Сердце Чернобыльца 16 Свобода до тошноты

   – Батюшки светы! – охала Гланя, глядя, как по двору колесом носится Ширяка.
   Сделав сальто, артист, приободрённый восхищением зрительницы, встал на одну руку, перекинул тело на другую, снова кувыркнулся и, подпрыгивая на руках, начал подниматься по ступенькам крыльца. Ногами оттолкнулся от стены и, перелетев перила, приземлился перед домом.
   Гланя захлопала в ладоши.
   – Ишь, какие финты выкамуривает, – улыбаясь, проговорила старушка, опираясь на клюку. – Мне так не прыгнуть, клюшка не позволит.
   Ширяка манерно раскланялся.
   – Хорош, хорош! Ты, парень, не мог бы нашим ребяткам концерту показать. Живём, как в заключении.
   – Без проблем, – легко согласился сталкер. – Если командир разрешит, то с великим удовольствием.
   – Как там ваш больной? – поинтересовалась старушка.
   – Ой, баб Мань, – затрещала девушка, – страху я натерпелась. Сижу в сене, а поджилки трясутся. Никак привыкнуть не могу.
   – Так больной-то как?
   – Ещё не просыпался, но и помирать больше не помирает.
   – Вот и ладно – кивнула она головой. – Я что пришла, Глафира, ты моих постояльцев на завтрак не жди, их Галю моя кормит. Давай, чего тебе помогу делать.
   – Да у меня всё готово. Только их старшой зашёл к отцу, и сидят там, не выходят.
   – Знамо, решают дело. Пошли-ка к больному, посмотрим на него.

   Запах душистого сена пришёл первым. Так пахло в детстве. А ещё было необыкновенно тихо, только где-то скреблась мышь. Мысли несколько секунд носились по голове и, наконец, выстроились в ряд. Вспомнилось, как уходили от черносотенцев, бой в водосбросе, стремительно растущий Грави, вспышка и удар. Потрогал голову – повязка сползла набок, под ней сухо. Короста плотно лежала на коже. Повернул голову – нормально! Приподнялся, сел…
   Вчерашнее головокружение не повторилось. «Как на собачонке…» – обрадованно подумал Памперс. Тут же вспомнилось и другое. «Сплю, чурка с глазами, а как же Васенька?» С трудом поднялся и поплёлся к выходу. Силы ещё не восстановились, а потому каждый шаг давался с трудом. Ватные ноги еле волочились.
   – Гляди-ка, больной сам идёт, – услышал он.
   Дорогу ему перегородили вчерашняя «медсестра» и пожилая женщина.
   – Что же вы поднялись, – заполошилась Глаша. – Вам ещё лежать надо, сейчас я вас покормлю.
   – Где Васенька? – придерживаясь за косяк, спросил Памперс, отдуваясь как загнанная лошадь.
   – Спит ещё, намаялась. И вам бы прилечь.
   – Ничего, Глафира, если мужик поднялся, значит, будет жить. Обопрись-ка, милок, на меня, – сказала баба Маня и подставила плечо. – Пошли на воздух, он пользительнее.
   – Я сейчас, я быстро… – вскинулась Гланя и принялась накрывать на стол.
   На крыльце появился Магистр. Хозяин дома выглядел неважно, казалось, что он даже слегка похудел и постарел. Устало подошёл к умывальнику, ополоснул лицо, аккуратно промокнул полотенцем. Присел около стола.
   – Ну, гости дорогие, присаживайтесь, посмотрим, чем нас покормят.
   Глянул на Памперса и слегка оживился.
   – Хорошо выглядишь, покойничек. Рад за тебя.
   – Ет почему покойничек, – задиристо выставил бородёнку Памперс, – всех переживу.
   – Именно потому и живой, – улыбнулся Магистр. – Если бы не твоя жажда жизни, ничего бы у нас вчера не получилось.
   – И чё такое вчера получилось, чё ты счастливеешь на глазах?
   – Вчера я тебе, сегодня ты мне помогаешь – вот и хорошо.
   – Ты вчера помер, – усаживаясь за стол, проговорил Ширяка, – а Магистр и Васька тебя с того света достали.
   – Ет как?
   – Товарищи расскажут, – снова заговорил Магистр. – Поясни лучше, что тебя так сильно держит в этой жизни?
   – Дети, добрый хозяин! Дети! Я им должон образование дать, не как я неуч.
   – Разве обязательно было лезть в Зону для этого?
   – Завод закрыли и продали, нас всех метлой поганой на улку вытурили. Где взять её, работу? Дворником работал, шофёром работал, только новые хозяева не плотют денежку. Дома дети голодные. Жена на двух работах надрывается. Как тут сердце вынесет? Позвали меня в подземный завод наганы точить. Не пошёл. Они же из ентих наганов моих пацанов и перестреляют…
   Памперс горестно посмотрел на Магистра.
   – Разве мало нас тут таких-то. Многие не со сладких щей в Зоне.
   Остальное время ели молча. Даже Гланя притихла.
   Утреннее солнце ещё висело над горизонтом, разбрасывая сияющие лучи по листьям деревьев и крышам хат. Золотистые отблески щекотали кожу людей, слегка пригревали. В ветвях яблонь и груш загомонили вездесущие воробьи.
   – Хорошо я пришёл, – весело пробасил Глюк, заходя в ворота. – В одном дворе позавтракал и в другом попал к столу. Хозяюшка, чайком напоишь?
   – Я бегом, – встрепенулась Гланя.
   – Что кислые сидим? – спросил Глюк. – Все живы и здоровы, уже счастье. Где командир?
   – Командир делом занят. А тебя что привело в Зону? – повернулся к замыкающему Магистр. – Тебе же хабар не нужен?
   – Не нужен.
   – Тогда что?
   Глюк поднял глаза и посмотрел на Магистра.
   – Не может быть! – огорошенно проговорил хозяин.
   – Может, – вздохнул тяжело Глюк и принял чашку с горячим чаем у Глаши.
   – Ладно, у вас день в запасе, – поднялся из-за стола Магистр. – До утра вам отсюда не выйти. Проблемы... Вечером поговорим.
   – Вы что, разговаривали без слов? – провожая глазами Магистра, спросил Ширяка.
   Глюк кивнул головой.
   – Научи, это мощно!
   – Этому не учатся, с этим родятся, – подбоченилась Глаша.

