повесть
Колдун
Глава 1
Тело заныло, как накануне сильной грозы. Он за несколько дней точно знал, что приближается непогода, её вид и силу. Даже если прогнозы метеорологов ничего подобного не предвещали, он то знал, что будет и когда. Безошибочно. Но так было не всегда, пришло это несколько лет назад, вместе с даром, которое виделось ему всё чаще проклятием. Иногда ловил себя на мысли, зря он тогда деду дал обещание. Помер бы старый, да и всё. Жалко стало, что мучается так сильно, вот и… принял на себя.
Однако сейчас тело отреагировало несколько по-другому, как при ощущении урагана или снежной бури, но …с чувством страха, липкого животного страха. Он давно ничего не боялся, а тут комом накатило. Сунул руку в карман своего старенького, но крепкого полушубка и сжав дедовский амулет, изготовленный из медвежьего когтя, попытался его достать. Однако ладонь внезапно скрутило и затрясло. Он дёрнул её, зацепив пальцами толстую суровую, некогда белого цвета, нить, на которой крепился амулет, и рванул наружу. Нить лопнула, и амулет буквально прыгнул ему под ноги, воткнувшись в корку подтаявшего снега. «Во, дела!», пробормотал он и, уняв руку, резко наклонился за амулетом. В этот момент спину и затылок обдало мощной струёй горячего воздуха, сбив массивную лохматую собачью шапку куда-то в сторону, а его самого на снежный наст. Только после этого он услышал раскатистый звук выстрела, и почувствовал обжигающую боль в области затылка. Он перевернулся на спину и посмотрел в небо. Там синева стремительно темнела. Последние лучи заходящего солнца пронзали ели и сосны, причудливо превращаясь в скачущие пятна. Он провёл ладонью по голове и поднёс к лицу. С неё ему на губы скатилось несколько капель яркой солёной крови. Издалека послышался возбуждённый возглас: «Сдохни, тварь! Сдохни чёрт!». Он узнал голос. Санька Лялин из деревни. Значит, помер-таки, его батёк. Закрыв глаза, подумал, что так и должно было случиться. Духи предупреждали, что зло ему придёт от людей. Да и вообще зло в большинстве случаев всегда приходит от людей. Неважно с какими намерениями и по какой причине. Человек сам по себе источник зла, изначально.
Судя по всему, «убийца» почти сразу скрылся. Но на всякий случай он переждал некоторое время, укрывшись в ельнике. Рана оказалась поверхностной. Немного ободрало картечью кожу и оглушило. Кровь быстро запеклась. Вот шапка пострадала изрядно, теперь это была скорее рваная шкура, чем головной убор. «Ничё-ничё, новую сварганю… Заячью потом сделаю, вон их в этом году, навалом. Под ноги кидаются. Хотя жалко эту. Из чёрного кобеля. Мощная. Вот и сейчас спасла», - Галик закурил папиросину, что он делал редко, так как курил мало, размышляя о произошедшем и немного успокаивая себя. Страха уже не было, лишь адреналин бил по ладоням, вызывая лёгкую дрожь. Он знал, что ещё не время умирать. Духи его хранили и предупреждали. Он ощущал себя частью их мира. Но всё равно человеческая физиология брала своё.
…
Домой он добрался затемно. Оглядевшись, и обойдя по кругу издалека свою старенькую избу, он прошмыгнул внутрь, и запер дверь изнутри на деревянный засов, ещё и подперев крупной дровиной снизу. «Толку мало конечно. Если захотят довершить начатое, просто подпалят снаружи и сожгут. Но хотя бы спокойней самому. Надеюсь, Санька и его братаны думают, что «уработали» меня. Пусть так и думают. Они не первые в моей житухе. Да и весь посёлок уже косо смотрит. Надо уходить. Хотя бы на время». Не зажигая лампы, он вскипятил на газовой горелке кружку кипятка, засыпав туда полпачки чёрного чая. Надо было привести мысли в порядок.
Привычка «чифирить» осталась после долгих лет мотания по исправительным учреждениям. С «малолетки» ещё. В шестнадцать, по оговору соседскому, как попал за кражу на зону, так и мотало с небольшими перерывами по различным «учреждениям». Пять лет назад только последний раз, как освободился. Сейчас ему сорок девять. Более двадцати пяти лет по лагерям. Уважаемый в уголовном мире арестант, «правильный бродяга». Казалось, вся жизнь пройдёт как-то так, но встреча с дедом после долгого перерыва, да на его смертном одре, всё поменяла. Деда он сильно любил, с самого детства. Да и тот его тоже, и переживал, когда его закружила уголовная житуха. Отца то не было, мать гулящая была, вот дед его и воспитывал, да не уберёг, как сам считал, от лихой жизни. Дед Викторин, - старовером был. Из большого беспоповского села с Поморья в своё время пришёл сюда, женился на местной, трех детей родил, в том числе его мать. Работал в леспромхозе, да однажды завалило его брёвнами, еле выжил, после этого вдруг обрёл «зрение», как сам говорил. Стал знахарствовать, шаманить, да с духами общаться. Всё больше погружаться в эту сферу, в итоге ушёл в лес, оставив жену да детей мал-мала. Двое потом в город уехали, как подросли, и вроде нормально всё у них устроилось, а младшая, мать его, в посёлке так и осталась при своей матери, да нагуляла его от какого-то шабашника, а потом и сама спилась, и пропала где-то. Бабка тоже рано померла. В итоге дед его, как мог, и воспитывал, пока один из жителей посёлка, сильно обиженный на них за что-то, не начал строчить во все исполнительные и партийные органы о безнадзорности и якобы криминальных наклонностях данной семейки. Долго никто не обращал внимания, пока однажды Галик с товарищем не сняли его сети с парой рыбин. Так тот накатал «заяву», что, мол, обнесли чуть ли не под чистую его. Не только, мол, сети сняли (разрешение на них у него было), но и лодку украли и затопили, и мотоцикл угнали (который он сам втихую продал куда-то далеко родственникам), и вообще он много раз сигнализировал о беспределе данной семейки. Да «заяву» эту вручил заезжему начальнику из обкома. Так ход этому и дали. Разбираться никто не стал, приехала милиция на жёлтом «бобике» и забрала Галика. А дальше…само собой всё и покатило-поехало. Единственное, что сказал ему напоследок дед, сжав в руках амулет, когда уводили, - «Ничего не бойся. Мир испытывает тебя. Ты придёшь к своему предназначению. А …плохие люди, выступившие проводниками этого, ответят за своё злодейство, недолго им ходить по земле осталось. Око за око, зуб за зуб…». Он запомнил дикую боль в его глазах навсегда. Может быть это воспоминание и эти слова держали его на свете. Сколько раз он мог сгинуть, со счёта сбился.
И теперь он снова стоял перед выбором, чифиря в дедовской старенькой избе. Мир продолжал его испытывать. А сосед тот и правда вскорости, в тот же год, сгинул, провалившись зимой под лёд, когда жерлицы снимал. Тело так и не нашли, утащила река куда-то в озеро видимо. Да и работник обкома, с подачи которого Галика «приняли», неожиданно через год повесился, допившись до белой горячки.
…
С большого новехонького плаката на рекламном щите, казалось, что прямо в глаза, пронзительно глядел крепкий мужик средних лет в красивой военной экипировке с автоматом навскидку, призывая добровольцев в армейские ряды, - для защиты Родины в зоне СВО. Напротив, со стены пятиэтажки с огромной, нарисованной прямо на стене картины, куда-то вдаль печально смотрел молодой парень в парадной форме, с серебряным округлым крестом на груди. «Покойник…», - сразу пришло ему. Надпись на картине гласила что-то типа «…помним героев страны…» и имя героя с датами жизни. «Молодой совсем,… недавно погиб», - подумал Галик, и перевёл взгляд на плакат. Там было указано несколько контактных телефонов. Он ещё немного помялся, сомневаясь, затем пробормотав «будь что будет…да и духи говорят про огонь и кровь…туда надо бы», набрал один из номеров.
Уже через пару часов, сидя в большом кабинете в военкомате, он оформлял договор в один из добровольческих отрядов. Его многолетнее уголовное прошлое не вызвало никаких сомнений и вопросов. Лишь проверили, что не в розыске, и не состоит ли на учёте у психиатров и наркологов. В тот же день, подписав контракт, он получил койку в общаге в областном центре, куда его и ещё с десяток районных добровольцев, завербовавшихся в один день вместе с ним, отвезли на служебном «пазике». Всё казалось чётко налажено: с кормёжкой, обмундированием и прочими служебно-бытовыми вещами. Заметно было, что система уже неплохо отлажена и выстроена. Военно-врачебную комиссию они прошли в течение трех дней и уже через неделю все местные добровольцы были сформированы в единую роту, и направлены на полигон в одну из южных областей страны. Всё это время он держался нелюдимо, общаясь с другими только по делу и в рамках совместной деятельности. Таких было почти полроты. Он чётко определил, что половина отряда – бывшие «сидельцы». Впрочем, этим никто не кичился, и не выпячивал своё прошлое. Все всё понимали. Держались ровно. Другая половина отряда представляла собой разномастный народ различного возраста. И молодые, и пожилые мужики. Уже на полигоне их распределили по группам, в зависимости от умений и навыков. Галик попросился в медицинскую эвакуационную группу. Это отвечало его внутренней энергии. В течении двух месяцев они усиленно занимались и тренировались. Бегали по раскисшим весенним полям, стреляли, окапывались и изучали разные премудрости, уже на основе опыта этой войны. Инструкторы были отличные и требовательные. Давали то, что надо. Относились серьёзно, так как все ждали решительного наступления врага после прохождения сезона распутицы. В его группе упор делался соответственно на тактическую медицину.
Странно, но он обратил внимание, что с того времени, как подписал контракт, его дар словно заснул. Духи молчали. Видений, знаков, сновидений и предчувствий не было довольно давно. Лишь ладони его словно жгло изнутри, когда тренировали санитарные и медицинские навыки. Но однажды, когда он накладывал импровизированную шину на руку подопытного пожилого сослуживца, случайно докоснулся до его головы. Руку словно пронзило током, и в сознании пробежала чёткая картинка: он увидел, как сердце этого солдата покрывается паутинкой трещин и пятнами. «Ты это… сердце надо бы проверить. Чувствую нехорошее…», бросил он ему. Тот лишь недоумённо поглядел, и затем отмахнулся с юморком. Утром он не проснулся. Обширный инфаркт. Так Галик понял, что дар вернулся, пока в таком виде. И чем ближе подходило время отправки их к линии боевого соприкосновения, тем чувствительней он становился. Довольно быстро слухи о его предвидениях и знахарских возможностях разлетелись среди бойцов. Люди стали изредка заглядывать к нему, вначале с опаской и недоверием, но затем каждый вечер в свободное время к нему в «располагу» стали заходить по несколько человек. Кто-то с просьбой по здоровью, кто-то из любопытства. Все стали его называть колдуном. Как пошутил их комроты: «вот и позывной тебе уже есть…». Он же продолжал оставаться нелюдимым, общался лишь по делу, но пришедшим в просьбах не отказывал. Хотя и старался не расстраивать, если видел плохие видения. Просто говорил, что ничего не видит. Его отношение и отстранённость лишь добавляли ему красок к ореолу загадочности и мистицизма. По здоровью же смотрел и лечил то, что мог, либо направлял к врачам что-то проверить. Командование закрывало на это глаза, так как бойцом и санитаром он становился грамотным и исполнительным. Претензий не было.
