20. 2. 24. ещё
Жили два сказочника. Один писал добрые сказки, сея по миру добро. А другой писал -- злые сказки, о которых многие люди в России узнали совсем недавно, лет тридцать назад. Тогда открыли "железный занавес", и вся грязь, вроде злых сказок, полилось на бедный народ из телевизоров, книг, журналов и газет. И даже трудно понять, как Россия до сих пор жива, и как в ней ещё есть хорошие люди!
В тех горе-сказках -- мерзкие вампиры, драконы, колдуны и прочие маги, на которых даже смотреть-то противно душе христианской. Там безобразные рожи, клыкастые и кровавые, там чудища с длинными когтями и бандитскими грубыми голосами -- там море и океан злобы...
Терпел-терпел сказочник, который добрые сказки пишет во добро людям, а потом наконец выступил вперёд и воскликнул:
- Уважаемые люди, особенно дети! Я не могу сделать, чтобы злые сказки исчезли, -- а только прошу вас: не смотрите, не читайте, не слушайте эту мерзость! Не пачкайтесь, потому что это опасно для жизни: этой маленькой земной -- и особенно для Вечной!..
Аллё! Разве не видишь?
Было это однажды, в городе, на тротуаре, по которому я шёл в плохом настроении.
– Аллё! Разве не видишь? – букашка едет! – послышался тихий возмущённый писк.
А это, оказывается, у меня под ногами – едет на своём букашкином велосипедике букашечка. Быстро-быстро лапками педальки крутит, а я на неё чуть не наступил.
Как хорошо, что она успела запищать! А я до сих пор вспоминаю эту кроху на велосипедике – и улыбаюсь от счастья...
Соловьиное пение
Его в листве не каждый и заметит, особенно ночью. А пение от него такое во все стороны и ввысь, что от него – луна и звёзды светят ярче.
Вот слушала его Ночь, всю ночь слушала и запоминала, а затем присела к соловью на той же веточке и тоже запела по соловьиному.
А днём услышал их День, и весь день слушал соловьиное пение, учился. А затем присел на ту же веточку – рядом с соловьём и Ночью – и запел по-соловьиному.
И все, кто мимо той веточки шли, – люди, животные разные, – от такой прекрасной музыки останавливаются, стоят молча да слушают, наслушаться не могут с прекрасными улыбками...
Урожай на паласе
Одна хозяйка каждую неделю пылесосила всю квартиру. Особенно тщательно – палас в зале.
А на паласе жил народец, человечки маленькие, простому глазу невидимые. И они на том паласе сеяли пшеницу и другие злаковые культуры.
Вот поле вспашут, взборонят, посеют, семена дадут росточки – и к четвергу как раз бы поспели. Но тут в четверг опять приходит огромная хозяйка со своей страшной громкой машиной – и начинает пылесосить. Человечки-то в подземные убежища попрячутся, а вот весь урожай – та пылесосная машина в себя всосёт со кошмарной силой.
Поплачут люди, слёзки друг другу утрут, Богу помолятся – и опять за работу.
И однажды – пылесос сломался! А пока хозяйка покупала новый, урожай на паласе созрел, и человечки его собрали с песнями и добрыми шутками, да Бога славят! Обмолотили скорей, а зерно – в закрома свои подковёрные спрятали.
Случай под водой...
– Я щука! – сказал пескарь. – Вот у меня и удостоверение, а вот похвальная грамота. Так что, все мелкие и не очень крупные рыбы, дрожите от страха и трепещите!
Все посмотрели удостоверение: пескариково фото и чёрным по белому написано: «Щука». И в похвальной грамоте прочли: «Самой сильной щуке».
– Ой! – испугались они, затрепетали.
И стал нахальный пескарик в той реке главным. Ему еду на подносе приносят. Он им всем говорит «ты», а они ему только «вы». Он ими командует, как хочет, а они все молчат, даже довольно крупные рыбы.
«Мы бы его проглотили, конечно, но ведь ясно написано: щука. Самая сильная... Лучше потерпим на всякий случай».
Так бы он и командовал в своё удовольствие, но вот приплыла сюда из дальних водных просторов настоящая щука.
– Привет, сестрёнка! – сказал ей пескарь. – Только ты лучше в другую реку плыви, а здесь я хозяин. И показал ей удостоверение и грамоту.
Щука прочла, удивилась и подумала: «Если она и впрямь щука, и даже самая сильная, – то уж очень ростиком мала. Мне на раз укусить».