   День у гостей прошёл в вынужденном безделье: в починке комбинезонов, чистке оружия. Ширяка для жителей деревушки устроил цирковое представление. Памперс, выслушав от товарищей историю своего чудесного воскрешения, придумывал, как отблагодарить хозяина. Решил залатать порушенную крышу сарая.
   – Не лазь туда, – пытался удержать его Глюк, – давай лучше я, а ты мне материал подавать будешь.
   – Звероящер тебя легче, – махнул рукой Памперс. – Ты не только крышу, сарай завалишь.
   В самый разгар работы к ним подошёл Магистр, постоял, потом, ни к кому не обращаясь, спросил: «Хочешь с семьёй поговорить?»
   Памперс мигом слетел с крыши. Замер напротив Магистра, по-собачьи заглядывая в глаза. Чёрную коробочку мобильного телефона взял так, словно это был мыльный пузырь, который может в любой момент лопнуть, исчезнуть. Коробочка в ответ на набранные цифры, пару раз прогудела, и женский голос произнёс: «Ало, я слушаю…»
    «Варюша», – срывающимся голосом проговорил Памперс. У него перехватило глотку. Спазм был столь сильным, что человек ни слова не мог вымолвить.
   На том конце женщина растерянно спросила: «Ало, Миша, это ты?»
   Тяжёлая рука легла на плечо содрогающегося в рыданиях сталкера. Перед ним стоял Глюк, он улыбался. «Говори», – почувствовал Памперс в голове. Спазм прошёл.
   – Ало, Варюша, ето я. Как ты, как ребятёшки?
   – Мишенька, у нас всё хорошо. Тимка поступил и учится в институте. Младшенькие тоже хорошо учатся. Тоскуют по тебе. Не с кем играть в футбол.
   – Варюша, ты береги детей, береги себя. Не экономничайте денюшки.
   – Миша, приходил Алексеич, тебя искал. Они завод открывают. Может, вернёшься?
   – Я сообщу…
   В трубке послышался треск и связь оборвалась. Памперс растерянно прижимал телефон к уху, надеясь на то, что тот снова заработает.
   – Извини, брат, связь здесь всегда скверная, – пожал плечами Магистр.
   – Ничё, ничё, – бормотал сталкер, – у них всё хорошо. Ето самое главное.
   Он протянул аппарат хозяину, и в этот момент телефон взвыл какую-то дикую мелодию. Магистр выждал время, тяжело вздохнул и наконец нажал кнопку связи. Некоторое время слушал оппонента молча.
   – Да? А что тебя встревожило? – медленно и с достоинством проговорил он. – …И что?
   Лицо его не выражало никаких эмоций, но в глазах таился гнев.
   – Лучше подумай, почему у тебя гневается Чернобылец? А это моё право!.. Я не вторгаюсь в твои дела, и ты не лезь в мои. Не гневи Чернобыльца.
   Ещё некоторое время слушал, потом с угрозой сказал: «В мой мир ты не ходок. Не пугай». Отключил телефон, расстроенно ухмыльнулся: «Проблемы не только у вас…». Пошёл, ссутулившись.
   – Погодь, добрый человек, – остановил его Памперс, – может, мы подмогнули бы.
   – Чем? – горестно ухмыльнулся Магистр. – Лучше Ваську поднимайте. Хватит ей уж дрыхнуть.
   – Не можете идти, – подала голос баба Маня, которая всё это время сидела на лавочке.
   – Марковна, с каких это пор ты мной командуешь?
   – С тех самых. Там сейчас судьба решается у моей Галеньки, а ты со своими всё испортишь.
   – Вы же Оську ждёте?
– Я его всю жизнь ждать буду. Он сын мне. А она за что страдает? Ты же правду-то знаешь лучше меня.
   Магистр виновато кивнул и привычным движением погладил голый череп.
   – Сходи, узнай, может, уж судьба решилась?
   Старушка махнула рукой и, сгорбившись под тяжестью воспоминаний о гибели единственного сына, отрады материнского сердца, пошла со двора. Сталкерам показалось, что даже солнце стало светить тусклее, ведь каждый из них во множестве познал горечь потерь дорогих сердцу людей.

