Легкое облако детства
Детство. Вот оно, детство.
Уфа–Шигири –это небольшая деревня. Чтобы попасть туда из Михайловска, надо перейти по мосту через Сергу в сторону, где по утрам появляется солнце. Пройти туда несложно, километров пять пешком. Туда же течет река Уфа. Дорога в Шигири глинистая, ровная, без подъемов и спусков. Идти интересно, места открытые.
Это был наверно в году пятьдесят седьмом. Тогда я был крепким десятилетним мальчишкой и любил бродить по полям и лесам. То один, то с друзьями, а иногда со взрослыми...
Сабантуй – это сельский праздник. Однажды у меня появилась великолепная идея:
- Мам, давай в Шигири сходим, В воскресенье там сабантуй.
Если долго говорить матери, что тебе хочется, она поймет. Купит даже игрушку. Я стал приставать к матери и, наконец, она сдалась:
- Ты же Сане обещала, что придешь. Помнишь?
- И правда, обещала. Жалко терять выходной, но давай уж сходим.
Начались приготовления. Нужно взять подарки, Мать достала из сундука новый яркий шерстяной платок с крупными красными цветами и синими полями. Этот платок предназначался вообще-то для бабушки, но она его не захотела носить: - Татарский, - категорично сказала бабушка. И маме он тоже разонравился. Так и лежал он до нужных времен. Теперь появился прекрасный повод отдать его тетке Сане в подарок.
Мне подсказали, чтобы я тоже подарил Саниной дочери хотя бы книжку. Выбор пал на русские народные сказки, которые я уже даже и не читал. Про терем-теремок, про волка и семеро козлят и другую разную дребедень. Книжка-то красивая, большая, любимая, с цветными картинками. Смотрел ее перед сном и думал, что бы там можно еще дорисовать. Как Емеля щуку в ведро поймал, а рядом из воды маленькая рыбешка из речки от страха выпрыгнула и как пружинка, в воздухе повисла. А по воде круги расходятся.
Бабушка сказала однако, вроде как бы в пустоту: - Дочурка-то у Сани большая, шестой класс закончила. Я же тогда закончил четвертый.
Почему я не обратил на слова бабки ни капли внимания? Понял я только потом, что эта красивая книжка хороша только для маленьких, в этом бабушка была права. Вот об этом она говорила. Не подходящая уже по возрасту книжка. Даже мне. Но я дорожил ею, потому что она была такая красивая. С цветными картинками на пол-листа. Ее приятно держать в руках. Просто перелистать, и то уже интересно. Подарок дорогого стоит. Но я захватил еще коробку цветных карандашей. Двенадцать цветов. Как я пожалел потом, что пожадничал, не взял большой набор в двадцать четыре. Как бы он понадобился! Впрочем, в большой коробке карандаши были уже зачинены, а некоторые были даже погрызены, отдавать такие было бы стыдно.
Я любил рисовать, но особых успехов не было. Я даже попытался рисовать акварельными красками. Мне отдала их знакомая соседка, отдала даже с кисточкой. И рассказала, что кисточку надо мыть после каждого набранного цвета. Я взял лист бумаги и сразу же обнаружил, что теперь любую ошибку нельзя исправить. На следующем листке я нарисовал контуры карандашом и стал раскрашивать, Но плохо промывал кисточку и скоро в стакане вода получилась грязно-бурого цвета, Стоило бы воду менять,а я этого не делал, Вытирать кисть, чтобы воды на бумаге было поменьше, тоже не догадался. Короче, все сразу мне не понравилось. Появились бурые разводы, грязь оказалась и на цветных кружочках, лист промок , и я совершенно обескураженный первым опытом, больше никогда не возвращался к мысли об акварели.
Мы вышли рано. Дорога вела прямиком к солнцу на праздник, и это было весело. Шли и радовались птичьему гомону, смотрели на облака. смеялись. Я вприпрыжку подбегал к высоким соснам, на много метров обгоняя мать. Скоро нашли дом, обнесенный забором из жердей и с жиденькими воротцами из тонких досок. Вот где жила тетка Сания и ее дочка Данечка. Если звать их по-татарски, то они Сания и Дания, надо говорить с ударением на последнем слоге.
Радости хозяйки не было предела. Не ожидала она таких редких гостей. Тут же замесила тесто для блинов. Очажок разожгли, и скоро блины с маслом появились на столе.
Жизнь в послевоенные годы постепенно налаживалась, но не у нас. Бедность лезла в глаза из всех углов. Хоть жить есть где, и то уже ладно.
Не радовалась тетя Саня сабантую. В один из таких праздников у нее муж погиб, вроде бы его машиной сбило.
Данечка оказалась очень милой, умной девчонкой. Мы не вникали в разговоры взрослых, у нас были свои.
- Ой, какая красивая книжка! С цветными картинками. А у нас клубе недавно цветное кино показывали. Ты что, все еще сказки читаешь?
- Читаю, - буркнул я, – то, что в школе заставляют. Я люблю сказки страшные. Андерсена или про Карлик Нос. Немецкие, братьев Гримм.
- Спасибо за книжку. Знаешь, я люблю рисовать. Говорят, у меня хорошо получается.
