8. Вагон Харона

Смешно звучит в моих устах фраза: это нечто запредельное! Это нечто запредельное - “хозяйство” Евгения Максимовича. До своей официальной гибели, он управлял частной военной компанией. Ныне, управляет компанией по осуществлению ритуальных услуг. Однако, все же смешно звучит, потому что я сам по себе запредельность, отвратительная сама себе!

Почему отвратительная?

Потому что моя запредельность не дала свободы, а лишь изменила мой образ жизни. Спроси меня кто: расскажи о своей жизни! Тут я и повисну, как электронный гаджет от невыполнимой задачи. Рассказать-то и нечего, если забыть о Борисовиче, Докторе, Колдуне, ростовском сидельце, и конечно же вычеркнуть из памяти Ольговск 66.

Дорога, дорога, и вот, снова - дорога. Вот, все, что и останется.

Меня предупреждали об отказе от Силы и своего пути. Способности, которые человек сдерживает или даже заглушает, оборачиваются проклятием. Я - Навигатор, и уже как десять лет не использую свою Силу. Конечно же, за исключением последних событий. В итоге - как неприкаянный, пребываю в постоянном движении.

Навигатор не может быть привязан к одному месту, и каждый день его жизни будет сопровождаться непреодолимой тоской, которая будет его выталкивать даже из постели ночью, и вынуждать на ночную прогулку без всякой видимой цели.  Из командировок своего предприятия почти не вылазил. Обычные люди, мои напарники, много раз советовали, что мне стоит отдохнуть, но Дорога меня снова манила.

Видимо, Дорога и есть мое Дао. Если по смыслу, то мой путь это Путь.

Все, кого я любил - ушли. Или я ушел? Выходит, что ушел я. Они все остались: Черныш, Маргарита… Костян потерялся. Он там остался, куда я еду, но жив ли он? … Луна - в плену. Лиза… Сестренка - мой ангел хранитель, если можно так сказать..

Марта…

 Марта - вольная птица. Она никогда не остановится. Потому что она живет в постоянном своем движении. Возможно, она меня прекрасно понимает… И понимание этого к полувековой дате моей жизни действовало на меня весьма угнетающе.

Да, было время юности и молодости, погулял, покуражился. И хотя говорят, что в гробу карманов нет, их нет и так у меня при жизни. Ничего у меня нет. Нечего взять и положить некуда.

Только воспоминания.

У меня с собой даже документов моих нет. Под внешностью Кленова и документами на третье лицо, держу свой путь туда, откуда все начиналось - в город детства.

Хотя, кроме чужого  жетона и лица у меня есть мой талисман - мумифицированная куколка шелкопряда, а внутри спит частица монстра, который как сторожевая собака, готов наброситься на любого, от кого исходит опасность для меня.

Да, это одно мое неоспоримое богатство, которое к сожалению ведет меня обратно в город детства, где меня не ждет ничего хорошего…

Что же хотела сказать мне Лиза при последней встрече? Еще два участника создания эгрегора, о которых я понятия не имею, но судьба Диаманта - ключ.

Что ж, по дороге с мертвецами в одном вагоне будет над чем подумать.

Мое тело, после введения в анабиоз, потеряло все признаки жизни. Нет, я не уснул и не провалился в небытие.

Все, что происходило дальше было подобно просмотру фильма о самом себе с разных ракурсов. Сначала, я как бы уснул, и когда наступило состояние потери ощущений внешнего мира, вдруг все вернулось снова, но как сон, в котором плывешь, как в вязкой субстанции. Я выплыл из тела, просочился буквально сквозь капсулу и завис над сектором. Трудно было различить, когда говорили люди, и когда они только думали.

Звуки. Шаги людей я не слышал, точнее, не чувствовал ясно, как в теле. Они воспринимались подобному тому, как слышишь звуки под водой.

Женщина по имени Вера проверила мой пульс, вернее его отсутствие, посветила фонариком в глаза, убедившись, что реакции на яркий свет нет, и одобрительно кивнула головой.