   Магистр застыл на месте, всматриваясь в горизонт, его мысли были далеко, в том дне, где его люди входили на территорию завода «Росток». Он до сих пор винил себя, что повёлся на Пашкины заверения о полном перемирии. Отключился от группы и занялся лабораторией, опытами. Неожиданно пришедшая через пространство чужая боль и последний вздох дали осознание вины и бесконечного горя. Группа погибла в несколько секунд. Скорее всего, на неё вышли снайперы наёмников, только они выполняли грязные заказы, не вступая в открытый бой. Наёмники любят деньги и не любят рисковать.
   ЛДА известили сообщество о том, что четыре человека отправились в мир иной. Трупы сталкеров не видел никто. О взятом у убитых хабаре никто из ходоков хвастаться не станет, да и Зона не любит отдавать то, что принадлежало теперь только ей. Она должна прокормить своих отпрысков. Как бы человек ни относился к её потомству, Зона любила своих сынов и дочерей. Она давала им кров, пищу, учила жить не в самых удобных условиях. Подарила им возможность запросто общаться с ней, их матерью, знать её повадки, уметь укрываться от бури чувств, которую люди называли Гнев Чернобыльца. Помогала приспособиться к тому рациону питания, который подворачивался под зубы. Утилизация всего и всех во имя жизни и продолжения новой ветки эволюции – вот основа жизни в Зоне.
   Человек, изуродовав природу, вернулся, чтобы попытаться выживать в созданном хаосе. Кого-то влекла жажда богатства, свободы, беспредела, безвластия, изолированности пространства. Жадность, безысходность, глупость, бесшабашный романтизм двигал теми, кто приходил в Зону, чтобы решить свои мелкие проблемы за счёт перехлестывающего организм адреналина. Неумение выстроить свою жизнь в пределах рушащегося, перестраивающегося мира Большой земли, привели многих в заражённую радиацией зону отчуждения ЧАЭС, засеянную смертью.
   Избегая смерти ТАМ, человек с легкостью отдавал жизнь ЗДЕСЬ, и не за понюшку табаку, иногда даже не осознавая факта своей гибели. На что рассчитывает пришелец, почему мнит себя хозяином? Обвешавшись автоматами, гранатами, преодолевая неимоверные опасности, он лишь звено в пищевой цепочке Зоны. При этом обедом или ужином для детей Зоны он становится чаще всего по вине своих собратьев. Любит человек убивать себе подобных. Иногда по нужде, иногда из-за амбиций, а чаще всего от страха быть убитым.
   Страх – вот главных движитель человекообразных. Именно выбросы гормона страха в кровь при приближении опасности воспринимаются за всё очищающую радость. Страх бодрит, тонизирует, парализует, заставляет двигаться, зарываться, скрываться, выслеживать и убивать. Страха не испытывает только зомби, человек, лишенный способности мыслить и жить как человек.
   И как бы царь природы ни пыжился своим положением на лестнице эволюции, он должен признаться, что его несовершенство сквозит изо всех дыр цивилизации.
   Ему остаётся только завидовать умению одних быть невидимыми, могучими, сильными. Способности других видеть то, что для людей запретная зона. Бесстрашие и стремительность, граничащие с безумством; всеядность, способность к регенерации у теплокровных… Владение шестым чувством, которое человек потерял, войдя в палаты цивилизации.
   Пришли на землю отчуждения и те люди, кому не нашлось места в цивилизованном обществе из-за обострённого чувства справедливости, неумения прогибаться под тот самый плинтус, откуда нет дороги к самоуважению. Благородство души, умение приспособиться к трудностям и опасностям сплачивают и дают возможность не только выживать, но и жить там, где свист пуль и клацанье зубов заменяют птичье пенье. Это особая когорта людей, их стараниями и поступками создавались законы зоны беззакония. В их жизни честь и честность всегда стояли выше собственного «Я».
   И Зона принимает их, учит и оберегает, но не отпускает. Она не любит отпускать тех, кто ей нужен.

