Лилька

                ...ЛИЛЬКА...

- Лилька, просыпайся! Просыпайся, тебе говорят!
- Да, да, мамочка, уже встаю, — девочка перевернулась на другой бок, но глаз так и не открыла.
Мать подошла и решительно потрясла дочь за плечо.
- Вставай, я говорю! Я на причал, кунгасы с ночного лова встречать. Борщ на плите, Зина проснется, умоешь, накормишь. В хате уберись. Да смотри, если узнаю, что ты опять ее у соседей оставила, а сама гулять закатилась… Дедовской палки отведаешь…
Хлопнула дверь, мать ушла на работу.
Рыбколхоз имени Микояна, где мать числилась председателем сельсовета, удобно расположился в распадке на берегу бухты Тазгоу. Тазгоу по китайски  «тазовская речка». Тазы - коренной народ Приморья, от смешения удэгейцев и нанайцев с китайцами.
Колхоз большой, не бедный. В нем сельский Совет, больница, клуб, семилетняя школа, ясли, магазин, столовая, пекарня, сапожная мастерская, парикмахерская и даже пожарная часть. Когда то, в прежние времена, здесь жили большие корейские семьи, занимались ловлей краба, морской капусты, гребешка. Рыбу добывали на парусных шаландах. Приехавшие со временем русские переселенцы присматривались, как жили корейцы, как обрабатывали землю, как ловили рыбу. Постепенно укрепились на незнакомой приморской земле.
В 1937 году, по приказу товарища Сталина, всех корейцев выселили — кого в Корею, а кого и в северный Казахстан. Старожилы рассказывали, вой над селом стоял страшный. Приехали энкавэдэшники на многих грузовиках. Установка простая. Если кореец (мужчина, женщина, ребенок) — берешь вещи, сколько в руках поместится — и в грузовик. Если смешанная семья — по желанию. Хочешь — отправляйся вместе с мужем (женой) в далекие страны. Не желаешь — оставайся. Дети тоже  - или с мамой, или с отцом. Ехать в чужую нищую Корею, или в суровый Казахстан никто не хотел. Но как детей с матерью разлучишь…  Оттого и кричали все.
На освободившиеся земли (и море) завезли переселенцев из России, в основном семьи каспийских  рыбаков. Те ехали охотно — платили хорошие подъемные, везли тоже за государственный счет. Правда, в общих вагонах, но зато весь скарб можно было с собой… Иные даже камни (гнет для засолки капусты) с собой прихватывали. Кто знает, земли чужие… Так и появился в Сучанском районе Приморского края новый рыболовный колхоз.
Лилька еще понежилась в кровати, потом решительно встала, потянулась. Платье ситцевое легкое, застиранное, накинула. На двор бежать не хотелось, присела на ведро. Подошла к печке, на печи стояла замотанная полотенцем, вкусно пахнущая кастрюля. Лилька открыла крышку, постояла в задумчивости, взяла поварешку, быстро смела с поверхности борща все шкварки и решительно отправила в рот. Отправилась к рукомойнику, посмотрела в висевшее над ним треснувшее зеркало. Рыжая девчонка, с веснушками. большой рот.
- Чего ко мне мальчишки пристают…
На улице стало совсем светло. Летнее, яркое солнце уже выкатилось из-за сопки. Лилька посмотрела на спящую сестру. Та просыпаться не собиралась, а мать строго-настрого запретила будить.
Лилька не то чтобы не любила младшую сестренку, но мешала она ей сильно. Лето, каникулы, сейчас бы на море за ракушками, в сопки за ягодой — а тут сиди, жди. Потом проснется, хныкать начнет - умывай ее, одевай, косички заплетай, корми. А потом весь день таскай ее за собой… В сопки, на крутой склон, она не годится, а на закорки тяжело. И в море далеко не заплывешь — следи, чтобы в воду не полезла. А то на качели запросится, на карусель или в песочницу… Будто на берегу ей песка мало. Песок на берегу Тазгоу замечательный — белый, крупный. Много его — ветер целые барханы наметает. В бухту стада корюшки заходят, селедка на ламинарию икру мечет. Ракушек всяких полно: гребешок, песчанка, мидия. Морским огурцом — черным, пупырчатым, скользким, противным — все дно усеяно. По колено в воду зайди — и вот он, об ноги трется. Но Лилькина мама трепангом брезгует. Да и никто из русских его не ест. Вот у Вана мама очень хорошо его готовит. С луком, перцем и мелко наструганной свининой.