Да и проглотила. И удостоверением с грамотой закусила. А все местные рыбы скорей попрятались.
Подарок золотой рыбки, или Подводная дорожка
Вот закинул Игорёк удочку в море – и поймал золотую рыбку!
– Отпусти, а я любое твоё желание исполню, – молвила рыбка.
Он и отпустил, поверив на слове. И говорит своё заветное желание:
– Хотел бы я, золотая ты моя рыбка, гулять под водой, как на суше. Чтоб дышалось легко. Охота мне огромный мир подводный посмотреть...
И подарила рыбка мальчику – сказочную дорожку, по которой ещё не ступала нога человека. Дорожка свёрнута, как половичок.
– Ты положи её на берегу морском, а дальше она сама развернётся.
Он положил, дорожка развернулась да в прямо море.
– Ступай по ней смело, – сказала рыбка.
Игорёк пошёл по дорожке в море. Стала вода ему уже по горлышко, а рыбка велит:
– Не бойся!
И он под воду пошёл, и опустился в глубину морскую.
– Непонятное дело! – говорит мальчик. – Дышу свободно! Даже одежда не намокла, а идти легко, как по суше! И вокруг красота какая, мной не виданная!
– Пока по дорожке этой идёшь – ничто тебе не страшно, – сказала рыбка. – Только с неё смотри не сходи!
И уплыла золотая рыбка в дальние подводные края. А мальчик пошёл своей дорожкой по дну морскому, удивительному.
Вон дядюшка-краб на своём огороде – морскую капусту выращивает, почву вокруг кустиков рыхлит крепкими клешнями. А вон прозрачные медузы – в лёгком танце кружатся.
«В Большой театр собираются поступать балеринами», – подумал Игорёк.
А рыбы плавают такие, каких Игорёк даже в кино не видывал. И разноцветные, и форм самых странных, и есть какие мордастые да зубастые! Одна такая, с зубастой мордой, подплыла к самой дорожке и мальчика хочет на вкус попробовать: она же людей ещё не встречала в своей подводной жизни. А Игорёк достал из кармана печеньице и ей в самую пасть быстро и смело положил. Мордастая то печенье схряпала и ещё просит. И другие рыбы стали подплывать. Хорошо, что у Стёпы – и печенье, и пряники в карманах нашлись. И он им всё отдал. Они съели и стали улыбаться, как кто умеет. Особенно у той мордасто-зубастой – прекрасная улыбка оказалась. Так бы её обнял да поцеловал. Но мальчик смог только руку протянуть и морду погладить. Потому что там, за дорожкой, человек уже дышать не может. А рыбы на дорожку не заплывают, потому что там воздух для человеческого дыхания...
И вдруг из-за камня подводного – выскочил большой осьминог, сунул щупальце на дорожку к мальчику, схватил за ногу – да и стянул с дорожки в безвоздушное пространство. Осьминог животное хоть и умное, но всё же довольно глупенькое, и оно хотело просто поиграть с гостем.
А тут рыбы на осьминога как накинулись, он испугался и отпустил Игорёк. И мальчик скорей опять зашёл на свою дорожку. А не то ведь и захлебнуться можно...
А тому осьминогу тогда стало так стыдно за свой необдуманный поступок, что он достал из-под камня своё сокровище – белую-белую жемчужину – и протянул мальчику, краснея от смущения.
Игорёк осторожно (вдруг тот опять выдернет с дорожки) взял у него такой дорогой подарок, а потом хорошенько опять поискал-поискал у себя в карманах – и нашёл леденец. И дал осьминогу. Тот осмотрел леденец – да и сунул себе в рот.
– Хрум! Хрум! – раздалось от него весело во все стороны морские.
– Ха-ха-ха! – простодушно рассмеялся Игорёк, и щупальца осьминогу дружески пожал. А весь подводный народ опять очень удивился с восхищеньем: они же раньше никогда человеческого смеха не слыхали...
Нагулялся там счастливый мальчик, затем вышел обратно из воды на берег, дорожку скатал, сунул под её мышку и домой пошёл.
… А теперь он давно взрослый дядя. Он иногда приходит к морю, раскатывает свою дорожку – подарок золотой рыбки – и гуляет по миру подводному, любимому и вполне родному.
А вчера он пригласил меня с собой. Я тоже под водой ходил и дышал, и всё видел. Он меня с морским народом познакомил. А вернувшись к себе в мою земную квартиру, я сел за стол и с улыбкой на устах и в сердце – написал эту историю...