…Мысли невысокого лысого человека были далеки от реальности. Он был в той стороне, где ничего уже не мог исправить. Он был виноват, и это рвало его сердце.

   Через дорогу семафорила клюшкой Марковна. Сталкеры переминались с ноги на ногу, боясь вывести из ступора Магистра. Вот он вздрогнул, поднял голову, глянул в сторону двора Марковны и сказал:
   – Давно бы так! Можно идти, Марковна разрешила.
   – Как ето ты узнал? – ехидно наклонил голову Памперс. – Марковна ведь не велела…
   – Не боись, – усмехнулся Магистр и постучал себя по голове, – она мне по беспроводному телеграфу передала.
   – Мы, добрый хозяин, ето видим давно, ищё немного, и она тебе по беспроводному телеграфу клюшкой бы прошлась.

   Под навесом во дворе у Марковны сидели двое. Они держались за руки и не обратили внимания на пришедших. «Тили-тили тесто…» – начал было Ширяка, но увидев увесистый кулак Глюка, прикусил язык.
   – И чего вы все-то пришли, – заворчала старушка, – табун целый.
   – Не ворчи, ворчунья, – по-доброму улыбнулся Порфентий.
   В горнице, разметавшись на помятых простынях, спала хрупкая девочка-подросток с ещё только начинающей формироваться фигурой. Холщовая рубаха повторяла изгибы тела. Хохолок коротко стриженых волос венцом обрамлял лицо. Румянец сна делал Ваську похожей на розовощёкого амурчика.
   Сталкеры столпились в дверях, не решаясь прервать сладкий сон девушки. Им стало неловко за свой визит, словно они сейчас подсматривали в дверной глазок, но и уйти не могли. Дети, семья, тепло очага – всё такое далёкое и недостижимое… У Ширяки перехватило в горле. «Какого хрена?» – билось в голове. И ответа на вопрос не было.
    «Когда ищё так-то поспит?» – посожалел про себя Памперс.
   Вперёд шагнул Глюк, присел перед кроватью, взял девичью руку, прикоснулся губами. Пушистые ресницы дрогнули. Васька аппетитно потянулась, перевернулась, как кошка, на бок и открыла глаза.
   – Был же вечер… – проговорила она, – я что, проспала всё на свете?
   – Не всё, – улыбнулся ей Ширяка.
   – Васенька, дочечка, – умилился Памперс, – какая же ты красотулька у меня.
   – Дядя Памперс, – вскочила и обняла мужичка за шею Васька, – тебе лучше.
   – Ет даже не скажешь, как лучше. Будто мне капитальный ремонт устроили.
   – Вот и ладно, – осадил сталкеров Магистр, – Васька, к Глане бегом марш! А мы потолкуем.

