Лешка

      Вот уже час он поднимался по таежной тропе. С тяжелого
похмелья гудело в голове, каждый шаг отдавался нестерпимой болью. На душе было муторно, какое-то чувство, похожее на раскаяние, томило его. Так было почти всегда.
      А пил Лешка часто и дико. По природе своей он не был отчаянным
рубахой парнем, заводилой, вожаком. Не шла за ним ватага
лихих парней, готовых за своего лидера любого измолотить
до полусмерти. Трезвым, он более походил на скромного,
простого парня, и только более внимательный взгляд замечал его быстро бегающие глаза, неопределенного цвета.               

     Когда подходил очередной период запоя он начинал чувствовать какое-то беспокойство, щемящую пустоту внутри
себя, которую надо было чем-то заполнить. И он знал чем.
В такие моменты вся его энергия, вся работа мозга была
направлена на одно, где достать деньги и водку. В это время
он был страшен, даже не страшен, а страшно подл. Не бывало такой подлости, какой он мог бы не совершить.

     Все, что будет потом, это потом. Сейчас нужны деньги, водка любой
ценой. Блудливые глаза переставали бегать и загорались
одержимой решительностью.
Запой проходил, он трезвел и новые муки одолевали
его-муки ожидания расплаты. Лешка в душе был страшным
трусом. Не раз жестоко бит за воровство, но когда расплата не настигала его, к нему быстро возвращалось душевное равновесие.

    Муки совести не тяготили. Однако два года, проведенные в заключении, насторожили его, слишком несладка оказалась там жизнь и жестоки обитатели ее.
 А попался Лешка до смешного нелепо. Причиной явились два мешка
стеклотары, позаимствованные им с дружком со двора продовольственного магазина. Теперь очередной запой ожидал со страхом и, насколько был способен, старался сдерживать себя. Трезвея, мучительно соображал, сколь велика будет
расплата.

    Тропа медленно, почти незаметно пошла на подъем. Солнце припекало, чугунно гудела голова. Рот был забит тягучей,
вязкой слюной, легкий рюкзак, в котором сиротливо качались пять буханок хлеба, давил пудовой тяжестью. Но не физические муки сгибали сгорбленные Лешкины плечи.

    Там на хребте, в кедровнике, его ждет бригада заготовителей. На таборе кончились продукты, и он, Лешка, был командирован в
поселок. За три дня, проведенные в поселке, деньги, собранные на продукты катастрофически растаяли, и когда Лешка
опомнился, в кармане нашлось всего несколько смятых рублей.

    Люди в бригаде хоть и знакомы, но по таежному решительны, и все его тело ощущало тяжесть предстоящего "разговора". Надо было что-нибудь придумать, но голова отупела от боли. Саднящая боль в ободранной ноге напоминала о
разбитом мотоцикле, оставленном прямо на дороге невдалеке от начала тропы.

    Выходя из кедровника, Лешка опытным
взглядом обнаружил припрятанный близ тропы мотоцикл и
позаимствовал его. На обратном пути, не справившись с рулем, он перевернулся и искореженный мотоцикл остался посреди дороги. Не было сил стащить его на обочину или спрятать в кустах. Да в этом и не было нужды, в поселке видели
его, лихо поднимавшего уличную пыль, и хозяин мотоцикла,
беспечно молотящий орехи на перевале, будет осведомлен
обо всем до мельчайших подробностей.

    Физические и душевные муки вконец измотали Лешку.
Выбрав место под тенью густого кедра, он сбросил ненавистный рюкзак и с наслаждением повалился на прохладные листья бадана. Мысль по-прежнему мучительно искала выхода,
но ничего вразумительного в голову не приходило.

    Чувство недовольства собой все глубже овладело им. Это было новое
чувство, и он с удивлением прислушивался к нему. Лешка вспомнил свое детство, маленькую, забитую мать, ее всегда
испуганные глаза. Вспомнил всю свою пустую, никчемную,
безалаберную жизнь и так расчувствовался, что едва ли не
слеза выкатилась из его глаз. Нет, это просто соринка упала с
кедра и раздражает их.

    Солнце перекатилось на вторую половину неба и отодвинуло от Лешки тень. Делать нечего, все равно надо идти. Он медленно поднялся с листьев и с тоской посмотрел на поднимающуюся вверх тропу. Что ждет его в конце этой тропы? Примерно он представлял.

    Медленно повернувшись, он протянул руку к рюкзаку и...почувствовал, как испарина выступила на животе. Внизу, на тропе, метрах в ста, стоял
некрупный медведь и настороженно смотрел на него. Ноги
вмиг ослабели, руки забила мелкая дрожь.

    Стараясь не смотреть на неподвижную, страшную фигуру медведя, Лешка
медленно встал и пошел вверх по тропе, на ходу одевая рюкзак, проклиная свою легкомысленную беспечность, что уходя, не засунул за голенище сапога свой нож. Успокоило то,что медведей здесь давно не видели и не слышали.

   Пройдя метров двадцать, Лешка не выдержал напряжения и оглянулся, медведь шел за ним ускоренным шагом, заметно сократив
расстояние, отчетливо была видна решимость его горящих
глаз. Нервы у Лешки не выдержали и, подвывая от страха, он
рванулся по тропе. Оглянувшись через мгновение, он увидел, что медведь перешел на решительный галоп.

   Сбросив рюкзак, Лешка в ужасе летел по тропе всей кожей ощущая
приближение страшного врага и уже слыша хруст раздираемой собственной плоти. Что-то рвалось у него из груди, и не
в силах больше сдерживаться, он понял, что из горла у него
рвется бесконечный, душераздирающий вопль.

   Чувствуя уже на спине дыхание зверя, Лешка резко повернулся и инстинктивно выбросил руки вперед, защищаясь. Сзади никого не было, метров в сорока медведь остановился у упавшего
рюкзака и настороженно обнюхивал его. Еще не веря этому,Лешка вновь ринулся по тропе.

   Расцарапанный до крови острыми сучьями, исхлестанный колючей хвоей, задыхающийся, из последних сил, но не сбавляя скорости, он бежал
вверх. Туда, к ним, к людям, они спасут. Он расскажет им все,
они поймут, они простят.
   
   -Орехи продам, куплю запчасти к мотоциклу. Нет, куплю
новый и отдам. Лишь бы успеть! Лишь бы не догнал! Проклятая тайга! Проклятая жизнь! Все! Брошу пить. Пойду работать. Лишь бы не догнал...

    Сил больше не осталось когда он увидел дым костра и
людей. Ему еще казалось, что он бежит, но на самом деле он
едва шел на подгибающихся ногах. Все еще опасаясь страшной погони,до конца не веря своему спасению, он из последних сил крикнул и упал в прелую шелуху орехового отсева.

    Как сладко пахли эти гниющие остатки. Подняв голову, он
увидел бегущих к нему людей, и слезы благодарности градом
хлынули из его глаз. Как он любил их в эту минуту.