Морковкино дерево
А Санечка на грядке морковку полил.
На следующее все утро смотрят – на той грядке дерево выросло, и у него морковки выросли на ветках.
– Разве бывают морковкины деревья? – очень удивился Саня.
– А чем ты её вчера полил? – спросил папа.
– Парным молоком. Шутки ради.
– Тогда всё понятно, – понял папа. – Науке давно известно: если морковку полить парным молоком, то из неё вырастет морковкино дерево. Теперь и ты будешь знать.
Папа сорвал по морковке себе, маме и Сане – и они их съели с большим аппетитом и громким хрустом, и было их слышно аж на три версты вокруг!
Лика, музыка и муха
А Лике какую хорошую дудочку подарили, звонкую, и в ней дырочки! Лика её только в руки взяла и сразу заиграла просто замечательно, хотя не все с этим согласились и отправили свою дочку во двор дудеть.
Она пошла и спрашивает у первых встречных:
– А хотите, я вам сыграю?
И скорей дудит изо всех сил, а то ведь отказаться могут, такой ненадёжный народ. А народ немного послушает, свои уши заткнёт и уходит быстрым шагом.
Тогда она на скамейку села, а там уже сидела и спала мирным сном большая серая муха. Она хорошо позавтракала и теперь переварила толстеньким животиком – продукты не первой свежести.
Ника её тогда разбудила и спросила очень вежливо:
– А хочешь, я тебе сыграю?
И заиграла.
Мухе так понравилось, что она перелетела Лике на макушку! И Лика дудела изо всех сил с мухой на макушке. И по двору так гуляла с мухой. А когда нагулялась, то перестала дуть и пошла домой.
– Это моя подружка, – представила она муху на голове родителям. – Она будет жить со мной, потому что она мою музыку полюбила.
– Муха с помойки – в нашей квартире? – сказали мама с папой. – Скорей выпусти её в окно, пусть летит в свою родную стихию.
И окно распахнули. А Лика подошла и стала прощаться с мухой. Немножко ей ещё поиграла.
– Но мы же с тобой ещё увидимся, и я тебе много чего сыграю замечательного! – сказала Лика, сняла подружку с макушки и выпустила.
Та весело зажужжала и полетела прямо в свою родную стихию – на ближайшую помойку, потому что как раз настало обеденное время.
Лика ей пожелала в окно приятного аппетита, помыла с мылом руки и тоже села обедать за стол.
Снежная корова
Раньше её никогда не было, а тут она и появилась. Кто-то её из свежего пахнущего снега слепил, и сначала она была неживая, но потом каким-то образом ожила и ушла пастись по заснеженной оренбургской степи. А та степь по красоте – как дорогой оренбургский платок из белейшего пуха. И корова паслась тем чистейшим снегом...
Люди, которые жили в деревне у степи, её сразу заметили, что какая-то странная белая корова гуляет по местным просторам и ест снег. Стали подходить, даже доить. И она с радостью и добрейшей улыбкой наливала им в кружки и вёдра – целебной минеральной воды.
И она с каждым днём становилась всё больше ростом – такой питательный снег лежит в оренбургской необъятной степи.
– Скоро вырастет наша снежная коровка до небушка. И что же тогда будет? Не повлияет ли это на климат всей нашей планеты? – сказали люди.
Но до неба она вырасти не успела. Потому что она росла, пока были холод и питательный снег. А весной снег стал таять – ну и она тоже. Таять-таять-уменьшаться. И так уменьшилась, что местная жительница тёть Лена её скорей схватила в руки и спасла, отнеся корову в свой холодильник, в морозилку. И последнего снега со двора немного прихватила да в морозилку его – коровке на пропитание.
– Пусть я лучше моей морозилкой в тёплое время года не буду пользоваться и даже понесу некоторое убытки – но зато наша белая корова останется жива. И я ей буду народные песни петь. Например – «Оренбургский платок», слова Виктора Бокова, музыка Григория Пономаренко, – решила тёть Лена.
Она поставила в морозилку фонарик, чтобы светил, а сама взяла роскошный аккордеон «Вельтмайстер» и заиграла, и запела зычным голосом.
А корова в морозилке стала не унывать и подпевать:
– Му-му-му! Му-му-му!..
«Колибри» на помойке
Лето, жарко, местная помойка. И Саня принёс ведро, высыпать в бак отходы. А тут слышит – тихонько музыка раздаётся, Бетховенская «Колибри» – в исполнении какого-то странного инструмента...