Ближе к лету их, наконец, перебросили поближе к зоне боевого соприкосновения. Ожидалось наступление врага, напряжение витало в воздухе. Хотя внешне все выглядели спокойными и уверенными. Хотя неразберихи и дурости, особенно среди командования и служб тыла, по-прежнему хватало, несмотря на то, что боевые действия шли уже более года. Вот и по прибытию, их разместили всех вместе, несколько сот человек, в нескольких корпусах общежития бывшего профучилища. Когда размещались, их ротный высказал принимающему «подполу», что, мол, это опрометчиво и опасно, что в случае ракетной атаки их накроет всех. Тот лишь рыкнул, что-то типа, «не умничай, мы лучше знаем…» и тому подобное. Галик же несколько дней чувствовал нарастающую тревогу. Он был уверен, что случится беда. В первую же ночь, после отбоя, когда он буквально «отрубился» от усталости, во сне пришёл дед, и настойчиво приказал просыпаться, показав картинку, как горят здания, и мечутся в отблесках пожарища запылённые и обгоревшие полураздетые люди. Он открыл глаза, в помещении стоял храп и сопение. Люди, уставшие после переезда и вечерней тренировки, крепко спали. Большие круглые часы на стене показывали почти полночь. Он вскочил и начал ходить между рядами кроватей и громко кричать, будя товарищей. «Вставай, вставай, тревога! Тревога! Тревога! Все на улицу, за периметр! И рассредоточиться!» Люди, не разбираясь что к чему, быстро вставали и бегом выбегали наружу. Сказывались месяцы тренировок и сложившейся дисциплины. Раз командуют, - надо выполнять. Так он пробежался по всем трем этажам общаги. Когда уже сам выскакивал наружу с криком «За периметр!», запыхавшийся ротный, прибежавший из другого здания, услышав поднявшийся шум, схватил его за грудки: «Какого чёрта!!? Чего творишь, колдун!!? Крышняк рвануло окончательно? Или нажрался, таки, сука!? Когда успел?!». В это момент их опрокинуло взрывной волной. Соседнее здание, откуда как раз прибежал ротный, сложилось и вспыхнуло ярким оранжевым пламенем. Быстро поднявшись, Галик рванул под шлагбаум за забор территории их пункта дислокации, ротный за ним. Отбежав на несколько десятков метров, они упали между деревьями близлежащего парка. Вокруг на земле рассредоточились бойцы из их общаги. Кто-то уткнулся в землю, зажав голову руками, кто-то напряжённо наблюдал за горящим зданием. Через минуту влетело и в их здание, развалив его на части, и осыпав кирпичами окрестности, да хорошенько встряхнув поверхность в радиусе нескольких сотен метров. Чёрный дым повалил из развалин. Затем раздалась еще серия мощных взрывов в результате прилётов по территории их импровизированной воинской части. Вдали завыли сирены. Когда разрывы стихли, ротный скомандовал: «Мужики! Надо вытаскивать тех, кто там остался! Может кто ещё жив. Вперёд, кто не ссыт!». Поднялись почти все. Ротный бросил ему: «А ведь ты нас спас, Колдун… И я там должен был быть, в первой общаге. Откуда узнал?». Галик пожал плечами: «Увидел. Духи сказали, дед приходил». Тот сжав губы пробормотал: «Точно, колдун…не иначе…». Через минуту, они, кашляя и отхаркиваясь, лазили в дыму по развалинам, вытаскивая в основном закопчённые изуродованные трупы. В тот же день Галика забрали в отдел контрразведки. И трое суток держали в подвале, оборудованном под камеру. Каждый день по несколько часов шли непрекращающиеся монотонные допросы на одну и ту же тему: откуда узнал, на кого работаешь, когда тебя завербовали, почему поднял своих и пр. и т.п. Он равнодушно повторял одно и тоже, что увидел во сне, почувствовал. Эти допросы его не напрягали, за многолетние «отсидки» он и не такое видел. Иной раз в ШИЗО по несколько месяцев с перерывами проводил. Так что вся эта методика «особистов» для него была «лёгкой прогулкой». Да и скрывать нечего было, говорил, как есть. Зато отдохнул и, как ни странно, но выспался за эти дни. «На подвале» он был один, никто не мешал и не донимал в периоды между допросами. Наконец его вызвали, и дав подписать бумагу о неразглашении, отпустили в своё подразделение. Пожилой капитан напоследок сказал ему, что прилетели «хаймерсы», погибло много бойцов и раненных несколько десятков. Кто-то навёл, скорее всего местные «ждуны». И начальник местного полигона идиот редкостный, размещал всех в кучу, до сих пор не понял, что идёт война с опасным противником. Вроде, как сняли его. А он, конечно же, Галик, молодец, спас несколько десятков человек, правда непонятно как. Каким-то образом понял, что будут прилёты, потому его и взяли, как подозреваемого. «В общем, мистика. За тебя говорили, что не от мира сего, колдун вроде. Но армия и мистика несовместимые понятия, поэтому извиняй. Я-то тебе верю… вижу, что …чудной ты. И «зэка» опытнейший, судя по личному делу. Хотя сейчас…это, скорее в плюс. Не знаю, кто ты по религии своей, шаман там или колдун или вообще чернокнижник, но….тут ты молодец. Удачи!» - и на удивление мягко пожал руку. Галик в этот момент увидел, как капитан бледный-бледный лежит в госпитале, и тихо стонет, а вместо ног у него пустая окровавленная простынка, настенный календарь показывал первую половину июля. «Первую половину июля проведи в отпуске, или просто подальше от лбс. Вижу плохое для тебя. Без ног останешься, если не послушаешь…». Капитан вздрогнул и, отдёрнув руку, испуганно пробормотал «Э-э…, погляжу. Ладно, бывай…».
Глава 2
Подразделение их за это время перебросили непосредственно на линию соприкосновения. Так что добираться пришлось с оказией. Хорошо, что ребята по телефону скинули контакты волонтёров, которые в этот день собирались к ним. Они были в городке и подхватили его по пути. Две видавшие жизнь «Нивы», набитые почти до верху различным добром для бойцов. Но местечко ему нашлось в первой машине на заднем сиденье. За рулём сидел угрюмый пожилой мужик с растрёпанной бородой. Между сиденьями торчал многозарядный охотничий карабин типа «Сайга», похожий на «калаш». Вёл мужик агрессивно и уверенно. Рядом впереди разместился добродушный молодой толстяк, какой-то блогер с интернета, по его же признанию, активно участвующий в сборах для бойцов. Он сразу же начал болтать, пытаясь разговорить Галика. Тот нехотя отвечал, пытаясь дремать, но толстяк не давал покоя.
- Ну, что, как тут на фронте? Я-то первый раз, а вон Генадич, наш водила уже десятый раз едет, потому такой и угрюмый. Правда, Генадич?
Тот искоса поглядел на него, и нехотя что-то буркнул в ответ.
- Да ладно, он так-то классный мужик, наш Генадич. Просто, вояка потомственный, третья война для него. Подполковник спецназа, если что. Правда эта - уже в качестве волонтёра, добровольцем не взяли, старые ранения и возраст за 60, мол, не позволяют.
Генадич раздражённо бросил:
- Да хватит тебе, Санёк, обо мне болтать. Хорош, уже. Мужику, думаю, не до этого.
Санёк задорно рассмеялся, и обернулся к Галику:
- Во видишь, какой неразговорчивый. А мне с ним, аж от Москвы пилить пришлось. Всё-таки, как тут? С госпиталя по ранению едешь? Как зовут то, кстати?
- Галик. Имя такое. Еду с комендатуры. - коротко ответил он.
- М-м-д. Интересное имя. С Поволжья что ли?
- Нет. С Вологодчины. Дед - старовер. Имя оттуда.
- Понятно. Здесь как оказался, служил раньше? Мобилизованный или доброволец? – не унимался толстяк.
- Доброволец. Не служил. Не брали. По лагерям чалился.
Толстяк уважительно присвистнул:
- Ну тогда тебе, особый респект. С лагеря прямо забрали?
- С воли. Сам пошёл. Духи сказали.
- Ого! – продолжил донимать Санёк, - Что-то шаманизмом отдаёт. Имя староверческое, бывший заключённый. Настоящий российский коктейль. Э-эх, этим мы и сильны! Русские люди.
- Да, хорош! Отстань от человека. Чего докапываешься? – уже раздражённо бросил Генадич.
-Да я не докапываюсь. Просто интересно. Я же журналист почти. Изучаю портреты людей. Но, если Галик не хочет, могу замолчать, - с обидой отвечал Санёк, снова повернувшись к нему.
- Норм всё. Хочешь, - базарь, если нравится.
Толстяк заулыбался во всё лицо.
- Во, видишь, Галик, не против. Вот скажи, ты про духов говорил. Это как? Ты настраиваешься на волну какую-то, или разовое видение было? Или это,... в общем что это?
- Дар. Дед отдал, когда умирал. Сила от него.
- Это ты…колдун, что ли? – немного опасливо вставил Санёк.
- Не знаю, но многое вижу. Позывной да. «Колдуном» обозначили.
-М-М-мм, а сейчас что-нибудь видишь?
- Иногда лучше не знать. Но сегодня ничего не видел.
Дальше воцарилось молчание на долгие полчаса. Толстяк сосредоточился на своих мыслях. Генадич и так молчал. А Галик прикорнул. Ему пришёл сон. Он как наяву увидел, что их «Нива» лежит на боку, и ленивое пламя медленно лижет её закопчённый смятый бок. Рядом валяются пара тел, среди них отчётливо виден Санёк. К машине с автоматом наперевес уверено направляется человек в специальной защитной накидке. Он подходит и стреляет по телам, по разу в каждого. Добивает. Вдалеке видны сельские постройки, отчётливо заметен придорожный столб с названием населенного пункта «Червiвка». Галик очнулся. Машину трясло и качало из стороны в сторону. Он хрипло спросил:
- Где мы?
Генадич сквозь натужный рёв «Нивы», пытающейся переключиться с передачи на передачу, громко ответил:
- Хрен знает, в заднице какой-то! Не дорога, а направление, на «второй» еле еду. Размыто всё, чёрт возьми. Навигатор пишет, что километров тридцать ещё пилить. Скоро «Червивка» какая-то.
Прикорнувший Санёк тоже встряхнулся:
- Червивка, звучит многообещающе! Хе-хе!
Галик резко поддался вперёд, ударившись головой о низкий потолок машины:
- Когда Червивка?
- Да на что она тебе сдалась, чуть башку себе не пробил?! Вот, скоро. Километра три ещё.
- Стой! – почти заорал Галик.
Генадич резко нажал на тормоз, вещи кучей сзади посыпались на них. Санёк громко выругался, стукнувшись лбом в ветровое стекло.
- Ты чо творишь? Чо, случилось-то?! – заорал водитель.
- Дальше нельзя. Смерть – там, – тихо ответил Галик, поправив кепку, и погладив свою короткую, но густую, с изрядной сединой бороду.
- Ты чего несёшь? Ты – идиот? Или, правда, звезданутый юродивый? – удивлённо, но уже спокойно, заметил Генадич, - Ребята, когда просили подбросить тебя, сказали, что ты странный тип, но…что, сейчас-то?
Санёк лихо цокнул и щёлкнул пальцами.
- Вот оно! Давай, что привиделось, выкладывай. Интрига!
Галик, поглаживая бороду, сухо ответил:
- Ты молодой не радовался бы, вижу, как твою рожу разносят в упор, а ты «спецназовец» валяешься рядом. И «Сайга» твоя не поможет. Где вторая «Нива»?
Санёк, немного побледнев, пробормотал:
- Да-к, вперёд кажись ушла.
- Минут двадцать назад прошла дальше, обогнала. Договорились у Червивки на повороте встретиться. Там дорога расходится. Наша уходит вправо. На развилке, короче. Там еще стела с названием села большая есть, ещё советская. Журналисты любят там свои «подводки» делать. А у них в «Ниве» на борту баба-корреспондентка с агентства одного большого. Попросили с собой взять. Вот видимо и решили там репортаж начать «пилить», - уже обеспокоенно высказался Генадич, - А, тут ты со своими предсказаниями, Нострадамус, блин. Сбиваешь, так сказать, - закончил он.
- Ну, что делать то будем? – обеспокоенно спросил толстяк-блогер.
Галик снова погладил бороду:
- Давай поехали. Не спеши только. Не газуй. Потише давай. Не доезжая развилки осмотримся. Карабин то приготовь, на всяк пожарный. Я эту Червивку и видел во сне.
- Обижаешь, колдун. Всегда готов, - водитель погладил «Сайгу».
Они медленно покатились в сторону населённого пункта. Моросил небольшой дождик, распыляющийся сильными порывами ветра, и бивший хаотично с разных сторон. Видимость была паршивая. Водитель старался не газовать, даже при выезде из ям, а «шёл в натяг» на второй скорости. Толстяк нервно курил свой модный электронный испаритель, и на удивление молчал. Видимо пребывал в жутком напряжении. Внезапно Генадич резко съехал с дороги и вкатился в ближайшую редкую разделительную лесополосу. Сипло бросил: «Выходим. Кажись, наши в засаду попали», и уверенно схватив карабин, вылез из машины. Они быстро вылезли за ним. Санёк сразу бросился под ближайший куст и там залёг. Генадич усмехнулся: «Во даёт. Ты чо туда залез? Иди сюда». Пока он вылазил из-под куста, они с Галиком вглядывались вперёд вдоль дороги. Метрах в трехстах от них, поднимались вверх и, тут-же прибитые дождиком и ветром, падали вниз небольшие клубы чёрного дыма.
