11. Кали-ма

Улицы родного города. Неспешно шагаю по асфальту, который выглядит, как старый ленолиум, с трещинами и дырами ям. Поэтому иду неспешно, что бы не споткнуться. Могут встретиться хвостовики мин и реактивных снарядов. Не на каждом шагу, но могут случиться в самом  неожиданном месте. Это не привет из России с любовью. Так работает украинская пропаганда для поддержания веры в кровожадного москаля-ордынца. На стареньком "Граде", доблестные  патриоты время от времени  кошмарят с области собственных  сограждан.  Для местных, торчащие из асфальта неразорвавшиеся снаряды реактивной артиллерии уже неотъемлемый антураж, а для меня...

Я то же местный, только из другого времени и реальности. Я прекрасно понимаю, что котельные и жилые дома с остановками ни как не могут быть целью ВКС. В местах падения и разрыва видны отметины после шрапнели кассетных головок. Старые советские, со складов в Николаеве. Этого добра здесь было не так уж и много, поэтому нацагиты присмотрели их для своих нужд: больше человеческих жертв, и кровавая картинка с ожидаемой реакцией  для новостей готова!

Прохожие немногочислены. Нагнув головы, скорым шагом спешат по делам. Делов не много - на работу и обратно.  Задерживаться опасно, особенно мужчинам, если выглядишь бодро в свои пятьдесят плюс. Из всех посещаемых общественных мест - торговые центры. Там в тепле пасутся терровцы. Охотятся на уклонистов. Поэтому, в основном на улицах можно встретить женщин уже в возрасте, без детей-внуков, полагающихся по возрасту.

Некуда вести, некому, и не понятно для чего...

 Хотя бы прожить еще один день, да так что бы на глаза не попадать терровцам холенным защитникам отечества, которые исправно несут службу, как и восемьдесят лет назад. Еще бы по соседству в тихую не расквартировали наемников, да так что бы случайным осколком ракеты или дрона не оторвало голову.

Неухоженность на каждом шагу: обветшалые фасады, неубранный и слежавшийся за зиму мусор, превратившийся в отвратительного вида и запаха массу... Некогда зеленый город, словно оазис в Причерноморской степи, встречал меня обрубками деревьев. Интересно, наш с Чернышем тутовник еще цел? Наверное, нет...

Наш тутовник, с которого все началось...

Везде неизменное присутствие двух цветов: желтого и синего. Причем, желтого больше, чем синего с характерным мерзким запахом подворотни. Для нынешних украинцев, кто разделяет политику власти, эти национальное цветосочитание , как визуальная мантра. И так повелось еще с Первого Майдана. Заборы, детские площадки, скамейки и мусорные урны...

Только вот вся эта пестрота уже облезла. Некогда и некому освежить. Благостные времена обманчивой  свободы, торжествовавшей между Майданами больше нет. Как и нет денег  на две банки краски, желтую и синюю. Да что там краска...

Вспоминаю еще не совсем далекие времена начала безумия. Разговоры и споры на кухнях на тему "чем все кончится и какое место занять".

Бывший шеф сказал усмехаясь, что как в Малиновке, повесит нужный портрет. Не угадал. Теперь он сам терровец, а иначе - полицай. Меня он не узнает за внешностью Клёнова.

Подхожу ближе, рассматриваю его внешность. Нет, Темным он не стал.Зачем я подошел? Сейчас же спросит. В глаза хочу посмотреть.

-Вы что-то ищите? - спрашивает он на суржике:оно понятно, надо быть в духе со временем. Пытается выжить.Понимаю ли я его? Понимаю, и понимание страшит. Ему нужно выжить. Семья большая, дети, внуки.

-Я ищу Петра Рогова.- отвечаю подойдя ближе, достаю удостоверение, предъявляю. - Есть сведения, что он работал у вас.

"Шеф"смотрит в удостоверение, пытается понять мой статус.

-Работал у меня. В четырнадцатом году уехал в Россию. Зачем ищите?

-Он похитил ценный артефакт. Я приехал из Польши от международного агентства. Мы собираем предметы, имеющие историческую ценность для дальнейшего из сохранения. Вы понимаете, город прифронтовой.

-Мы его сдавать не собираемся. - уверенно отвечает "Шеф", закуривая сигарету.

-Я не об этом. Могут усилиться артиллерийские и авиационные удары. Ценности надо сохранить потомкам.

-Что же он такого украл?

-Эта информация не подлежит разглашению.- отвечаю я, - Эдуарда Борисовича помните?


-Да, он ... - "Шеф" пытался вспомнить, - Он ... У него дочь погибла, сын. В общем, хороший был мужик, но такое перенести невозможно. С ума сошёл, говорят.

-Косвенно к их гибели причастен Петр. Он похитил искомый артефакт у Борисовича, а его семьей и охраной расправились те, на кого он работал. Меня интересуют детали его жизни, что Вы видели. Это поможет моему следствию.Артефакт, уточню, был не в доме у Борисовича, а в катакомбах. Там он его прятал.

Услышанное от меня явно оказалось для "Шефа" неперевариваемым сразу.

-Ничего особенного сказать не могу. Да, работал у меня, лет десять.Особо ничем не отличался, но меня устраивал.Бред порой, всякий нес. Странно жил. Ну, а мне что - работает, да и пускай.Исполнительный, обязательный.но своенравный.