-Мужики, забираем пассажира! - скомандовал по рации Евгений Максимович.

Солдаты принесли пластиковый контейнер, перегрузили мое тело в него из капсулы. Евгений Максимович надел мне на шею жетон, молча постоял с минуту, усмехнулся и закрыл крышку. Лишь на миг он задержался, посмотрев в мою сторону, но не на тело теперь, а где-то рядом и немного вверх, где был я.

Почти похороны.

Контейнер за ручки взяли шесть человек и понесли к “Уралу”. Когда они покинули помещение сектора, меня потянуло за ними. Я ощутил непреодолимую силу связи себя с телом. Словно собачка на привязи, я не мог отдалиться от своего тела. Был предел моей свободы. И это понятно: мой жизненный путь еще не окончен. Тем более, определяю его я.

Конечно же, в крытый кузов “Урала” загрузили не только мое тело. Сколько продолжалась погрузка, долго или быстро -оценить я не мог. Время в таком необычном состоянии не чувствовалось совсем.

“Урал” вывез капсулы за пределы базы, к вагону-рефрижератору, который ждал погрузки. Снова перенос тел. Видимо, такие сложности были не спроста, Евгений Максимович объяснял, что база “не видна”, хотя глазами все просматривалось отлично. Базу нельзя было посмотреть  “издалека”, используя паранормальные способности.

Уже в вагоне рефрижераторе тела освободили от капсул, упаковали в черные мешки и сложили буквально стопками. Мое тело так же подверглось этой процедуре, но как обещал Евгений Максимович, пакет с моим телом пометили черной изолентой и отложили как бы в сторону. Другие тела в чёрных пакетах перематывали жёлтой изолентой. Вероятно, принимающая сторона в курсе. Двери рефрижератора закрылись, свет погас и только инфернальное излучение определяло контуры сложенных в штабеля тел.

И вот… поезд тронулся. Застучали колеса, но я не ощущал покачивание вагона. Зато я увидел во тьме рефрижератора светящиеся слабо, чуть размытые человеческие силуэты. Их было не много, не столько, как тел, упакованных и сложенных тут. Страха я не испытал, но ощутил всем естеством душевную боль. Я чувствовал их боль, тех, кто погиб недавно, но не ушел на еще один оборот Колеса Сансары. И эта боль была ужасной, как та боль, которая возникает в душе от потери родного человека, или как боль в детстве, от непонятной обиды с ощущением конца всего… Они даже не видели друг друга, и я понимал причину этого, из-за чего их силуэты и выглядели размытыми. Все, чьи силуэты я видел, были при жизни Чистыми, но шагнули на порочный путь через обман и страх. Их грех был только в том, что согласились на обман, кто от страха, кто от безысходности. Некоторые даже не успели никого убить. На любой войне тех, кто не хотел убивать, но был вынужден поднять оружие на подобного себе, всегда больше тех, кто жаждал крови. Топка паровоза войны питается чистыми дровами.

И вот, я еду домой, в свой родной город в спецвагоне, забитом "двухсотыми" бывшими земляками. Спящий среди мертвых, не человек, лишь только внешне, и внешность принадлежит другому.

Не знаю, снится мне ли все, что я вижу, или я действительно вышел за пределы своего тела, но продолжаю следовать за телом, поскольку жизнь моя еще не окончена в этом воплощении.

Вот тут как раз это обстоятельство и сказалось. Мне предстояло провести некоторое время во мраке с призраками своих бывших земляков. Меня они вряд ли видели: несколько раз проплывали мимо, излучая боль и страдания такой силы, что я еле удерживался от переживания  их мучений.

Вагон-рефрижератор не имел окон, а так хотелось хоть на миг увидеть, где проходит поезд. Подойдя к стене вагона я протянул свою руку и она прошла через нее без каких либо препятствий, правда с небольшим замедлением - сказывалась плотность металла.

Я мог покинуть пределы вагона, и этого было достаточно, чтобы увидеть какое место проходит поезд. Поезд пересекал Днепр по железному мосту. Внизу от мрака ночи, вода казалась черной, берега без единого огня и кажутся пустынными. Ну чем не Стикс!