- Ну, что колдун? Видение твоё в руку, кажется. До развилки несколько сот метров. И там что-то горит. Явно свежее задымление. Жаль, если наши. Тут диверсанты запросто ходят. Но обычно в тёмное время суток, а сейчас обед.
- Надо бы поглядеть, что к чему, - сухо бросил Галик.
- Ты без оружия ведь?
Галик достал из кармана небольшую круглую «РГН»:
- Комендант в дорогу сунул, когда отпускал. Типа хоть что-то, пока добираться буду до своих.
Генадич хмыкнул:
- И то ладно. Умеешь хоть пользоваться?
Галик поглядел на него исподлобья, и ничего не ответил.
- Ладно. Пошли. Я впереди вдоль кустов, ты чуть поодаль, если что, старайся далеко не швырять. А лучше без моей команды не кидай. И из поля зрения не пропадай. Санёк пусть здесь останется. Толку от него всё равно нет. Хотя подожди, у него всепогодная труба должна быть, какие-то модные штучки оптические он собирался разведчикам привезти, - он махнул рукой Саньку подойти, - Что там у тебя из оптики имеется?
Через минуту толстяк дрожащими руками протянул им новенький цифровой монокуляр, с разнообразными функциями и возможностями. Генадич осторожно, почти ползком, продвинулся метров на пять вперёд вдоль дороги, держась кустов. Спустя пару минут он махнул Галику рукой.
- На, глянь, колдун. Там…всё. Нашим хана. Кажется, дрг сработало. Они ещё там, кстати, - шёпотом прокомментировал он, протягивая Галику монокуляр.
В приборе отображалось, как по телевизору, несмотря на дым и дождевую пыль, картинка просматривалась чётко. «Нива», без задних колёс, лежала на боку, чадя небольшим шлейфом чёрного дыма. Чуть поодаль лежало тело. Его осматривал, присев на корточки, человек в специальной накидке типа «кикимора». Метрах в десяти на обочине примостился другой, тоже в глухой накидке грязно-бурой сезонной расцветки, явно контролируя окружающую обстановку. Галик опустил монокуляр.
- Спецы. С твоей «Сайгой» и моей «ргн» нам с ними не тягаться. Обождём. Лучше позвонить пока, проинформировать о засаде, если есть кому.
- Дело говоришь, колдун. Давай по-тихому отсюда до машины, пока нас не засекли - и спустя секундную паузу, - А ведь, ты и …впрямь, что-то такое есть у тебя. Короче, спас нас…- добавил Генадич, многозначительно поглядев на него.
Спустя час после звонка, к ним подъехала спецгруппа «росгвардейцев». Они быстро осмотрели местность. Ушедшая вперёд волонтёрская «Нива» была подорвана на «сву», все пассажиры убиты. В том числе журналистка. Действовала диверсионная группа противника, растворившаяся затем в пространстве.
Оставшийся путь они проехали почти в полном молчании. Санёк курил без конца свою электронную штуковину, держа её дрожащими руками. Впрочем, курили непрерывно и Генадич с Галиком свои обычные сигареты и папиросы. Когда прощались, Генадич крепко пожал Галику руку, и тихо произнёс: «Ещё раз, спасибо. А ребят жаль. Но, как есть… Береги себя. И …аккуратней с этим твоим… даром. Многие могут не понять…», и сняв с руки добротные часы в металлическом корпусе на кожаном ремешке, протянул ему.
Глава 3
В роте его встретили ровно, словно он и не отсутствовал, и как будто и не было предшествующих событий. Ротный направил его в медико-эвакуационную группу. Все подразделения были разбиты на небольшие группы, раскиданные по разным местам и тщательно замаскированные. Сказывался опыт нынешней войны. Через пару дней их направили непосредственно на оборонительную линию. Враг уже неделю остервенело пёр по всему участку фронта, началось их распиаренное на весь мир наступление. Встречали его достойно. Пылала техника и люди. Дроны, как разведывательные, так и ударные, с обеих сторон висели над землёй роями. Накаты не прекращались и день и ночь. Потери у них были стабильно. Раненные каждый день эвакуировались в тыл. Радовало, что группа их работала слаженно и грамотно, большая часть раненных доставлялась в эвакуационный пункт живыми. Больше всего доставляли проблемы именно лёгкие ударные «дроны», но «рэбовцы» работу делали хорошо, так что непосредственно по группе Галика прилетело лишь раз и то немного в стороне, так что обошлось. Отдыхали урывками, по нескольку часов, подменяя на выходах другие группы, как и они их. Командир их взвода оказался толковым опытным мужиком, словно всю жизнь занимался этим, хотя и был мобилизованным всего несколько месяцев назад. Работу он организовал грамотно, группы чётко сменяли друг друга. За пару недель из потерь у них было только трое раненных. На какое-то личное общение времени практически не оставалось. Удавалось поспать немного, перекусить практически на ходу, и снова вперёд, - на «ноль». Наконец, враг, как будто бы, немного выдохся, и спустя три недели интенсивных боёв их отвели по ротации в тыл.
Всё это время, пока они были на передке, духи не тревожили Галика, не сообщали ему никакой информации, и не делали подсказок. В редкие часы отдыха он пытался сосредоточиться и обращался к ним, теребя дедовский амулет-коготь. Но всё напрасно. Они молчали. Но как только они прибыли в тыловое место дислокации, на территорию «большой России», в первую же ночь они посетили его. Во сне пришёл ворон с изумрудно-зелёными глазами и сообщил ему: «Смерть не видит тебя. Ищи не ищи. Не бойся, не здесь. У неё пора жатвы». Он очнулся, рядом храпела пара сослуживцев из его «тройки». Внутри стало хорошо, спокойно. Всё-таки не забыли его. Хотя уже второй раз на войне они надолго исчезали. Но видимо здесь особый энергетический купол, сотканный из сотен тысяч нитей: из боли, молитв, страха, из отлетевших душ. Здесь правят ангелы и демоны. Духам тяжело пробиться.
Он вышел на улицу. Шёл летний тёплый дождь. Он почувствовал, как тело наполняется «силой», как её называл дед. Он снял футболку и в одних трусах вышел на площадку перед их «располагой». Раскинув руки и подставив лицо струям воды, он принялся пританцовывать в такт странной музыке, которая зазвучала в его голове. Она словно лилась ручейками из космоса, нежно звеня колокольчиками, спотыкаясь о невидимые порожки. В это момент он не принадлежал себе, со стороны казалось, что он впал в шаманский транс. Он ничего не видел и не слышал, кроме этой неземной музыки. Будто купол накрыл его от внешнего мира. Он очнулся от мощной тряски и от отборных матюков. Открыв глаза Галик увидел злое худое измождённое лицо коменданта гарнизона, который вчера их принимал на ротацию. Подполковник громко матерился и кричал что-то про гауптвахту. На улице было уже светло. Галик молча встал, и огляделся. Из «располаги» уже потянулся любопытный народ.
- Нажрался гад! Ночи не прошло, где только находят? Да так, что в трусах одних валяются на периметре! На моей территории, чёрт возьми! Да я тебя…- орал подполковник, пока его не прервал их подоспевший ротный.
- Товарищ комендант! Это…наш «колдун». Он странный немного, это самое…Не пьёт. Просто тю-тю слегка, но… нормальный, - как мог, противоречиво вступился он за Галика.
В этот момент Галик чётко увидел, что у коменданта печень покрыта волдырями и гноем.
- У тебя начальник печёнка больна, проверь. До-весны следующей не дотянешь, если лечения не начнёшь.
Комендант, который хотел уже наорать на ротного и что-то приказать, осёкся и лишь захватал воздух ртом как рыба.
Ротный воспользовался ситуацией:
- Извините! Больше не повторится. Беру ответственность на себя, - и демонстративно на показ, приказал Галику, - Боец, марш в подразделение! Зайду позже, объяснительную мне напишешь.
Через пару дней сам комендант пришёл к нему. Уже спокойный и притихший. Спрашивал про своё здоровье. Галик рассказал, что видит, и снял негативную энергию, проведя нехитрый обряд. Скоро к нему стали ездить со всей округи. И «вояки» и «мирняк». Он никому не отказывал. Лечил, предсказывал, и советовал. Никаких денег не брал, но их завалили разной снедью и бытовыми вещами, типа носков, тапок и прочих полезных вещей. Духи были с ним, он слышал их голоса, подсказки и советы. Дед часто приходил во сне. Но главным был ворон с изумрудно-зелёными глазами, он управлял всеми духами. Он постоянно был с ним. В основном молчал, лишь одобрительно кивал своей большой головой с мощным клювом, когда он делал всё правильно. Амулет деда теперь висел постоянно на груди на толстом кожаном шнурке. Он немного грелся и подрагивал, когда Галику приходило какое-то видение. Слава о сильном «колдуне» разлетелась по округе. В их «располагу» стали заезжать даже большие начальники. В суровые времена суеверия и тяга к мистике вырастает на порядок. Всем хочется чудес и защиты, простых объяснений и решений. Слухи об этом дошли до командования округа и его подразделение раньше срока отправили снова «на ноль», так как уже и церковники прознали и выражали недовольство.
Его коллеги из «тройки» перевелись в другие подразделения, так как стали бояться Галика и его дара. Обычная история. Работать с ним в передовых группах больше никто не захотел. Поэтому командование приняло решение оставить его непосредственно парамедиком на первой эвакуационной точке от лбс. Это давало хороший эффект. Ни один «тяжёлый» доехавший до Галика, дальше не умирал. Выживали все. Главное довезти до него. Места эвакопунктов постоянно меняли, избегая обстрелов. Перекидывали по линии в места наиболее интенсивных боёв. А бои стихали лишь на короткое время, враг третий месяц пёр напролом, как отряды зомби. Раненных у них было много. Время на отдых еле хватало. Но он и не уставал, и не жаловался. Духи были с ним. В этот раз они не заснули. Ворон постоянно был внутри, словно контролирую ситуацию. Наконец интенсивность немного спала, стало больше времени между выходом групп на передовую. Теперь по несколько человек всегда ожидали в их пункте. Галик в это время стал читать книги, которые им навезли волонтёры. Литература была разная, в основном всякие детективы и боевики, либо религиозные вещи. Однажды, когда он читал «Откровение Иоанна Богослова»», к нему подошёл один из парамедиков-эвакуаторов, молодой парень, которому предстояло идти скоро на ноль, и заговорил:
- Вот все тебя боятся, хоть ты и помогаешь здорово. Колдун – ты, типа. Вдруг что-то наколдуешь. И нелюдимый. Образ соответствующий. А я всё-таки философский факультет оканчивал в Питере, скептически ко всей этой мистике отношусь. И позывной даже «Философ». Вот, решил подойти, познакомиться, пообщаться.
В этот момент Галик увидел, как этого парня и его группу накрывает «дрон-камикадзе», всех троих. Ещё в пути до «ноля».
- Умрёшь сегодня. Вся группа ляжет. «Фпв-дроном» шарахнет. Не ходите. Поменяйтесь с другими. Они спокойно сходят и вернутся все живыми. А вот вы, каким бы маршрутом не пошли, пропадёте, – сухо прервал его Галик, оторвавшись от чтения.
Парень на секунду растерянно захлопал глазами, затем обернулся к своим напарникам и громко заметил, пытаясь снять свою оторопь:
- Вот и пообщались! Не удивительно, что народ его боится. «Чернуху» какую-то гонит. Натурально гонит.