Ван — это Лилькин дружок. Кореец. Отец его — Пак,  Ван Ваныч (так его на русский манер называли) в колхозе лучший рыбак, бригадир на баркасе. Мать Лильке рассказывала — когда солдаты  корейцев забирали — Ван Ваныч с женой в тайгу ушел. Избу оставил, вещи все. Младший Ван еще не родился тогда. Чекисты поискали немного, да и уехали. Где человека в тайге найдешь. Ушли за черемшой и пропали. Может медведь заломал, или тигру сильно голодному попались. Пак с женой через несколько дней вернулся. Мать Лилькина, как председатель сельсовета, в район доносить не стала. Никому такого знающего рыбака терять не хочется. Но и в селе жить не разрешила.
Поселился отец Вана за перевалом, в Малом Тазгоу. Вану в школу приходилось ходить далеко.  В Большой Тазгоу вели две дороги — верхняя и нижняя. Если спешил - шел по нижней дороге, по берегу моря. В шторм или по настроению он шел по верхней - через Фазанью падь, мимо мыса Трех братьев, пограничной заставы и бывшей колонии прокаженных. Колонию убрали еще до войны, но про это страшное место Вану рассказывала мама — как она каждый день ходила мимо «дома ленивой смерти», а прокаженные стаяли у ворот. Как их львиные лица, покрытые буграми, улыбались раздутыми губами. И не говорили ничего. И не просили ни о чем.
Ван Пак не стал строить на новом месте русскую избу.  Сельсовет не мог ему никак помочь, и он построил в Малом Тазгоу настоящую корейскую фанзу.
Получился небольшой домик с соломенными, обмазанными глиной стенами и двухскатной крышей, тоже из соломы. Входная дверь вела прямо на кухню, а в ней очаг, от которого дым шел через дымоход вдоль стен и согревал тёплые широкие нары - каны.  Дымоход выходил наружу в невысокую трубу в стороне от фанзы. 
Лильке нравилось бывать в гостях у Вана, нравилась еда, которой ее угощала добрая, молчаливая мать Вана — тетя Джи Мин. Ей нравился жареный папоротник, морские водоросли с ракушками, рис с рыбой и кимчи — такая солено-маринованная капуста со специями.
Печки в родителей Вана не было. На особое возвышение в центре кухни  (угольник) высыпались горящие угли На них подогревали воду, готовили рис, жарили рыбу. И отец Вана прикуривал свою трубочку обязательно от них.
Девочка вспомнила про Вана и решила выглянуть на улицу — а вдруг верный друг уже пришел и ждет ее. Открыла дверь и точно — Ван сидел на маленькой скамейке у плетеной ограды и сосредоточенно стругал веточку ножом. Одет он был в точности как его отец - в штаны из небеленой ткани, перевязанные у щиколотки черной ленточкой, узкую рубаху и соломенные туфли. Лилька потихоньку, на цыпочках, подошли к другу и осторожно присела рядом. Ван и ухом не повел — только скосил черный глаз.
- Здравствуй, Ваня.
- Меня зовут Ван.
- Какая разница?
- Большая. У нас в роду всех мужчин Ванами называют. Куда пойдем сегодня?
- На заставе сегодня новый фильм показывают. «Тринадцать» называется. Про пограничников.
Ребята любили холить ка заставу. На фильмы ребят пускали свободно.  Лильке очень нравился начальник заставы. Нравились его аккуратная прическа, ладно сидящий мундир и особенно черные, всегда блестящие сапоги. Таких в поселке ни у кого не было. Очень не нравилась Лильке жена начальника заставы. Одевалась она так, как никто из поселковых женщин не одевался. Даже Лилькина мама. А она была статной, красивой женщиной. Но в туфлях появлялась редко. Все больше в сапожках резиновых. Жена старшего лейтенанта погранвойск всегда на людях в туфельках, костюмчик на ней аккуратный и, главное, прическа!
- Как она ее делает!? - злилась Татьяна Петровна. Татьяна Петровна — так звали Лилькину маму. - Много о себе полагает. Подумаешь, ленинградка какая…
Лилька мать понимала.
- Да, Ваня… Ван! На фильм пойдем обязательно. Лилька помолчала.
- Послушай! Это очень хорошо, что у нас застава  есть. Но сколько я здесь живу, никогда ни о каких шпионах и нарушителях не слышала!
- Сколько ты здесь живешь? - Улыбнулся Ван. - Мне отец рассказывал… Ван наклонил голову и замолк.
- Ну что ты замолчал! Что молчишь? - затормошила его любопытная Лилька, - начал, так продолжай!
