежало нам обоим с Семёном. Нашу многолетнюю дружбу, жён, дочерей и всю жизнь, которую мы прожили с ним бок о бок, ни разу крупно не поссорившись. Всё, казалось, вымерло в секунду. Мне стоило только взглянуть в его остекленевшие глаза, устремлённые безжизненным взглядом в пасмурное небо, как я тут же лишился сознания. Как мне потом сказали, дождь в это мгновение тоже, на удивление, прекратился.
…Колесо роковой фортуны совершило очередной оборот вокруг своей оси.
********
- Где все? – спросил я, выхватывая из небытия страшные воспоминания непоправимой трагедии. Надо мной, склонившись и обтирая лицо мокрой тряпкой, сидел Зайчик с заплаканными глазами.
- Сёму хоронят, - проронил он и шмыгнул покрасневшим носом.
- Сколько я был без сознания?
- Часа полтора. Ты пока лежи, мы тебя укрыли пледом Габриэля, успели могилку выкопать, сейчас засыпаем землёй. Я пойду, сменю профессора, - снова шмыгнул он носом и ушёл. Тут же ему на смену пришёл Алексей Степанович.
- Молчи, Юра, я сам всё расскажу. Ты когда в обморок упал, ударился головой о пень, потому и пролежал так долго без движений. Тошнит?
- Вроде, нет…
- Хорошо. Сотрясения мозга не получил.
Я проглотил вязкую слюну.
- Как там… он? – кивнул я в сторону кустов.
- Уже засыпали и поставили крестик. Коля сбегал в лагерь, принёс пустую банку, я написал записку, и мы закопали слева от холмика.
Он помолчал, давая мне прийти в себя. Потом я поднялся и привалился спиной к дереву, стараясь не смотреть в сторону ненавистных теперь мне кустов.
- Того, кто это сделал, видели?
- Нет. Габриэль тут же, увидев мёртвого Семёна, бросился за ними, но тех и след простыл.
- За ними?
- Да. Их было двое. Самая настоящая засада. А тот человек, за которым погнался Семён, был приманкой. Убегая от Семёна, первый незнакомец промчался в кусты мимо того дерева, - указал он рукой на пальму, - а второй стоял наготове, заранее подняв нож. Пробегая мимо, Семён внезапно наткнулся на спрятавшегося за деревом, и получил мощный удар ножом в грудь. Тогда-то он и выстрелил во второй раз, но уже падая навзничь на землю. Выстрел ушёл в небо, оба мерзавца скрылись. Подбежавший Габриэль заметил лишь следы, обрывающиеся у воды. Их ждала лодка.
Профессор умолк, вытирая влажные глаза. Он любил Семёна, поскольку тот был его воспитанником и помощником едва ли, не во всех походах, которые организовывал начальник экспедиции.
- А следы?
Профессор внимательно посмотрел на меня скорбным взглядом.
- Следы, Юра, были от армейских ботинок.
Затем помолчал и добавил:
- Две пары.
…Сейчас я уже не помню, какие мысли кружились тогда у меня в голове, лихорадочно пытаясь найти ответ на накатившие вопросы. Кто они? Зачем преследуют? Что им нужно от нас? Зачем им смерть Миши и Семёна?
Простившись с другом и поклявшись себе, что мы непременно сюда вернёмся с новой экспедицией, мы наскоро собрали палатку, погрузили на плоты вещи и, как могли, быстрее покинули это проклятое место.
Весь оставшийся день я не проронил ни слова, уткнувшись в колени и не замечая ничего кругом.
Потеря моего лучшего друга начисто выбила меня из колеи, и теперь за мной ухаживал Коля.
Вторая волна небытия накатила на меня, и я потерял всякий интерес к происходящему.
Что будет дальше, я не имел понятия.
********
Прошло два дня. До плотины, которая возвышалась перед каскадом водопадов Игуасу, было ещё с неделю пути, где располагались прииски берилловых залежей Бразилии. Как заметил профессор, наша экспедиция плавно начала перетекать в настоящее бегство. С момента убийства Семёна, вся наша жизнь зависела теперь, насколько быстро мы доберёмся до первых признаков цивилизации. По этим причинам мы утопили в реке изрядную часть припасов и оснащения, оставив себе только спальные мешки, палатку и мелкую утварь. Второй плот мы разобрали и, перебравшись на первый, плыли теперь вчетвером, отправив брёвна вниз по течению. Преследователи за спинами не появлялись, и этот факт ещё больше вводил нас в смятение. Дежурили ночью по двое, оставляя на сон лишь четыре часа из восьми необходимых.
На следующий день, ужиная у костра, мы решили покинуть реку, где мы были видны далеко вперёд и, оставив ещё несколько вещей, отправиться к водопадам пешком.
И вот тут-то пришла беда.
…Всё произошло быстро и стремительно.
Сменив Габриэля, я сидел у костра, тревожно вглядываясь в темноту за освещённым кругом, хотя проводник и поделился со мной, что его дежурство, в общем-то, прошло относительно спокойно. Однако меня не покидало ощущение, что темнота, давящая мне в затылок, вот-вот материализуется, приобретёт форму чего-то твёрдого, и со всего размаха шарахнет меня по затылку.
Вначале спросонья крикнул попугай и затих. Потом ухнула скопа на соседнем дереве, шевельнулись в кронах обезьяны, и где-то в кустах едва слышно прошелестела листва. Ещё не успев дотянуться до ружья, лежавшего у моих ног, я в долю секунды осознал, что сейчас будет нападение, что, собственно, и произошло.
Руки, сдавившие мне горло, оказались настолько сильны, что у меня мгновенно перехватило дыхание, абсолютно перекрыв доступ кислорода в лёгкие. Я даже не вскрикнул. Чья-то тяжёлая масса навалилась на меня всем телом, сжала рот и, получив ощутимый удар, меня буквально швырнуло в темноту вечности. Ни крикнуть, ни позвать на помощь я уже не мог, так как тут же провалился в небытие.
А дальше была пустота…
********
Глава 7.
Джунгли Амазонки.
Перед водопадами Игуасу.
Боровский.
***
…Сознание приходило медленно, урывками. Ноги ватные, руки, связанные за спиной затекли так, что не мог пошевелить даже пальцами. Во рту сухо. На глазах повязка. Прислушался, не выказывая, что я уже пришёл в себя.
Речь первых двух была, вероятно, на немецком языке, поскольку проскальзывали знакомые слова и манера диалекта. Голос одного был до боли знаком и, несомненно, принадлежал нашему бывшему фотографу. Определив это, меня буквально взорвала ярость за Мишу с Семёном и, невольно пошевелившись, я выдал своё состояние.
- О! – переходя на русский, хохотнул Боровский. – Вроде, оклемался наш пленник. Хорошо же твой наёмник его приложил по черепу, - при этом он снова перешёл на немецкий язык. Собеседника я видеть не мог, но он что-то ответил и мне брызнули в лицо водой, одновременно сдёргивая тряпичную повязку с глаз. От ослепляющего солнца у меня едва не ослепли зрачки, отчего я прижмурился и едва не вскрикнул. Через пару минут стало легче и я, наконец, смог открыть глаза.
- Боровский! – хрипло вырвалось у меня.
- Он самый, - хохотнул тот, будучи, видимо, в прекрасном расположении духа. – Здорова, приятель, давно не виделись. Можешь присесть, всё равно прыгать некуда, кругом кайманы.
Я бросил взгляд по сторонам от бортов и заметил, что мы плывём вдоль берега реки, кишащей десятками этих мерзких рептилий.
- Сколько я был без сознания?
- Целый день, солнце уже садится, - добродушно ответил он, с любопытством оглядывая меня с головы до ног. Я присел и осмотрел лодку. Восемь гребцов, по четверо у противоположных бортов гребли, налегая на вёсла. Сам Боровский со своим собеседником восседали на каких-то громоздких ящиках под брезентовым тентом, обмахивая себя веером и попивая из банки запотевшее пиво.
- Будешь? – спросил он и кинул мне в ноги недопитую банку. – Развяжи ему руки, - крикнул он девятому индейцу, огромному как сама скала, который стоял у руля и направлял лодку вверх по течению. Судя по его размерам, именно он и приложил меня ударом у костра. На удивление, тот понял по-русски и, приблизившись ко мне, одним махом рассёк ножом верёвки.
Собственно, это была даже не лодка, а целый баркас с приводным мотором, который располагался на корме и был укрыт кожаным чехлом. Баркас был длинный и широкий, как спасательная шлюпка на океанском лайнере, заставленный всевозможными ящиками разных форм и размеров.
Между тем, Боровский продолжил, открывая вторую банку:
- Уже догадался, что ты в плену?
- Имел возможность, - язвительно выдавил я. Пить хотелось неимоверно, но прикасаться к валявшейся банке я не стал из-за омерзения перед этим человеком. Увидев моё замешательство, он снисходительно кинул новую и, открыв её, я жадно припал к восхитительному прохладному напитку. На душе тут же стало легче.
- Пей, не стесняйся, - снова хохотнул он противным смешком. – Ты, парень, заслужил.
- Каким образом? – не понял я, приподняв брови и вытирая рукавом губы.
- Ещё не догадался?
Он подмигнул своему напарнику, и только тут я смог, наконец, разглядеть рыжего, с усами второго европейца, абсолютно отличающегося от полуголых представителей племени гуарани. Видимо, он был немцем, поскольку ответил фотографу на том немецком языке, что я слышал прежде, приходя в себя после продолжительного, уже второго обморока на этой неделе. В этот момент я абсолютно не знал, что именно сделают мои друзья, обнаружив утром моё невольное исчезновение. Рыжий что-то отрывисто бросил верзиле-индейцу у руля, и баркас медленно стал поворачивать к берегу.
- Мишина гибель, твоя работа? – внезапно спросил я, вспоминая подпиленные опоры виадука.
- Ты о мостике? – переспросил он. – Не моя лично, но по моему указу. А что? Нужно же было от вас постепенно избавляться. Больно много вы стали знать и влезли не в своё дело. Кто вас просил заворачивать на тропу и углубляться в джунгли, чтобы обнаружить наш брошенный город?
- Отчего это ваш? – стиснув зубы от ярости за Мишу, тем не менее, выпалил я. – Вы его что, купили?
- Купить не купили, поскольку о нём знают лишь единицы из племени гуарани и янамами, но обнаружили его мы, когда ты ещё со своей женой в кровати целовался и абсолютно не помышлял об экспедиции. Ты думаешь, почему я проник в вашу команду, а затем позаимствовал у вас карты маршрутов?
- Не позаимствовал, а украл самым натуральным образом, вместе с деньгами и документами.
- Это было чисто рефлекторно, - отмахнулся он. – Мне, прежде всего, нужны были карты, чтобы добраться до этого, как вы его назвали, Золотого города.
- А Сёму зачем убил? – у меня на глаза выступили слёзы. – Тоже рефлекторно?
- Много вопросов задаёшь, парень, - оскалился он, выставляя вперёд жёлтые прокуренные зубы.
Я заметил, что баркас уже причалил к берегу.
- Мне, в общем-то, всё равно, кого и в каком порядке убивать, поскольку из всех вас мне нужен только ваш начальник. Была ещё девка, но её и без меня сожрала анаконда. Я наблюдал издалека. Зрелище, скажу тебя, восхитительное.
Я едва не бросился на него, но меня тут же прижал к борту верзила, очевидно, его личный телохранитель, завербованный в одной из диких племён индейцев гуарани.
- Ты говорил, что я чем-то заслужил твоё дешёвое гостеприимство, - огрызнулся я, отталкивая от себя могучего воина дикого племени.
-Мешочек помнишь? – заржал он голосом дохлой лошади, - который ты таскал всё время с собой, складывая туда всякие ценные находки. Теперь он у меня. Я специально приказал тихо, без шума захватить тебя в плен, и вот результат…
Он достал из кармана вышитый символами тряпичный кисет и любовно погладил его, добавив:
- Теперь и алмаз мой.
Я едва не рухнул подкошенный, настолько всё оборвалось у меня внутри.
Это была катастрофа.
- Так это ты был в кустах, когда я его нашёл? – выдавил я из себя, сдерживая новый приступ ярости, чтобы не броситься на него вновь.
- А кто же? Я прекрасно видел, как он блеснул у тебя в руках, но ты, дурень, не придал этому значения. Оплакивал своего друга. А я сразу понял, какое сокровище должно попасть мне в руки. Ему цены не будет, и этот камешек покроит все мои издержки, связанные с походом. Наёмники-то тоже денег стоят, парень. Вот, таким образом, ты и заслужил теперь банку пива.
- Так ты… - у меня пересохло во рту. – Ты следил за нами с первого дня нашего маршрута?
- Ага, - самодовольно усмехнулся он. – Едва не попал под метеорит, затем сопровождал вас на расстоянии, пока вы не обнаружили город, с одной лишь целью: мне нужен был профессор, чтобы с его помощью вернуться назад в Европу. Нюансы возвращения и причины оставим за кадром, они тебе не нужны, но вот когда вы обнаружили золотые статуи в городе и решили о них поведать всему миру, тогда я и приказал вас постепенно истреблять, чтобы данная информация не просочилась дальше этих джунглей. Золото мне нужно для моих высокопоставленных компаньонов из Аргентины, Перу, а также в Европе, а вы могли нарушить все мои планы. Когда же я увидел, что ты нашёл и сногсшибательный алмаз невероятной ценности, то прихватил и тебя вместе с ним. Оттого и настроение у меня сейчас отменное. Вот только не знаю, что мне делать с тобой дальше. Я полностью запасся золотом, - показал он рукой на ящики, - и теперь посещу этот город только в следующем году, так что ты мне, в общем-то, и не нужен.