Затем он, надувшись, вернулся к ним, прекратив попытки пообщаться с «колдуном». Там он, видимо, им и всем присутствующим пересказал услышанное, так как они стали бросать на Галика опасливые взгляды. Он всё это замечал, но продолжал молча читать, и потягивать свой «чефир» под папиросу. Он предупредил, и это всё что он мог сделать для них. Духи запрещали вмешиваться и пытаться мешать людям в их действиях, так как люди наделены свободой выбора и воли, даже когда выбора, как будто бы, и нет. Скоро группа ушла. Через пару часов пришло известие, что все погибли в пути, при ударе «дрона», как и предсказывал. Его стали ещё больше бояться. Но нет-нет, кто-то всё равно обращался, особенно перед уходом на линию соприкосновения. Все его предсказания сбывались неизменно. За пару недель погибло и было ранено ещё несколько человек, из тех, кто подходил к нему за предсказаниями. В их же пункт не прилетело ни разу, даже рядом не упало. Пусть их «точки» и меняли через день, но всё равно это было удивительно для столь интенсивных боёв. Они находились словно под невидимым защитным колпаком. Скоро на Галика стали смотреть косо все вокруг, с ним никто не хотел работать, и при выводе на отдых его селили отдельно, в каких-то каптёрках или технических помещениях, а то и подвалах, так как и свои стали сторониться. Один ротный, по-хорошему суетился, разруливая эти вопросы. Но Галик не роптал и не огорчался, он понимал, что так и должно быть. Люди не понимают и боятся таких как он, но всё равно из любопытства и с надеждой на чудеса продолжают обращаться. И то, что предсказания имеют свойство сбываться, не вина «колдуна», люди сами приходят. Но также людям свойственно искать виноватых в своих бедах. Во все времена человечества «ведающих людей» обвиняли во всех грехах, и жестоко преследовали. Сейчас поменялся лишь формат. Их больше не сжигают на кострах. Отказывать желающим он тоже не мог, иначе голова просто разрывалась на куски от боли и видений. Дар требовал выхода, хотя он иногда мысленно спрашивал сам себя и духов, дар ли это или проклятие? В ответ лишь ворон сверлил его своими изумрудными глазами во снах.
Глава 4
После очередного захода к линии боёв, Галик в один из дней сидел и читал, как обычно в период дежурства на «точке», когда интенсивность боёв падает. Раньше он читал в основном религиозную литературу, коей здесь было навалом. Её на лбс везли и волонтёры, и различные религиозные представители. Война и смерть, также, как и неволя вызывают рост интереса к такой литературе, в поисках ответов и утешения. Он к этому привык ещё «на тюрьме». Однако в последней ротации он неожиданно для себя попросил у заезжего волонтёра увиденную мельком книжку. Она была в мягком сильно измятом замызганном переплёте. Довольно толстая. Зарубежного автора. «Молодые львы» Ирвина Шоу. На удивление зашла она ему хорошо, и теперь он запоем читал её в возникающих паузах. Там очень хорошо показывалась атмосфера и психология людей с разных сторон, попавших по разным причинам на войну. Как обычно теперь, он курил папиросу и пил «чефир». Курить он стал много в последнее время.
Внезапно сильно подуло понизу, и в палатку рванул поток свежего воздуха, полог распахнулся, внутрь зашёл взводный с двумя молодыми парнями.
- Колдун, это самое… Вот наконец-то тебе напарники нашлись. Пацаны с Питера, с военно-медицинской академии, добровольцами к нам, так сказать. Пообтёрлись на другом участке и вот, к нам. Так что, скоро думаю на эвакуацию получится выйти. А то засиделся на «точках», хе-хе… Как раз, людей не хватает, с ротации ещё не все вернулись. А тут «немец» что-то активничает снова с сегодняшнего дня, слышишь, как громыхает? – Взводный словно извиняясь, представил ему этих «новичков». Сегодня и впрямь громыхало сильней обычного.
Он кивнул и махнул рукой парням с предложением располагаться. Взводный пожал ему руку и ушёл. Парни тоже пожали руку и представились по позывным «Хилер» и «Бес». Когда он жал руку «Бесу», то вдруг всплыл образ «Философа», которому он предсказал гибель. Кажется, тот тоже был с Питера.
- Ты «Философа» не знавал случаем? Фамилии не знаю. Земляк ваш. Тут служил в эвак. группе, погиб, - глухо спросил он парня.
«Бес» нахмурился, губы задрожали:
- Брат мой. «Двойняшки» мы с ним. Сорок дней только прошло, - выдавил он.
- Точно. Я сразу подумал, похож, и из того же города. Мы с ним лишь раз пересеклись, м-да…он почти сразу того…ну и …как-то так. Стало быть, ты мстить прибыл? Причина веская, но тут погибельная. Здесь это не работает, а только вредит. Тем более в медицинском взводе. Рассудок надо холодным держать, если хочешь дожить до Победы или… до окончания контракта.
«Бес» исподлобья сверкнул на него своими тёмными глазищами, как-то злобно и недоверчиво:
- Не только. Хотел бы… врагу мстить, записался бы в «штурмы». С братом вместе уходили добровольцами, но раскидали по разным частям, вот он раньше немного на лбс и попал. Я на другом участке был, попросился перевестись сюда, где он погиб, точнее… сгинул. Наверное, что-то …внутренняя потребность какая-то, как будто я заменить его должен.
Галик пристально поглядел на него. Он увидел, что у парня внутри всё черно. «Тушь» заполнила его вены, и почти затопила сердце. Тёмная энергия билась внутри, и буквально кипела, когда он смотрел на Галика. Однако видение почти сразу прошло. Скоро они молча пили чай из большого алюминиевого чайника, и ели из своих «сухпайков». Вечером они вышли на эвакуацию. Парни оказались подготовленными, чётко отработали. Их группа в тот вечер вынесла троих. Ночью Галику пришёл сон: они шли вдоль лесопосадки на очередной «квадрат», забрать раненного. Он шёл впереди. Внезапно появилась белая лошадь, с уздой, но без седла. Она материализовалась словно из ниоткуда, и, стоя вполоборота, пристально смотрела на них. Он обернулся к своим. «Бес» был один, и целился в него из своего «калаша». Он хотел крикнуть что-то типа «ты чего?», как вдруг на землю перед ним слетел ворон с изумрудно-зелёными глазами, и, помотав большой головой, прохрипел: «Ничего не бойся. Смерть не видит тебя. Не сейчас. Она найдёт тебя не там, где жатва».
Галик очнулся от сна и видения из-за громких стонов и хрипов. Он встал и подошёл к спящим парням. «Хилер» метался, что-то бормоча. Галик потрогал его, он весь «горел». Растолкать не получилось. Он взял его за руку и увидел, как полыхают его лёгкие. Явно - серьёзное воспаление. Галик разбудил «Беса» и вдвоём на самодельной санитарной тележке они отвезли бредившего сослуживца к ближайшему медпункту, а оттуда того почти сразу увезли на «санитарке» в тыловой госпиталь. Вроде, как обширное воспаление лёгких. Взводный сказал работать пока вдвоём, свободных людей не было. Через сутки они с «Бесом» заступили на дежурство на «точке». Они оба были не разговорчивыми, поэтому общались только по делу. Оба в основном читали и курили. Но Галик постоянно ощущал эту тёмную энергию напарника, она рвалась наружу. В этот день она особенно буйствовала, пытаясь залезть Галику «в голову». Но Галик не тревожился, теперь был уверен, что скоро всё разрешится, - он знал, что его «напарник» не просто так появился. Духи сказали и показали, что скоро всё проявится, так как предопределено.
С утра выходов не было, рация «затрещала» ближе к вечеру, запросив эвакуацию среднего «трёхсотого». На улице уже темнело и было сыро. В воздухе стояла дождевая пыль. Поверхность превратилась в скользкую грязную жижу. Чернозём густо налипал на сапоги, быстро сползая с их резиновой поверхности, и снова налипая с каждым шагом. Галик шёл впереди, так как был опытнее, и хорошо знал местность. «Бес» сзади, толкая перед собой санитарную тележку, которая благодаря широким колёсам и удачной конструкции, уверенно катилась вперёд, не застревая и не замедляя их пару. Учитывая погоду и время, «дронов» и диверсантов-снайперов с различными «штучками» и приборами, можно было особо не опасаться, поэтому Галик курил «в рукав», и не спеша уверенно вёл их к обозначенному месту. Идти ещё было примерно с километр, как начался хаотичный миномётный обстрел местности со стороны врага. Это не был прицельный огонь, скорее беспокоящий и заградительный, на удачу. Первые два разрыва легли метрах в трехстах сбоку. Машинально пригнувшись, Галик повернулся к напарнику, чтобы показать, что надо двигаться быстрее до ближайшей посадки, и там переждать «налёт». «Бес», стоял метрах в пяти, опустив тележку. Несмотря на сумерки и повисшую в воздухе водяную пыль, Галик отчётливо видел направленный на него автомат. Ствол уверенно глядел ему в грудь. Он улыбнулся, он всё это уже видел. Он лишь негромко сказал:
- Жатва. Не до меня парень. Хочешь стрелять, - стреляй. Всё равно не убьёшь.
Снова раздалась пара взрывов, уже гораздо ближе. Они даже не дрогнули и продолжали смотреть друг на друга. Галик продолжил:
- Не знаю, за что ты хочешь меня убить? Может, брата вспоминаешь? Есть, наверное, какая-то причина. Но на всё воля Вселенной. И всё предопределено. Что тебе надо?! – уже закричал он. Неподалёку разорвалась мина, уже совсем близко, так что взрывной волной их прилично качнуло. Автомат в руках «Беса» дёрнулся, он заорал в ответ:
- Это ты! Ты отправил брата на смерть! Ты! Пацаны из его отряда сказали, что ты, мерзкая тварь, его в тот день проклял! Они слышали, что ты ему пожелал перед выходом! Всё сбылось! Его кровь бьётся во мне, его голос кричит и требует отмщения!
Галик ухмыльнулся, и только хотел ответить, как позади «Беса» земля взметнулась вверх, вперемешку с оранжевой вспышкой. «Беса» с тележкой бросило вперёд, автомат выплюнул пару раз в сторону Галика. Он почувствовал мощный шлепок в плечо и глухой звон в ушах, и сразу же потерял сознание.
Очнулся он от потоков воды, которые заливали ему ноздри и уши. Тупая звенящая боль разрывала голову изнутри. Он глухо застонал и сел. Левая рука не слушалась. Правой он расстегнул и сбросил шлем. Стало немного легче. Провёл ладонью по голове и лицу. Она была в крови, которая с потоками дождя быстро смывалась на землю. Потрогал шею и ухо. Ладонь снова была вся в крови. Она текла из ушей. Он ничего не слышал, но отчётливо чувствовал все пульсации и вибрации. Попробовал встать, но снова упал на задницу. Тело не слушалось. Левая рука висела плетью. Он снова закрыл глаза и упал спиной на землю. В сознании материализовалась голова его ворона с горящими изумрудными глазами. Ворон громко сказал: «Встань и иди! Ничего не бойся, мы с тобой…», и растворился. Галик сунул правую руку под «плитник» и под куртку, и сжал дедовский амулет-коготь, затем открыл глаза и уверенно поднялся на ноги. Голова болела, но уже не так сильно. Даже левая рука немного стала реагировать на импульсы. Дождь чуть спал, но всё равно налетал с порывами сильного ветра. Вокруг царила вода и темень. Поверхность превратилась в болото. Он вдохнул полной грудью и осмотрелся. Прямо перед ним валялась перевёрнутая тележка, и, привалившееся к ней боком, тело «Беса». Галик достал рацию из разгрузки, она не реагировала, видимо вода залила её пока он лежал, несмотря на то, что была в чехле. Он сунул её обратно и наклонился над напарником. Приложив пальцы к шее, он ощутил еле различимый пульс и почувствовал, что тот ещё жив, но уже на грани. Он увидел своим «зрением» голого ребёнка младенческого возраста, который стоял на гладкой водной поверхности и смотрел на него, словно прощаясь. «Вода – энергия. Не всё потеряно. Хрен ты уйдёшь у меня, у нас незавершённая тёрка!», зло бросил он в пространство, и быстро расстегнув санитарный рюкзак, нашёл противошоковый шприц-тюбик и сразу же вколол «Бесу» в бедро прямо через штаны. Затем с трудом перетащил его на термоодеяло и запеленал его. «Бес» открыл глаза и судя по мимике застонал. Галик по-прежнему ничего не слышал, хотя звон в ушах стал проходить. Затем он вколол и себе полшприца адреналина (спасибо снабдившим волонтёрам), сразу же ощутив всплеск энергии. Сердце заколотилось, как бешенное. На волне подъёма, он погрузил напарника на тележку и покатил в сторону их «эвакуационной точки». Идти было далеко, поэтому надо было по максимуму использовать адреналиновый эффект. Левая рука ожила, пусть и не полностью, поэтому толкал двумя руками, преодолевая метры раскисшей земли. «Ничё-ничё! Тележка то у нас - огонь. Конструкция, что надо. Умельцы есть у нас. Полна земля русская. Ща, быстро дойдём. Чо тут идти то, пара километров всего», подбадривал себя Галик. Идти было трудно, но он, казалось, шёл целый час, прежде чем решил передохнуть. Опустил тележку и огляделся вокруг. Дождь кончился. Тьму растворил густой седой туман. На расстоянии руки уже ничего не видно. Куда он шёл, было не понятно. Он достал из рюкзака «маршрутизатор» с забитой точкой возврата. Тот не реагировал. Вода залила всё. И рацию, и маршрутизатор, да вообще все приборы. Работали только наручные механические часы, которые подарил ему Генадич на прощание. Неприхотливые, советские ещё, «Штурманские» показывали «час-тридцать». «Значит валялись мы там пару часов точно. Как не подохли то, не замёрзли, да не истекли? Спасибо духам», он хмыкнул и вдруг отчётливо услышал храп и лёгкое ржание лошади. Туман перед ним развеялся от лёгкого ветерка, и он отчётливо увидел …белую лошадь, которая стояла вполоборота, и глядела на него. Как в его сне. Лошадь встряхнула головой, и, развернувшись, медленно пошла в туман, словно приглашая за собой. Он вспомнил, что белая лошадь, ведущая за собой - видится к смерти, но слова ворона, чтобы «ничего не боялся» отогнали дурные мысли и он, ухватив рукояти тележки, уверенно двинулся за лошадью.
