Твой. Без цензуры... Глава 6
нечто абсолютно новое в сфере хирургии.
Он облачает самые сокровенные желания и эмоции в форму.
Каждая его выходка в стенах больницы — сенсация,
каждое сказанное им слово — резонанс,
каждая его операция — целое событие» (с)
«Может, со временем, я и научусь обращаться со студентами, — с досадой размышлял Гордеев, направляясь в холл с опросными листами, где его поджидали практиканты, — однако возня с ними мне вряд ли когда-нибудь доставит удовольствие».
Только сейчас до него дошло, что это за ответственность — быть куратором у группы, чей уровень знаний в плане медицины находился приблизительно на том же уровне, что и у выпускника циркового училища.
Ступив на территорию провинциального городишка, Гордеев ещё долго не мог свыкнуться к переменившейся за эти годы здешней атмосфере.
Жизнь здесь могла бы показаться ему вполне сносной, однако внутреннее чутье мужчине подсказывало, что надолго он здесь не задержится. Нравы, царившие в местном хирургическом центре, были далеко не его по нутру, но мириться с ними по собственной воле он тоже не собирался.
В больнице Гордеев чувствовал себя словно в исправительной колонии, где за пару месяцев ему нужно было вышколить борзых малолетних «койотов», которых деканат мединститута отправил отбывать сюда свой «срок». Да и сам хирургический центр, несмотря на недавний ремонт и приобретенные оборудования для отделения нейрохирургии, чем-то напоминал ему СИЗО, или, по меньшей мере, психушку для юродивых. Поэтому проводя столько времени с враждебно настроенными по отношению к нему пациентами, а теперь ещё и свалившимися на него как снег на голову студентами, Гордеев начал всерьёз переживать за свое психическое здоровье, опасаясь со временем и сам тронуться умом от такой работы.
Поэтому направляясь в тот день к своим подопечным, ему хотелось как можно скорее расправиться с процедурой распределения больных, и заняться наконец своими делами, не сразу признав в толпившихся в холле ребятах группу, у которой ещё относительно недавно проводил занятия, угрожая недопуском до зачета.
— Кто все эти люди? — с обреченным видом указало он на них проходившей мимо Ковалец.
— Александр Николаевич, это же ваши студенты! — насмешливо воскликнула женщина, поражаясь степени его забывчивости.
— Они напоминают мне кучу отморозков, — процедил «светило», отворачиваясь от неё и переводя взгляд уже на молодежь.
— Ну, извините, нормальные практиканты закончились! — завотделением развела руками в ответ, стремительно покидая его общество.
Наблюдая издалека за непосредственной возней практикантов, терпеливо ожидавших его появления в холле, Гордеев ещё раз убедился в том, что истинное призвание этой молодежи — лепка куличей в детской песочнице, а не лечение пациентов. И словно до последнего удерживаясь от соблазна вручить им вместо опросных листов лопатки с пластиковыми ведерками, а после отправить их в песочницу, мужчина развернул перед ним какой-то список, громко восклицая при этом:
— Так, разбираем пациентов…
Мгновенно отвлекшись от своих дел, группа внимательно уставилась на куратора, акцентируя внимание на его выражении лица.
— Ваша задача — опросить больного, поставить диагноз, назначить лечение, вот и, собственно говоря, все, — строго молвил Гордеев, обращаясь к ним, и прежде чем начать зачитывать вслух фамилии пациентов, подозвал к себе одного из практикантов: — Возьмите опросный лист, доктор Новиков. Я называю ваших больных, а вы запоминайте их фамилии. Повторять два раза не буду.
Подойдя к нему, Рудольф сделал все в точности так, как ему говорили. И приготовившись услышать фамилии своих первых больных, с удивлением уставился на Гордеева, который пробежавшись рассеянным взглядом по переданному ему старшей медсестрой списку, невольно побледнел.
Там были указаны такие фамилии, что в какой-то момент ему даже показалось, будто Тертель ему за что-то мстила, навязывая его практикантам весьма странных больных. Правда, когда она вручала ему этот список, то выглядела серьёзной как никогда ещё, даже не подозревая, какую свинью подкладывала своему коллеге.
Резкая смена настроения воинственно настроенного куратора не укрылась от бдительного взора Новикова. Но не до конца понимая, что именно происходило, он решил поинтересоваться, что послужило причиной его секундного замешательства, когда ранее от него нельзя было ожидать чего-то подобного. Проигнорировав вопрос практиканта, мужчина прочистил свое горло, и ещё раз судорожно сглотнув, зачитал вслух первые фамилии пациентов:
— Западловский Hолемоций Иванович, Бляхер… Мария Сергеевна…
Новикову показалось, будто он ослышался. Парень до последнего не верил, что ему хотели поручить больными именно с такими фамилиями. Но Гордеев даже не думал его разыграть. Среди студентов послышались отдельные смешки. Проигнорировав шум и ещё больше расправив перед собой лист, Гордеев как ни в чем не бывало продолжил, являя собой сегодня пример для подражания по части выдержки:
— Шняга Анна Викторовна…
Не выдержав, Смертин насмешливо переглянулся с Лобовым. Нет, Гордеев над ними точно издевается, назначая таких больных! Либо выпил, не успев до конца протрезветь, хотя не совсем походил на алкоголика.