-Так ты уже не первый раз забираешь оттуда золото?
- Не первый, разумеется. Иначе, откуда бы я о нём знал? – он безразлично пожал плечами, словно золотые статуи были для него каждодневной обыденностью. - Я агент Четвёртого рейха, парень.
- Ка-ко-го??? – протянул я, сглатывая комок величиною с воздушный шар.
- Четвёртого, - повторил он и махнул рукой в сторону рыжего. – А это один из моих начальников в обновлённой Германии. Мы вместе посещаем брошенный город и забираем оттуда золото, переправляя затем его через Атлантику на нужды восстановления нашей партии.
Позже, когда меня высадили из баркаса и отвели, привязав к дереву у костра, Боровский, расположившись на траве и куря трубку после ужина, продолжил со мной беседу. Индейцы завели баркас в скрытую от глаз протоку, разбили лагерь, выставили двух часовых, и принялись готовиться к ночлегу. Мне дали поесть, связали руки, оставив свободными только ноги. Неподалёку дежурил охранник фотографа, а рыжий нацист перебирал в баркасе ящики, занося их в какой-то одному ему известный список.
- Не думаю, чтобы твои друзья, сломя голову, бросились за тобой в погоню выручать, - вернулся он к прерванному разговору. - Их осталось трое, к тому же, один из них сопляк, а нас одиннадцать человек и все вооружены. Так что мне ничего не стоит, как просто пустить тебе пулю в лоб и бросить в реку на съедение кайманам. Можно даже без пули. Я душевный человек, - хохотнул он, пуская дым в темнеющее небо. Время близилось к ночи, и я абсолютно не знал, что мне делать дальше. Привязанный к дереву, я полностью был в его руках, отчего приходил к удручающим мыслям, граничащим с отчаянием.
Он ещё что-то рассказывал, как, внедряясь в различные экспедиции, посещал то Венесуэлу с Колумбией, то Боливию, бывал и в Австралии, но я его не слушал. Мысль о моих погибших от его руки друзьях терзала мне душу, да и утеря алмаза, который теперь был в его руках, не давала покоя, лихорадочно ища выход из сложившейся ситуации. Нужно было бежать. Но как?
- После войны я курсировал между Москвой и Западным Берлином, - восхвалялся он собственным упоением, очевидно полагая, что эта информация утонет вместе со мной в бурных водах Амазонки. – Затем перебрался в ФРГ, всё так же посещая вашу страну в составе различных делегаций. Позже познакомился с Куртом, - кивнул он на рыжего в сторону баркаса. - Тот предложил мне сотрудничать с их возрождающимся Четвёртым рейхом, и вот я несколько лет посещаю различные точки планеты, где нахожу затерянные сокровища, переправляя их на континент. Ваша экспедиция седьмая по счёту.
- А что сталось с прежними?
Он пожал плечами, как мне показалось, даже виновато.
- Сгинули.
- Ты их ликвидировал, как и нас?
Всё становилось ясным. Этот мерзавец продался агентам нацистской партии и сам стал её членом.
- Я теперь миллионер, - вынул он из кармана алмаз и повертел его в руках. Камень блеснул в свете восходящей луны и, сверкнув, послал в сумрачное небо восхитительные искорки. – Этот камешек, величиною с орех, принесёт мне славу, прежде чем после огранки станет бриллиантом. Имя ему уже придумали? – поинтересовался он, пряча его назад.
- Фея Амазонки, - нехотя ответил я.
- Как? Фея Амазонки? – с интересом переспросил он, затем минуту подумав, оскалился:
- Что ж… пусть Фея Амазонки. Хоть какая-то память будет о вас…
И расхохотался своим омерзительным смехом, направляясь к баркасу.
Я остался один.
********
…А потом началась бойня.
Первый индеец упал сразу. Габриэль выстрелил из самодельного лука, попал в сонную артерию, и человек просто свалился, подкошенный, как мешок с песком, упал с дерева в соцветия орхидей, никем незамеченный, даже своими товарищами по оружию. Переметнувшись к следующему дереву, проводник натянул тетиву и пустил стрелу во второго воина, выбив его из строя, как и первого. Всё произошло настолько стремительно и бесшумно, что я едва смог открыть рот, чтобы крикнуть, где я нахожусь. Оказывается, как потом мне рассказывал Зайчик, они знали это наперёд, поскольку Габриэль всю ночь, крадучись и не издавая шума, оценивал рекогносцировку лагеря, примечая, где находится тот или иной охранник. Те, кто недавно были в засаде, сами оказались в ловушке. Он уже давил ногой горло третьему, когда из соседних кустов, стреляя во все стороны, выскочили Зайчик с профессором, при этом Коля умудрился выпустить из ракетницы заряд по мотору спрятанного в заводи баркаса. Выстрелом из винтовки Алексей Степанович уложил четвёртого воина, Зайчик пятого, остальные, не успев схватить оружие, кинулись в разные стороны, бросив на произвол судьбы и своих нанимателей и груз золота в ящиках военного образца. Вся операция по спасению, возглавляемая Габриэлем, заняла не более двух минут. Пятеро были ликвидированы, трое метнулись в лес без всякого вооружения, а ещё трое, к сожалению, успели скрыться на баркасе, который, отчаливая от берега, дымил подбитым ракетницей двигателем. Я в это время только приходил в себя, Габриэль добивал третьего наёмника, профессор развязывал мне руки, а Зайчик лихорадочно перезаряжал ракетницу, но этого времени хватило беглецам, чтобы оторваться от нашей погони на несколько минут. Рыжий нацист, Боровский и его верзила-телохранитель скрылись за поворотом реки, и только длинный шлейф дыма указывал их направление, куда они поплыли.
Всё это мне рассказали потом, прежде чем мы остановились на ночлег уже в десятке километров от места моего чудесного спасения. Проводник, так же как и мы, был исполнен местью за Семёна, за Мишу, и хоть Даниэль погиб при метеорите, а Валюша от анаконды, он мстил за всех, за всю нашу экспедицию.
- Теперь алмаз у него, - продолжил Алексей Степанович, когда мы, разлёгшись на траве, блаженно переваривали ужин, и я рассказал им свою беседу с фотографом. – И название знает…
- Пришлось сказать, - хмуро ответил я. – Иначе он просто выбросил бы меня в реку на растерзания кайманам. Кстати, моё ружьё тоже у них.
- И карабин Сёмы, - вздохнув, добавил Зайчик.
Этим вечером мы решили снова строить плот и уже, абсолютно налегке, продвигаться по течению к водопадам Игуасу.
Там плотина.
Там цивилизация.
********
Немец молча наблюдал, как Боровский орал на телохранителя, подгоняя его, чтобы тот сделал что-нибудь с дизельным двигателем, с каждым километром приходящим в негодность. Выпущенная Зайчиком ракета, угодила в редуктор и вывела из строя вращающийся цилиндр, отчего мотор беспрестанно чихал, выпускал едкий чёрный дым и плевался соляркой.
- Швайне! – орал он по-немецки, смешивая русские и германские наречия. – Свинья, куда ты прёшь, левее бери, сейчас угодим в самую пропасть! Не видишь, мать твою, что водопад впереди?
Немец оказался умнее. Выхватив из рук Боровского пистолет, он упрятал его в карман, всем видом показывая, что начальник тут он, и без его ведома никто не выстрелит. Их и так осталось трое. Лодка была уже неуправляема, реверс мотора ничего не давал, её несло бурным потокам прямо в сердце бушующей бездны. Мачта и антенна были давно сломаны, и судно вертелось в бурунах пены, словно детская юла в руках ребёнка. Механик, ударившись головой о выступ мотора, лежал без сознания, запутавшись ногами в такелажных снастях, а рыжий нацист обхватил руками один из ящиков, и вместе с ним ездил по днищу судна.
Боровский прежде всего думал о своей безопасности, поэтому, недолго думая, схватил спасательный жилет, рывком перевалился через борт и, даже не взглянув на своего напарника, полетел в пучину вместе с миллиардами брызг и тысячами тонн низвергающейся воды. Лодку ещё раз перекрутило вокруг своей оси, швырнуло о камни, подбросило вверх и разметало на щепки, вываливая в бушующую бездну весь золотой запас брошенного города. Фотограф успел увидеть последний ящик, камнем падающий в водопадный ад и, набрав воды полными лёгкими, захлебнулся, уносимый гигантским круговоротом куда-то в подземные расщелины потустороннего бытия.
Золото неизвестной цивилизации, награбленное им, перестало существовать.
…А Боровского, на удивление всем ангелам неба, спас жилет, который он успел нацепить, прежде чем свалился в бурлящую пучину. Тело ещё покачивалось на воде, а руки уже обхватили обломок мачты, вынесший его по течению в безопасную протоку тихой воды.
Механику и рыжему нацисту повезло меньше, их попросту раздавило давлением могучей стихии, разметав изуродованные конечности, пока не подоспели кайманы. Завершили дело вездесущие пираньи, абсолютно не соблюдая режим очерёдности.
В этот раз зловещее колесо фортуны, сделав полный оборот вокруг своей оси, было весьма благосклонно к наёмному нацисту Четвёртого рейха. Недаром в рубаях Омара Хайяма в своё время были такие строки:
«Одни живут, чтобы творить добро, другие же всё больше зло. Последние живут подольше».
Боровский относился к последним.
********
Глава 8-я.
Пятьдесят второй день экспедиции.
За водопадами Игуасу.
***
…Габриэль продвигался вдоль берега уже вторые сутки, заметив след подошв, прежде чем убедился, что они принадлежат Боровскому. Выжил, сукин сын, удовлетворённо отметил про себя креол-проводник. Тем лучше: теперь ему прямая дорога в ад, уж об этом Габриэль позаботится.
Он видел в ущелье водопада, куда низвергались тонны воды, несколько расщепленных обломков лодки и ящиков, кусок парусины, даже фуражку нациста, но самого фотографа пока не заметил. Следы вели в джунгли в направлении плоскогорья, следовательно, Боровский повторял маршрут Алексея Степановича с Юрой и Зайчиком. Если так, то дело плохо: рано или поздно он их нагонит, поскольку, в отличие от них, был абсолютно налегке. Необходимо было спешить, и как можно скорее нагнать убийцу. На душе было скверно, но Габриэль не обращал внимания, чутко выискивая следы среди козьих троп и зарослей кустарников.
Начиналось плоскогорье.
По всем математическим законам выходило так, что Боровский теперь, отставая минимум на сутки, шёл по следам профессора, а сам проводник, тоже отставая на сутки, двигался вслед за фотографом, и неизвестно, в какой точке пересечения они могут встретиться. Желательно, чтобы он, Габриэль, при встрече оказался за спиной своего врага, а не наоборот.
Едва сомкнув глаза на пару часов, он, утром следующего дня бросился в дорогу, стараясь нагнать впереди идущего. Возможно, у Боровского каким-то образом осталось оружие, но если даже и нет, не стоит забывать о том, что рассказал Юра, побывавший у них в плену. По его словам, этот фотограф никакой не фотограф, а обыкновенный наёмный агент Четвёртого рейха и, следовательно, обучен профессионально убивать, выживая в любой местности джунглей – с этим тоже нужно считаться. Во всяком случае, теперь он знает, за кем идёт. Следы ведут к скалам. Следов много. Значит и профессор впереди.
«Ты уже мертвец, Боровский, - повторял про себя проводник, внимательно и чутко осматриваясь вокруг. – Не жди меня, я сам к тебе иду…»
********
…Боровский вышел из пещеры задолго до рассвета. По его подсчётам он должен был догнать группу профессора уже к ночи. Цель была одна. Так как алмаз уцелел и остался при нём, следовало ликвидировать проводника, сопливого пацана и того придурка, у которого он нашёл алмаз, затем, прикрываясь профессором как щитом, пересечь с его документами границу и, высадившись в Лиссабоне, где-нибудь в туалете аэропорта избавиться от самого начальника экспедиции, будь он проклят. Из-за него Боровский потерял весь золотой запас, который намеревался переправить в Западный Берлин, где его уже поджидали свои коллеги по партии. Четвёртый рейх должен возвыситься вновь, став господствующим кланом в Новом мире, и именно он, Боровский, способствует этому возвеличиванию, ежегодно переправляя десятки килограммов золота на европейский континент. Всё было налажено, везде подкуплено, всё предусмотрено, пока не появился этот чёртов профессор с его командой.
Фотограф пробирался весь день среди скал, пил воду из дождевых луж, питался жуками и личинками, отдыхал в расселинах, всматривался в следы, и догонял, догонял, догонял.
Уже скоро.
********
С наступлением сумерек мы продвинулись по плоскогорью довольно порядочно, изрядно истратив свои силы и мечтающие о скором ночлеге. Местность не менялась в течение всего дня, переходя из скал в ущелья, овраги, каньоны с малым количеством зелени. Это был участок джунглей, который можно было назвать «голым». Исчезли пальмы, каучуковые и хлебные деревья, а с ними и обезьяны, столь ненавистные нам. Когда уже темнело, мы расположились у разведённого костра, поджаривая на огне черепаху и заваривая последний чай из наших оставшихся запасов. Во фляге ещё оставалось немного спирта, но мы его не трогали, предпочитая экономить для медицинских нужд. По-прежнему ждали Габриэля, не имея от него абсолютно никаких вестей.
- Вся экспедиция насмарку из-за какого-то одного подлеца! – тихо выговаривался Зайчик, вспоминая Валюшу, Даниэля, Мишу и Семёна. – И алмаз жалко. Я уже и о богатстве не думаю, просто хочется вернуть его себе, как память о происшедших здесь событиях.