Сколько они так шли, он не понял, но, когда туман развеялся, он увидел, что идут они по каменистой тропе в глухом хвойном лесу. Лошадь медленно шла вперёд, Галик, толкая тележку, двигался за ней. Он поднял голову наверх, высоко над ними в промежутке, повторяющим изгибы их тропы, между верхушками гигантских елей, сияли тысячи звёзд. Это было, как в сказочном сне или в сказке. Он опустил голову и поглядел на «Беса». Тот тихо лежал, лицо его приобрело черты спящего счастливого ребёнка. «Кажется мы идём по границе, между явью и навью», подумал Галик, вспомнив рассказы деда из детства.
Вдруг Лошадь остановилась и тихо прохрапев, растворилась в пространстве. На тропу шумно слетел огромный ворон с изумрудными глазами. Он громко закричал и взлетел на ближайшую ель. Галик проводил его взглядом, а когда опустил голову, то увидел перед собой…Деда. Он стоял и улыбался, поглаживая всклоченную седую бороду. В том же обличье, в котором он его запомнил, когда был пацаном. На голове собачья шапка, расстёгнутый потрёпанный овчинный полушубок, песочные штаны от «формы-афганки» и короткие утеплённые резиновые сапоги на ногах.
- Здравствуй, Галик! Вот и свиделись. Пусть так. В «пограничье», - Дед похлопал себя по карманам, и извиняющимся тоном спросил, - Есть курить? Земные привычки в «пограничье» возвращаются.
Галик ничуть не удивляясь и не волнуясь, опустил тележку на опоры и, не спеша достав из рюкзака мятую пачку «беломора» и зажигалку, протянул деду. Тот вытащил одну папиросину и отдав ему пачку обратно, чиркнул зажигалкой. Затянувшись и закрыв глаза, выпустил густое облако сизого дыма, и удовлетворённо заметил:
- Как и я, папиросы куришь. Хотя помню, ты, когда из тюрьмы-то последний раз вернулся, не курил вроде. Впрочем, ладно. Я сам тогда помирал лежал, не до этого было. Корячился, дар давил. Ох, и давил! Еле успел тебя призвать и передать, а то бы неупокоенным ушёл, маялся бы в междумирье битой тенью или ещё чего похуже.
Галик тоже закурил:
- Мы же не спроста сейчас встретились, да дед? Вроде как сплю, а вроде, как и в реальности с тобой сейчас.
Дед кивнул головой и сквозь клубы дыма ответил:
- Неспроста, внук… Неспроста. Воюешь смотрю? В форме. Ладный такой, хоть и в крови перепачканный.
- Санитаром пошёл. Солдат спасаю. Многих вытащил с того света.
- Молодец! Благое дело. За Родину воевать, все грехи прощаются. А умереть – честь. Только чистым надо оставаться в любой ситуации. Скотиной не становиться, не радоваться смертям, и не ожесточаться. Правду блюсти. Сложно. Но русским людям это удавалось во все времена. Потому и Вселенная на нашей стороне, всегда. Помнишь: «Мы русские, снами Бог!»? Так и есть. А война – это как чистилище. Здесь все вскрываются, так или иначе. Нутро наружу лезет, и люди здесь почище будут, чем в миру. Так-то, Галик, так-то. Вон везешь бойца, а он тебя убить хотел. По дури, не разобравшись. Впал в гнев. Вижу, вижу. Наш дар, внук, вызывает у людей сложные чувства. Хотя вижу, что парень этот не прост. Сильный. Энергетика зашкаливает, как за двоих.
- Брат был у него, «двойнец», я ему предсказал гибель, если пойдет в тот день на задание. Не послушал, погиб. А этот «двойнец» специально перевелся сюда, чтобы меня «достать», думает это я проклял братана его. А видишь, как вышло? Теперь везу его на «точку», чтобы эвакуировать в госпиталь. Дурак, молодой, не разобрался.
Дед покачал головой:
- Да. Вези, вези. Доедете, всё нормально будет. Смерть не видит тебя Галик здесь. У неё жатва.
- Вот и ворон так говорит, - Галик кивнул на ель, где тот сидел и глядел на них своими изумрудными глазами.
- Проводник. Посланник. – Дед улыбнулся своей мягкой улыбкой, и затушил окурок о сапог, – Ладно, внук. Идите. Всё будет хорошо, - Дед подошёл к тележке и погладил «Беса» по голове, тот продолжал счастливо улыбаться во сне, - хороший парнишка, мощный. В самый раз, - Дед поглядел Галику в глаза, - отдай ему дар. Он тот самый. Твоё продолжение. Вы можно сказать «породнились» этой ситуацией. Война «покрестила».
Они некоторое время еще молча смотрели друг другу в глаз. Галик совершенно не волновался, на душе было спокойно.
- Соскучился я сильно, внук… Ладно вам пора, да и мне тоже. Еще увидимся, - дед сделал шаг к нему, и крепко обнял.
Слёзы навернулись Галику на глаза, он уткнулся деду в плечо, а когда открыл глаза спустя минуту, его уже не было, как и ворона. Он подхватил тележку и покатил по тропе вперёд. Почти сразу густое облако тумана спустилось с верхушек елей и накрыло их молочной пеленой. Оно расслабляло и клонило в сон. Сил бороться не было, и Галик отключился.
Глава 5
Очнулся он от тряски и хлопков. Открыл глаза. На него смотрел бородатый взводный и еще незнакомый человек.
- Во, очнулся! Жив! Я знал, что тебя хрен что берёт. И «Беса» вытащил. А мы уж вас похоронили!
- Командир, что, где я?
- Дак где, где? На пункте. «Беса» уже погрузили и увезли до госпиталя. Тебя сейчас будем грузить на вторую очередь. Раненых много нынче было. «Немец» чего-то разошёлся, в последние сутки лупит и лупит. Снарядов, наверное, подвезли до чёрта.
- Я не помню, как сюда попал. Отключился и всё как стёрлось, - Галик попробовал приподняться, но дикая боль прострелила правую коленку и левую руку. Он закряхтел и откинулся обратно на спину, зашуршав термооделялом, в которое был укутан.
Взводный слегка придавил его ладонью, показывая, чтоб не дёргался:
- Ты не дёргайся! Вон военврач рядом. Прибыл из госпиталя к нам, говорит, что по тяжёлому тебя распороло. Колено возможно собирать придётся, осколок влетел, и рука… - огнестрел, почему-то. И контузия очевидно. Ладно, потом разберёмся. Главная загадка, как вы вышли то? Точнее ты, да ещё с тележкой и полутрупом в ней? Как минами стали там насыпать, я сразу подумал, ну всё, на верную смерть послал бойцов, сидели в блиндаже с пацанами, с ума сходили. А потом под утро, хренак, разведгруппа наша вас тащит, говорят в ста метрах подобрали от эвакуационной точки. Ты с такими ранениями, ещё полтора километра тащил и себя и «Беса». Уму непостижимо! Колдун точно, одним словом! И даже оружие не растерял, всё в тележке было.
Галик закрыл глаза, и тихо ответил:
- Дошёл и слава богу… Повезло. Духи помогли. Когда на больничку то? А то, малость мне поплохело.
Стоявший рядом врач бодро вмешался:
- Это давление падает, сейчас препарат вколем, норм станет.
Взводный добавил:
- Уже выдвигаемся, вон «буханка» катится. Скоро в порядке будешь, колдун.
Пока суетились взводный с врачом, Галик снова отключился.
…
Бежевый потолок. Первое, что увидел Галик, открыв глаза. Пикающий звук прибора, то, что услышал. Он сразу понял, что находится в госпитале. Немного придя в себя, огляделся. Кровать была удобная, он лежал в приподнятом положении, поэтому напрягаться не пришлось. Он находился у окошка, слева от него еще три кровати с пациентами. Все, и он в том числе, были в проводах и катетерах. Но он всё равно узнал «Беса», который был на койке рядом с ним. Он лежал с закрытыми глазами, словно крепко спал. Монитор показывал сердцебиение. «Живы, значит», подумал Галик, и закрыл глаза. Последнее, что он помнил, это разговор со взводным и врачом. После этого, тёмная яма, - ни ощущений, ни сновидений, ни духов. Просто отключился и просто очнулся. «Интересно, сколько дней прошло?», только подумал он, как дверь открылась и в палату зашёл молодой доктор. Увидев, что Галик очнулся, он улыбнулся, поглядел в планшет, и поздоровался:
- Здравствуйте, э-э, кажется, Галик Вас зовут? – и не дождавшись ответа, продолжил, - Прекрасно. Тенденция радует. Возьмём сегодня ещё анализы, и по результатам переведём в общую палату. По коленке, хм-хм… собрали неплохо, несмотря на травму. Осколочек удачно, можно сказать, вошёл, не разворотил. Но надо будет проходить реабилитацию, чтобы восстановить функции. Хотя прихрамывать видимо будете долго. Впрочем, это уже потом, после реабилитации, понятно станет.
- Извините, доктор… А, этот…сосед мой? Сослуживец. Вместе попали в «замес», - Галик кивнул в сторону «Беса».
Доктор снова заглянул в планшет, что-то там полистал и, уже не так бодро, ответил:
- Тут гораздо сложнее случай, чем Ваш. Тяжёлая контузия, сочетанные травмы нижних конечностей: переломы закрытые, вперемешку с множественными осколочными ранениями, - заметив напряжённый взгляд Галика, доктор мягко улыбнулся и более спокойным тоном продолжил, - Проще говоря: ноги перебиты, но целы, и контузия вследствие взрыва. Но жить будет. Сложность только в процессе восстановления и последствиях. И в сроках. Но больной молод, а значит организм сильный, должен справиться.
Галик кивнул, показав, что понял:
- Ничего-ничего. Восстановится быстрей, чем врачи думают, - и уже тихо себе под нос, - Духи не дадут соврать.
Доктор некоторое время что-то отмечал в своём планшете, затем прошёл по палате, посмотрел показания приборов пациентов, и, кивнув ему на прощание, вышел из палаты.
Через некоторое время пришла медсестра, и отсоединила его от всех аппаратов, сказав, что теперь остаются только капельницы пару раз в день, так как организм очень быстро идет на поправку, анализы почти в норме и завтра, мол, переведут в общую палату.