Внимательно оглядел Саня помойку и заметил муху. Не из тех, которые сновали по бакам туда и сюда, а ту, которая замерла на баке и жужжала крылышками прекрасную мелодию «Колибри» великого композитора Людвига ван Бетховена.
Звук выше, звук ниже – и так звук за звуком, а всё вместе – настоящая мелодия на удивительном и настоящем музыкальном инструменте. Прозрачнокрылом.
Достал Саня из кармана увеличительное стекло, присмотрелся. А у музыкальной мухи симпатичная мордашка, и она улыбается, без страха глядя на Саню. Видно, что ей очень нравится произведение Бетховена и своё исполнение. А другие мухи – пусть себе снуют и бегают, и суетятся. Она другая муха...
И Саня понял:
«Оказывается, даже на помойке есть место высокой музыке! И даже здесь – жизнь радуется и торжествует!..»
Ещё о бесплатном сыре
– Запомни, друг, бесплатный сыр бывает только в мышеловке! – объявил Витя Сене.
– И у моего друга Витьки, когда я прихожу к нему в гости. И у Ваньки. И у Танечки! И ещё у многих моих друзей, товарищей и знакомых!.. – заявил в ответ Сена со счастливой улыбкой, ведь он сказал чистую правду.
Дядя Ваня и змея
Дядя Ваня шёл-брёл по лесу, и вдруг повстречалась ему змея.
– Ты лучше уходи, а то ещё укусишь, – мирно сказал ей дядя Ваня.
– Не уйду, – ответила змея.
– Ну, тогда уползай, – сказал дядя Ваня.
Она послушалась – и уползла...
Утка и рыба
Утка плавала по пруду и время от времени совала голову под воду: не плывёт ли там что-нибудь очень вкусненькое?
А вкусненькое (и немалого размера) как раз проплывало под уткой и подумало про утку:
«Это блюдо мне на обед подойдёт...»
И схватили они друга друга, и стали плескаться и шебуршиться!
А потом утка подумала:
«Пожалуй, останусь лучше без вкусненького!».
«Пусть лучше я сегодня поголодаю!» – подумала рыба.
На том и разошлись...
Что у кошки на ладошке
Писал сказочник сказку, и сказка получалась сказочно прекрасной. Ну просто сказка!
– Как хорошо! – сказал сказочник, и у него из глаза выкатилась (от радостного напряжения души и нервов) сказочная слеза.
– Это что? – тогда спросила Кися, кошка сказочника, сидя у него на коленях.
– Что – что? – переспросил сказочник.
– Это... – она подставила свою ладошку к его щеке, и слеза закатилась на кошкину ладошку да так и осталась круглой. Кися посмотретрела через неё на свет. Очень красиво...
– Слеза, – ответил сказочник. – Обычное дело для нормального сказочника.
– А почему такие не бывают у нормальных кошек?
– Ну... – задумался сказочник и не придумал ничего. – Так получилось. Так надо.
– Понятно, – сказала Кися, глядя через неё на свет, не моргая круглыми любознательными глазами.
Он тоже пригляделся и стал смотреть через слезу на свет.
– Очень красиво, – сказал он. – Она похожа на маленькую планетку, всю из чистейшей солёной воды. Это настоящая планетка в космосе. А мы с Кисей космонавты. Подлетели к ней в нашем космоплане и теперь разглядываем пристально и восхищённо.
– Удивительно светлая планета, – заметила Кися, глядя через неё на свет. – И на ней (или в ней) живут – искорки. Народ весёлый, разноцветный...
Они так сидели вдвоём и смотрели на маленькую прозрачную планетку. А когда она высохла у кошке на ладошке, то сказочник сказал:
– Кися, не волнуйся! У меня ещё есть...
Крошка
Мышка искала крошку. Кошка искала мышку. Вот нашла мышка крошку, вот нашла мышку кошка. И было это под забором.
– Погоди, дай хоть напоследок перекусить, – попросила мышка, и кошка кивнула головой: мол, перекуси.
Съела мышка крошку – и...
– Что такое?! – удивилась кошка. – Мышка стала больше кошки.
– Это от крошки, – сказала большая мышка. – Она оказалась – сказочной. Так что, кошка, ищи себе другую мышку...
… Оказывается, недавно под этим забором сидел один бездомный сказочник и обедал сухой коркой. А у сказочника – и крошка, которую он обронил на землю, – тоже не простая, а сказочная...
Когда дым из ушей...