- Давно это было. Еще до войны. Жила в поселке одинокая старуха Цхай. И вот однажды привела она в прокаженную колонию своего, как она сказала, внука. Из города привезла, говорит. Проказой болен. Одет в какое то рванье, на лице красные пятна… Смотрит волком. На вид лет тринадцать, четырнадцать. Только врач Николай Николаич хотел его осмотреть — так он из рук старухи вырвался и на высокое дерево, на самую макушку залез. И не спускается, как его не зовут. Три для на дереве просидел. Спускался только тогда, когда старуха ему поесть приносила. Посмотри, вокруг никого нет, спустится, все проглотит и снова на дерево. А на четвертый день исчез. А на пятый день его пограничники нашли. Опять сидел на дереве, прямо над бухтой и что-то на бумаге рисовал.
- А что же он там рисовал, Ван?
- Военные фортификации, - важно ответил мальчик.
- Да какае же у нас фор-ти-фи-ка-ции. Два бетонных дота полузаваленных… Да там давно уже никого нет.
- До войны были.
- Надо же.  Совсем мальчик и уже шпион…
- Да мальчик он был вовсе. Взрослый мужик. Японцы все маленького роста. Ну ладно. Хватит про шпионов. Что делать то будем? Мне вообще то отец на причал велел идти. Помочь рыбу отцеплять. Ван похлопал рукой по маленькой скамеечке. - Ивася ночью много взяли.
- Нельзя мне никуда, пока Зинка не проснется.  Да еще дядька Ленька сегодня на пассажирском приходит. Может пряников привезет. А может, - девочка шумно сглотнула, — и конфет шоколадных.
Дядька Ленька работал радистом на пассажирском катере «Изумруд», развозившем пассажиров от Находки по всему приморскому побережью. Маленькое суденышко, полученное после войны от Японии по репарациям, бойко  бегало в каботаже и очень выручало жителей побережья. Судовой радист Леонид Бойко часто бывал в Тазгоу и пленился красотой и статью Татьяны Петровны. Каждый его приход был маленьким праздником — он никогда не забывал про Лильку и особенно про маленькую Зину.
Отца Лилька не знала и не помнила. На вопросы об отце мать сразу начинала кричать и могла по затылку треснуть. Соседка тетя Глаша сказала Лильке, что отец у нее из «верботы.
Таких завербованных на сезон, «на путину», много было в деревне. Они приезжали и уезжали, на их место приходили новые. Отцом Зины, как  догадывалась Лилька, был дядька Ленька.
В доме тоненько заплакала Зина.
Лилька легко поднялась и убежала в избу. Ван остался ждать на скамеечке и слышал, как из дома доносились суровые Лилькины команды и Зинкин плач.
Наконец дверь дома отворилась и на пороге появилась Лилька с сестренкой. Зина уже не плакала, наоборот, глазки ее радостно сияли. Она знала, что сестра непременно возьмет ее с собой и очень этому радовалась. Увидев Вана, она заулыбалась и, подбежав к наму, уткнулась лицом в колени. Вана Зина любила. Он никогда на нее не кричал и всегда брал на руки, если устанет.
- Ну, что. Пойдем на море, искупаемся, пока не жарко.
Но тут из-за плетня неожиданно вылез рыжий Борька Клюев. Он жил в соседнем доме и тоже был сыном рыбака.
- Здорово, ребята! - преувеличенно бодро крикнул он. - На море собрались? Возьмите меня с собой!
Лилька пренебрежительно скривила рот. Борьку она терпеть не могла. На море он всегда подныривал и пытался стащить с Лильки трусы. И за грудь хватал. Ван даже немного поколотил его за это .
- Ребята, возьмите меня, - униженно просил рыжий Борька. -  Я не буду больше…
- Хромай отсюда. С тобой никто дружить не хочет. И мы не будем.
- Ну возьмите. Что вам стоит…
- Тебе сказано, уходи, - спокойно произнес Ван.
Борька отбежал к калитке своего дома и что то злобно закричал, кривляясь.
- Пойдем, Лиля. Море не ждет. - Ван взял Зину за руку и они отправились.
Хорошо ребята накупались. Даже маленькая Зина под присмотром Вана поплескалась на мелководье. Ван наловил песчанок, развел костерок, поставил на угли железный лист (ржавого железа много валялось на берегу), подождал, пока ракушки на раскаленном железе откроются. Потом двумя палочками осторожно перенес их на плоский камень. Очень вкусно получилось. Особенно с соевым соусом, склянку с которым Ван достал из своих необъятных карманов.