   Мужчины собрались в саду. За крепко сбитым из широких тесин столом могла уместиться дюжина молодцов нехлипких телом. Выскобленная добела поверхность сияла на солнце. Кое-где на неё падали тени от неторопливо двигающихся веток раскидистой груши. Жёлтые сочные плоды висели на ветвях, только руку протяни. Кожица на некоторых уже натянулась и еле сдерживала нектар, накопленный за благостное лето. Сорви грушу, и ещё не донесёшь до рта, как потечёт по твоей руке переспелый сладкий сок. 
   Осторожно поглядывая на соблазнительные плоды, Ширяка вспоминал свой опыт в Стечанке. Очень не хотелось ещё раз получить по макушке.
   – Ты, артист, не косись, – смеясь, подошла Глаша, – бери и кушай. В этом году у нас груши на зависть всем.
   Она сорвала с ветки жёлтое чудо, протянула Ширяке.
   – Попробуй, так и спать под ней уляжешься.
   Тёплый плод лёг на жилистую ладонь словно драгоценный самоцвет. Сталкер посмотрел через него на солнце. Заслонив светило, груша вдруг обросла лучами.
   – Ты на неё ещё помолись, – снова рассмеялась девушка и побежала по своим делам.
   К столу подошёл Седой. Оглянулся, тоскливо глянул на молодую женщину, стоящую в открытых воротцах у белой хатки через дорогу. В белой вышитой рубахе навыпуск, холщовых деревенских штанах он не был похож на того сурового сталкера, каким его привыкли видеть компаньоны. Сел за стол. Из дома вышли Магистр и удручённый Мобила.
   – Порадовать нечем. Тормозач у тамплиеров. Никто не видел ребят в Зоне, как сквозь землю провалились. Тамплиеры бесчинствуют.
   – Беснуется Тамерлан, – вздохнул Магистр.
   – Кто такой? – спросил Ширяка.
   – У тамплиеров вроде за командующего Всевидящий. От упоминания о нём тампики немеют от страха, – оглядел компаньонов, словно ища поддержки, Седой.
   Порфентий прошёл к столу, примостился на лавке.
   – Все считают, что Зона образовалась после второго взрыва, – положил он пухлые руки на стол. – Почему в таком случае на вашей Большой земле никто не слышал о взрыве? Почему в Зону можно пройти лишь в нескольких местах, да и то не всегда? Артефакты покупают, а вот мутантов в зоопарках нет?
   – Это точно, – буркнул Ширяка, – и ещё, откуда в радиоактивной Зоне этот райский уголок?
   – Наблюдательный, – похвалил его Магистр, – что ж ты не задался вопросом, почему в туннеле лешего чисто и сухо? Правда, я так и не понял, как вы смогли проникнуть туда. Для обычных людей это практически невозможно.
   – Это почему?
   – Вы что-нибудь слышали о параллельных мирах?
   – Так мы что, сейчас не в том мире? – спросил Глюк.
   – Когда-то давно встретились два человека. Оба экспериментировали с возможностями пси-энергии. Они хотели построить другой мир. Но один человек видел мир без катаклизмов и войн, другой вынашивал свои замыслы. Для небезопасных экспериментов они смогли открыть серию порталов в параллельный мир. Только там можно было проводить самые смелые опыты, не причиняя своему миру вреда. Они вошли в мир отражения. Это была зона отчуждения около взорвавшейся Чернобыльской АЭС. В зоне отчуждения к тому времени оставалось несколько десятков человек, не пожелавших уехать и бросить свои жилища. И в параллельном мире было также почти пусто. Главное, там не было властей. Свобода до тошноты.
   Учёные благоразумно создали барьер и «Скалу», чтобы исключить попадание результатов их опытов в другие параллели. Блюли авторское право. Научились владеть энергетическим лучом, создавать силой пси-энергии гравитационные и электрические завихрения.
   – Аномалии что ли? – перебил говорящего Ширяка.
   – Конечно.
   – А я думал, что их Чернобылец рождает.
   – Сейчас да, а в те годы учёные сами учились и изучали непознанное. Создавали сгустки энергии, которые обладали фантастическими свойствами. Так впервые появилось уникальное вещество – Блэк. Никто из экспериментаторов не понял, как оно появилось и какими свойствами обладает.
   Магистр помолчал, несколько раз погладил голову. Короткие толстые пальцы яростно давили на кожу головы, словно хотели продавить насквозь.
   – Эксперименты с Блэком дали потрясающие результаты. В потоке энергетического луча Блэк мог под воздействием пси-энергии создавать и разрушать. Был и побочный эффект – Блэк был радиоактивен. Экспериментаторы увлеклись, словно дети, которые делают куличи в песочнице. Потоку их фантазий не было предела, и, наконец, они создали искусственный мозг исполнителя желаний, вы его называете Чернобыльцем, Монолитом, Сердцем Чернобыля.
   – Сердце ЧАЭС? – спросил Глюк.
   – Да! Чтобы не подвергать радиоактивному заражению местность, поместили его внутрь саркофага разрушенного реактора, рассчитывая управлять Исполнителем на расстоянии. Немного неудачно всё прошло. В ходе материализации кристалла произошёл мощный выброс энергии. Саркофаг раскололся, радиация выплеснулась, накрыв большую территорию. На Большой земле были лишь проблемы с саркофагом.
   Исполнитель действовал своеобразно. Он понимал желания человека и исполнял их по-своему. Может быть это произошло оттого, что учёные дали не совсем точные установки или их желания были противоречивыми. В один из моментов работы с кристаллом учёные повздорили. Амбиции захлестнули обоих. Каждый хотел быть его единовластным хозяином, и неважно, какие цели тот и другой преследовали. Битва была страшной, а результатом – Зона со всеми её парадоксами.
   Появились в зоне отчуждения и другие любители поэкспериментировать. От учёных до черносотенцев. Попытка создать хоть видимость власти расколола появившееся сообщество на кланы. Одни из них устанавливали правила и законы, другие их разрушали. Но все хотели одного – «срубить бобла по-лёгкому».
   Зона стала неуправляемой. Исполнитель начал продуцировать аномалии, артефакты. Начал изменять и создавать биологические организмы. Вначале мутагенные животные не имели способности к размножению, у некоторых была небольшая степень регенерации. Сегодня мы можем говорить уже о репродуктивной способности некоторых мутагенных видов, таких, как крысаки, турынды и травяные голуби. Но недалеко и тот день, когда мы увидим звероящера в сопровождении супруги и парочки детёнышей.