Когда она ушла, Галик спустился с кровати на левую ногу, и аккуратно придерживая жёстко зафиксированную правую, опустил и её на пол. Затем протянул руку к «Бесу», положил ему ладонь на лоб. Напевая себе под нос незатейливые мелодии, спустя пару минут впал в прострацию. Он увидел большое поле высокой по пояс пшеницы, посреди которого росла одинокая сосна. Была ночь, но огромная луна ярко освещала окрестности. Он уверенно направился к сосне. Дул лёгкий тёплый ветерок, пшеница колыхалась морскими волнами, и Галик ощущал себя скользящей яхтой в серебряной лунной дорожке. Подойдя к сосне, он увидел на ближнем к себе суку сидящего огромного ворона с изумрудными глазами. Они полыхали ярким светом. Ворон молча глядел на него, поворачивая то правую, то левую стороны своей крупной головы. Так они некоторое время стояли, затем ворон глухо прокаркал, и тяжело перелетел на другую ветку повыше. Луна зашла за тучу, резко стемнело, а когда серебряный диск вновь осветил всё вокруг, ворона уже не было. Зато он отчётливо увидел мужскую фигуру в белоснежной рубахе, которая медленно удалялась от него в противоположную сторону от сосны. Галик побежал вслед за ней, но догнать не мог, фигура была всё на том же расстоянии. Он крикнул, призывая фигуру остановиться. Та остановилась и медленно обернулась. Это был «Бес». Он улыбался. Потом отчётливо произнёс: «Отдай…». Галик схватил и крепко сжал дедовский амулет-коготь, висевший на груди, на шнурке. И попытался сорвать, но это никак не удавалось. Галик очнулся от видения, и резко убрал руку со лба «Беса». Тот глухо застонал. Галик погладил его по плечу, и тяжело забрался на свою кровать, пришёптывая «Ничё-ничё…».
Утром его перевезли на кресле-каталке в общую палату, куда почти сразу наведался «особист», расспрашивая о причинах пулевого ранения плеча, хотя их накрыло минами. Но особо не настаивал и не копался, поэтому удовлетворился объяснением, что во время взрыва автомат «Беса» непроизвольно произвёл выстрел. Чего, мол, только не происходит в таких ситуациях. «Особист» записал показания, взял расписку, и ушёл. Хорошо, хоть удалось у него «стрельнуть» пару сигарет. Курить хотелось страшно. Пусть не папиросы, но с оторванным фильтром вполне ему подходило по крепости. В общей палате их было восемь человек, в основном мужики среднего возраста. Все друг друга поддерживали, делились едой, куревом. Курить выходили на улицу, благо палата была на первом этаже, доковылять можно было. Он уже начал потихоньку передвигаться с бадиком. Как обычно бывает в любом коллективе в их палате присутствовала пара балагуров, которые поддерживали общую атмосферу. Галик же, как всегда, всё больше молчал, общался только по делу. В основном слушал, да читал книги. Книг много навезли волонтёры, на разную тематику. Читал он всё запоем, в основном историческую литературу, которой было больше всего. Жалел только, что свою последнюю перед ранением книгу «Молодые львы» так и не дочитал. По интернету не хотел. С современной техникой он не дружил, и смартфона у него никогда не было. Да и приятней бумажную книгу читать, чем щуриться в светящийся экран, считал он. Духи снова молчали. Он не переживал по этому поводу, на душе было спокойно. Ничего не тревожило. Он знал, что всё уже состоялось. В палате тоже никто не знал про его репутацию, что его вполне устраивало. Так прошла неделя. Неожиданно к нему пришёл посетитель. Точней это произошло случайно. Он стоял и курил на улице, как его громко окликнули:
- Колдун! Во, дела! А я гляжу-гляжу, - ты не ты?!
Галик обернулся на голос и увидел, как к нему через двор идёт, широко улыбаясь… Генадич. Галик погладил свою уже внушительную бороду, и сквозь клубы дыма ответил:
- Глазастый. Разглядел среди одинаковых пижам и среди дыма. Да с бородами толстовскими здесь каждый второй. Здравствуй, Генадич!
- Ну, привет, привет! – Генадич сжал ему ладонь, и крепко обнял.
- Как в Отечественную, прямо. Встреча старых друзей на фронтовых дорогах, - продолжил Генадич, тоже закуривая. Галик кивнул головой:
- Волонтёришь всё? С «гуманитаркой» снова едешь? Где, блогер-то твой?
Генадич помрачнел, и, затянувшись, тихо ответил:
- Санёк то? Хороший парень… был. И блогер довольно мощный. С тысячами подписчиков. Много помогал ребятам и «мирняку». Все сборы и «донаты», как они блогеры говорят, туда отвозил, - снова затянувшись, он замолчал на несколько секунд, и выдохнул, - Погиб с месяц назад. В самом Донецке прямо. Ракета прилетела в клуб, где они выступали с артистами. Я в тот раз не ездил, слёг с болячками дома. Словно уберёг кто-то.
- Возможно так и есть. Значит твоё предназначение ещё не окончено. Жаль. Неплохой он парень, насколько я его понял. Добрый и общительный.
- Да уж… Ладно, царствие ему небесное. А мы его не забудем. Ты то сам как?
Галик пожал плечами:
- Трясусь потихоньку. Вот поранило слегка. На лбс всё время был, санитаром. На выходе под мины угодили, но…- вдруг что-то вспомнив, он пошарил рукой в кармане бушлата, накинутого сверху, достал часы на потёртом чёрном кожаном ремешке, и протянул Генадичу, - Вот твои «Штурманские». Целёхонькие. Ни царапины, идут себе, ничего им нет. Подвожу только и всё. Помогли мне. Спасибо за подгон!
Генадич повертел их в руке, и протянул обратно:
- Носи на здоровье! Это же подарок, чего ты мне их возвращаешь? Огорчить хочешь? Они можно сказать, «намоленные», ещё с Афгана со мной. Там их мне командир «крокодила» подарил, когда мы их вытащили после падения. Духи сбили их над горами, они жёстко упали, но живые были, хоть и поломанные. Я тогда молодой летёха был, в ГРУ только попал. Весь на романтике, на энтузиазме был, как сейчас помню. Мне задачу поставили, я с отделением своим за несколько часов вытащил их, никого не потеряв. Первую «Красную звезду» получил за это. И часы вот. В таких Гагарин в космос летал… Да уж…
Галик взял часы, и убрал обратно в карман бушлата. Генадич закурил ещё, и философски добавил:
- У меня во взводе тогда почти треть пацанов с Украины была. Все сверхсрочники, матёрые. И я, их командир, - зелёный летёха, - после училища… Крепко срослись тогда. Настоящее братство. За год, пока ими рулил, только двоих «двухсотыми» потерял. Достойно, грамотно воевали. С годами связь потеряли. Вот сейчас думаю, где они нынче? Может кто из моих по ту сторону сейчас? Командует или добровольничает. Большинству за шестьдесят уже, но парни крепкие были. Чёрт знает... Но тогда даже подумать не могли, что наша Родина распадётся на рванные осколки, и склеить теперь только кровью можно.
- Теперь только гадать можно, для чего это нужно было и почему - тихо ответил Галик, погладив бороду, - В любом случае, на всё воля Вселенной. Значит ей так надо было. Русские люди стали терять свою суть, разбрелись по осколкам и частям, отказались от предков. Бога потеряли. Может, шанс нам дают себя вновь обрести, с новой силой? Или сгинуть, как отмершее.
Генадич усмехнулся:
- В мистику и метафизику всё, как всегда, переводишь. Недаром, что колдун. Впрочем, колдун и есть. Так кто нам шанс то даёт, если так? Бог?
- Те, кто повыше. Как ни назови.
- Ладно, Галик…- Генадич протянул ему руку, - мне пора. Ехать надо. Я рад, что свиделись, что у тебя …нормально. Даст бог, хе-хм, или те, кого ты назвал «кто повыше», ещё увидимся!
Галик крепко сжал его ладонь и улыбнулся:
- Это вряд ли, Генадич. Последний раз видимся. Но ты… В общем ты ещё долго будешь жить, у тебя много дел ещё. Так вижу. Победы точно дождёшься…
Генадич вздрогнул и, развернувшись, зашагал к проходной, не оборачиваясь.
…
«Бес» спал, когда Галик зашёл к нему в палату попрощаться. Лицо его было по детски безмятежным, даже счастливым. Видимо снилось что-то хорошее. На лацкане больничного халата сияла серебром новенькая медаль «За отвагу». Вчера в госпиталь заезжал генерал из министерства, ходил по палатам и награждал медалями и орденами. Галику прикрепил на грудь «мужика», как сказали: «за подвиг по спасению боевых товарищей». Галику было это всё странно, но приятно. Всю жизнь от государства только срока и неприятности получал, а тут целый орден, да какой! Самый уважаемый в армии. Он его заботливо, когда собирался, спрятал в наградную коробочку и убрал во внутренний карман куртки, вместе с «военником» и со справкой для комендантских о ранении и прохождении лечения. Поймал себя на мысли, что много лет уже прошло с последней отсидки, а привычка, - на случай проверки документов, - держать справку вблизи у сердца, осталась. Только раньше это была справка об освобождении. Как пропуск и надежда о нормальной жизни.
Галик не стал будить «Беса», не хотел ломать его ощущения, отразившееся на лице. Он оставил ему пакет на тумбочке, в котором лежали: дедовский амулет «медвежий коготь», часы «Штурманские», подаренные Генадичем и тетрадный лист в клетку с короткой подписью: «От Колдуна. Поправляйся. Не поминай лихом. Прощай… Держись предназначения!». Галик знал, что искать его «Бес» не будет.
Уходя, он подумал, что даже не знает его имени, только позывной. Впрочем, это было не важно. Духи знают. А сам он знал, что переход состоялся.
Глава 6
Вологда встретила, на удивление для этого времени года, тёплой солнечной погодой. Стояла натуральная апрельская оттепель, хотя на календаре был только первая треть марта. После госпиталя он еще почти два месяца находился в расположении резервной части, глубоко в тылу, в центральной России. На «лбс» его больше не направляли, ранение оказалось достаточно тяжёлое, нога в полной мере так и не заработала. Он по-прежнему прихрамывал при ходьбе. Но активно участвовал в подготовке бойцов, в части тактической медицины. Опыт у него теперь был внушительный. Поэтому, когда подошёл срок окончания его контракта, командование части предложило продлить ещё на год в качестве инструктора. Он не дал ответа, лишь обещал принять решение после отгула положенного отпуска. Сам он знал, что уже не вернётся, но не хотел расстраивать сослуживцев. Всё-таки его ценили, как специалиста, несмотря на нелюдимость и суровость внешности.
Первым делом он отправился в облвоенкомат: встать на учёт, и отметить перевозочные документы. В принципе он мог этого и не делать, но не хотел никого подводить, положено отметиться, значит так надо. А то потеряют, будут потом искать, суету ненужную наводить. Останутся незавершённые дела. Это нехорошо.
У входа было много народу, стояли в построении люди в новенькой военной «мультикамовской» форме, человек пятьдесят. Небольшой оркестр переминался с ноги на ноги, ожидая команды. Люди с камерами и микрофонами бегали, искали лучший ракурс. Посреди стояла небольшая переносная трибуна с национальным гербом. Галик хотел было обойти это мероприятие и зайти со служебного входа, как вдруг попался на глаза какому-то упитанному лощённому полковнику в ладной зелёной зимней форме и каракулевой шапке. Он быстро подскочил к нему и восторженно-радостно спросил:
- Ты откуда, сержант? О, вижу с зоны СВО никак? Сразу заметно! Герой, патриот!
Галик посмотрел исподлобья на него:
- Что хотел, начальник?
Полковник обиженно надул губы:
- Я? Я-то - ничего. А вот…- он махнул рукой в сторону, - наши новобранцы воины-добровольцы и Родина рады приветствовать вернувшихся защитников. Хотел попросить что-нибудь сказать, напутствие какое-то, - и уже спокойно с просительными нотками в голосе, - тут, сержант, дело такое. Телевидение, пресса, с администрации люди. Отряд добровольческий под областной опекой подготовили. Неплохо получилось бы, если бы человек оттуда сказал пару хороших слов. Связь, так сказать, поколений, не знаю, как ещё назвать. У тебя и внешность такая…солидная. Борода, суровость. Всё как надо. Все будут довольны. Помоги, а? А то нам обещали из союза добровольцев, что приедут пара участников оттуда, да куда-то запропастились. А время начала митинга, - через пять минут.
- Я не мастак говорить, начальник. Да и политику не хаваю. Я тут проездом, просто на учет встать…
- Да, какая тут политика!? И хорошо, что не хаваешь. Просто напутствие и добрые слова скажи. А на учёт я тебе сразу потом сделаю без проволочек, и документы все отмечу. Я замначальника военкомата областного. Давай, выручай!