С трудом справляясь с охватившим его приступом смеха, Глеб так и не смог ничего дельного ответить по этому вопросу одногруппнику. Ясно было одно: Гордеев был всерьёз настроен подсунуть им подобных больных, и с этим ничего нельзя было поделать.
— В общем, не стесняйтесь, доктор Новиков. Запоминайте «позывные» ваших больных, а лучше где-то запишите, — посоветовал ему «светило», вручая парню опросный лист. — Отныне они будут находиться сугубо под вашим контролем.
— А истории болезней где брать? — спросил у него Рудольф, как только ему удалось прийти в себя после озвученных им вслух фамилий.
— Истории болезней, доктор Новиков, вам никто не даст. Спрашивать буду по результатам опроса. Так, следующий… — Гордеев бросил строгий взгляд в сторону Фролова.
Научившись за время службы на медицинском поприще засыпать даже в позиции стоя, с появлением в его жизни Гордеева, с этой привычкой Николаю пришлось распрощаться. Раз и навсегда. Мужчина сильно сомневался, что «светило» разрешит ему дремать у себя на занятиях, специально делая все возможное, чтобы тот не скучал в подобные моменты.
Приблизительно догадываясь, каких больных хотел передать под его руководство Гордеев, Фролов неохотно к нему подошел. Обратив внимание на заспанный вид фельдшера, «светило» и тут умудрился его «подколоть», не изменяя своим привычкам даже здесь:
— Доктор Хроленко, доброе утречко! А теперь, ваша очередь.
И словно заранее предугадывая, в какой шок приведет практиканта фамилия его пациента, специально прочитывал её по слогам:
— Запоминайте: Сука-сян Раз-мик Арша-луйсо-вич…
— Сука что? — переспросил его фельдшер, решив, что ему померещилось спросонья что-то не то. Его вопрос вызвал у одногруппников новый приступ смеха.
— Не Сука-что, а Сукасян! — вспылил Гордеев. — Это фамилия вашего больного, доктор Хроленко! Проснитесь, в конце концов! Хотя кому я все это диктую? — И тут же бросив свирепый взгляд в сторону группы, строго добавил: — Ещё одно слово с задней площадки, и я точно надаю кому-то по ушам!
Если бы он знал, кто составлял этот список, мало бы такому человеку не показалось.
— А теперь я назову ваших пациентов, доктор Рудаковский, — обратился он к ещё одному практиканту. — Слушайте и запоминайте. Повторяться не буду.
Не успев толком оклематься после недавнего похода на кладбище, парень до сих пор имел растерянный вид, едва вникая в то, что говорил ему куратор. Кажется, мысленно он все ещё находился там, на кладбище, беседуя с угрожавшим ему незнакомцем.
==
— Педин Алексей Решетович, Голубой… Вячеслав Геевич… — запнувшись на полуслове, Гордеев перечислил вслух «позывные» представителей нетрадиционной ориентации, которым тоже надо было оказывать медицинские услуги как простым гражданам, несмотря на их непростую по жизни позицию.
«Н-да… Ну и фамилии! — почесав подбородок, мысленно ругался мужчина, не отрывая своего взгляда от злосчастного списка. — Сплошные маты и нецензурщина. И где только Тертель понабирала таких экземпляров?!»
Гордеев не понимал, каким образом все эти люди попали именно в здешний хирургический центр. Это точно были местные жители? А может они ехали на фестиваль, устроенный в честь ЛГТБ-сообщества, и просто решили здесь остановиться, чтобы отдохнуть и накопить силы для дальнейшего странствования?! Однако как бы там все ни было на самом деле, врачебная этика вынуждала его хранить невозмутимость перед практикантами.
Он должен был оставаться для них примером по части этики и профессионализма. Тем не менее чтение фамилий пациентов ненадолго выбило из колеи даже такого как он, несмотря на все свои попытки сохранить серьёзную мину при плохой игре. А вернуться обратно в привычный образ было не так уже и просто, как это могло показаться на первый взгляд.
— Ку-укарека Андрей Васильевич… — окончательно оконфузившись, «светило» с трудом дочитал первую страницу списка, переводя взгляд на ошеломленного практиканта. У последнего глаза полезли на лоб от услышанного.
Впрочем, последнюю фамилию больного Рудаковский все равно не расслышал: голос куратора утонул в волне очередного приступа оглушительного хохота группы, который уже ничем нельзя было остановить.