Песчанка нравилась Лильке своей хитростью. Сидит себе в песке, только две дырочки наружу. Подплывешь к ней— она свои отверстия закрывает — фонтанчик песка поднимается. Вот тут острой палочкой или обломанной веткой надо ее выковыривать. Потому что на месте она не стоит — в сторону уходит. Мидию добывать легче. Все камни усыпаны на мелководье. Но песчанка вкуснее.
Отдохнули ребята, на солнце погрелись, и на причал засобирались. Зина сначала захныкала, но хитрая сестра ей вовремя про конфеты напомнила. Зиночка обрадовалась, в ладоши захлопала.
На причал пришли, «Изумруд» уже швартуется, на палубе пассажиры толпятся, дядька Ленька с с мостика рукой машет. И Лилькина мама на причале ждет. Иван Иваныч рядом с ней. Татьяна Петровна на Лильку прищурилась.
- Дома порядок, надеюсь?
- Конечно, - легко соврала Лилька.
Иван Иваныч - на его седой редкой бороде блестела рыбья чешуя - тоже на сына строго посмотрел.
- Ты почему на причал не явился?
Ван потупил голову. Скамеечку держал в руках.
- Не ругайтесь, Ван Ваныч, он моей дочке помогал, - Лилькина мама хорошо к Вану относилась.
Катер пришвартовался, народ по узкому трапу на берег хлынул. Встречающие им навстречу. Вроде Находка и недалеко, а для жителя села за тремя перевалами — целое путешествие. Так и говорили: «Поехал на материк»
Дядька Ленька на причал выскочил, Зину на руки взял, в воздух несколько раз подкинул. Лильку ласково по голове потрепал, в руки большой бумажный пакет сунул. Мать опять строго на Лильку посмотрела.
- Смотри у меня, - говорил ее взгляд. А что Лильке смотреть — она на ощупь чувствовала — не только пряники в кульке. А уж она своего не упустит.
- Меня  не ждите, идите домой. Татьяна Петровна взяла Леонида Бойко под руку и они отправились на катер.
Пронзительно и резко раздался визг тормозов и из клубов пыла появился «газик» командира заставы. Из «газика» выскочил старший лейтенант. Быстро подошел к Татьяне Петровне, шепнул ей на ухо и они быстро пошли на катер. За ними торопливо засеменил судовой радист. Через минуту на палубе появился капитан и стал отдавать команды.
- Палубной команде по местам на отшвартовку! Уходим! Пассажиров и груза не берем! Трап убрать!
= Народ на пристани возроптал. Но начальник заставы вместе с Тамарой Петровной был уже на берегу и поднял руку вверх.
- Товарищи, —  скомандовал он, — получено штормовое предупреждение! Сильное землетрясение в районе Курильских островов! Не исключена возможность цунами. Сейчас всем быстро домой, взять только необходимое: документы, теплые вещи и немного еды. Взять и бегом в сопки. Я отдал распоряжение на заставе — солдаты помогут больным и немощным.
Народ оторопело молчал. Катер, отчаянно дымя трубой, задним ходом отваливал от пристани.
- Смотрите, вода уходит, — крикнул кто в толпе. И действительно, вода медленно отступала, обнажая черные, заросшие мидиями причальные сваи.
Кунгасы! Кунгасы на берегу! - Не своим голосом  закричал Ван Ваныч и, прихрамывая на больную ногу, побежал к рыборазделочному цеху. Возле него, прямо на песке, стояли плоскодонные баркасы.
Когда цунами, судам нужно уходить в открытое море. Там волна почти не заметна.  Свою адскую силу она проявляет в закрытых, мелководных бухтах. Такой бухтой была бухта Тазгоу.
Ван побежал вместе с отцом. Ван Ваныч остановился, крепко взял сына за плечо.
- Сынок, беги к маме, соберите там что и на перевал. Быстро. Очень быстро
Младший Ван посмотрел на отца, кивнул головой и помчался по берегу моря.
Вода уходила стремительно. У рыборазделочного цеха суетились люди, пытаясь столкнуть баркасы в отступающую воду.
- Домой никому не заходить, все к подножию на сопку! Я с солдатами всех выведу!
Лейтенанта мало кто послушал. В бедных домах осталось самое дорогое — дети, родители, какие то скудные сбережения.
Лилькина мама остановилась, поставила Зину на землю.
- Лиля, бегите с Зиночкой на сопку, а я домой, на секунду. Там документы, печать колхозная…
- Мамочка, не ходи — отчаянно крикнула Лилька. Зина заплакала.