Галик вздохнул:
- Хорошо. Два слова. Не жди красных басен, начальник.
Оркестр грянул гимн.
Галик с полковником, прослушав гимн, протиснулись в центр к импровизированной трибуне, где уже начал выступать человек из администрации. Он не слушал ни его, ни следующих выступающих, а разглядывал мужиков, стоящих в построении. Разного возраста, разного роста и внешности. Но с какой-то суровой определённостью и уверенностью во взгляде, почти у всех. Лишь у пары-тройки человек он заметил бегающий-блуждающий или отсутствующий взгляд. Видимо, случайные люди, пришедшие волею судьбы. Он вспомнил свой отряд, стоявший тогда также больше года назад. Тогда было по-другому, около половины, наверное, были случайными.
- Сержант, сержант!! – зашипел ему в ухо и дернул за рукав полковник, - Давай, пора! Выходи.
Галик вздрогнул и, погладив бороду, вышел как есть вперёд, с рюкзаком на плече. Полковник, заметив это, обеспокоенно попытался показать, что рюкзак надо снять, но Галик уже был у трибуны. Вставать за неё он не стал. Некоторое время он, замявшись, стоял оглядывая строй. Стояла тишина, словно его появление и вид выключили все звуки. Выглядел он и правда не форматно, скорее, как былинный сказочный персонаж: потёртая военная форма (новую он не стал получать) с лычками сержанта на плечах куртки, неформатная добротная альпинистская обувь, подаренная волонтёрами, на голове флисовая шапка «зимний мох», на плече большой серый рюкзак-баул, уставшие, но добрые зелёные глаза и…густая мужицкая седая борода. Наконец, он прокашлялся и громко, как ему показалось, начал:
- Я не мастак, говорить…
В этот момент один из организаторов, прочувствовав момент, снял микрофон с трибуны и подскочил к нему, подсунув микрофон к бороде.
- В общем… пацаны. Ребят. Скажу лишь, - будет трудно. Если из вас кто-то был ранее в горячих точках, примерно знает, что такое война. Но там…всё по-другому. Так говорят те, кто был и там, и там. Я тоже раньше бывал много раз в самых суровых местах, не простых. Но в зоне СВО…другое измерение, парни. И своя жизнь. Да даже смерть другая. Одно там такое же как везде и всегда: достоинство и честь, понятия и …братство. Держитесь друг друга и не стесняйтесь бояться… Страх это нормально, если не захватывает полностью, если не срывает задачу. Те, кто ничего не боится, самые отчаянные погибают почти сразу. Но не дайте страху подчинить себя. Каждый это делает по-своему. Главное пацанов, братанов, не предавать. И Родину. Сам погибай, как говорится, товарища выручай. Берегите себя, братва! – Галик погладил бороду и хотел отойти в сторону, как в пронзительной тишине раздался громкий возглас:
- Спасибо, отец!
У Галика ком встал в горле после этого. Он отошёл в сторону. На трибуну выскочил кто-то следом и начал что-то говорить, и благодарить его за напутственную речь. К Галику подскочил один из репортеров и оператор с камерой:
- Областное телевидение. Скажите, как Вас зовут? Как Вы попали на СВО и есть ли у Вас государственные награды?
Он хотел было уйти, но репортёр не отставал. Тогда он повернулся к камере:
- Галик меня зовут, отца не знал, отчество по деду Викторинович! Награды? Есть. «Мужика» получил, Орден мужества. Санитарил, раненных выносил. Что ещё сказать, а то идти мне надо?
- Можете орден показать, чтобы наши зрители увидели героя, так сказать, воочию?
Он нехотя достал коробочку из внутреннего кармана, и, открыв, продемонстрировал на камеру округлый серебряный крест на бордовой колодке.
Репортёр в это время что-то ловко и красиво наговаривал на камеру про его героизм. Затем повернулся снова к нему, и снова спросил в микрофон:
- Вы в своей блестящей речи рассказали про Ваш многочисленный опыт нахождения в сложных непростых местах. Это горячие точки и служба на благо Родины? Наверняка наградами отмечены и до этого?
Галик ухмыльнулся:
- Можно сказать и так… На «зоне» я был. Неоднократно, много лет. «Четвертак» отмотал в общей сложности. На благо ли, уж не знаю. Блатным был, не работал. Наколки – мои награды тех времён. Показывать не буду.
Репортёр поперхнулся, и бросил оператору:
- Таак, при монтаже это вырежем. Не будем смущать зрителя... прошлыми грехами, м-м-хм, героя. А, скажите, э-э?
Галик отвернулся, и молча зашагал к дверям военкомата. Спустя полчаса нарядный полковник оформил ему необходимые документы. И выдал направление в служебную гостиницу.
Задерживаться он не собирался, но автобус в их район теперь был только завтра после обеда. Вечером по телевизору по областному каналу показали репортаж с сегодняшнего мероприятия, и его речь с небольшим смонтированным интервью потом. Без упоминания про его прошлое. Репортаж ему показался пафосным. Орден показали во весь экран. Сам себе он не понравился. Всё-таки рисоваться это было не его.
…
С утра пораньше в гостиницу заехал тот самый полковник военкомовский. Попросил его ещё съездить с группой ветеранов военной службы, в рамках шефской помощи, в опекаемый детский дом. «Сержант, выручай ещё раз. Собрались сегодня в детдом с ветеранами, а ветеранов настоящих у нас не так уж чтоб и много, пару человек успели найти только, так как идея внезапно возникла у кого-то шибко умного из обладминистрации. Да вот ты нарисовался вовремя. Там снова пресса всякая и чиновники. Отчёты и прочая канитель. Сам понимаешь. А тебя нам прям с неба послали. Орденоносец, настоящий русский герой и всё такое. Давай, помоги, а? Потом что надо по нашей части, проси. Хочешь в военкомат устроим работать? С контрактом порешаем. Там на фронте и без тебя обойдутся». Галик ничего не ответил, лишь хмыкнул и молча собрался. Всё равно до его автобуса времени было навалом, а к детям съездить – дело благое. Полковник радостно хлопнул его по плечу и проводил к своему «уазику», где на заднем сидении уже сидели два пожилых мужика, один «афганец», один «чеченец».
Детский дом находился в пригороде. Комплекс благоустроенных зданий и построек. Ухоженная территория. Внешне радостные дети. Их было довольно много разного возраста. Но его, всю сознательную жизнь проведшего в лишениях, было не обмануть. Эти взгляды. Эти глаза. Тем более детские. Столько тоски и надежды в них. И ещё что-то глубинное, понять которое благополучному человеку, - невозможно.
Под ТВ камеры они вручили детишкам какие-то подарки, сфотографировались. Чиновники говорили красивые слова. «Дежурные» ветераны про важность патриотического воспитания. В это раз Галику не предлагали выступить, лишь сфотографировался с делегацией и детьми. Когда все пошли на чаепитие, Галик вышел на задний двор покурить. Там, возле мусорного контейнера стояла тучная тетка в накинутом на плечи пальто и курила длинную тонкую сигарету. Он подошёл и закурил рядом. Некоторое время они молчали. Наконец, тётка спросила:
- Давно вернулись?
- Да вот, только-только. Пришёл на учёт встать, военком попросил поучаствовать. Благое дело.
Тётка ухмыльнулась:
- Благое то благое. Особенно, как начальникам пропиариться надо.
Галик погладил бороду, и тоже ухмыльнулся:
- Это завсегда так было. Огорчают чем-то? Вы так, хм-гм, как-то с укором…
- Да так-тот грех жаловаться. Обеспечивают наше заведение, в основном. Просто вспомнилось, прошу их который год производственный класс сделать и оборудовать. Чтобы ребята чему-то практическому учились, лучше к жизни готовы будут. И профтехучилище готово потом их к себе брать. Из администрации только обещают, да то бюджета нет, то ещё чего. Зато регулярно катаются сюда фотки репортажи поделать. Простите, что так резко. Просто в очередной раз сегодня спросила, отфутболили, мол потом вернёмся к теме, финансирования сейчас, мол, нету. Такие дела. Я тут завучем тружусь много лет.
- А спонсоров и благотворителей нет?
- Пару раз появлялись потенциальные. Но мы бюджетники. Типа на полном довольствии государства. В администрации там столько им условий ставят и отчётности, что желающие отваливаются. Ведь в основном то всё имеется, нормативы выполняются, а тут …специфическая отдельная история. Если только аноним бы появился какой-то. Может быть и можно было. Там надо то пару миллионов, не больше, чтобы оборудовать по полной.
- Понятно, - Галик затушил бычок о контейнер, - Надеюсь всё у Вас в итоге получится.
Тётка мягко улыбнулась:
- Спасибо на добром слове! – и когда он направился обратно в здание, тихо произнесла вдогонку, - у меня брат тоже там. В штурмах. Дай бог всем мужикам и ребятам вернуться…
Галик повернулся и кивнул головой. В глазах этой уверенной и суровой на вид женщины он вдруг увидел море печали и любви одновременно. Русская неземная глубина.
…
Через пару часов визит в детский дом завершился. Провожая их, уже оттаявшие к тому времени ребята искренни благодарили их, и приглашали почаще приезжать в гости. Одна девчонка лет семи подбежав к нему, схватила за рукав его зелёного военного свитера, и с надеждой в голосе спросила:
- А Вы моего папу не знаете? Он тоже солдат и тоже на войне. Мне тётя сказала, она приезжала недавно. У него тоже борода, тётя фотографию показывала. А мама умерла давно, я ещё маленькая была. Вы если увидите его, скажите, я жду его. Пусть поскорее приезжает, как победит.
Он не знал, что ей сказать, ком встал в горле, смог лишь просипеть:
- Хорошо, родная. Обязательно! – и крепко обнял её.
Время до его автобуса ещё было достаточно, поэтому он вышел в центре, и зайдя в банк, обналичил свою карточку. Пришлось подождать, пока соберут наличность, и проверят его данные. Сумма была приличной. За год там скопилось чуть более двух миллионов зарплатных. Деньги за это время он почти не тратил, лишь на какие-то необходимые вещи. Государство и волонтёры снабжали исправно, поэтому и скопилась такая внушительная сумма, а из родни у него не осталось никого. Положив увесистый конверт с пачками оранжевых пятитысячных в рюкзак, он на такси добрался снова до детского дома, и прошёл прямо в кабинет того самого завуча. Его узнали на проходной, поэтому сразу проводили к ней.
Увидев его, она разволновалась:
- Что-то случилось? Э-э.э…
- Галик меня зовут, Викторинович. Из «староверов» мы, стало быть. Хотя у меня от них только имя и осталось.
- Э-э-э, Галик… Викторинович, Вы что-то забыли? Сейчас я дам команду, найдём.
- Нет, ничего не забыл, - он достал из рюкзака большой конверт с деньгами и положил ей на стол, - не буду вокруг да около. Вы сказали, денег надо на класс, чтоб там то-да-сё учились воспитанники.
Тётка смущённо, но настойчиво отодвинула конверт:
- Прекращайте! Я же не просила, а просто, …просто поделилась. Ни к чему не призывая. Это же к слову сказала. Заберите деньги, не хватало ещё… Мне потом,… замучаюсь объясняться. Это же такое подсудное дело… Забирайте, спасибо за … участие. Правда, спасибо, Галик Викторинович, но не надо…
- Это Вы прекращайте… Я человек конкретный, решил - не отступлюсь. Понятия не позволяют мне юлить. Деньги чистые. Никакого криминала. Честно… заработанные, можно так сказать. Не последние, …хм-гм… Если угодно, считайте, что есть в нашем городе достойные люди с деньгами, вот… рассказал им, решили помочь.
- Ну,… я не знаю, - в голосе завуча сквозила неуверенность и тревога.
- Я знаю! – уверенно перебил её он, - ребята и так по жизни обездоленные, я сам такой же был. Если честно, подростком как загремел на тюрьму, так и… через пень колоду мыкался, пока …не обрёл себя. Может быть, если бы тогда мне помогли, жизнь бы по-другому сложилась бы. Кто его знает? Но как есть, на всё воля Вселенной. Считайте, что я сейчас …выполняю её волю. Исправляю ошибки и,… да и вообще. Не огорчайте, прошу! Как их пристроить эти деньги, Вы, я думаю, разберётесь, человек опытный. Тут, как раз, на этот самый производственный класс хватает, по крайней мере из той суммы, что я услышал в разговоре. Вам я верю, вижу человек достойный, ребят не кинете. В общем, всё, - он встал, собираясь уходить, - мне пора. Как Вас величать то?