Пришёл дяденька к врачу, а у него из ушей – дым идёт. И говорит дяденька:
– Ой, доктор! Дым так и валит, так и валит! По запаху – угольный. И голова моя – как в дыму, не могу два на два умножить. А какой шум стоит, слышите?
Доктор внимательно осмотрел и говорит:
– Действительно: дым, угольный. Это нехорошо.
– Ещё бы! – горячо согласился дяденька.
Доктор спокойненько раскрыл ему голову, а там столько дыма, что весь врачебный кабинет задымило.
– Кха-кха! – спокойненько закашлял доктор, доставая из головы паровоз. Маленький, конечно. А у паровоза труба дымит чёрным дымом угольным. Доктор подставил его под кран с водой и залил, и труба перестала коптить.
– Ему пора в музей, – сказал доктор. Затем он достал из своего шкафа красивенький электровозик последней модели, тихий-тихий, на батареечке, – и очень преспокойненько поставил его тому дяденьке на место шумного дымящего паровозика. А ещё в том шкафу стояли и другие грязненькие паровозики с тепловозиками – а на другой полке – чистенькие новенькие электровозики.
– Всё! – сказал доктор, закрывая голову.
– Ка-ка-ая красота-а-а! – улыбнулся дяденька. – Никакого дыма! Голова ясная, будто я заново родился! Спасибо вам, доктор!
Они крепко обнялись на прощанье, и доктор, покашливая от дыма, отрыл окно настежь...
Яйцо с нашей солнечной системой
Вообще-то, такого не бывает, но она его снесла.
- И от этого таинственного факта нам никуда не деться... – сказали учёные в курятнике бабы Нины.
Места было очень мало, все перепачкались и были очень довольны. Ещё бы: курочка бабы Нины снесла яичко, какого не было и не может быть!
Хозяйка это яичко учёным подарила, сказав:
– На благо нашей отечественной науки, вот...
Они её обняли и увезли яичко в кунсткамеру. Они его поставили на самое видное и почётное место посреди зала и стали смотреть по очереди – на свет и в увеличительное стекло.
– Вот это, которое в центре, – звезда! Только раз в мильярд мильярдов меньше размером...
А вот эти, маленькие, которые вокруг него вертятся и крутятся – планеты. И много-много-много звёзд вокруг...
– А планеты не простые, а хорошо нам знакомые: вон, видите? Земля! Маленькая-премаленькая. Голубенько светится...
– Меркурий, Венера, Земля , Марс... – и так далее по порядку, всё как полагается.
– Ребята! – сказал один учёный другим. – А не фокус ли это какой-нибудь?
– Баба Нина – серьёзная женщина, фокусы показывать не умеет, – ответил другой. – А в советские годы она за ударный труд даже награждалась транзисторным радиоприёмником.
– А вон, гляньте-ка, ой, гляньте-ка! – сказал очередной смотрящий через яйцо на свет в увеличительное стекло. – Какая-то сияющая точка полетела с маленькой-маленькой Земли на ещё меньшую Луну, нежно-серебристую. Точка быстро достигла Луны и прилунилась... Да это же космический корабль (маленький-малюсенький)! А из него вышли трое космонавтов премалюсеньких – и пошли по Луне...
– Хорошо бы так в жизни, а не только в яйце, – сыронизировал один из учёных.
В эту саму минуту по радио торжественно объявили:
– Граждане! Сейчас сбылось долгожданное событие. Наши космонавты впервые прилетели на Луну и пошли по ней прогуляться! Температура в месте высадки, а точнее – в той её половине, где теперь солнечный день, вполне нормальная: ровно сто двадцать пять градусов по Цельсию!
– Учёные только рты раскрыли и дружно сказали, глядя на яйцо, которое снесла курочка бабы Нины:
– О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!!!..
Саночки
Холодным зимним утром, в сугробе, родились маленькие саночки. Нежненькие такие, хрупкие, из чистейшего белейшего снега.
Они выкатились из сугроба, и озябший дрозд сказал:
– Увезите меня от холода, саночки! А то у меня уже крылышки онемели...
Сел дрозд на саночки, и поехали по тротуару.
– И меня возьмите, братцы! – сказал пёс.
Взяли, и поехали дальше.
– А меня? – спросил старик у дверей родной хрущобы. – Холодно мне жить в нашем городе...
И его взяли.
А тогда все другие, кому холодно жить в нашем городе, стали подходить и проситься, чтоб их увезли. А затем и сам наш город попросился на саночки.