   К этому процессу прикладывают сегодня свои любопытствующие мозги зонные генетики. Их направляет и финансирует международная ассоциация генетиков, которая величественно именует себя Ассоциацией НАНаГ. Они открыто призывают к созданию идеального человека.
   – Ето же хорошо, – развёл руками Памперс.
   – Человек может родиться, но его нельзя создавать, – гневно обернулся Магистр, – он не машина. Поняв однажды опасность экспериментов с пси-энергией и Блэком, один из горе-экспериментаторов решил уничтожить побочные эффекты опытов, но столкнулся с противодействием партнёра. С тех пор изменилось многое. Прародители не могут уже влиять на процессы в Зоне.
   – Тамерлану хочется восстановить власть над Чернобыльцем? – спросила Васька.
   Она подошла так тихо, что никто не услышал этого. Цветное платье с пояском, маленькие туфельки – перед сталкерами стояла обычная девчонка с Большой земли.
   – Ух, какая дама! – восхитился Ширяка.
   – Руки-то широко не разевай, а то по локоток отшибу, – довольно улыбался Памперс, любуясь преображением Васьки.
   Махнув дурашливо на Памперса, Ширяка галантно поклонился, щёлкнул пятками растоптанных сталкерских ботинок.
   – Позвольте, мадемуазель, узнать ваше имя?
   – Василиса, – сделала реверанс девушка и рассмеялась.
   – Василиса Прекрасная! – игриво заломил руки акробат.
   – Папа меня называл Василисой Премудрой, – глаза Васьки погрустнели, в них блеснула слезинка.
   – Ты у нас и прекрасная, и премудрая, – погладил её по голове Глюк. – Как нас, старых псов Зоны, провела…
   – Как себя чувствуешь? – просветлел Магистр.
   – Нормально.
   – Всё-таки нет в тебе тьмы, это хорошо.
   Спрятавшись за спину Глюка, Васька снова спросила:
   – Что Тамерлану мешает?
   – Совсем немного. Исполнитель создавался на энергии четырех компонентов: два разума, сила луча и неизвестные свойства Блэка. Тамерлану не дано умение владеть светлым спектром луча. И с тех пор вещество Блэк удалось получить всего несколько раз. Большая часть Блэка уходит на поддержание порталов в удовлетворительном состоянии. В Зоне сегодня действуют несколько лабораторий той самой НАНаГ, куда собраны люди с самыми высокими показателями пси-энергии. Генетики пытаются создать человека с определенным набором свойств.
   …Повисла тишина. Люди, оглушённые правдой жизни, о которой они и не догадывались, потому что воспринимали Зону как результат простой техногенной катастрофы. Была ЧАЭС. Ослабили режим контроля за персоналом. Не проследили за процессом охлаждения. Результат – взрыв с выбросом ядерного топлива и пепла. Людей выселили, деревни закопали, саркофаг построили и новый взрыв, который породил Зону.
   Всё было объяснимо с точки зрения обывателя Зоны. Догадывались люди, что аномалии и артефакты, мутанты не так просто появились на этой земле и не зря они пытаются после каждого Выдоха Чернобыльца прорваться через «Скалу», туда – на Большую землю.
   – Утром Тамерлан звонил? – прервал молчание Глюк.
   – Да. Вчера его люди засекли наш луч. Такой выброс энергии могут создать только двое. Тамерлан потребовал отдать второго, иначе он вторгнется в этот мир.
   – Ет ему не видать как своей задницы, – ощетинился Памперс.
   – Он может сюда войти? – переглянулся с командой Мобила.
   – Нет, – усмехнулся Магистр, – никому неведомы мой портал и позывные.
   – Ведомы, – угрюмо произнёс Седой. Помолчал и снова заговорил. – Я работаю на Хозяина. У меня было задание привести к нему вот его, – кивнул он на Глюка. – Потом всё закрутилось.
   – «Душу» Зоны тебе в карман. Тамплиеров выводил на нас ты? – вскочил в ярости Мобила. – То-то я понять не мог, как они нас находили.
   – Это потом! – движением руки остановил его Магистр. – Сейчас быстро, – что им известно?
   – Я около входа в портал оставил маячок и скопировал позывные.
   – Значит ты и есть человек Тамерлана?
   – Тамерлана не знаю, я работал на Хозяина.
   – Маленький, тщедушный, нога кривая, прихрамывает, – Магистр вскочил и стал хромать, выворачивая стопу вовнутрь. – Вот так хромает?
   – Так…
   – Значит, теперь он Хозяином величает себя. Это ладно, что-то стало понятным. Я сейчас…
   И толстячок, быстро перебирая короткими ногами, побежал в дом.
   Компаньоны повернулись к Седому. Тяжёлые взгляды пригвоздили предателя к лавке, на которой он сидел, к этому выскобленному до блеска столу, к воздуху, который так по-доброму принял его под свою сень, дал тишину и отдых душе. По коже побежал холод омерзения от собственной гнилой и никому не нужной жизни. Мозг сдавливала волна льда и огня. «Лучше бы застрелили», – кружилось в его голове. Невыносимо было видеть глаза товарищей, с которыми столько было пройдено и столько пережито.
   Молчание было тягостным.
   – Сам застрелишься али тебе помочь? – надвинулся на него Памперс.
   Между сталкерами и Седым появилась женская фигура.
   – Галя, – поднял виноватые глаза Седой, – зачем ты здесь? Прости меня...
   – Ничего, Андрюшенька, ничего. Люди – не звери.
   Села рядом, прильнула к груди. Словно голубка трепыхнулась.
   – Лучше уж вместе.
   – Я совершил подлость, мне и ответ держать, – резко отодвинул женщину от себя Седой. – Не волнуйтесь, Седой сумеет ещё нажать на крючок. Я не измараю твоего имени грязью.
   Резко поднялся с лавки… и наткнулся на Ваську. Изменившееся до неузнаваемости, белое как мел лицо, делало девушку старше их всех, прожжённых, прокуренных, видевших смерть, не раз вырывавшихся из её объятий. Девушка – тоненькая тростинка – вдруг показалась ходокам мудрее их всех. Глаза Василисы опять горели страшным светом.
   Сядь! – повелела она. – Ты с ним как-то связан.
   Подошла, положила руку на грудь Седому и замерла.
   – Что, Васька, опять пиндосы? – тихо спросил Ширяка, нашаривая автомат.
   Сталкеры схватились за оружие, Мобила заскочил в дом и оттуда вышел уже вместе с Магистром.
   – Кэп, – сказала она коротко и подала другую руку Магистру.