«За что мне это все?» — выражение лица практиканта говорило само за себя. Рудаковский, казалось, был готов провалиться сквозь землю от стыда, когда получив от куратора опросный лист, он вопросительно уставился на мужчину, не решаясь задать ему один «деликатный» вопрос.
— Александр Николаевич…
— Я вас слушаю, — отозвался Гордеев, не ожидая услышать от него ничего нового.
— А как мне заходить в палату к «голубым»?
— Как к обычным больным, — спокойно бросил тот, приступая к чтению новых фамилий, однако успев заметить, с каким испугом взирает на него ошеломленный студент, впервые имея дело с людьми нетрадиционной ориентации, поспешил по-своему его успокоить:— Не беспокойтесь, доктор Рудаковский, содомиты — тоже люди.
Он тоже терпеть не мог извращенцев, но конкретно в данном случае ничего не мог с этим поделать. «Голубые» тоже болели, и их должен был кто-то лечить.
Анатолию Смертину попались Торчок Аркадий Геннадьевич, Стрем Вера Михайловна и Жмурик Василий Иванович. «Подобное» притянулось «подобному», и ничего удивительного в этом не было.
Лобову-младшему, в отличие от других, с пациентами повезло чуть больше. Ему достался всего лишь один Латухин. Это, конечно, не Сукасяна какого-то с Нолемоцием курировать, и уж тем более не Кукареку, но сам факт, что Гордеев доверил ему почему-то только одного больного, когда у других было по несколько штук на рыло, вызывало у парня смутное подозрение. И если бы знал заранее, с каким неадекватным пациентом ему придется иметь дело, то охотно взял бы себе Нолемоция или того же Западловского, спихнув Латухина на Капустину или другого одногруппника. Не выдержав, он все-таки решил поинтересоваться у куратора подобным положением дел.
— Доктор Глобов, вы для начала вылечите хотя бы этого несчастного, — пояснил ему «светило», нарочно коверкая его фамилию, как и фамилию Фролова, без конца называя последнего «доктором Хроленко». — А за «добавкой» придете попозже. Когда я воочию удостоверюсь, что с Латухиным все в порядке и он даже умудрился выжить после вашего некомпетентного вмешательства в ход его обычного лечения.
На самом деле Гордеев вовсе не хотел назначать ему больных. Но раз сам сын главврача захотел кого-то вылечить, пусть и не совсем был предназначен к подобным деяниям, то кто он, в конце концов, такой, чтобы отказывать ему в подобной просьбе? Пусть лечит этого типа сколько душе угодно! Тем более кем-кем, а Латухиным пожертвовать ради такого случая было не жалко. И немало наслышавшись от Тертель о крутом нраве этого больного, Гордеев прекрасно понимал скептический настрой старшей медсестры. Такой пациент если и помрет, то его хотя бы будет не жалко потерять в процессе некомпетентного лечения.
— Но если вас что-то не устраивает, — добавил он, перехватывая полный недовольства взгляд практиканта, — я могу забрать парочку больных у ваших коллег и передать их вам.
В ответ парень отрицательно кивнул. Одного пациента ему хватало с головой. Просто он ещё не успел оценить своего более выигрышного на фоне остальных положения. И когда Гордеев, удовлетворенный тем, что ему там быстро удалось угомонить главврачевского сынка, опять перешел к цитированию оставшихся фамилий «бесхозных» пациентов, стоило ему развернуть список, как до его слуха донесся еле слышный, но вполне отчетливый женский голос:
— Александр Николаевич, а как же я?
Оторвавшись от листа бумаги, он увидел перед собой растерянно взиравшую на него девушку, чьи карие глаза показались ему довольно знакомыми.
— Не понял. А вы простите, кто?
— Валерия Чехова, — кивнула она, выступая вперед и отделяясь от общей массы одногруппников. — Я тоже прохожу практику в этой группе.
— Хм, вот как?!
Окончательно растерявшись, Гордеев в замешательстве почесал свой затылок. Складывалось впечатление, будто он только сейчас обнаружил её присутствие, распределив пациентов так, что этой юной девушке совсем ничего не досталось. И всеми силами намереваясь избежать очередного конфуза, собравшись с мыслями, мужчина начал быстро соображать по ходу дела:
— А то я удивляюсь, что ваше лицо мне кажется знакомым.… Как будто я мог вас где-то раньше видеть. И кажется на своих занятиях! Но раз вы тоже здесь, я назначу вам, пожалуй, вот таких больных, — вновь опустив взгляд, он прочитал вслух следующие фамилии: — Легавый Роман Николаевич, Дедюшкина Ахулия Васильевна, Стукач Роман Николаевич и Жлоб Иван Антонович. Запомнили?