Он всхлипнул носом и замолчал.
- Будем надеяться, что Габриэль найдёт способ вернуть его нам, - поддержал разговор Алексей Степанович. – Конечно, при условии, что Боровский выжил после водопада. Раз наш проводник задерживается, значит, напал на след и преследует этого мерзавца, куда бы тот не направлялся.
- А направляется он за нами, в нашу сторону, - добавил я. Другой дороги к Карвуэйру нет.
- Да. И поэтому следует вдвойне усилить бдительность, - согласился профессор. – Ни днём, ни ночью не выпускайте из рук оружие.
Время приближалось к десяти, вечер был тихим, москиты в этой части плоскогорья не тревожили, а небо сверкало мириадами звёзд, раскинув рукава Млечного пути по всему бездонному небосклону.
********
Боровский отклонился от маршрута профессора буквально на пару километров, сделав небольшой крюк и вернувшись назад к своим следам, как бы беря пройденную территорию в кольцо. Он делал так всегда ещё во времена своей подготовки в нацистской школе агентов. Путая, таким образом, следы, он как заяц петлял то в одну сторону, то в другую, то назад, возвращаясь затем след в след к уже пройденной тропе, по которой шёл прежде. Этому его учила система выживания, разработанная им же ещё на заре своих первых посещений южноамериканских джунглей Боливии, Венесуэлы и Бразилии. Следы впереди идущей группы он видел отчётливо, и поэтому сразу заметил, что не хватает мокасин одного из проводников, отчего и пришёл к выводу сделать петлю и вернуться назад. Если проводник на каком-то участке отстал от группы и, вполне возможно, устремился на поиски его, Боровского, то тогда стоит вернуться и взять в кольцо пройденную ранее местность. Теперь он будет идти за проводником, если обнаружит его следы, а не проводник за ним.
Что, собственно, и произошло.
Сделав крюк в несколько километров, Боровский, как и предполагал, с внутренним удовлетворением наткнулся на следы только что прошедшего здесь проводника, от которого его отделяло не более трёх часов пути. Значит, индеец-креол всё же выследил его после водопада и все эти два дня шёл за ним, постепенно догоняя и сокращая расстояние. Цель его, в общем-то, тоже была ясна: отомстить за друзей и вернуть похищенный алмаз. Что ж, думал Боровский, замечая в себе небывалый всплеск адреналина, теперь мы поменялись местами, и к тому времени, как ты увидишь, что я сделал петлю и вернулся на свои собственные следы, я уже буду у тебя за спиной и воткну нож тебе между лопаток.
Что он, собственно и сделал.
********
…Габриэль был мёртв уже три с половиной минуты.
Вот как это произошло.
Он тихо подкрался в темноте к дереву и замер, держа в руках винтовку, наблюдая издалека за костром, который, к его крайнему удивлению, горел ярко, совершенно не соблюдая режим маскировки. Следы тракторных подошв привели его к этому костру, и если это был Боровский, то отчего он так беспечен, выставляя напоказ всему плоскогорью своё местонахождение? Людей здесь, конечно, быть не могло, но такой подготовленный убийца и профессиональный агент Четвёртого рейха никак не мог не позаботиться о степени безопасности: в школах агентуры их этому учат в первую очередь, Габриэль знал об этом. И это было непонятно.
Он насторожился. Костёр горел, мерно потрескивая среди небольших деревьев, а самого фотографа не было.
И когда к нему сзади подкрался убийца, наивный проводник, неискушённый специальной подготовкой наёмников, даже не услышал хруста веток, которые могли бы выдать нападавшего. Боровский неслышно подошёл к соседнему дереву, нашёл точку опоры и, оттолкнувшись, обрушился всей своей массой прямо на спину проводника. Дальше было дело техники. Схватив его за шею, он стремительно нанёс четыре удара ножом: в бок, затем, в спину, и тут же, повернув уже обмякшее тело, полоснул по горлу контрольным взмахом. Всё заняло не более трёх секунд. Кровь брызнула ему в лицо, и он испытал настоящий экстаз, который испытывают самые натуральные маньяки, приближая смертельный конец своей жертве. Какое блаженство видеть, как стекленеют глаза, как открывается рот в смертельной судороге, как, чёрт возьми, вырывается булькающий хрип из недр уже мёртвого тела…
Габриэль свалился на землю, подкошенный профессиональными ударами ножом в область почек, позвоночника и горла, выдохнув в воздух свой последний вздох. Боровский обшарил карманы, взял винтовку и, даже не взглянув на поверженную жертву, отошёл к дереву справить малую нужду.
Одним меньше…
Тело Габриэля осталось лежать под скудными деревьями, ожидая своей участи. Сначала его посетят кишащие муравьи, скорпионы и прочая низшая тварь животного биома Земли, затем мелкие грызуны и змеи, а довершат начатое пиршество грифы, совершенно не брезгующие падалью. Ягуары и пумы обойдут это место стороной, будто воздавая должное отважному воину джунглей, но тело не пролежит и суток, оставив после себя воспоминания лишь обглоданными костями и выеденным начисто черепом.
Такова будет могила Габриэля, лучшего из людей, какие встречаются на планете.
А ведь прошло только три с половиной минуты.
Мир праху этому доблестному человеку, сыну джунглей, как и его брату.
Аминь.
********
Глава 9-я.
Амазонская низменность.
Перед плотиной.
***
Впереди последний день перед извилиной рукава Риу-Бранку, перед таможней и границей государства Гайана. Мы так и не попали на прииски Боа-Висты, изменив маршрут по независимым от нас обстоятельствам, поскольку близость военного гарнизона вселяла в нас уверенность, что мы останемся живы, а не будем истреблены наёмниками Боровского. Минас-Жейрас с его берилловыми залежами остался в стороне от нашего пути, и мы спешили как можно скорее покинуть эту часть негостеприимных джунглей, покрывая ежедневное расстояние в несколько десятков километров. Там мы пересядем в лодку, доплывём до водопада Кайету, и уже на джипах – к Атлантическому океану, к столице Джорджтауну.
Чувствовалось приближение Риу-Бранку, воздух был насыщен озоном, изменилась местность, появились водяные млекопитающие и пресмыкающиеся всех мастей и расцветок. Проводника так и нет. Теперь, когда мы уже были уверены в смерти Габриэля, нам хотелось быстрее добраться до границы, так как мы не знали о количестве вражеской силы, следующей за нами.
Профессор подстрелил речную выдру и, освежевав тушку, мы разложили её на горячих камнях вокруг дымного костра. Настроение было тревожным. Чем ближе мы подбирались к конечной цели нашего путешествия, тем больше одолевали мрачные предчувствия чего-то, ещё не произошедшего, неведомого и скверного. Плюс воспоминания о наших друзьях, погибших или убитых в дебрях Амазонки. Об алмазе уже никто не думал.
А зря…
Камень находился в кармане убийцы, а сам Боровский находился на расстоянии часа ходьбы до нашего костра. Он уже догнал нас, но мы, разумеется, не знали об этом.
Всю ночь дежурили по очереди. Присутствие чего-то злого и неведомого не покидало даже во сне. Зайчик отдежурил первым, улёгся в спальник возле костра, но всю ночь ворочался, вскрикивал в тревожной дрёме и что-то бормотал во сне, вспоминая Валюшу. Казалось, даже окружающие нас деревья затаили в себе неизбежное, что должно было с нами произойти. Сменив его, я крепко сжимал винтовку и, напрягая зрение, всматривался в темноту за освещённым кругом костра, пока не начинали болеть глаза. Становилось жутко, и ощущение, что ты стоишь как на ладони, а в темноте на тебя смотрят враждебные глаза, не покидало ни на минуту. В затылке щемило от сверлящего взгляда, по спине пробегали электрические дуги: всё это напоминало мне, когда мы возвращались в лагерь после смерти Миши, где я нашёл алмаз.
Сейчас за мной тоже кто-то следил.
Отдежурив, я в полчетвёртого утра разбудил профессора, поделившись с ним своими ночными страхами и опасениями. Он молча кивнул головой, вгляделся пристально в начинающийся рассвет, крепче перехватил ружьё и стал прислушиваться к каждому подозрительному шороху пробуждавшегося леса. Мне осталось поспать полтора часа, поэтому я завернулся в спальный мешок, тут же забывшись беспокойным сном.
********
Боровский остановился метрах в сорока от поляны, спрятавшись за деревьями. Свет от пламени освещал небольшой круг, где лагерем расположились его будущие жертвы. После того, как он расправился с проводником, ему уже не казалось таким трудным исполнить свой заранее намеченный план нападения. Теперь, когда был убит самый опасный из группы, наёмный агент Четвёртого рейха чувствовал себя довольно спокойно, абсолютно не заботясь о дальнейших судьбах остальных: ему нужен был только начальник экспедиции.
********
…Очнулся я на мокрой траве оттого, что за воротник моей куртки хлестали струи ливня, начавшегося, очевидно, сразу после того, как я потерял сознание. Вода забивалась в рот, нос, уши, а сознание, как назло, приходило медленно, пульсируя в висках тупыми толчками боли. Сразу сообразив, что случилось нечто непоправимое и худшее из всего, я убедился, что мои ноги и руки привязаны к дереву, обуви на ногах нет, а глаза застилает сплошная пелена тропического дождя. Рядом кто-то кричал, но из-за буйства стихии я не мог разобрать, ни слов, ни тембра голоса кричавшего. Аккуратно повернув голову в сторону крика, я едва разглядел расплывчатый силуэт Зайчика, как и я, привязанного к дереву.
Спустя минуту ливень утих таким же стремительным образом, как и начался, остался только остаточный звук капающих листьев, и только тогда я смог различить его душевные возгласы.
- Юра! – кричал он, извиваясь всем телом, пытаясь освободиться из пут.
- Слышу тебя, Коля! – ответил я осипшим голосом и тут же получил мощный пульсирующий толчок в виски. Голова раскалывалась от нестерпимой боли, под ногами образовалась лужа алого цвета, очевидно из-за крови, сочившейся на затылке.
- Боровский? – поморщился я, разглядывая босые ноги Зайчика.
- Он самый, - сплюнул на землю комок земли Коля. – И меня так же огрел по голове, прежде чем я успел дотянуться до винтовки.
Я уже понял, что произошло внезапное нападение: оставалось выяснить, где сам Боровский и отчего молчит Алексей Степанович.
- Профессор у него в плену, - будто прочёл мои мысли Коля. – Он стоял на плоту, принимая от тебя вещи, я тушил костёр, а когда оглянулся, было уже поздно. Этот гад выскочил внезапно из-за дерева, оглушил тебя, ударил Алексея Степановича и тот повалился ничком на плот. Пока я тянулся к карабину, Боровский навёл на меня ружьё и приказал привязать тебя к дереву. Пришедший в себя профессор попытался с ним заговорить, но Боровский ударил его прикладом, велев замолчать. Когда я тебя привязал, он проверил узлы, заставив Алексея Степановича проделать то же самое со мной. Дальше я ничего не помню, по всей видимости, он меня тоже грохнул по голове, так как болит сейчас нестерпимо. Очнулся я, когда шёл ливень, увидел тебя, и принялся орать, что есть мочи. Вот и всё. Алексея Степановича нет, как, собственно, и самого Боровского. Они скрылись. Профессор ему для чего-то нужен.
Я предполагал, для чего именно. Тут нетрудно было догадаться. Ему нужен был своеобразный живой щит, документами которого он мог бы прикрываться, проходя таможенный досмотр в аэропорту Джорджтауна. Алмаз-то при нём, и профессор с его связями, как нельзя лучше подходил на эту роль. А потом, добравшись до Лиссабона, он его где-нибудь тихонько ликвидирует, как нежелательный элемент.
Всё просто.
- Как думаешь, почему он нас оставил в живых? – спросил Зайчик, дёргаясь всем телом и кряхтя от напряжения. Узлы не поддавались: очевидно, Боровский позже сам перевязал их, когда мы были без сознания. Я тоже шевелил запястьями, однако безрезультатно: верёвки были завязаны особым морским узлом, ведь недаром этот убийца проходил специальную подготовку в агентурной школе возрождающегося рейха.
- Тут, Коля, одно из двух, - ответил я. – Либо он ради забавы играет с нами, как с пешками на шахматной доске, либо приготовил нам смерть более изысканную.
- Какую? – голос Зайчика слегка вздрогнул.
- Например, от ягуаров или пум, - хмуро предположил я. - Ботинки он с нас снял в качестве приманки. Пройдя несколько сот метров, он кинет в кусты один, затем, ещё через сто метров - другой… и так, пока не отойдёт на порядочное расстояние, чтобы ягуар или самец пумы, не боясь его, по запаху нашли нас. Изощрённая пытка в его стиле. Мы будем истерзаны и умрём живьём в зубах хищников, Коля.
Я внезапно что-то вспомнил и, осенённый мыслью, вскрикнул:
- Ты не помнишь, когда ты завязывал мне узлы, он приказывал тебе верёвку крутить вокруг запястья по часовой стрелке или против?
- А это важно?
- Да. Вспоминай быстрее, а то ливень кончился, и к нам с минуты на минуту могут пожаловать гости. Мне когда-то попадалась брошюра, как избавляться от узлов на руках. Там было описание движений, расслабляющих хватку обвитой верёвки, если руки находятся за спиной. У тебя сейчас руки, в каком положении находятся?
- Крест-накрест.
- У меня тоже. Кулаки сжимать-разжимать можешь?
- Могу. Я уже давно так делаю, но они немеют, и я их уже не чувствую.
- Левая рука находится сверху правой?
- Да.