Тётка взволновано вскочила:
- Слов нет…Э-э, хм, Ирина Артёмовна…
- Прощайте, Ирина Артёмовна! Проверять не буду, верю Вам. – Он взялся за ручку двери и, вспомнив, спросил:
- Эта девчонка, которая меня обняла сегодня? У неё что с родителями? Батя и правда на войне?
Ирина Артёмовна на секунду замешкалась:
- Э-э, Оленька? Так это… Как Вам сказать. Мать её померла несколько лет назад. С уголовниками, простите э-э, крутилась, наркоманила, пила. Отец Олькин из "урок-рецидивистов", но вроде так-то приличный был, если можно так выразиться. Как сел в очередной раз, мамашка то её и сторчалась окончательно, да померла. Сестра её племяшку не стала забирать, своих там мал-мала много, но приезжает, проведывает регулярно. А батя… Тот, да, записался добровольцем в армию, как амнистию стали заключённым давать. Погиб, пару месяцев назад. Она пока не знает. Подрастёт, скажем. Думаем теперь, что надо наследство оформлять для Оленьки. Там, денег на счету у него зарплатных много осталось, да за гибель отца на СВО государство должно ей выплату произвести. И по потере кормильца что-то полагается.
- Да уж… судьбинушка. Вы её не бросайте.
- Да, как бросить то? Не переживайте…
- Ладно, прощайте!
- Вы не прощайтесь, приезжайте!
Он улыбнулся ей и вышел из кабинета.
Глава 7
На улице было темно, поздний вечер. Звёзд и луны не было видно, день накануне был пасмурный, небо затянуто. Одинокий фонарь возле остановки освещал пространство, да свет в окошках домов подсвечивал сельскую дорогу. И впереди метрах в двухстах светил ещё один фонарь, от него друг за другом ещё пара. Автобус, выплюнув едкий дым, затарахтел и покатил дальше по трассе. Было тепло, под ногами хлюпала каша из таявшего снега и песка, насыпанного по дороге. Он поправил рюкзак на плече. Внутри ничего не щемило, не было никакого ощущения родной стороны и прочих эмоциональных переживаний. Он думал только, что там с избой? Цела ли? Печка рабочая ли? Не растащили ли? Да и вообще не спалили ли часом избу? Где остановиться, если что? Духи с ним больше не общались. Дар пропал сразу, как он покинул госпиталь, и оставил амулет Бесу. Теперь он обычный человек непростой судьбы. Солдат, прибывший домой. Домой ли?
Как только он приблизился к первому дому, забрехала сперва одна собака, затем другая, а потом и вся улица зашлась лаем. «Вот, черти! Подымут на уши сейчас всех…», сплюнул он и закурил. Стараясь не обращать внимания, не спеша направился через село, прямо по середине дороги. Несколько псов и шавок выскочило наружу, и теперь с опаской облаивали его, сопровождая чуть позади. «Эскорт прямо. Почётный, не иначе», ухмыльнулся он. Скоро стали выглядывать и жители, кто из окна, а кто и выглянув из калитки. Молча. Наконец в середине села, где-то в районе одного из «живых» фонарей, из двора вышла навстречу ему, ковыляя, маленькая сухая старушка. Это была баба Ганя, с которой он и его дед поддерживали какое-никакое общение. «Жива, надо же. Сколько ей? Лет девяносто, не меньше», подумал он, и поздоровался:
- Здравствуйте, баба Гань! Рад видеть в добром здравии.
Бабка скрипучим, но сильным голосом ответила:
- Ох, ох, ох… В добром ли, Галик? Господь никак не приберёт, чем прогневала его? Замучилась уже от жизни то. Внуки только и остались с правнуками. Бабку видеть не хотят, не ездят совсем. Помру вот, хоронить-то кто будет? На соседушек и сельчан надежда. Здравствуй, Галик…
- Вот вернулся. На службе был. Контракт окончился. Отпуск положен. А дом у меня здесь, вроде как. Цел ли, дом то? Вот, проведать решил.
- Ты никак на войне то был? Мы то тебя потеряли. Больше года назад пропал без следа. Никто и не искал. Сам знаешь, не жаловали тебя с дедом то здесь. Ведьмаки, мол, колдуны. Пропал и пропал. Санька то Лялин, бандит, ходил, как выпьет, похвалялся, мол, прогнал тебя, нечистого, спас село. Говорит всем, что отца его, Кольку кривого, ты со свету сжил колдовством. Тоже мне, защитник. Все знают, что и он, и отец его, и братья, вся семейка - бандиты, разбойники. Тьфу на них, ворье! Заграбастали лесозаготовку и пилорамы, деньжищами ворочают, никого не пускают. И крови на них сколько. Господь только знает. Если ты и сжил Кольку то, правильно сделал.
- Он сам себя сжил. Столько зла в себе держал, вот сердце и не выдержало. Но этим: Саньку да братьям его, разве объяснишь?
- Он вон вчера в запой ушёл. Колобродит так, что жена с детьми сбежала от него к вечеру. Ходит с ружья стреляет в воздух, орёт. Проспится, потом добавит, и снова палит. Как показали тебя по телевизору. Мол, герой вернулся с орденом, так он с ума и сошёл. Злой, как чёрт, орёт, что это всё бесовщина. Не даст мол тебе вернуться. Несмотря на ордена и заслуги. Брат приехал к нему, угомонить, так теперь вместе и пьют.
- Да чёрт с ними. Их дело. Мне на них всё равно. Дом проведаю, пару дней побуду, да уеду. Снова на войну. Там людского больше. А таких там… и близко нет.
- Он то знает это, что ущербный. Вот и бесится. Как же так, мол, не он герой? А насчёт дома… Вроде, говорят, стоит. Туда боятся соваться. Слава дурная о деде, да о тебе. Если что, приходи, у меня поживёшь. Только осторожнее мимо них то иди. Он с обеда молчит, отсыпается видимо с братаном своим. Увидит, мало ли чего.
- Спасибо, баба Гань! Благодарствую за приглашение. Если что, приду.
Собаки немного притихли и теперь облаивали лениво, скорее для порядка. Он уже почти прошёл мимо богатого Лялинского двора, как за спиной вспыхнул свет придомового фонаря, и раздался окрик:
- Ты, чо, колдун!? Совсем страх потерял? Вернулся?
Галик нехотя обернулся. В открытых воротах под светом стоял Санька в расхристанном виде. Помятый, страшный и злой. В распахнутом полушубке, с торчащим пузом из-под короткой футболки, в трусах и тапках на босу ногу и с «двустволкой» в руках. «Натуральный чёрт», подумал Галик, и невольно рассмеялся.
- Ах, ты гадина! Смеёшься надо мной?! Клоуна увидел?! Батька моего приделал и теперь смеёшься, тварь?! – заорал Санька и затряс ружьём.
Галик погладил бороду, и спокойно ответил:
- Угомонись уж, болезный. Не над тобой смеюсь. Грешно смеяться над такими. Просто ситуация нелепая в своём роде. Батя твой сам помер. Сердечная болезнь.
- Так это ты накануне приговорил его, и навёл порчу! От зависти. Вся ваша родова такая, бесовское отродье!
- Эх, Саня-Саня… Не правильно живёшь, сам себя сжираешь. Чуешь это, вот и бухаешь запоями, как ни в себя. На войну тебе надо. Быстро себя обретёшь. Слетит вся эта шелуха и накипь. Чистым вернёшься. Если вернёшься. Сгоняй в военкомат, запишись добровольцем и то толк будет.
Санька на мгновение замешкался, затем зашипел:
- Думаешь, героем стал!? Воевал, медалю получил, право указывать мне заимел? Да не упёрлась мне, вся эта ваша война. Только отбросов типа тебя и собирают там. Хорошо, побольше бы утилизировали таких.
- Во, как заговорил. Да ты - контра, как я смотрю, к тому же. Проспись, эмоции спадут. Может мир лучше покажется. Ещё и извиняться будешь. Ладно, давай, не хочу с тобой тут выяснять. Если хочешь что-то предъявить, приходи завтра, побазарим.
- Да я тебя сейчас! Пристрелю, как собаку!
Галик усмехнулся:
- Один раз уже пытался. Хочешь стрелять, давай, стреляй. Легче от этого тебе всё равно не станет. Камень на спине только больше будет, прибьёт в итоге к земле. Да и на том свете, покоя не обретёшь. Так вижу, - он поправил рюкзак на плече, и развернувшись, заковылял по раскисшей дороге.
Выстрела он не слышал. Просто от сильного удара в спину упал вперёд лицом вниз, рюкзак отлетел в сторону. Боли не было. Только тело онемело почти полностью. Он с трудом перевернулся на спину, встать уже не мог. Сознание быстро оставляло его, где-то слышался, словно из трубы, лай собак. Взгляд затуманивался, но он успел заметить, что небо над ним очистилось от туч и между ними ярко горела полная серебряная луна, и поблескивала россыпь далёких звёзд. Он закрыл глаза и увидел… деда. Дед улыбался и шёл к нему по белоснежному полю, раскрыв объятия. Сзади за ним на одинокой сосне сидел большой чёрный ворон с яркими изумрудными глазами. Галик неуверенно сделал шаг навстречу.
…
Рация захрипела. Он услышал: «Бес! Ты там жив вообще?». Нажал на приём: «Вроде жив пока! Приём!». «Это Туман. Не могу полчаса до тебя пробиться». «Бывает. РЭБ. Помех и прочее». «Тут опорник наш накрыли. Есть «трёхсотые». На точку их вытащили. Эвакуация дальше нужна». «Принято. Выдвигаемся. Координаты дай». Через две минуты Бес с напарником выдвинулись с тележкой на маршрут. Он глянул на свои «Штурманские» часы. Фосфорные цифры показывали полдесятого вечера. Моросил холодный весенний дождь. Небо было затянуто облаками. Стояла темень, хоть глаз коли. Шли по маршрутизатору. Но был в этом и плюс, можно было не опасаться «дронов». Ноги хлюпали и вязли в раскисшей грязи. Идти было тяжело. Вдруг он почувствовал сильную дрожь на груди. Остановившись, он сунул руку внутрь под одежду, и нащупал амулет. Он сильно дрожал и вибрировал в ладони. Внезапно резкая боль, как от ожога пронзила её. Бес вскрикнул и дёрнул рукой, оборвав кожаный шнурок, на котором висел амулет. Амулет выскочил наружу и упал под ноги, в грязную лужу. Даже в мутной жиже было заметно, что коготь ярко светится красным светом. Он глянул на ладонь. Она вся была в крови. На местность опустилось большое серебряное пятно света. Бес поднял голову. Тучи разошлись и на небосводе ярко светила большая полная серебряная луна в окружении россыпи далёких звёзд. Он наклонился и вытащил из лужи амулет, крепко сжав его окровавленной ладонью. Подул лёгкий холодный ветерок.
Конец
апрель 2023 г. - январь 2024 г.
Колдун
© Copyright: Илай Илимар, 2024
Свидетельство о публикации №224021900800
Свидетельство о публикации №224021900800
Рецензии
Прекрасная повесть, всего в меру, и мистики, и реалий. Интересна мысль о неприятии большинством отличных от них людей с редкими аномальными способностями. Здесь весь букет негатива от страха, зависти до ненависти. Что еще любопытно, люди готовы верить и даже платить всяким экстрасенсам и прочим псевдомагам за их пророчества. Но если вдруг такие пророчества начинают сбываться, тут все - испуг и весь упомянутый букет. "ах обмануть меня нетрудно. я сам обманываться рад". Почему так?
Люди всегда жаждут чуда, но если оно свершается - сразу паника, страх.
Сюжет повести очень органичен, держит внимание, стиль ровный, читабельный. Спасибо за интересную повесть.
С уважением
Борис Крылов 21.02.2024 15:52 • Заявить о нарушении
Люди всегда жаждут чуда, но если оно свершается - сразу паника, страх.
Сюжет повести очень органичен, держит внимание, стиль ровный, читабельный. Спасибо за интересную повесть.
С уважением
Борис Крылов 21.02.2024 15:52 • Заявить о нарушении