Если смотреть глазами, то так все и предстало бы. У меня сейчас глаз нет. Я вижу всей своей сущностью. Я улавливаю инфернальную подсветку окружающего пространства. Я вижу забытые тела людей, животных, разрушенные дома, разорванную технику… Это и есть тот случай, когда говорят: “здесь все пропитано смертью”. Люди не видят глазами, но пролитая кровь и страдания  настолько обильны, что воздействуют даже на людей с неразвитыми паранормальными способностями.

Это серая зона. Нет мира, нет власти, нет еды. Поэтому так здесь темно, и такое сильное инфернальное свечение.

 Уже какой раз за свою историю, Днепр стал снова рекой смерти, отделяющий ад от жизни. По оба берега реки во тьме стоят люди. Я вижу не глазами. Холодный инфернальный свет проявляет контуры и очертания. На правом берегу - мертвые при жизни, на левом - живые во смерти. За их спинами - дети, жены, отцы и матери. Есть среди воинов те, чьи семьи на противоположном берегу. Одно молоко на всех. Одна кровь, одна вода. Одна история. Даже в самой кровопролитной бойне за последние сто лет не было такой ужасающей сути. И как вороны в небе кружат полчища Дайянцев. Они плетут и плетут узлы кармы.

В небо выросли столбы дыма маршевых двигателей ракет. Небо перечеркнуло  инверсионными полосами самолетов, несущих под крыльями смерть. С воем устремляются к цели реактивные снаряды и стволы орудий изрыгают убийственный металл на заклинание триста тридцать три. Красноглазые дроны опускаются в лесопосадки, выискивая своих жертв.

Начинался еще один день войны.

Там, впереди, по направлению поезда - Ад, туда устремляются ракеты, снаряды и бомбы. В окрестностях за серой зоной утро приходит с воем сирен. Ракеты и бомбы идут к своей цели. Их цель -уничтожить Ад. С ювелирной точностью. Выжечь все опухоли и метастазы.

Что будет если Ад внутренний и Ад внешний сойдутся в одной точке пространства? Вот, я имею все шансы это узнать.

Серый вагон рефрижератор не один стучал колесами на стыках рельс. Количеством их было три. Видимо,  вот что разгружали с "Уралов" на базе. Однако, я не видел ни одного Дайянца. Все узлы завязаны с этими усопшими. Окон в рефрижераторе не было, да и никто из пассажиров не смог смотреть в окно на родные просторы. Спальные вагоны для усопших на вечно. Поезд двигался быстро, без остановок, разрезая тьму впереди лучом прожектора. В предрассветной мгле, он словно пытался догнать ночь, отступавшую на Запад.  Но его обгоняли ракеты и беспилотники.

Вожделенный Запад. Миф, на котором пытались объединить нацию, но породили войну.

Может болеть сердце, может болеть душа, можно плакать выпив водки по ушедшим друзьям и родным. На расстоянии все воспринимается иначе. На расстоянии - это воспоминания. Другое дело, когда ты снова  там, где родился и сделал первый шаг, спустя много лет.

И чего теперь больше нет.

Крылатые ракеты смертоносной стаей пронеслись вперед на малой высоте, и ушли за горизонт, где спустя мгновение под ночным небосводом вспыхнуло яркое зарево, целый букет цветов смерти: ракеты достигли цели.

Враг поражён, но до полного уничтожения время неизвестно.

 Я видел его рождение, ощутив в тот момент, казалось на взлете своей Силы, что сам я ничто в сравнении с теми силами, которые вызвали чудовище к жизни. Настоящее, адское создание, которое по рождению  искупали в человеческой крови и накормили гаввахом.

Это и было причиной моего возвращения из Киева. Нет, не возвращения, бегства восемнадцать лет назад…

Кто этот враг? В своем младенчестве он носил одежду из гниющей плоти своего уродливого предшественника, казалось, убитого восемьдесят лет назад Красной Машиной.