- Отлично. Значит против часовой стрелки. Итак, слушай меня. Двигай запястьями, пока правая рука постепенно не окажется сверху левой. Займёт изрядно времени, но оно того стоит.
Мы оба принялись двигать запястьями, усердно извиваясь во все стороны. Прошло около получаса, во время которого мы делали кратковременные перерывы отдышаться, прежде чем мы смогли почувствовать некоторое расслабление обвивавших нас пут. На удивление, ягуары и пумы пока не посетили нас, и уже через десять минут я смог освободить сначала левую, а затем и правую руку. Дальше было дело техники. Затёкшие руки и ноги не слушались нас, но мы бросились обнимать друг друга, подпрыгивая и восстанавливая кровообращение, избежав под конец ужасной смерти, уготованной нам безжалостным убийцей.
Теперь мы живы.
И мы готовы бороться!
********
Боровский обтёр приклад пучком травы, оттащил безвольного профессора к плоту, последний раз взглянул на обоих привязанных к деревьям ненавистных ему друзей и, прихватив ботинки, оттолкнулся шестом от берега. Теперь их удел – безвестная смерть в пастях ягуаров или пум, а если повезёт, то и от грифов.
- Вставай, старый хрыч, - толкнул он ногой тело профессора и окатил его водой. Плот медленно набирал скорость по течению и Боровскому необходим был второй помощник, чтобы править среди попадавшихся отмелей, коряг и порогов. – Берись за шест и толкай вместо меня.
Алексей Степанович потряс головой, приходя в сознание, беспомощно огляделся, и только тут заметил, что они уже плывут по реке.
- Где мои ребята? – с усилием выдавил он из себя, осторожно трогая подбородок, куда прикладом приложился фотограф.
- Загорают, - хохотнул тот своим ехидным смехом. – Я оставил их на ужин пумам и ягуарам.
Профессор, было, дёрнулся прыгнуть с плота в воду, но Боровский навёл на него пистолет, изъятый из собственного кармана начальника экспедиции.
- Только попробуй, гнида. Сразу пойдёшь ко дну, а кайманы и пираньи только этого и ждут. - Он вручил ему шест и подтолкнул к краю плота, не сводя пистолета с его спины. – Правь, давай. Нам ещё засветло нужно добраться да плотины.
- Что ты задумал, Боровский? Что мы тебе сделали плохого, из-за чего ты истребляешь нас постепенно.
- Я уже говорил вашему придурку, что вы влезли не в своё дело. Если бы ваш поход состоял только в том, чтобы добраться до приисков Минас-Жейрас, я бы и пальцем вас не тронул. Но вы, как те любопытные кролики, сунули нос в обнаруженный мною брошенный город, и мне пришлось от вас избавляться. К тому же, из-за тебя и твоих приятелей я начисто лишился ценного груза, который низвергся в водопад вместе с баркасом. Потерял компаньона. Этого мало тебе?
Он приподнялся на носках, размахнулся, и, что есть силы, закинул один ботинок в заросли нависавших над водой мангровых деревьев. Спустя несколько минут проделал то же самое со вторым, затем и с остальными, чередуя их между собой.
- Доберёмся до таможни, там я тебя отпущу, - пообещал он, отчего у профессора пробежал холодок по коже. – Но прежде, ты предъявишь им алмаз, документы и разъяснишь, что я твой помощник по экспедиции, мы нашли его в джунглях, а остальные члены команды погибли при столкновении с метеоритом. Усёк? Я постоянно буду держать пистолет в кармане, и он будет наведён на тебя. Я знаю эти места, бывал здесь однажды. В той таможне у плотины дежурят всего четверо охранников, не слишком отягощённые службой. Кроме них никого нет в радиусе нескольких десятков километров, и меняются они раз в два месяца. При необходимости, если ты что-нибудь надумаешь им вякнуть, я пришью и их. Согласись, мне это раз плюнуть.
- А через аэропорт ты как думаешь меня вести? Тоже под прицелом? Не так-то легко будет проникнуть в самолёт с пистолетом.
- А это уже не твоя забота, - потянулся Боровский, усаживаясь на брёвна и прикрываясь шляпой от солнца. – Он мне и не понадобится. На этот случай у меня припасены транквилизаторы, - похлопал он по карману. – Я просто всажу тебе под мышку укол, ты отключишься, и я проведу тебя через терминал, как пьяного приятеля, глотнувшего лишку перед полётом. В аэропорту у меня есть знакомые, и меня пропустят, тем более с твоими документами. Всё ясно? А в Лиссабоне я тебя отпущу хоть на все четыре стороны. Там ты мне больше не понадобишься. Если захочешь нарушить все мои планы, пуля тебе обеспечена. Первая же! – добавил он. – А в Европе тебе уже никто не поверит, вздумай ты рассказывать о моих подвигах. Меня и след простынет, прежде чем ты доберёшься до советского посольства. Со мной алмаз, и теперь я обеспечен на всю оставшуюся жизнь. Сделаю пластическую операцию, сменю имя, и затеряюсь где-нибудь в бескрайних просторах Западной Африки, - мечтательно протянул он.
Беседуя таким образом, они медленно, но верно плыли по течению реки, всё ближе приближаясь к плотине. У Алексея Степановича не было никаких иллюзий, как поведёт себя убийца, стоит им только ступить на землю португальской столицы.
Поэтому он начал лихорадочно обдумывать план спасения.
А ещё он думал о друзьях, оставленных на съедения ягуарам.
Вещи, оставшиеся после того, как были свалены на плот, лежали кучей недалеко от него, и, улучив минуту, когда Боровский задремал от палящего солнца (всё так же, не выпуская пистолет из рук), он решил действовать. Дождавшись, когда шум бурлящей воды перекроет его движения, он дотянулся до кучи, быстро отыскал в ней нож, зажигалку, ракетницу, ещё что-то (в лихорадке он не запомнил, что именно), оторвал кусок бумаги, нацарапал две строчки карандашом, завернул всё в тряпку и, осторожно размахнувшись, бросил свёрток на берег. Если Коля с Юрой выпутаются из узлов и пойдут по берегу вдоль течения к плотине, они непременно заметят белую тряпицу в кустах, а для их выживания это будет как нельзя кстати. Профессор успел им написать, чтобы они, ровно в полночь этого или следующего дня послали в небо ракету, и тогда он будет знать, что они выжили, следуя за ним пешком.
Боровский не заметил его манёвра.
Оставалась надежда только ждать.
Что, собственно он и делал, направляя плот к берегу реки.
Предстояла ночёвка.
********
Впрочем, радость постепенно улеглась и уступила место здравому смыслу. Всё хорошо, но мы остались, буквально, ни с чем: Боровский забрал у нас всё, обчистив карманы пока мы были без сознания, даже ботинки снял.
Присев около дерева, мы уже более спокойно стали обдумывать наше незавидное положение. Кругом непроходимые мангровые леса, вокруг полно всякого зверья, скоро будет темнеть, а у нас нет даже обычного перочинного ножа, не говоря уже об обуви. Ни спичек, ни фонарика, ничего, что могло пригодиться при первой необходимости. Дело скверное.
- Что у тебя было, Коля?
- Лопатка сапёрная, штык-нож, фонарик, зажигалка, фляга на поясе… - начал перечислять он, загибая пальцы. – В жилетке соль в пакетике, табак рассыпной, моток верёвки, консервный нож…
Он вдруг запнулся.
- Всё?
- Почти.
Я сразу понял, о чём он вспомнил. Эту фотографию я видел миллион раз, когда он её доставал у костра, беспрерывно всматриваясь в милый образ и вытирая наворачивающиеся слёзы. Спрашивать не имело смысла, чтобы не тревожить душу хотя бы в этот момент, когда мы были бессильны перед ожидавшим нас будущим.
- Сейчас ничего нет?
- Нет, - всхлипнул он. – Даже Валюшину память забрал.
У меня карманы тоже были пусты, ещё с того момента, как он первый раз забрал меня в плен и оставил у себя мешочек с алмазом.
- В первую очередь, - решился я, - делаем себе что-то подобие обуви. Сандалии из коры и лиан. Видел в той же брошюре для выживания. Потом нужно будет позаботиться о костре, благо одной проблемой меньше, что хоть вода рядом. Но кипятить её, всё же предстоит, чтобы не слечь здесь с дизентерией. Итак, - я решительно поднялся, - то, что у нас остались на ногах носки, уже воодушевляет, не правда ли? – я похлопал его по плечу, стараясь отвлечь от горестных мыслей. – Не переживай, Коля, вернём мы твою фотографию. На кой ляд она ему нужна? Бросил с остальными вещами в кучу и забыл. Давай, лучше позаботимся о сандалиях. Подложим под ступни вот эти куски коры пробкового дерева, которые отпадают от ствола сами, словно при линьке, сверху натянем носки и перевяжем это всё тонкими лианами. На первое время, думаю, сойдёт – километров десять отшагаем в них. Если по пути не наткнёмся на свои ботинки, проделаем ту же процедуру, и так – до самой плотины. Идти, конечно, будет неудобно, потеряем много времени, но это лучше, чем вообще сидеть здесь и ждать второго пришествия Христа.
- Или ягуаров, - согласился он.
Так мы и поступили. В течение получаса мы мастерили себе довольно убогую с первого взгляда обувь, разламывая куски коры и разгрызая лианы зубами, отчего во рту образовался неприятный привкус, который пришлось запить природной некипячёной водой.
- А костёр как будем разводить? – спросил Зайчик, пробуя пройтись вокруг дерева в новой импровизированной обуви. Идти было действительно неудобно, лианы впивались в ступни, а носки тут же набухали от влаги, но это было единственное наше спасение в данной ситуации, и что-либо другое мы просто не в состоянии были придумать.
- Огонь придётся добывать старым дедовским способом, - ответил я. – Будем тереть трут о дерево, пока не появится дымок с искрой. Гнёзда видишь наверху? Залезь, набери внутри пуха и спускайся. Это будет нам в качестве растопки.
Солнце уже начинало спускаться за деревья, и мы принялись за дело, стараясь успеть до сумерек. Я насобирал сухих веток, Коля спустился с дерева и, начав тереть, сменяя друг друга, мы, таким образом, добыли уголёк спустя ещё полчаса усердных трудов. Летучие лисицы, висевшие гроздьями на ветвях каучуконосов, сорвались с мест, едва заалел огонь костра, принимаясь носиться у нас над головами. Жутко хотелось есть, но ничего подходящего, чтобы подбить их налету, у нас не было.
Нам предстояла голодная и бессонная ночь под открытым небом, без оружия, но то, что мы каким-то чудом остались живы и выпутались из верёвок, уже вселяло хоть какую-то надежду.
Хищники так и не появились.
…И это, тем более, было странным.
********
А для Боровского ночь прошла довольно спокойно, чего не скажешь об Алексее Степановиче. Фотограф проснулся всего лишь раз, подкинул в костёр дрова, проверил узлы на привязанном к дереву профессоре, и снова погрузился в сон, совершенно не заботясь о ночных хищниках. Он не первый раз был в джунглях и, владея всеми навыками выживания, отлично знал их повадки, чтобы пугаться ночью их приближениям. Только за час до рассвета Алексею Степановичу удалось едва вздремнуть, как его уже будил выспавшийся фотограф.
- Как спалось? – хохотнул он своим мерзким смехом, почёсывая промежность между ног. – Змеи не кусали? Ничего там у тебя не отгрызли?
Начальник экспедиции только устало отвернулся, совершенно измученный ночной бессонницей из-за насекомых и тропического гнуса, причинившего ему немало страданий.
- Ладно, - потянулся Боровский, зевая раскрытым ртом, в который мог бы вместиться целый рой москитов. – Сейчас развяжу. Иди в кусты, а я возьму с плота рюкзак с провизией. Что там у вас было, копчёная на дыму выдра? Перекусим и двинемся дальше. Сегодня мы должны добраться до таможни, и смотри, старый хрыч, ты у меня всё время на мушке. Усёк?
Он развязал профессора, довольно чувствительно ткнув ему под рёбра пистолетом, и уже минут через двадцать они расположились у костра, принявшись за еду. На этот раз Боровский не обделял пленника пищей, поскольку понимал, что тому нужны силы, чтобы править плотом. Перед водопадом Кайету, а, следовательно, и перед плотиной, река будет убыстрять своё течение, появятся пороги, и ему совершенно не хотелось из-за слабости пленника оказаться за бортом, как с ним уже случилось прежде.
Профессор был очень голоден, да он и сам понимал, что силы ему необходимы, тут уж не до гордости. Нужно закончить этот путь по возможности здоровым, нужно теперь добраться домой, во что бы то ни стало, нужно применить все свои силы и связи, чтобы там, на родине узнали всю правду. Если понадобится – добраться до самой верхушки правительства, поднять на ноги все средства массовой информации, раструбить по всему миру об этом пресловутом Четвёртом рейхе и его агентах во всех странах, снабжающих золотом свою возрождающую партию.
Ровно в 6:00 утра они отчалили.
Боровский специально засёк время отплытия. Во-первых, проверить, за сколько времени они доберутся до таможни, а во-вторых, у него сейчас было пять штук часов: Семёна, Габриэля, обоих придурков, связанных у дерева, да плюс ещё этого старика. Свои командирские «Восток» он в расчёт не брал. С давних пор он решил коллекционировать все часы своих жертв, поскольку это было забавным занятием, а в его уютном домике в центре Западного Берлина коллекция насчитывала уже двадцать экземпляров различных фирм и модификаций. Были даже швейцарские «Патек Филипп», снятые им ещё в Боливии, у одного из убитых им же членов такой же экспедиции.
Давно это было…
Плот спокойно плыл вдоль берега, изредка подправляемый Алексеем Степановичем.