— А? — только и успела пролепетать Чехова, услышав из всего списка фамилию «Дедюшкина». Гордеев посмотрел на неё в упор.
— Доктор Чехова… — невольно вырвалось у него.
— Да, Александр Николаевич, — обратила она на мужчину свой слегка затуманенный взор.
— Вы случайно не родственница… доктора Хроленко?! — кивнул он в сторону потерянного Фролова. — А то у меня начинает складываться впечатление, будто вы передаете друг другу эстафету в плане «спячки» на моих занятиях.
Не в состоянии угомониться, он тут же попросил её перечислить вслух фамилии своих больных, но не успев ничего толком запомнить из зачитанного им вслух списка, Валерия лишь виновато улыбнулась в ответ. Пожав плечами, Гордеев горестно вздохнул.
— Если во время операции вы будете тоже смотреть на меня так в качестве ассистента вместо того, чтобы вовремя передать мне нужный инструмент, боюсь, наш с вами больной скончается в муках, так и не придя в себя. А вы ведь понимаете, что это означает?
Девушка машинально кивнула она, недоумевая с причины взвинченности куратора. Получив задание, практиканты расходились по своим больным, покидая холл, и все ещё пребывая под впечатлением нападок на неё со стороны «светилы», Валерия тщетно пыталась найти в его замечании сакральный смысл, не заметив, как её догнал Глеб, как бы невзначай касаясь её руки.
— Эх, повезло тебе, «сестренка» с пациентами, — протянул он, подмигивая ей украдкой.
Чехова лишь равнодушно кивнула в ответ, не понимая, чего он хотел от неё в этот раз.
— Но если ты до сих пор переживаешь, что тебе так и не удалось запомнить фамилии своих больных, я могу оказать тебе услугу и озвучить их полностью. Моя память будет получше твоей. — Он запомнил их не потому, что действительно хотел ей помочь, а потому что данный казус произошел с ним вопреки его собственным ожиданиям. Уж больно необычно выглядели нынешних фамилии пациентов на фоне ординарных «Сидоровых» и «Ивановых». — Но с одним условием, — добавил парень, переходя на елейный тон, что моментально вызвало у его спутницы отторжение.
Хмуро покосившись на него, Чехова отклонила его просьбу. Знала она эти «условия»… Потому и не спешила обращаться к нему за помощью. Другое дело — Рудаковский. Этого всегда можно было «использовать» в своих целях, диктуя ему свои правила. Чего, к сожалению, она была не в состоянии осуществить по отношению к сводному брату.
Немного позже к Рудаковскому, (по его же инициативе), перекочевала часть состава её больных. Перед уходом с больницы он ей так и сказал, что «Стукача» и «Легавого» берет на себя. Кажется, Вовка был готов пойти на что угодно, лишь бы избавиться от навязанных ему Гордеевым «голубых» и начать курировать нормальных людей. С точки зрения ориентации.
Оставив «сестренку» в покое и позволив ей проследовать по коридору дальше в одиночестве, Глеб остановился на полпути, о чем-то придумавшись. Да, сегодня Чехова вела себя очень странно. Нет, за ней, конечно, раньше водилось подобное, но игнорировать реальность до такой степени, чтобы не слышать самого Гордеева… Это было впервые.
С ней определенно творилось что-то не то. Но что именно, о том он пока не имел ни малейшего представления. Ему самому только с третьей попытки удалось до неё «достучаться», предлагая свою помощь. А она как всегда отказалась, виляя перед ним «хвостом».
Все же Гордеев правильно сделал, нагрузив её такими больными. Пусть знает свое место! Вот только его самого куда больше волновал вопрос не душевного состояния недоступной «сестренки», а уязвленное самолюбие. Ведь Чехова в который раз соизволила отвергнуть его помощь! Разумеется, не бесплатную.
Ничего, в следующий раз он к ней точно не подойдет. Пусть сама выкручивается из неприятностей как умеет или подключает Рудаковского. Он ей помогать больше не будет. Наоборот, постарается сделать все от него возможное, что подпортить ей жизнь. На что-то другое она просто не заслуживала.
И довольный тем, как непросто все складывается у этой девушки, сжимая в руках опросный лист, направился себе дальше по коридору, держа путь в палату к своему больному, которого младший медперсонал больницы обходил десятой дорогой.
Глава 7
http://proza.ru/2024/02/20/727
===============================
ПЕРСОНАЖИ
ГОРДЕЕВ
http://proza.ru/2024/02/19/935
ГЛЕБ
http://proza.ru/2024/02/19/948
ВАЛЕРИЯ ЧЕХОВА
http://proza.ru/2024/02/19/955
ТОЛИК
http://proza.ru/2024/02/19/965
РУДАКОВСКИЙ
http://proza.ru/2024/02/19/972
СТЕПАНЮГА
http://proza.ru/2024/02/19/977
Свидетельство о публикации №224021900927