   Цепочку людей стало сотрясать, словно в лихорадке. Потряхивания набирали амплитуду... Глаза у Седого закатились.
   – Галя, – крикнул Магистр, – отпусти мужика, а то убьёшь.
   Отдёрнув руку от Седого, та отскочила в сторону.

Ёлкин дрын

    «Ёлкин дрын, – услышал в голове Магистр, – кто мне чуть башку не разнёс?»
    «Прикрой нас, – попросила Васька, – поговорить надо».
   Толстячок закрыл глаза. Где-то далеко зашелестел водный поток. Звук воды, заглушая всё, падал на пространство водопадом. Под ним, как под колпаком, разговаривали двое. Расстояние для мысли не существует.
   – Привет, Кэп!
   – Васька, ты? Ты жива!
   – А тебе хотелось, чтобы меня собаки ободранные съели?
   – Куда ты подевалась? Мы тебя искали.
   – Потом... Скажи лучше, что ты здесь делаешь?
   – Представляешь, я могу влиять на людей. Привёл сюда целый отряд, пиндосов бить будем.
   – Пиндосы, Кэп, это я и мои друзья.
   – Ёлкин дрын, Васька, не понимаю тебя.
   – Поговори с дядей Порфентием, он тебе объяснит всё.
   Рухнула водяная стена и снова зашелестел поток.

   Отряд тамплиеров замороженно смотрел вдаль. Воины тупо ждали распоряжений ведущего. Среди кустарников возникли и открылись ворота. Отряд вооружённых людей вошёл в них и бодро зашагал вглубь по мощёной дороге. Деревянные створки закрылись. Водопад истончился и исчез.