Боровский с любовью сложил свои трофеи в отдельный мешочек, туда же, где покоился драгоценный камень под названием «Фея Амазонки».
Они приближались к таможне.
********
Голодные, не выспавшиеся и едва обсохшие после ливня, мы направили свои стопы в самодельных сандалиях вдоль берега, стараясь обходить мангровые заросли стороной, но и не удаляясь от течения, чтобы не пропустить нашу обувь, выкинутую, как мы полагали, Боровским для приманки ягуарам. Отчего хищники не посетили нашу ночёвку, мы так и не узнали. Видимо, в этой части джунглей им хватало добычи и помимо нас, а может, просто испугались костра, кто его знает… Так или иначе, мы остались живы и, на удивлению, не подверглись нападению ни в каком его виде. Это радовало.
Носки, обёрнутые пальмовыми листьями, пока ещё служили нам службу. В руках у нас были длинные шесты и увесистые дубинки. Больше ничего.
- Слушай, - предложил я Коле, когда мы сполоснули лица у реки. – У тебя же остался ремень с железной пряжкой, верно? Давай-ка попробуем её заточить о камень, а ты обвяжешься лианой. В ней есть два медных язычка для дырок, - принялся я рассматривать ремень, поданный Колей, - вот тебе и наконечники для самодельных копий. Будем идти, и по ходу движения затачивать их, а когда они станут острыми, воткнём в копья, туго перевязав их лианами.
Я разбил камнем клёпки, державшие пряжку, вынул два медных длинных язычка и подал их Зайчику. Сам взял квадратную пряжку, принявшись обтачивать её о камень по ходу нашего движения. Таким образом, миновав пару километров, в наших руках оказались два тонких заострённых штырька, которые мы приспособили под копья: теперь, хоть какое-никакое оружие у нас появилось. Сразу стали присматриваться к кустам, где повсюду под ногами шныряли мелкие грызуны, и уже спустя несколько минут мы проткнули копьями небольшого агути. Затем была черепаха. Всё это время, пока мы пробирались вдоль реки, я нёс с собой тлеющий уголёк из костра, который всунул в трухлявую ветку пробкового дерева. Лелея и оберегая его как зеницу ока, я нёс искорку огня, словно Прометей, подаривший людям огонь в незапамятные времена. Не дожидаясь, когда тушка агути прожарится, мы съели её едва поджаренной, урча от удовольствия и запивая вскипяченной на огне водой. Кипятили в панцире черепахи, предварительно выскоблив из него остатки сухожилий и прожарив панцирь на огне так, что внутри всё обуглилось, и вода потом отдавала жареным мясом. В ход пошли и яйца древесных попугаев, которые Коля похитил из их гнёзд, едва не поплатившись за это своим затылком. Птицы накинулись на него с отчаянной отвагой, и ему пришлось в срочном порядке спускаться с дерева, зато на обед у нас была восхитительная яичница из четырёх мелких, но запеченных в костре яиц. Покинув потом это место, Зайчик ещё долго тёр затылок от их налётов, но теперь мы были хоть сыты. Сандалии распадались прямо на глазах, носки пришли в полный хлам, когда спустя полчаса Коля внезапно вскрикнул и показал в кусты у берега.
- Ботинок! – заорал он, распугивая обезьян и шарахнувшихся во все стороны грызунов. – Твой! – пробрался он в кусты и извлёк первую обувку. Позже, через некоторые промежутки времени мы подобрали остальные три, никем, к счастью не тронутые, и уже, обувшись, в прекрасном расположении духа двинулись дальше, смеясь, и хлопая друг друга по плечам. Боровский, мать его, оказался не столь уж и дальновидным, раз мы предсказали все его действия.
Но об этом позже.
Колесо роковой фортуны всё ещё продолжало свои обороты.
Глава 10.
Побережье притоков Амазонки.
Таможня.
8:00 утра по местному времени.
********
- Стой! Кто такие? Документы!
Обычная проверка, обычная таможня, стандартные вопросы по-бразильски, по-португальски, вперемежку с английским. Боровский, вместе с ним и профессор причалили к первому блокпосту.
Здесь только трое, заметил про себя бывший фотограф, а ныне тайный агент возрождающегося рейха. С этими проблем не будет.
Гайанская таможня ничем не отличалась от бразильской, суринамской или аргентинской. Та же форма, те же лица, те же вопросы, с единственным различием, что рядом чувствовался водопад Кайету с примыкавшей к нему плотиной.
Они причалили к небольшой дамбе рядом с будкой, похожей на большую сторожку охотников, если бы не антенна на крыше, «Виллис» со спущенным колесом и пары собак на цепи, которые принялись лаять, стоило им только ступить на землю. Мангал, флаг на высокой пальме, прицепленная к пристани моторная лодка, бельё, сушащееся на верёвках – всё это и другую мелочь Боровский сразу выхватил для себя из общей картины своим цепким профессиональным взглядом.
Один пограничник остался в сторожке, двое других подошли к незнакомцам, протягивая руки для предъявления документов. Говорили на местном наречии из смешанных диалектов английского и португальского - смесь настолько нелепая, что фотограф едва понимал значения слов.
- Откуда плывёте? – спросил первый, коверкая фразы.
- По Амазонке плыли, амиго! – в тон ему ответил Боровский на чистом английском. Профессор пока молчал. – Нам на самолёт нужно, окей? Мы есть путешественники, оставшиеся в живых после метеорита. Может, слышали, как упал?
Боровский говорил жалобным тоном, попутно оценивая обстановку и подавая свои и начальника экспедиции документы. – Дайте нам лодку, мы домой направляемся, в Европу.
Первый таможенник внимательно принялся изучать визы, паспорта и разрешение на проведение раскопок в области Боа-Висты, удивлённо поднимая брови.
- А как вы тут оказались? Прииски Минас-Жейрас в трёхстах километрах отсюда…
- Я же и говорю: заблудились. Наши товарищи погибли, а мы голодные пробираемся на плоту ближе к Джорджтауну.
- А это кто с тобой?
- Он немного контуженый после метеорита. Нас едва не накрыло всей массой, и он онемел. Но слышать может, так что вас понимает.
Второй пограничник, обследуя плот, поинтересовался:
- Я вижу, у вас винтовка есть. А вещей маловато.
- Всё что осталось, - развёл руками фотограф, при этом цепким взглядом оценивая расстояние до сторожки, в окне которой маячил силуэт третьего солдата.
- Ты тоже из Европы? – спросил первый таможенник, возвращая документы Алексею Степановичу.
Тот, поддерживая навязанную ему Боровским игру, молча кивнул.
- В Лиссабон лететь?
…Профессор не успел кивнуть второй раз. Внезапно раздался выстрел.
Первая пуля вышла навылет через грудную клетку ближайшего пограничника. Боровский особо и не целился, поскольку тот стоял почти вплотную, и это было его первой ошибкой: сначала обыщи карманы, затем задавай вопросы. Пистолет как раз и был в кармане Боровского и, подавая документы, он незаметно извлёк его, направив в грудь, пока таможенник беседовал с профессором. Второй ошибкой пограничников было их разделение: один в будке, другой на плоту, отчего третий сразу выбыл из строя. Он так и повалился в реку с настила пристани, окрашивая её сразу в красный цвет внезапно настигнувшей смерти. Второй только поворачивался, скидывая ружьё с плеча, как Боровский профессионально всадил ему следующую пулю и, не оборачиваясь на предсмертный крик, в три прыжка ринулся к сторожке, из которой только начинал выходить третий, с открытым от изумления ртом. Он так и не успел его закрыть, поскольку третий заряд из пистолета разворотил ему подбородок и вышиб, брызнувшие во все стороны мозги ещё прежде, чем тот успел вскрикнуть. В долю секунды, пихнув оседающее тело ногой, убийца развернулся как волчок на сто восемьдесят градусов и послал последний, четвёртый заряд во второго солдата на плоту, который ещё дёргался в судорогах. Всё произошло быстро, профессионально и без какой-либо суеты. Четыре выстрела, восемь секунд, по две на каждый выстрел, несколько секунд на быструю оценку проделанной стремительной операции, анализ обстановки, и всё. Итог – три трупа и абсолютное спокойствие натасканного для таких случаев убийцы.
Когда до Алексея Степановича дошло, наконец, что можно воспользоваться оставленным на плоту ружьём, или, на крайний конец, пистолетом первого солдата, было уже поздно. Боровский возник перед ним, словно чёрт из табакерки, ухмыляясь во весь рот и давая понять, что он предвидел этот фортель пленника. Вся операция по уничтожению заняла не больше пятнадцати секунд, и профессор просто не смог физически кинуться к плоту, чтобы успеть схватить ружьё.
- Что? – хохотнул Боровский, быстро оглядывая поле боя, или, точнее, самой настоящей резни. Собаки выли и рвались с цепей, но он не обращал на них внимания.
– Хотелось взяться за пистолет из кобуры? – кивнул он на второго солдата, вытянувшегося в предсмертной судороге на плоту. – Ты думаешь, я не предвидел этого? Потому и сделал всё стремительно, как нас учили в агентурной школе.
Начальника едва не выворотило, наблюдая, как мародёр копается в карманах убитого. Покончив с этой мерзкой процедурой и столкнув воду тело, Боровский, насвистывая беззаботно себе под нос, направился к домику, где всё ещё лежал труп последнего пограничника с развороченным черепом и разбрызганными по стенам мозгами. По пути он подошёл к отчаянно вывшим собакам, разрядил в них половину обоймы, по два выстрела в каждую и, даже не обернувшись, поспешил к трупу: там его ждали очередные заработанные в «бою» трофеи.
После оборвавшегося лая собак на таможне наступила удивительная и зловещая тишина.
- Потом уберёшь, - кивнул Боровский на раздетое тело пограничника. – Когда приготовишь ужин.
Профессор поднял брови:
- Я тебе что, ещё и за кухарку буду? Ошибаешься…
Он не успел договорить, как Боровский наотмашь врезал ему пистолетом, едва не попав в висок и не отключив на несколько часов, но удар был рассчитан до миллиметра, заставив пленника осесть на пол и потерять несколько секунд сознания.
- Будешь говорить, собака, когда я того захочу! Понял?
Пошатываясь, начальник экспедиции добрался до стола и привалился спиной к стене, тяжело дыша и ловя ртом душный воздух. Голова кружилась, и только спустя минуту он смог осмотреться. Фотограф, раскрыв настежь холодильник, доставал из него всё, что попадалось под руку. Рядом стояла на тумбе электрическая плита, по стенам висели полки с жестяной посудой, в соседней комнате, очевидно приспособленной под спальный угол, просматривался радиопередатчик внушительных размеров. Заметив неясный взгляд профессора, и кинув на стол несколько банок тушёнки, Боровский разгадал его мысли, направившись к радиоаппаратуре. Взмахом приклада подобранного им ружья, он всадил удар прямо в центр переговорного устройства, выдернул провода и повалил ящик на пол, расшвыривая ногами выкатившиеся лампы триодов и диодов.
- Чтобы у тебя не было никаких намерений связаться со следующим блокпостом, - пояснил он, осклабившись. – Разогревай на плите ужин, а я осмотрю комнаты.
Профессору пришлось покориться.
На стене напротив окна он заметил карту местности, обозначавшую красным флажком месторасположения данного пункта таможни. Дальше шли сплошные леса, слева река, впереди водопад с плотиной и, собственно, дальше уже шла цивилизация.
Вместе с банками Боровский вынул из холодильника кусок сыра, варёные яйца, ломоть копчёной ветчины и запотевший бутыль, очевидно, с местным самогоном. Сделав большой глоток, он довольно крякнул, вытер рот рукавом и, даже не поморщившись, приступил к осмотру арсенального шкафа, сбив с него небольшой замок ударом приклада.
- О! – удовлетворённо выдохнул он из себя. – Да тут целый военный комплекс! Гарнизон можно вооружить.
Отбросив в сторону надоевшее ружьё, он принялся вынимать винтовки последнего образца, довольно бормоча себе что-то под нос. Алексей Степанович насчитал четыре (видимо, запасные) винтовки, несколько ракетниц, два пистолета системы «Смит-Вессон», коробки с патронами, несколько противогазов и шахтёрские фонари, пригодные для дежурства по ночам. О четвёртом пограничнике он спрашивать не стал.
Будто прочитав его мысли, Боровский, выбрав себе новое оружие, захлопнул дверцу шкафа, навесил замок и, принюхавшись к запаху разогретой еды, пояснил:
- Думаешь о четвёртом пограничнике? Напрасно. Я бывал на таких таможнях, затерянных в джунглях, что у чёрта за пазухой. Четверым здесь делать нечего, они меняются по трое. Связь поддерживают через передатчики, и, спустя месяц, меняют друг друга на вахте.
Он остался довольный осмотром.
- Пойдём, глянем, что у них в сарае, во дворе, заодно посмотрим «Виллис». Возможно, на нём мы и будем добираться к Джорджтауну, раз он тут стоит. Потом поужинаем. Спать ляжем. Выспимся – и в дорогу! – прищёлкнул он пальцами. – Тут ещё должны быть бланки пропуска через границу, нужно будет их заполнить. Фамилию, паспортные данные, визу… ну ты знаешь.
Выдвинув ящик стола, он сразу же нашёл требуемое. Боровский не раз пересекал границы южноамериканского континента и был знаком с подобной процедурой.