Саночки всех пригласили, все хорошо уселись и поехали по дороге, затем по полю. А там в поле была обитель. Наша, православная. Очень красивая, и там внутри тепло, там пахнет ладаном и горячим хлебом, только что из печи.
Въехали туда саночки, да там все вместе и остались. И согрелись, и наелись, а душою – светлой радостью насытились...
Дядя Петя, дикий мороз и шоколадные конфеты
Шёл дядя Петя по станице, а мороз был какой-то дикий: он щипал дядю Петю за нос.
– Чего пристал? – сказал дядя Петя, пряча нос в воротник.
Но мороз и в воротник ухитрился пролезть – и там как схватит за нос! У дяди Пети даже слёзы выкатились из глаз.
– Ну, хочешь конфету? – спросил бедняга.
Мороз подумал и спросил:
– Шоколадную?
– Да!
– Допустим, – сказал мороз.
Дядя Петя порылся у себя в карманах, достал красивую конфету и дал:
– На – и оставь мой нос в покое!
– Ла-адно, – согласился мороз, слопал конфету и оставил нос в покое.
Тут дядя Петя придумал:
– Слышь, мороз?
– Чего?
– А ещё две конфеты хочешь?
– Шоколадные?
– Да!
– Допустим.
– Тогда не только нос, а и меня остального не тронь.
– Ла-адно...
Дядя пошарил ещё в карманах и достал две красивые конфеты со словами:
– Нашей кондитерской фабрики!
Дикий мороз слопал конфеты и больше к нему не прикасался.
Дядя Петя разделся до рубашки, идёт и тепло ему. Народ станичный над ним смеётся:
– Никак закаляться надумал? Давай, а мы весело посмотрим!
А дядя Петя говорит:
– Слышь, морозище?
– А?
– Что я удумал! Килограмм конфет – хочешь? Ну ведь хочешь же!
– Я и не скрываю, – честно сказал мороз.
– Тогда сделай так, чтоб и духу твоего холодного в нашей родной станице не было!
Мороз подумал и ответил:
– Конфеты шоколадные?
– Да! – воскликнул дядя Петя. – С мармеладной начинкой!
– Давай, – сказал мороз.
Дядя Петя опять поискал по карманам и достал ровно килограмм прекрасных конфет местной фабрики.
Уговор дороже денег. Так что стало в станице резко теплеть. Растения зазеленели и зацвели. Насекомые ожили, жужжать стали, летать и ползать. Красиво очень стало. Весна настала в отдельно взятой станице!
Стали станичники из хат выходить в одних рубашках, удивляться и весне радоваться:
– Никак, это глобальное потепление?
– Нет! – отвечают ему другие. – Потому как в соседних станицах – снегопад с морозом. Мороз, говорят, дикий.
Стали из других станиц люди приезжать погреться. Отогреются, напитаются теплом весенним – и обратно едут в зиму.
А наши станичники, если захочется на санках покататься, одевают свои тулупы – и за станичные пределы. А там снег сыплет. Весело станичникам, хотя и непонятно.
– Это потому, что один дикий мороз очень любит сладкое, – тихо пробормотал дядя Петя себе под нос. – Ой, бандит! Он же меня оставил без любимых конфет! А они, между прочим, не какие-нибудь, а с нашей кондитерской фабрики!..
Обед в лесу
Шёл по лесу человек. Тут пролетает ворона с большим куском сыра.
- Я с самого утра не ел, - говорит ей путник. - Дай немного.
- М-м-м-м, - промямлила ворона.
- Что?
- М-м-м-м!
- Не понимаю.
Тогда ворона открыла клюв и сказала:
- Не да-ам!..
Сыр упал путнику в руки. Но он не был жадиной. Он разломил сыр на две равных половины - и пригласил ворону на обед.
Пчелиный секрет
Однажды я открыл закатанную банку с вареньем, а в варенье - живая пчела.
Я ее протер влажной ваткой, посадил на солнечный подоконник, чтобы подсохла. Она благодарно зажужжала.
- Как ты не погибла? - спросил я.
- Очень хотелось жить, - сказала пчела, вылетела из окна - и полетела в весеннее небо.
Десятая овечка
Сене повстречалось стадо овец. Тогда он стал овечкам открывать рот и дёргать за язык. Девять кротких овечек молча стерпели. А десятая вдруг как цапнет Сеню за палец!
- Ну вот! - обиделся Сеня. - А говорят, что овцы - смирные!..
Свидетельство о публикации №224022001508