   Кэп тряхнул головой, напрягся, всё было как в тумане. Он не обнаружил в положенном месте ни единого энергетического импульса. Отряд воинов, который он вёл, исчез. Добежать бы да посмотреть, что произошло, пока он с Васькой и с этим разговаривал. Посмотрел на карту, вроде, близко, поднял голову – перед ним лежала лесистая местность. Куда идти и как дойти?
   – Ну, ёлкин дрын, – сказал Кэп.
   Открыл свой КПК, набил сообщение: «Отряд исчез, контакт потерян. Возвращаюсь».

   Расхристанный военный уазик подпрыгивал на ухабинах, рытвинах. От этого в животе Кэпа всё перемешалось. Тошнота подходила к глотке.
   – Давай потише, – дёрнул он за рукав рыжего водителя, – ёлкин дрын, вон, рядом шоссе, а ты по полю несёшься.
   – По шоссе – это без меня, – гыкнул водила, – а я ещё пожить хочу.
   – Ты давно у Павла Петровича? – спросил Кэп.
   – Эт ты про кого? Навроде у Хозяина таких не водится, – попытался сделать умное лицо водила.
   – А тот, кто нас провожал, он кто?
   – Во, ты ухи солёные, эт же сам Хозяин был. Я ещё в ступор пал. Он никогда никого не провожал сам.

   Павел Петрович нервно ходил по небольшой комнате, кинул недовольный взгляд на вошедшего парня. Остановился напротив и вонзился взглядом в его глаза. У Кэпа от этого словно в голове взорвался газовый баллон. В тело вошли боль и муть и стали разламывать голову на части. В глазах стали смешиваться чёрное с красным. Душу скрутили толстые верёвки.
    «Пиндосы», – резануло по сердцу парня. Закрыл глаза и совсем так, как они это делали с Васькой, «зажёг свечу» прозрения. Пламя легко слизало муть. Мысли вернулись в голову. Сквозь муть стали проявляться серые стены, невысокая фигура человека.
   – Павел Петрович? Что вы здесь делаете? – заоглядывался Кэп по сторонам. – Надо уходить… Здесь такое творится…
   – С кем ты сегодня разговаривал? – невысокий мужчина пытался снова заглянуть в глаза Кэпа.
   – С Васькой.
   – Он живой?
    «Живой… Васька… Живой… – заколотилось под черепной коробкой. – а я пиндос… и разговариваю с пиндосом…».
   В голове потекли голубые и сиреневые струи, наполнили тело жизнью, вытеснили боль. Чистый поток заслонил серые стены и Павла Петровича.
   – С кем ты разговаривал? – сорвался на крик Павел Петрович. – Я тебя не слышал… Я тебя сейчас не чувствую…
   Но до парня звук доходил приглушённым, как сквозь кусок плотной ваты. Кэп глубоко вздохнул и почувствовал, что «рвутся» верёвки на его душе. Вспомнил, как они с Васькой тренировали себя, чтобы быть спокойными, видеть то, чего видеть невозможно. Перед глазами полыхнуло чёрным, ударилось о сиреневые струи и рассыпалось голубыми искрами.
   – Ёлкин дрын, так значит, это правда? – воскликнул Кэп, ещё не понимая, что он имеет ввиду.
   – Ты разговаривал с ним? – вдруг окрысился Павел Петрович, – Как ты смел меня ослушаться? Я Хозяин Зоны, а ты червь! Захочу, сделаю тебя живым роботом!
   – Не сделаете! – спокойно ответил Кэп.
   Он чётко понимал, что произносит не свои слова и что готов испугаться и покориться рассерженному человеку, которого считал своим другом.
   – Иди к себе, – миролюбиво произнёс бывший друг, – нам с тобой надо ещё позаниматься, чтобы ты всё понимал правильно.
   – Я всё понимаю правильно и хочу уехать домой вместе с моими друзьями, – Кэп чувствовал, что в нём восстанавливается способность мыслить самостоятельно. – Где Алекс и Лим? Почему их здесь нет?
   – Слишком много вопросов. Давай всё порешаем завтра. Ты очень устал. Посмотри мне в глаза, расслабься… Не думай ни о чем…
   – Вы – преступник! – вдруг осознал всё произошедшее Кэп. – Ёлкин дрын, это не экскурсия, вы используете нас. Васька была права…
   Что-то ударило его с такой силой, что парень рухнул на пол, и сознание выключилось.