Весь вечер они обходили территорию, причём Боровский держал пленника всё время на мушке, а когда, обследовав сарай, погреб, спущенный на колёсах джип и проверив запасы провизии, вернулись в сторожку, сразу накинулись на еду. Потом Алексей Степанович копал яму, хоронил двух пограничников, рядом собак, накачивал колёса на джипе и проверял заправку бензином. Бак оказался полным, но сам «Виллис» казался старой развалюхой, и профессор решительно не знал, каким образом они смогут продвигаться на нём по едва заметным колеям, проложенным в джунглях ещё со времён его юности.
- Спать будешь в лодке, - предупредил пленника фотограф. – Не хватало мне здесь ещё твоего храпа. Я тебя свяжу, и корми комаров всю ночь, - хохотнул он. – Утром разбужу, позавтракаем, и двинем. Водить такие джипы умеешь?
- Умею. По ленд-лизу получали во время войны.
Профессор едва сдерживал себя от радости. Если он будет спать на открытом воздухе в лодке, то и спать-то он, в общем-то, не будет, ожидая ракеты в небе. Друзья должны её выпустить ровно в полночь, если, конечно, они нашли посылку, брошенную им с плота. Тогда он будет знать, что они живы, тогда ему будет нипочём ни бессонница, ни этот проклятый гнус, о котором так смеялся фотограф.
Через пару часов будет смеркаться.
Он этого ждал.
********
- Смотри! Там что-то белое в кустах виднеется! – крикнул Зайчик.
Мы шли уже часа четыре. Отдохнув несколько минут на дневном привале и перекусив ломтями мяса печёной черепахи, мы пробирались сквозь мангровые кущи вдоль берега реки, повторяя все её изгибы, повороты, застревая в болотах и затоках, переправляясь налегке через бурные, но не слишком широкие ручьи, пока, наконец, не вышли к этим кустам. В глаза сразу бросилось что-то белое, завёрнутое в тряпку, и Зайчик тут же вытащил свёрток наружу. Трясущимися руками, сгорая от нетерпения, мы едва не разорвали на части нашу находку.
На землю упал нож, так хорошо нам знакомый, зажигалка и одна маленькая ракетница. В руках остался клочок бумаги. Неровным прыгающим почерком было написано всего три предложения:
«Плывём к плотине, я на руле, Боровский задремал. Кидаю на берег то, что есть под рукой. Если живы – выстрелите ровно в полночь в небо ракетой, буду ждать. А. С.»
Минуты две мы оторопело смотрели на выпавшие предметы, затем начали прыгать от радости, обнимать друг друга и пританцовывать на ходу.
- Жив! Жив наш старик! Плывёт к плотине, а там таможня!
Теперь у нас был нож, средство выстрелить в небо, и самое главное – зажигалка! Уголёк потух ещё днём, и мы не представляли, как снова будем мучиться, разжигая огонь древним дедовским способом, от которого до сих пор были натёртые волдыри на руках.
В таком возвышенном настроении мы к вечеру добрались до высокого каучуконоса и сделали привал, обосновавшись под его ветвями на ночёвку. Убили ножом двух игуан, вполне пригодных на вкус, вскипятили воду, нарвали каких-то плодов. Позже немного вздремнули, а когда уже луна полностью обосновалась в небе, приготовились отсчитывать минуты до предполагаемой нами полуночи. Дерево было высокое, метров тридцати высотой, и голос Коли, когда он взобрался, доносился сверху, будто он парил где-то в небесах. Через несколько минут крикнул:
- Запускаю!
Я отошёл на несколько шагов назад и задрал голову. Хлопка слышно не было, зато высоко над кронами остальных деревьев вверх взмыла светящаяся прямая черта, на секунду вспыхнула и тут же распалась на три огненных шара, сверкая и переливаясь ярко малиновым светом, затмевая своим сиянием, даже луну. Деревья на несколько секунд отбросили тени. Шары зависли в воздухе, затем медленно, как бы нехотя, стали спускаться к земле, покачиваясь в чёрном небосводе на маленьких, раскрывшихся автоматически парашютах. Коля слез быстрее, чем поднялся.
Так и прошла ночь, пожалуй, одна из тех тихих ночей, которую я потом часто буду вспоминать. Когда утром Коля разбудил меня, едва только затеплился рассвет, мы, умывшись и наскоро позавтракав, двинулись в путь, размышляя вслух на ходу, обходя различные препятствия. Нож мы привязали лианами к длинной палке, и теперь у нас было оружие более грозное, нежели с язычками от ремня. По нашим подсчётам к таможне мы должны будем добраться не раньше вечера, где, как мы надеялись, разузнаем что-нибудь о проплывших ранее на плоте двух путешественниках.
- Я думаю, нас накормят, верно? – мечтательно проговорил Зайчик, перепрыгивая по кочкам очередное болото. Местность была водянистая, под ногами постоянно хлюпало и мы нарадоваться не могли, что на нас снова обувь, выброшенная так кстати Боровским.
- Нам дадут катер, провожатого, - рассуждал Зайчик, - мы ведь всё-таки члены международной экспедиции как-никак. Пару звонков в столицу, в посольство, упомянуть имя Алексея Степановича, он же известен в своих научных кругах, верно? И вперёд – в Европу, домой, вместе с профессором!
- А если не застанем или вообще не найдём нашего старика? Нужно учитывать и такой факт. Боровский профессионал, и просто так нашего начальника не отпустит. Даже если будет скрываться, оставит его при себе в качестве заложника.
- Ему нужно добраться до аэропорта. Так? – кряхтя и вытаскивая ногу из разбухшей тины, размышлял Зайчик. – Алмаз при нём, профессор под дулом пистолета, это всё понятно. Но каким лешим, чёрт возьми, он думает пробраться на борт самолёта с оружием? Любой пограничник засечёт пистолет в одну секунду, да и Алексей Степанович при большом скоплении народа в зале ожидания наверняка не будет сидеть сложа руки, а поднимет какой-нибудь скандал, привлекая к себе внимание. Дальше уже по обстоятельствам.
- Ты забываешь о багаже.
- А что, багаж?
- Его не будет. Они ведь плывут налегке, а Боровский совсем упустил из виду это, казалось бы, совсем незначительное обстоятельство. Пассажиры без багажа, да ещё и пересекающие Атлантику могут вызвать подозрение у кого угодно.
- Точно! – прищёлкнул пальцами мой друг. – Об этом и я не подумал. Выходит, этот мерзавец не такой уж и профессиональный…
- Если только… - невольно перебил я его.
- Если только… что? – Коля даже остановился, стряхивая с лица паутину.
- Если Боровский не выкинет какой-нибудь из своих гнусных фортелей на таможне.
- А что он там сможет сделать? Пограничников четверо, насколько мне говорил Алексей Степанович, все солдаты…
- Не забывай, - грустно подвёл я итог, - что нас тоже вначале было больше. Однако он постепенно от нас избавился, не считая Даниэля и Валюши, конечно. Но то, что он справился с Габриэлем, который так и не вернулся, и который способен заменить не четверых, а восьмерых таможенников, это тоже надо учитывать. В их агентурной школе и не тому учили. Предположим, он каким-то образом завладеет вещами пограничников, - тоже кряхтя и вытаскивая ногу из болота, размышлял я вслух. – Вот тебе и багаж для самолёта. Наплетёт в аэропорту, что они с профессором остались одни из экспедиции после крушения метеорита, так их ещё и с почестями отправят, посчитав героями. А там – Лиссабон, и ищи ветра в поле.
Зайчик чертыхнулся и надолго замолчал, обдумывая услышанное. Сквозь мангровые заросли нам было не совсем видно, куда именно поворачивает рукав реки, но то, что мы были на верном пути, не вызывало никаких сомнений. Уже к вечеру мы вышли на расстояние нескольких километров от таможни.
Так нам, во всяком случае, казалось.
Колесо роковой фортуны на этот раз обошло нас стороной. Неизбежного не случилось.
Надолго ли?
********
- Машина на ходу, свечи в порядке, масло есть, бензина полный бак, - констатировал Боровский, привязав начальника к уключине лодки. – Спи спокойно, старый болван. Утром в дорогу.
Профессор лежал и всматривался в далёкие звёзды.
А полночь тем временем уже приближалась, профессор видел это по расположениям звёзд. Его часы постигла та же участь, что и остальные трофеи, снятые мародёром с запястий умерших.
У Алексея Степановича на глаза навернулись слёзы.
…И в это время, далеко-далеко в небе взмыла маленькая искорка, взлетела, вспыхнула, и спустя несколько секунд погасла. Пропала, растворилась в темноте, упала в чёрный океан ночных джунглей. Но этих секунд хватило, чтобы начальнику экспедиции захотелось снова жить, кричать мысленно от радости, извиваться всем телом и пытаться выбраться из пут, даже не боясь последствий от его мучителя.
Живы! Живы, ребятки мои!
Нашли записку!
Идут по пятам!
Профессор едва не выпрыгивал наружу, но, тем не менее, не забывал лихорадочно размышлять:
«Нужно будет утром незаметно оставить ещё одну записку: дескать, мы поехали на джипе, углубляемся внутрь страны, и Боровский пробивается к Джорджтауну. Плывите к гарнизону и расскажите, что я у него в заложниках, а вместе со мной и алмаз…»
Вот нечто такое. Так он и напишет, когда будет заполнять бланки. Записку подсунет под клеёнку. После того как они нашли его посылку, он не сомневается, что и здесь они перевернут всё вверх дном, лишь бы найти весточку от своего начальника. Теперь они знают, что он жив, и думает о них.
Самое главное, не выдать себя и свою радость.
…Впервые за последние несколько дней Алексей Степанович спокойно и безмятежно уснул.
********
Глава 11-я.
Последние дни перехода через джунгли.
Пункт назначения – столица Гайаны, город Джорджтаун.
***
Шли весь день, почти не останавливаясь. Настроение было приподнятое, вперёд нас гнало чувство облегчения и радости. Один раз пришлось убить крупного питона, метра три длиной, который внезапно обвился кольцом вокруг моей щиколотки. Удавы не ядовиты, но силой сжатия своих колец способны раздавить позвоночник любому крупному зверю сообразно своим размерам. Это мы узнали на печальном и трагическом опыте с нашей Валечкой. Коля кинулся на мой крик в тот момент, когда я, присев от боли, принялся от безысходности, что есть мочи, тыкать ножом в траву куда попало, лишь бы попасть в одно из колец. С помощью моего друга, мы совместными усилиями разрубили тварюку на несколько кусков и, отдышавшись, с выпученными от страха глазами, я едва вымолвил:
- А ведь мог раздавить ступню, что твой бульдозер.
Коля был напуган не меньше моего, очевидно, вспомнив такую же сцену со своей любимой, когда она погибала на его глазах в удушьях мерзкой анаконды. Здесь тоже всё произошло за какую-то минуту, я даже не успел, как следует разглядеть нападавшего. Нога немного покраснела, и если бы не ботинки с брюками, возможно, нога осталась бы у меня с содранной кожей. - Следующую ночь мы уже поспим на кроватях, - пообещал я Зайчику, вглядываясь в дивную картину наступающего вечера. Весь небосвод был усыпан звёздами, словно там, в небесной канцелярии, нам в подарок на прощанье зажгли миллионы лампочек праздничной гирлянды. Зрелище было настолько прекрасным, что захватывало дух, жаль только оценить его уже не могли ни Даниэль, ни Валюша, ни Семён, ни Миша с Габриэлем .
Господи, как нас стало мало…
Коля вздохнул и закрыл глаза.
********
Алексей Степанович проснулся раньше Боровского. Тот, видимо, ночью ещё не раз прикладывался к бутылке, поскольку вышел из сторожки хмурым, злым, и в парах неизбежного похмелья.
Профессор прекрасно выспался, несмотря на нестерпимый гнус, настроение было бодрое, голова свежая и, наблюдая, как его мучитель справляет малую нужду прямо на могилы убитых им пограничников, начальник экспедиции возненавидел его ещё больше, презирая тот день, когда предложил ему место в своей команде. Хмурым взглядом тот посмотрел на лодку, безразлично взглянул на оскверненную могилу и, потянувшись, направился к профессору.
- Как спалось, старик?
- Развяжи меня. Всё тело онемело, и я не чувствую рук.
Профессор помнил, что не нужно никаким образом выдавать свою радость, поэтому он сделал акцент на своём плачевном состоянии.
Спустя несколько минут, сходив в кусты и умывшись из ведра, стоящего у порога, Алексей Степанович был в норме, растирая запястья и щиколотки от колючих спазмов судорог.
- Как я буду вести машину, если по твоей милости у меня все конечности затекли?
- Не твоё дело, - выпалил Боровский. – Главное выехать из джунглей на какую-нибудь просёлочную дорогу, а там поменяемся местами: тебя свяжу, сам сяду за руль. Но когда будем подъезжать к населённым пунктам, снова будешь садиться на место водителя. И помни, ты всё время у меня на прицеле. Усёк?
Профессору ничего не оставалось, как только кивнуть.
- А сейчас разогревай завтрак и заполни бланки – они лежат на столе. Через час выезжаем.
Пока Боровский очередной раз прикладывался к бутылке и шумно ел, запихивая в рот куски сыра с жареной яичницей, Алексей Степанович заполнил бланки таможни, а когда фотограф полез в холодильник за пивом, вытаскивая сразу дюжину банок в дорогу, он успел нацарапать несколько слов своим друзьям.
« Выезжаем на джипе к Джорджтауну. Боровский убил трёх пограничников и подстрелил собак. Передайте это войскам и правительству. Что будет дальше, не знаю. Поспешите за нами в аэропорт. Ваш А.С.»
И спрятал под клеёнку в тот момент, когда убийца приказал ему нести в машину припасы на дорогу.
- Готово?
- Да.