- Бегите, я кому сказала.
И они побежали.
У подножия сопки уже собралась небольшая толпа. Некоторые с огромными узлами и мешками. По узкой тропинке наверх никто не шел. Все чего то ждали. Подлетел «газик», весь облепленный людьми. Из него выскочил красный и злой сержант.
- Кому велено, всем наверх!
- Да мы своих ждем…
- Всех вывезем, сказано вам!
«Газик» развернулся и умчался в поселок. Подходили все новые и новые люди, сопровождаемые солдатами. Некоторых пограничники несли на руках. Народ не  спеша потянулся в сопку, но отдельные, особенно те, кто с мешками, не тронулись с места. С надеждой смотрели в сторону моря.
Вдруг линия горизонта зашевелилась, приподнялась и начала изгибаться. Всего за несколько секунд она превратилась в огромную, стремительно приближающуюся к берегу волну.  Волна поднялась до такой высоты, что перекрыла собой солнце, превратив день в ночь. Было видно, как высоко в небе, в толще воды, висят черные баркасы.
- Не успел Ван Ваныч… - горько подумалось Лильке.
Волна нависла высоко и берег оказался внутри огромного водяного пузыря.
Народ ахнул и, бросив мешки, толкая друг-друга, устремился по крутой тропе в сопку.
Лилька с Зиной даже подойти н могли. И тут, сопровождаемый  полосой  воды, показался командирский «газик». Резко затормозил, из него вышли Лилькина мама с дерматиновым портфелем в руках, начальник заставы без фуражки, его жена, в туфельках и с прической, бледный сержант.
- Всем в гору, бегом! - сорванным голосом  прокричал старлей.
Татьяна Петровна бросила портфель далеко в кусты, схватила Зину на руки.
- Лиля, за мной!
Едва успели подняться до первой террасы, мощный водный поток подкатил к подножию сопки, поднял, закружил командирскую машину и отхлынул назад.
- Ой-ёй-ёй - простонал стоящий рядом с Лилей сержант.
Волна ушла. Люди с высоты сопки смотрели на то, что осталось от поселка.
Некоторые засобирались вниз.
- Всем оставаться на местах, — решительно пресек их попытки командир. — Волна не приходит одна.
- Личному составу разводить костры, готовить ночлег для людей.
Еще две волны пришли ночью. Не такие высокие, как первая, но в темноте, при свете полной луны, они были особенно страшны. Народ не спал, скрашивал ожидание Лилькиными пряниками и конфетами.
Утром по рации передали о прекращении подземных толчков. Командир дал добро на возвращение в поселок. Измученные бессонной ночью люди медленной вереницей потянулись по домам. А домов не было. Люди с ужасом смотрели на остатки кузницы, на следы бывшей бондарни, на рухнувшие стены клуба. Полные соленной рыбы бетонные чаны оказались пусты. Рыба вернулась в родную стихию. Весь улов, все надежды, вся жизнь. На песчаном берегу валялись остатки кунгасов. Людей на них не нашли.
Когда спускались с сопки, Лилина мама вдруг вскрикнула, оставила детей и метнулась в кусты рододендрона. Вернулась с дерматиновым портфелем.
- Как он туда попал? Волной, наверное, забросило. И прошептала дочке на ухо — У меня там все деньги.
От Лилькиного дома ничего не осталось. У соседних, тоже разрушенных домов, копошились люди. Время от времени раздавались радостные крики — кто то что то находил.
К обеду размеры разрушений и людских потерь стали приблизительно понятны.  Татьяна Петровна собрала народ на площади.
- Товарищи! Нас постигло глубокое горе. Многие лишились близких людей. Из рыболовецкой бригады не нашли даже тел. Сейчас все отправляемся на погранзаставу. Она не очень пострадала о цунами. По крайней мере, крыши на казармах есть. Командир по рации связался с райцентром, обещали помощь.
Люди стали расходиться. Молча. Мать подошла в Лильке, положила ей руку на плечо.
- Лиля, командир ездил на фанзу к Ван Ванычу. Фанзы нет, тети Джи Мин тоже не нашли.
- А Ван, мама!
- Его тоже нигде нет. Скорее всего, он не успел.
Девочка закрыла лицо руками.
- Из семьи Клюевых тоже никого не нашли. Отец в море погиб, а Борька один на дальний берег купаться ушел, мать его искать побежала, наверное.
Тут раздались крики, - смотрите на перевал, смотрите!
Все разом обернулись. На вершине перевала, одна за другой, появлялись тяжелые военные машины. Шла помощь.