Руки мои не дрогнут

Потолок страшно давит. Будто бы он сейчас упадет, расплющит меня.
«Так не смотри наверх!» – кричу я сам себе.

Куда же тогда смотреть – по сторонам? Там люди: коллеги, дети, родители, сменщик. И их глаза, и вдруг они ими посмотрят в мои? Зачем им такое делать?

Сменщик, сука. Молодой парень, недавно дембельнулся, пришел на место Сергеича. С Сергеичем мы никогда особо не общались, я никого и не спрашивал, куда и почему он делся. А ну как обновление кадров?

Почему тревога и паника? Почему не головная боль? Почему не тремор? Действительно, почему бы не трястись рукам?

Я сам не замечаю, как опускаю от потолка глаза и украдкой смотрю на правую руку, затем на левую. Ну! Тряситесь, падлы! С этим я бы знал, что делать.
«Может быть, если поднять?»

Я поднимаю руку на уровень груди, приглядываюсь.

Нет, не дрожит – как камень!

Зато на меня перестает давить потолок. Правда, в поле зрения тут же попадает сменщик, он сидит на стульчике у стены напротив входа, и заведующая, она идет по коридору в мою сторону. Проклятье, она смотрит на меня!
«Отведи глаза, отведи!»

Нет, поздно.

Врач прописал успокоительное. Сказал, что мне нельзя пить, иначе потребуется лечение потяжелее. Хотя бы, говорит, какое-то время, дайте, говорит, отдохнуть нервной системе. А я говорю, что я же очень спокойный человек, и пить я, говорю, привык. Он только пожал плечами.
«Да что эти врачи знают?»
«Именно так я вчера и думал, а сегодня меня чуть не раздавил потолок!»

– Валерий Петрович!
– Елизавета Степановна, – я, как всегда, немного киваю, изображая поклон, и обращаюсь к начальству не торопясь, проговариваю все полностью, не скатываясь на «Степанну».
– Я понимаю, вы после ночной смены, но дети вас любят и были бы рады вам на утреннике. А Анатолий любезно согласился заступить чуть раньше, чтоб у вас была возможность…
– Действительно, это очень любезно с его стороны, – отвечаю я, и смотрю на Анатолия, сука. – Конечно, как я могу не прийти!

Я ухожу из коридора, заворачиваю на лестницу, поднимаюсь на второй этаж, считая ступеньки и все время со счета сбиваясь.

«Пожалуй, хорошо, что не тремор. Не надо гневить господа» – раскаиваюсь я в недавних своих мыслях и тут же чувствую, как нарастает тревога.
«Я буду наказан?»
«Ты наказан тем, что у тебя едет крыша!»

Я хочу остановиться, вцепиться в череп, раскрыть его и выпустить все эти мысли. Вдруг это рождается новая сущность – она из меня выпорхнет и за собой оставит свободу.

Конечно же, ничего я не раскрываю, только приглаживаю волосы. Нет там никакой сущности, только я.

Чем выше, тем больше нарастает шум.

Что это? Реальность или я лежу на полу в бреду? Это дети с родителями? Или это беснуются черти? Сонм ангелов?

К счастью, это всего лишь дети. Я захожу в зал и становлюсь позади скамеек, выставленных наподобие амфитеатра. Некоторые меня замечают и, я вижу, хотят подойти, но вот-вот начнется представление, и родители удерживают чад, а мне посылают знаки приветствия. Я отвечаю.

На скамейке недалеко от меня мальчик Валера. Он отчаянно машет ручкой. С тезкой мы каждую мою смену долго ждем маму, она забирает его очень поздно. Сейчас она сидит рядом с ним, приветливо мне улыбается.
«Улыбайся-улыбайся. Улыбайтесь мне все! Я вижу фальшь, чувствую ваше снисхождение!»

Все на работах, на машинах. Я же – охранник в детском саду.
«У меня вообще-то, ****ь, незаконченное филологическое!» – вновь внутри себя я сам на себя повышаю голос.

Вдох, выдох. Почему-то становится тяжело дышать.
– Дядя Валера!