В течение получаса они приготавливались к дальней дороге, затем, уложив всё в багажник, двинулись на «Виллисе» по извилистой колее к заграждению из колючей проволоки. Там были ворота. За рулём – профессор; на заднем сиденье фотограф с бутылкой в руке и ружьём на коленях. Он даже не обернулся, посмотреть на дело своих рук. Позади себя он оставлял разграбленную таможню, убитых собак и три трупа.
О лодке Боровский не вспомнил.
********
Уже давно рассвело и солнце золотило верхушки пальм, когда в сопровождение надоедливых обезьян мы вышли к открытой пристани, рядом с которой на песке лежала моторная лодка. Везде было тихо, что нас немало удивило.
- Силуэт домика видишь? – спросил я Колю, указывая не неприметное строение за колючей проволокой.
- Видеть-то вижу, только отчего так тихо, даже сторожевые собаки не лают? Может это и не таможня вовсе, а какой-нибудь склад с марихуаной?
- Брось. Это тебе не Боливия с Венесуэлой.
- Да? А почему нас тогда никто не встречает?
Действительно, почему, мысленно спросил я себя. Должны дежурить пограничники, бегать собаки…
Что-то неясное и тревожное закралось в душу.
- Держи копьё наготове, - тихо предупредил я. – Здесь что-то не так.
Мы как можно тише обогнули лодку. Дверь в сторожке была распахнута настежь, внутри никого не было, и кругом царила гнетущая тишина, разбавляемая лишь далёким рокотом водопада, да жужжанием настырного гнуса.
- А если это ловушка? – шёпотом спросил Коля. – Сейчас выскочит из-за угла, выстрелит, а потом будет разбираться, кто есть кто.
Мы с опаской вошли внутрь, осматриваясь и держа копья вытянутыми вперёд.
Сразу в глаза бросился беспорядок на столе, неубранная посуда, вывернутые ящики, раскрытый холодильник. Всё говорило о том, что жилище было покинуто наспех и, причём, сравнительно недавно, не более суток назад. Возможно, вчера утром.
Пока Зайчик обводил взглядом погром, учинённый, как мы уже убедились, Боровским, я метнулся в соседнюю комнату и, убедившись, что она пуста, тут же вернулся назад.
- Здесь что-то произошло, - Коля переводил взгляд с одного разбросанного предмета на другой, уже понимая случившееся. – И передатчики разбиты, - указал он рукой на хлам развороченной аппаратуры. Я заметил шкаф за холодильником и кинулся к оружию. Каждую секунду могло что-нибудь произойти, и пистолет в руках сейчас был как нельзя кстати.
- Держи, - сбив замок, я кинул одно из ружей Зайчику, а сам схватил рукоятку пистолета системы «Смит-Вессон». – Проверь, заряжено?
- Да. Что будем делать? – спросил он уже более уверенно.
- Нужно смотреть всё внутри и снаружи, - предложил я. – Боровский уже тут побывал, иначе нас встретили бы пограничники. Боюсь, он их убил таким же хладнокровным образом, как и Семёна с Габриэлем.
- Всех? – у Зайчика поползли вверх брови.
- Если он застал их врасплох, ему не составило труда их прикончить тремя – четырьмя выстрелами. Он же профессионал, забыл? Будь наготове на всякий случай.
Оглядываясь по сторонам и сжимая оружие, мы вышли наружу.
- Будки собак пустые, - констатировал Зайчик, когда мы обошли территорию и, никого не найдя, приблизились к сараю. В нём был такой же погром, что и внутри сторожки, поэтому мы не удивились: здесь побывал наш убийца. Удручающее состояние покинутой и разграбленной таможни как нельзя лучше подтверждало наши догадки. Невероятным было лишь то, как этот негодяй смог справиться сразу с целой вооружённой группой пограничников? И только когда мы увидели свежевырытые могилы, мы, наконец, осознали всю грандиозность трагедии, произошедшей здесь до нас.
Мы опоздали на сутки.
Постояв около насыпи, мы поняли, что их похоронил Алексей Степанович, поскольку сам фотограф не стал бы этого делать, даже будучи в хорошем расположении духа. Сантименты и уважение к противнику были ему чужды.
- Что ж… - вздохнул Зайчик. – Вот ещё одна причина, чтобы этого редкостного негодяя искала теперь вся армия и полиция страны. Видел свежую колею от колёс? – обернулся он ко мне. Я кивнул, и мы молча вернулись назад в сторожку. – Если лодка на месте, значит, здесь была машина, - принялся рассуждать он, перебирая на столе неубранную посуду. Я занялся ящиками, шкафами и полками, оставив кровать с топчаном в комнате на потом. – А если тут была машина, то по следам протекторов это был джип, - продолжил он, вытряхивая из ящика стола какие-то бланки бумаг. – И если это джип, то только он один сможет проехать по бездорожью прилегающего леса, чтобы выехать затем на просёлочные дороги.
- А потом и на шоссе, - согласился я. – Остаётся только добраться до столицы, там - аэропорт, и…
- Ищи ветра в поле, - закончил он, внезапно встрепенувшись от неожиданности:
- Стоп! – он поднял клеёнку. – Нашё-ёл!
Зайчик буквально заорал от восторга, захлёбываясь и глотая слова.
- Е-есть! Вот она, Юра!
Мы с волнением принялись читать корявые строки, нацарапанные впопыхах на клочке бумаги, а когда прочли, кинулись друг другу в объятия.
- Ай да старик! Ай да чертяка! Какой молодец, что догадался!
- Жив наш предводитель! – ликовал Зайчик. – Знает о нас, видел ракету!
- Теперь, Коля, - с восторгом предложил я, когда первые эмоции улеглись, - можно и основательно подкрепиться, благо, что Боровский не всё опустошил в холодильнике.
Радости нашей не было предела, разве что немного огорчала смерть пограничников.
- Разогревай, а я проверю лодку, в рабочем ли она состоянии. Быстро перекусим, и если она на ходу, поплывём к плотине оповестить войска о сбежавшем нацисте.
Было тихо, обезьяны попрятались от полуденного солнца в кроны деревьев, и только звук далёкого водопада воодушевлял нас на дальнейшие действия.
Теперь только к Джорджтауну.
********
…Выехав утром на джипе, беглец с пленником углубились по наезженной колее внутрь густого леса. Алексей Степанович вёл машину по ухабам, Боровский, сидя на жёстком заднем сиденье, негромко командовал, сверяясь с картой, захваченной им в сторожке пограничников. В его планы не входили нежелательные встречи с местными жителями, и тем более он не хотел попасть в ту деревню, откуда были родом убитые им солдаты. Там остались их семьи, а значит, увидев знакомый «Виллис» с чужими людьми, у людей могли возникнуть вопросы, какие обернулись бы для Боровского на редкость скверными неприятностями. Поэтому, сверяясь с картой, они огибали наезженные тропы и старались держаться безлюдных мест с едва заметными звериными следами. Дальше пойдёт Гвианская низменность, которая непосредственно уткнётся своими болотами в побережье Атлантического океана. А там уже и Джорджтаун.
- Разжигай костёр, - велел он профессору, когда они остановились на привал. – Здесь нас никто не увидит. И не смотри по сторонам, всё равно никто не придёт на помощь. Твои сосунки уже давно перевариваются в желудках пум или ягуаров, - хохотнул он. – Недаром я их ботинки выкинул для приманки. А будешь мне перечить, пристрелю.
- Я тебя не боюсь, - ответил старик, разжигая костёр и раскладывая на захваченном в сторожке одеяле съестные припасы. – Бояться мне тебя нужно будет в Лиссабоне, там я тебе уже стану обузой и нежелательным свидетелем.
- Да нужен ты мне там! Отпущу на все четыре стороны, и катись к ядрёной фене к такой-то матери.
Беседуя в таком духе, они перекусили, отдохнули, и спустя два часа двинулись дальше. Спать Боровский решил в какой-либо из пещер. Благо здесь было безлюдно, и лишь старые наезженные колеи прочерчивали каньон в различных его направлениях. В этом плане Боровскому повезло. Мёртвых пограничников хватятся нескоро, по всей видимости, только при пересменке, думая, что у тех просто вышел из строя передатчик, а когда хватятся, он будет уже далеко в Европе.
В полночь они остановились у небольшой пещеры, огонь разводить не стали, заправили из канистр бак и, привязав профессора на ночь, оба уснули, утомленные дорогой.
Луна светила сверху своим серебристым сиянием, кругом ползали змеи, копошились скорпионы, но путники не уделяли им внимания.
Они спали.
А когда проснулись, уже светлело.
…Эта ночь, проведённая в пещере Гвианского плоскогорья, была последней, когда мы что-либо слышали о профессоре и его спутнике.
Когда рассвело, они покинули пещеру.
Следы двух путешественников исчезли навсегда, как и их машина: никто и никогда их больше не видел, а вся дальнейшая информация о них – лишь наши домыслы и предположения. В тот день они канули в вечность, растворились в пространстве, исчезли с лица земли.
Повинуясь собственной интуиции, мы с Зайчиком продолжали нагонять их по воде, пересев на катер в срочном порядке и, отправившись к плотине, совершенно не подозревая, что этот день станет последним для нашего начальника экспедиции.
Что стало с ним дальше - навсегда осталось загадкой.
********
Шум водопада Кайету остался где-то слева от нас.
Река разветвлялась на несколько рукавов, мы плыли по карте весь день, благо горючего в лодке было достаточно, двигатель работал исправно, и уже к вечеру нам, наконец, стали попадаться мелкие поселения, разбросанные среди мангровых зарослей по обеим сторонам реки. Сначала две-три хижины, затем домики на сваях, потом стали встречаться рыбацкие донки, с которых нам приветливо махали руками. Хижины и домики на сваях постепенно сменялись более населёнными посёлками. Костры сменились электричеством, берег, из дикого, превратился в ухоженные причалы и бетонные пристани; нам что-то весело кричали, предлагали рыбу, и везде улыбались. Я сидел сзади на руле, Зайчик отвешивал всем поклоны, один раз даже запустил ракету из арсенала таможни, чем привёл в неописуемый восторг местных ребятишек на берегу. Я радовался вместе с Колей, который в эти моменты казался на редкость счастливым.
Появились катера: один из них, военный, стал сопровождать нас к причалу, а когда пограничники отдали нам честь, как полагается по службе, Зайчик едва не прослезился.
- Я хотеть говорить с ваш адмирал! – кричал он, коверкая португальские и английские слова.
- Понимать меня? Мы есть искать наш начальник экспедиций. Нам быть срочно Джорджтаун!
И в том же духе.
Я не мешал ему радоваться. Я видел, как он преобразился, как снова вдохнул в себя жизнь, как отверг от себя всё плохое и пережитое за последнее время. Перед нами возвышались речные портовые сооружения, доки, шлюзы, ворота в искусственный канал, и, рассматривая их, мой друг восторгался буквально всем, даже местными собаками, которых мы давно не видели.
Часам к восьми вечера, в сопровождение катера охраны, мы причалили к большой пристани, на которой виднелись казармы воинских частей.
- Пограничный гарнизон государства Гайаны, - наконец вздохнул я свободно. – Мы в безопасности, Коля.
Через минуту появился молодой улыбчивый офицер, и Зайчик, недолго думая, сразу же взял инициативу в свои руки:
- Мы есть потерпеть катастрофа. Найн? Не понимать?
Он удивлённо уставился на офицера:
- Я говорить, мы искать свой друг, начальник. Йес?
- Йес, сэр!
- О! – Зайчик опешил, едва не сев на пол. – Ты слышал, Юра? Он назвал меня сэром!
Я рассмеялся и обратился к офицеру на английском (насколько мог, конечно).
Подбирая и так же коверкая слова, я поведал ему вкратце наше положение, упомянул Боровского и профессора, а когда закончил, пограничник, немного подумав, пригласил нас следовать за собой, направляясь к одному из зданий, очевидно, к их военному штабу. Там нас встретил офицер с погонами полковника (если я сумел правильно разобраться), усадил в кабинете, предложил горячий кофе с коньяком, и принялся слушать мою, не совсем связную речь о наших приключениях в джунглях.
Отказавшись от еды (поскольку она была у нас с собой в лодке, и мы успели перекусить), я начал с первого дня, когда мы высадились в Парамарибо. Постепенно, в течение часа я рассказал ему и двум его помощникам, слушавших мой рассказ с нескрываемым интересом, все ключевые моменты нашей трагической одиссеи похода. Рассказал о метеорите, о смерти Даниэля, Валюши, гибели Миши и Семёна, о водопаде, брошенном городе и находке алмаза. О Габриэле и рыжем нацисте, напарнике Боровского. Когда я дошёл до фамилии фотографа и пленённого им профессора, у полковника нахмурились брови. Бросив взгляд на своих помощников, один из которых весьма скудно владел английским, он через него ответил:
- Знаем этого негодяя. Не первый год охотимся за ним, но он всегда ускользает из наших рук благодаря своим связям, как в Европе, так и здесь, на обоих континентах. Под разными личинами и фамилиями он уже несколько лет посещает Южную Америку, и всегда после него остаются, либо пропавшие без вести члены той или иной экспедиции, либо убитые им трупы, которых мы потом обнаруживаем. По нему давно объявлен международный розыск, но даже Интерпол оказывается иногда бессильным.
Он вздохнул, понимая наше состояние.