Одного не учли мудрые создатели Красной Машины. Эта тварь возрождается не через семя, а через остатки плоти. Тварь эту,  как картошку, кусочками,  можно выращивать в горшках.  Плоть уничтожили не всю: остатки соскребли с молотилок заботливые руки работников Фермы под надзором таких приказчиков, как Зимин. Вот к чему был мой разговор с Николаем в “Берлоге”. И сейчас, все сложилось, как надо, согласно Закону Корабля. Его отец ушел из жизни по своей воле, увидев воочию, каким чудовищем был его закадычный друг Зимин. Он понимал, куда и к кому отправляет своего сына, поэтому передал запонки через Зимина. Зимин ничего не заподозрил, но именно эти запонки были для Николая мяком.

 Красная Машина не все перемолола, а сама, устав от войны, дала слабину и начала гнить изнутри. Красную Машину можно было спасти, но нашлись Иуды, которые объявили Перестройку Машины, и под этим видом сломали ее окончательно, получив свои гроши.

Все сложилось удачно. Агрономы знали, Красная Машина - промах Системы, и она обладала огромным потенциалом, даже сломленная, растасканная на винтики, она излучала энергию. И эта энергия, как радиация, будет влиять на то, что Агрономы планировали слепить из России. На земле, где оплот Православия, в государстве, преемнике Византийской империи, они хотели явить Антихриста. И эта война была ударом Брута в спину Цезаря. А дальше, через войну, показать несостоятельность российской власти и через Парламент, повторяя историю Черного Октября, привести к власти нужных менеджеров. Но в этот раз, Цезарь опередил Брута и отвел руку с ножом.

 Сегодня Враг, этот вселенский Брут,  принял свое истинное обличие. У него нет нации, нет традиций, есть только кровавая история перерождений.

Он не обезличен, он группируется и наносит удары. Но, этот враг не только в поле, он прячется в городах, в портах, на заводах и фабриках… Там он,  как в коралловых рифах.

Такому врагу мало нанести урон на поле битвы, в которое превратились некогда сытые поля. Сегодня они вспаханы, но не плугами, а взрывами, засеяны не зерном, но костями и политы кровью, а не дождями.

Такого врага надо найти и достать в этих коралловых рифах. Вырезать и выжечь его с ювелирной точностью. Иначе…

У него нет задачи победить, как вещают его живые плотью куклы. Своим поведением, тактикой и ухищрениями, подлость и ложью он должен очернить праведную войну против него.

И для этого у него все козыри на руках.

Он не только пил одну воду и дышал одним воздухом. Он родился на одной земле, в одной истории, он пил даже одно молоко и ел один хлеб.

Он не отличим ничем даже по генам, но отличим идеей и целью.

 Самое важное и нужное ему для войны с Федерацией он прячет за спинами мирных граждан. Пусть даже многие из них разделяют идеи хунты, но они не являются целью поражения и не заслуживают смерти под обломками своих домов. Всегда есть случайный осколок, шальная пуля и сбитая ракета. Поэтому зарево после взрывов мне не доставляет радости. Ведь так же где-то рискует стать случайной жертвой мой родной человек или близкий друг. Их там осталось меньше, чем пальцев на руке.

Но, иначе уже нельзя.

Путь домой. Дом - это стены родового гнезда, это земля, которая принадлежала тебе.  А если этого всего больше нет? А если вместо родных стен воронка, причем от снаряда, который прилетел со стороны, на которой всецело ты?

Но, иначе уже нельзя.

Вот так, сто лет назад, мой прадед покинул свою родину, оставив дочь на попечение родственникам. Вынужденная мера, страшная по своей сути, если не думать масштабно. Он не смог вернуться. Последний раз, когда она его видела, ей было всего двенадцать. Она была единственным связующим звеном.

Я повторил судьбу прадеда восемнадцать лет назад, но теперь, на этом витке истории я возвращаюсь. Я - Навигатор, и возвращаюсь,чтобы зажечь огонь на своём маяке. Кому я зажгу огонь?