Я аж подпрыгнул от радости: - Я тебе карандаши цветные принес. Вот возьми.
Она захлопала в ладоши: - А я твой портрет нарисую. Мои рисунки в нашем клубе висят. Пойдем, я тебе покажу. И портрет твой будем после обеда рисовать, я это люблю. И к сказкам тоже картинки нарисую. Какая красивая книжка, спасибо!
- Какая ты, Даня, талантливая, - сказал я, когда увидел в клубе ее картины, аккуратно вставленные в рамочки под стеклом. Как это у тебя выходит акварельными красками раскрашивать?
Она засмеялась: - У меня мама рисует еще лучше.
Это было потрясающе. - Нам твоя мама никогда не говорила об этом.
- Мы, наверное, не пойдем на сабантуй, - неожиданно сказала Даня. - Мама сильно расстроится. Знаешь, у нас на поле вкапывают столб такой, гладкий, скользкий. Кто взберется наверх, снимает с него какую-нибудь вещь для себя, подарок на память. Сапоги или шапку-ушанку красивую, У нас папа перед сабантуем погиб, когда они такой столб ставили.
Я понял. – Ладно, не пойдем. Просто ты деревню покажешь. Вон она на твоих рисунках какая красивая.
Когда мы пришли обратно, влезли на печку к кошке с котятами, Там были три малыша, уже большие, Недавно они были с еще затуманенными глазками. Мне понравился однн пестренький. Я сразу маме сказал: - Возьмем, мам, себе котенка. Они уже большие. Он дома быстро вырастет.
Мама неодобрительно посмотрела на меня, но спорить не стала. У нас был дома дряхлый рыжий кот, ослепший на один глаз. Мне понравился малыш. - Пусть будет про запас, - подумал я тогда.
Когда мы ходили по поселку, мне Даня показала школу-восьмилетку. Домов тут немного, и людей в деревне немного живет.
- Никто к нам в гости не ходит, скучно живем. Мама плачет часто, когда папу вспоминает, сказала она.
- А ты отца помнишь?
- Помню.
- А я не помню. Только пара фотокарточек дома есть.
- Вот научусь хорошо рисовать, - сказала Даня, - нарисую большой портрет отца. Мечтаю нарисовать, чтобы папа улыбался.
- И моего папу нарисуешь, ладно? Я его и вот так же в рамке повешу на стену, как твои рисунки в клубе, пусть висит.
Мы так и не побывали на сабантуе. Скоро пошли обратно . Я принес домой славного пушистого котенка, напоил его молоком, а над кроватью повесил картинку Данину. Мальчишка с пухлыми губами и глупыми карими глазами. На руках у него котенок.
Особенно хорошо на картине котенок вышел. Портрет выполнен цветными карандашами и подписан: «на память от Дани» Он мне очень нравился, и я переживал, что в нем была не полная гамма цветов. Почему же я не взял все? Я любил раскладывать карандаши из большой коробки так, чтобы возникала радуга. Красный, оранжевый и так далее... Как были бы они тогда кстати!
Я больше не встречался с Даней. Не знаю, понравился ли я ей тогда, и только в девятом-десятом понял, что девчонкам я нравлюсь. Я часто думал о ней.
***
А теперь пора сказать, почему мы оказались хорошо знакомы с Саниёй. Я не случайно написал здесь, что все происходило в пятьдесят седьмом году. В деревнях тогда были колхозы, и за работу начислялись трудодни. В деревнях практически не было денег, и в наш заводской поселок приходили люди из окрестных деревень. Продавать все, что могли вырастить не подворье. Однажды бабушка купила два десятка яиц и привела эту красивую женщину к нам домой, чтобы та хорошо отдохнула и напилась чаю. Женщина пришла, потому что плохо себя чувствовала, и бабушка стала ее лечить. Бабушка была хорошая травница и понимала толк в медицине, что и как надо. Заварили травяной чай, его надо было пить без сахара. Такое это лекарство. Покормили, как могли. И мы так сблизились.
Многие к нам с разными бедами забегали. Так и повелось, что Саня тоже стала часто заходить, словом перемолвиться. Одинокая женщина отдыхала у нас душой.
Как я знаю, через года три появился у тети Сани муж. Приезжий, хороший человек. А Даня поступила в художественное училище. О ее дальнейшей судьбе я ничего не знаю. Теперь уж ее едва ли кто вспомнит. Но рисунок на пожелтевшей бумаге сыграл большую роль в моей судьбе. Мне сильно захотелось стать художником, но талант этот дается не всякому. Зато с стал писать стихи и рассказы.
Главное, я стал понимать смысл того, что говорила бабушка «Учись всему, все в жизни сгодится. У мастера дело между рук не провалится».
Портрет моего отца так и не появился на стене, как я того хотел. Зато долго оставался портрет кареглазого мальчишки с пухлыми губами и смешным выражением лица. Дети все равно чем-то похожи на родителей.
Кстати, и у нас в простенке висело небольшое зеркало. Я бы тоже под ним приделал несколько картинок . Не догадался тогда попросить пару рисунков на память. Просто постеснялся, что ли.
Свидетельство о публикации №224022001688