Я вздрагиваю.
– Настюша! Какой у тебя костюм! Ты кто, снежинка?
– Да! Я снежинка, – с гордостью отвечает мне Настюша. – Мама! Это дядя Валера!

Я прежде не видел ее родителей, мы здороваемся, знакомимся.
– Дядя Валера! А покажите маме фокус с монеткой.
– Ну что ты, Настюша, тебе же, наверное, надо бежать, вот-вот будет хоровод. Но, сейчас, у меня где-то…

Я притворно хлопаю себя по карманам на груди, нахожу то, чего быть не должно, но чудом сохраняю спокойствие.
– А, вот же она!

Я достаю из-за уха девочки конфетку.
– Угостим твою маму?

Ребенок счастливо смеется и соглашается, я протягиваю конфету маме, и они уходят.

Начинается представление. Вокруг елки собираются дети. У меня на лбу выступает испарина. Снегурочка что-то отчаянно орет, акустика помещения уничтожает ее слова, оставляя лишь звуки.

То, чего быть не должно, – в нагрудном кармане прямоугольный предмет. Это шкалик. Откуда он там? Кажется, вчера я много не пил, но проснулся на стуле в коридоре у проходной. Неужели ночью я ходил в магазин?
«Вот такой вот фокус, ну-ка давай, разгадай сам себя!»
«Заткнись!»

Колонки щелкают, кратко шипят и извергают из себя музыку. Дети одновременно, будто они единое целое, заводят хоровод, а Снегурочка продолжает орать.

Я в панике оглядываюсь, мне надо избавиться от улик, и вижу Филимона.

Это повариха, Люба, притащила сюда свой разросшийся неухоженный куст. Сумасшедшая дура прозвала его Филимоном и решила, что он тут кому-то нужен.
– Валерий Петрович, полейте, пожалуйста, Филимона, если вам будет не сложно, – говорит она мне время от времени.
– Конечно, без проблем.

Вдоль стены за скамейками я пробираюсь к подоконнику с цветами.

Приглушают свет, и очень кстати, я достаю из кармана бутылочку, отвинчиваю крышку, борюсь с искушением, и опрокидываю ее в горшок.
«Сдохни! Проклятый Филимон! Дохни, зеленая развесистая тварь!»

Я ликую и внезапно понимаю, Снегурочка не просто орет, она кого-то зовет. Нет, она призывает!

В дальнем конце зала разверзается пол, из трещин валит густой дым, жутко несет серой.

Из тьмы в алых сполохах появляется демон.

Тяжелой поступью он выходит в центр – рогатый, с жутким посохом из человеческих костей в руках.

Анатолия поблизости нет. Я – охранник в детском саду.

Мне ничего не остается. Я перемахиваю через скамейку с родителями и детьми, делаю кувырок и встаю в стойку перед посланником ада. Он будто растерян, и это мой шанс, я вырываю у него оружие и упираю навершием в грудь.
– Стой, слуга сатаны! Руки мои не дрогнут!

Я оглядываюсь удостовериться, что люди покидают помещение, но с ужасом обнаруживаю – все сидят на своих местах и смеются.
«Они думают, это часть представления!»

– Бегите! – кричу я.

Дьяволово отродье оправляется от удивления и намеривается оттолкнуть преграду, а затем, вероятно, насадить меня на рога.
– Бегите!!!

Я обхватываю кости надежней и наваливаюсь со всей силы. Демон не выдерживает, нелепо машет когтистыми лапами и идет назад. Я давлю, и мы ускоряемся.

В клубах дыма дышать практически нечем. Я вижу зияющую бездну – единственный выход.

Остается какой-то один жалкий шажочек, когда демон умудряется крепко встать и выхватить посох.
«Это мой долг!»
«Да…»

Я соглашаюсь сам с собой и, прежде чем на меня обрушится страшный удар костяной палки, бросаюсь вперед, обхватываю демона, закрываю руки в замок за его спиной, и вместе мы падаем в преисподнюю.


И в затягивающейся над нами трещине я еще успеваю увидеть сонм ангелов. Они склонились.