- Вам, друзья мои, ещё несказанно повезло, что он вас оставил в живых, надеясь на пум и ягуаров. Обычно он убивает свидетелей, а затем, пользуясь своими связями и документами какого-нибудь пленника, изменив внешность, покидает наш континент, перелетая Атлантику в Лиссабон. Спустя год-два, снова оказывается где-нибудь в Боливии, Перу или Венесуэле, но всегда непременно возвращается в упомянутый вами Золотой город за новой партией сокровищ. Наши службы до сих пор не знают месторасположения и координаты этого города в джунглях, поэтому и теряем следы Боровского, ещё прежде, чем он успевает скрыться с награбленным. Вам пришлось столкнуться с настоящим монстром убийцей, и я буду счастлив, оказать вам любую помощь, чтобы как можно скорее вызволить вашего начальника экспедиции.
Пока он говорил, второй помощник уже отдавал какие-то громкие команды по телефону, а когда мы расстались, полковник проводил нас в одну из казарм, заверив, что облава на Боровского началась. Нам отвели отдельную комнату с двумя кроватями и, пообещав встретиться завтра утром, он пожелал нам спокойной ночи, чем мы, собственно говоря, тут же и воспользовались, свалившись на кровати как убитые.
…В шесть часов утра на двух джипах мы ехали к столице Гайаны. В первом – полковник с помощниками, во втором – мы и двое сопровождавших нас охранников.
Нас уже поджидал самолёт.
********
Глава 12-я
Последующие дни после возвращения домой.
В память о погибшей экспедиции.
Это последняя глава в моих записях и дневниках.
Мы с Зайчиком давно уже дома, в своих родных пенатах. Встретив нас в международном аэропорту после того, как мы пролетели пол Европы, наши родные и друзья были несколько удивлены, что нас вернулось только двое. Позже, конечно, были слёзы по Валюше, Семёну и Мише, но описывать крайне трагичное состояние родственников, сейчас, я думаю, не имеет смысла. Вся страна уже знала о гибели остальных участников экспедиции и о пропаже самого Алексея Степановича. В газетах выходили статьи с заголовками о таинственном нацисте, его компаньоне, о брошенном городе и тайных запасах Четвёртого рейха.
Мы с Зайчиком готовимся к новой экспедиции, и теперь нам помогает правительство вместе с другими силовыми структурами страны.
Профессора мы так и не обнаружили. Мы прибыли поздно, хотя пикеты стояли уже на всех подъездах и магистралях к Джорджтауну. Видимо, Боровский, либо остался в стране, заметив войска, либо успел всё-таки пройти контроль и, благодаря подкупу чиновников аэропорта, всё же вылетел в Европу каким-либо другим рейсом. Так или иначе, фамилии Алексея Степановича среди отбывших за последние несколько дней пассажиров никто не нашёл, хотя проверяли каждый вылетевший рейс. Мы предоставили службам аэропорта подробное описание Боровского и его пленника, но это ничего не дало: за последние двое суток из Джорджтауна через Атлантику было совершено двадцать восемь вылетов: восемь из них в разные государства Западной Африки, остальные в Европу. Перед нами стояла дилемма. Либо Боровский всё же успел покинуть страну, либо развернул машину назад и теперь прячется где-то в бескрайних джунглях сразу трёх государств – Бразилии, Суринама или Гайаны.
Вот и всё.
В Лиссабоне нас встретили сотрудники советского посольства, и уже с их помощью мы попали домой.
Сейчас, когда пишу эти последние строки, пошёл третий месяц, как совершенно ничего не слышно ни о Боровском, ни о профессоре, хотя их поисками занимаются КГБ, Интерпол и множество других служб, теперь уже четырёх государств, включая наше. С Зайчиком мы заранее договорились, что Алексей Степанович жив, поскольку смерть его мы не видели, следовательно, надежда нас не покидает и по сей день. Цель нашей второй экспедиции – вернуться назад и разыскать профессора. Об алмазе мы умолчали, поскольку сам факт, что он остался у Боровского давал нам возможность ничего не говорить ни прессе, ни родным, ни близким знакомым.
Зачем?
Людям нужен был Золотой город, а не какой-то там эфемерный камешек, который, к тому же, был утерян нами навсегда.
Мы хотели с Колей вновь побывать в тех местах, где погибли наши друзья: наша Валюша, Семён, Михаил. Навестить их, пусть уже несуществующие могилки (в джунглях, по понятным причинам могилы долго не остаются от трупоедов), провести новую экспедицию по нашим следам, побывать у водопада, в сторожке. Состав новой экспедиции был уже одобрен в Географическом обществе при Академии наук СССР, в неё кроме нас вошли два кандидата наук, врач, историк, три археолога, специалисты по артефактам исчезнувших цивилизаций и несколько десантников, которые совместно с местными войсками будут прочёсывать джунгли в поисках Боровского. Это была уже сила! Это была экспедиция на правительственном уровне, и нам с Колей отводилась роль проводников по прежним нашим следам, какими были в своё время Даниэль с Габриэлем.
Вещи и рюкзаки были собраны. Дочь с супругой прекрасно вошли в моё положение, что я не успокоюсь, пока не найду профессора и не побываю на могилке Семёна, а Зайчик на могилках Вали и Миши, поэтому, тихо, без скандала смирились с моим предстоящим отбытием.
Таким образом, по истечении трёх месяцев безвестности, мы снова готовы были выступить в поход.
Оставалось дождаться звонка.
********
И он поступил.
С утра зазвонил телефон и, беря в волнении трубку, я уже знал, что голос на том конце провода оповестит меня, что нас ждут в аэропорте на следующий день со всеми необходимыми вещами.
Так и случилось. Выслушав с замиранием сердца приятную новость, я тотчас позвонил Коле, который, как и я был в возбуждённом от радости состоянии, кидая в рюкзак всё, что попадалось под руку. Кто знает, сколько времени мы будем скитаться по джунглям в поисках Боровского и Алексея Степановича: может пару месяцев, а может и все полгода. В прошлой экспедиции у нас был лимит по времени, нас должны были ждать джипы в определённом месте. Сейчас же лимит времени был неограничен. Нам будут содействовать правительства Португалии, Суринама, Бразилии, Гайаны, а если возникнет необходимость, то и Венесуэлы, Колумбии и прочих, где, по предположениям мог скрываться бывший фотограф, а ныне тайный агент нацистской партии Четвёртого рейха.
В нашем распоряжении будут находиться рации, собаки, современное оружие и обмундирование. С продовольствием проблем не возникнет, поскольку во всех намеченных точках нашего маршрута мы будем пополнять запасы всего необходимого; с нами будут постоянно держать связь, и в случае чего-то неожиданного, начальник группы всегда сможет вызвать на помощь вертолёты.
…И вот день отбытия настал.
Нас провожали с почестями, едва ли не с оркестром. Провожающих в зале ожидания просторного международного аэропорта набилось, что селёдок в банке. Кругом цветы, репортёры, бесполезные интервью, но мы с Колей старались затеряться в толпе, пытаясь находиться ближе к своим родным и близким. Супруга и дочь Семёна так же пришли с нами проститься, вытирая платком давно выплаканные слёзы. Были дальние родственники Миши, подарившие Зайчику сберегающий амулет на дорогу.
Наконец, поцеловав последний раз свою супругу и дочь, я направился к трапу самолёта, где нас с Колей уже поджидали остальные участники похода.
ВТОРАЯ экспедиция в дельту Амазонки началась.
Колесо роковой фортуны, вернувшись оборотами назад, закрутилось в новом направлении.
Что ждёт нас впереди?
…Никто, разумеется, не знал.
********
Эпилог.
От автора.
На этом записи в старых дневниках обрывались…
Когда несколько лет назад мне в руки попали эти пожелтевшие тетради, мы с друзьями принялись разыскивать таинственного Юрия, от лица которого автор написал данную книгу, однако что-либо узнать о нём нам практически ничего не удалось. Просматривая газетные и журнальные подшивки тех лет, влезая в интернет и обходя по залам множество библиотек, мы везде натыкались на сплошную глухую стену молчания, покрытую таинственной секретностью. Ни одного упоминания о Золотом городе, ни одного репортажа с аэропорта, когда Вторую экспедицию провожала едва ли не вся страна. Мало того, мы не обнаружили абсолютно никаких сведений об участниках обеих экспедиций. Тайна завесы накрыла и первых участников похода, и вторых.
Конечно, предполагали мы, по истечении стольких лет, все события, связанные с Золотым городом, гибелью команды и исчезновением наёмника с пленником могли кануть в Лету, но…
Люди?
Они-то должны были существовать?
Во время описываемых событий Юрию должно было быть около тридцати лет (он, кстати, так и писал в дневниках). У него осталась семья – жена и дочь, которой в тот момент исполнилось десять лет.
Где они?
Его друг Зайчик был самым молодым в группе, и на данный момент ему едва бы исполнилось семьдесят- семьдесят пять лет, а в таком возрасте ещё можно по горячим следам искать человека, даже если он умер.
Искали.
Не нашли.
Единственная зацепка у нас была с фамилией Боровского.
Но эта личность в дневниках до такой степени была завуалирована, до такой степени таинственна и непонятна, что мы, для видимости покопавшись в архивах, с горечью опустили руки и оставили эту затею, прекрасно понимая, что этот персонаж мог путешествовать по континенту с любой фамилией, какая приходила ему в голову. Имея за собой нацистскую разведывательную школу и деловые связи абсолютно на всех континентах, исключая, разве что Антарктиду, он мог пробираться через границы, оставаясь для своих преследователей неким неуловимым мифом, беспрепятственно скрывавшимся от посторонних глаз в джунглях одного из перечисленных государств Южной Америки. От Атлантики до Анд, от Венесуэльского залива в Карибском море до мыса Горн в Тихом океане, на что, собственно, и наводила мысль, судя по тому, что отчётов и результатов Второй экспедиции мы так и не обнаружили.
Нигде.
Никогда.
Мои коллеги смогли откопать в дебрях архивов, что действительно в 1966 году в джунглях Бразилии имело место падение небольшого метеорита, но так как небесный осколок упал не в густонаселённые районы, а в непроходимые леса дельты Амазонки, то крупной сенсации и большого резонанса это событие не вызвало. Ни в самой стране, ни за её пределами.
Далее…
Информация о племени янамами и гуарани, а также племени тупинамба вообще не рассматривалась прессой, сколько мы не искали. А ведь, судя по дневникам Юрия, по возвращении их с Зайчиком на родину, они осветили в прессе все свои трагические приключения, не упомянув только о камне, найденном Юрием. Позже, как выяснилось, этот дикий народ на деревьях открыли миру американцы, в 1971 году, следовательно, спустя пять лет после экспедиции профессора. Это тоже стоит учитывать.
Оставалась последняя надежда.
Алмаз.
…И вот здесь-то начиналось самое интересное.
А, точнее, непонятное.
********
Обратимся к историческим фактам.
Впервые упоминание похожего камня датируется 1976 годом, иными словами, через десять лет, после описанных Юрием событий.
Он ещё не имеет названия.
Якобы, некий неизвестный путешественник по Южной Америке привозит его с собой в Европу, декларирует в таможенных ведомостях и, минуя различные бюрократические волокиты с помощью всевозможных взяток и подкупов чиновников, отдаёт его в малоизвестную ювелирную фирму в Швейцарии. Название фирмы не упоминается.
После нескольких месяцев шлифовки и огранки, неизвестный кристалл получает статус бриллианта и весит 82 карата, что делает его таким же знаменитым среди таких камней, как «Сан си», «Шах», Сердце океана», «Глаз тигра» и других.
Он обретает имя.
Его изображения начинают мелькать в различных изданиях и журналах мира, а ещё через год за ним охотятся уже все коллекционеры планеты.
В 1979 году бриллиант «ФЕЯ АМАЗОНКИ» выставляется впервые на аукционе «Кристи» в Лондоне, и начинается повальный ажиотаж: желающих приобрести бриллиант зашкаливает все мыслимые и немыслимые списки миллиардеров. Торги выигрывает холдинговая компания «Сосьёте д,энвестисман дю Нор», принадлежащая французской линии семейства Ротшильдов.
Сумма сделки не разглашается.
До 1988 года «Фея Амазонки» находится в частном музее Ротшильдов.
В 1988 году, по непонятным причинам бриллиант снова выставляют на аукцион в салоне «Кристи». После довольно продолжительных торгов, восьмидесятидвухкаратная «Фея Амазонки», обрамлённая изумрудами и сапфирами, оказывается в руках миллиардера, пожелавшего остаться неизвестным.
Последнее упоминание о «Фее Амазонки» мои коллеги нашли в американских журналах «Тайм» и «Форчун» за 1989 год. В небольшой, но весьма загадочной статье говорилось, что красавец-бриллиант на тот момент находился в частной коллекции одного из принцев Кувейта, а позже перешёл в руки какому-то шейху из Саудовской Аравии. Но попытки найти или связаться с ними не принесли никаких результатов.
Бриллиант исчез от людей навсегда.
Он канул в вечность.
…Вот, собственно, и всё.
На момент выхода данной книги, местонахождение бриллианта всё ещё остаётся неизвестным.
Хочется верить, что последние герои данной книги остались живы, нашли друг друга, и дожили до наших дней в глубокой и благородной старости.
Возможно, когда данная книга выйдет в свет и каким-либо образом попадёт в руки их потомков, они непременно дадут о себе знать, раскрыв читателям продолжение загадочной и таинственной истории бриллианта под названием «ФЕЯ АМАЗОНКИ».
Будем ждать.
Колесо роковой фортуны всё ещё совершает свои обороты вокруг камня.
Кто его знает, что будет дальше…
Возможно, алмаз четвёртого рейха всё же обрёл своего неизвестного хозяина.
…Но это уже совершенно иной сюжет для следующей книги.
******** КОНЕЦ КНИГИ ********
Алмаз четвертого рейха
© Copyright: Александр Зубенко, 2024
Свидетельство о публикации №224021901704
Свидетельство о публикации №224021901704
Рецензии