-Мне в городе нужны контакты для следствия.Кто занимался катакомбами?Говорят, был клуб исследователей. Вы контактировали с кем либо из них? Вам принадлежал информационный ресурс. К Вам многие обращались. Человек Вы известный.

-Жена моя знает. Она Вам может устроить встречу. У меня к сожалению служба.

-Уклонистов ловите?-улыбаюсь я.

-Да, такое нынче время.

-Партизаны, шпионы...

-А, Вы с какой целью интересуетесь?


- Вы служили в Советской Армии. Вы разведчик. Поэтому должны знать вероятные общие схемы поведения противника в ходе боевых действий. Да и сейчас Вас служба обязывает. Петр действовал не один. Похищение состоялось на кануне АТО. Возможно, в городе до сих пор есть люди, причастные к похищению и убийству детей Эдуарда Борисовича. И значит, вполне могут работать на Федерацию.


-Я устрою Вам встречу с диггерами. Подходите завтра к десяти утра.

-Спасибо!- пожимаю руку,- Кстати, есть сведения, что он путешествовал по Волге все это время.

-И что? - "Шеф" заметно напрягся.

-Как и Вы, во времена своей молодости.

-Вы... Это к чему?

-Вот такая ирония судьбы.- усмехнулся я.




Школы и сады уже не работают полгода.  За невысоким забором  на снегу только следы птиц и котов. Садик моего детства. В нем мы все один советский народ, поколение людей, которое должно было окончить свой жизненный путь в коммунизме под тенью яблони где-то в марсианском саду...

Мы не полетели в космос. Детям Прометея отрезали крылья, с зади, а показали вперед: там ваш враг!

Оставшиеся коммунальщики - старики да инвалиды, в прифронтовом городе заняты уборкой руин после очередных прилетов ракет и дронов. Им нет дела до забытой чистоты города.

Я помню пьянящий аромат сирени, акации и шелковицы. В конце весны - в начале лета, воздух от ароматов цветения, как выдержанное вино. Им ненадышишся. Ни странности моей жизни, ни   смены эпох, государств и правителей за каких-то тридцать лет ни как не влияли на этот аромат. Он был всегда неизменным. Вдыхая его, мы стояли на торжественных линейках и ветерок играл кончиками наших пионерских галстуков.

Потом, девяностые. Мы тащили клетчатые сумки с товаром на рынок и останавливались перевести дыхание, снова вдыхая его...

Аромат города...

Собравшись с силами, шли дальше к своей цели по чистым аллеям, мимо выбеленных стволов деревьев, ухоженных газонов...

В нулевых этот запах насытился ароматом кофеин, растущих, как грибы на каждом подходящим мало-мальски месте. Украина прощалась радостно со своим советским прошлым и мрачными девяностыми, выходя на новый европейский путь. Город научился жить по ночам, удивляя даже соседей херсонцев возможностью среди ночи продолжить банкет до утра. Словно с ночной смены, далеко за полночь расходилась клубная молодежь, оглашая спящий город кричалками: "Николаев! Николаев!" Ветер подхватывал их крик и уносил к Бугу.

Но теперь все изменилось. Этого волшебного  аромата нет. В городе амбре смерти и войны. И если раньше к запаху весны, жизни и кофе прибавлялся аромат расжаренного мангала радушных кавказцев, то теперь от запаха горящего на огне мяса пронимает дрожь, даже если в тихую, паяльной лампой или минигорелкой кто-то на заднем дворе решил себя побаловать шашлычком.

Так бывает редко, когда территориальная оборона или наёмники устраивают себе маленький релакс от серых будней. Одним просто скучно в городе, другим - с  меча кормится в этой войне не судьба, а прилететь может и по мангалу.

В этой войне пуля, а точнее, снаряд, уже не дурак, он знает, за кем он летит. У снаряда появился глаз, крылья и двигатель. Руки у Кремля, как оказалось, не только длинные, но и точные.

Николаев от самого своего основания всегда  был городом военных. Здесь человек по форме воспринимался так же естественно, как и человек в рабочем костюме. Теперь же, человек в военной форме воспринимается, как опасность.

Реальность на изнанку. Вот что сделали Темные, о которых предупреждал Ворон почти двадцать лет назад...

Как могло получиться так, что в стране, ратающей за европейский путь со всякими  правами человека, армия, которую содержит народ, стала источником страха и насилия?

На изнанку. Все вывернуто на изнанку.

Ответ есть. Только в том случае народ боится свою армию, если эту армию содержит кто-то другой, а не народ страны, которую армия призвана защищать...

Это главный признак того, что в этом городе, в этой стране, все происходит не так, как вещают украинские телеканалы. Человек в форме армии, защищающей государство, не должен восприниматься агрессором собственным народом.

И если согласиться с назидаемой идеомой о древности и первичности украинцев в истории человечества, то в воплощении самых парадоксальных антиутопий,  именно украинцы самые первые, кто смог это осуществить: скотный двор со свиньями-извращенцами, которые видят москаля в любом, кто осмелиться им перечить. Перед новым украинским государством, мняшим себя самой важной страной для всего развитого и цивилизованного  мира, меркнут умы таких столпов, как Оруэлл, и даже маркиз Де  Сад скользит призрачной тенью.

Это и есть то самое, в чем они оказались первыми.

Облысевший от вырубки деревьев на окопы, с зачахлой общественной жизнью, с забитыми фанерой окнами, мешками с песком на блокпостах, разрушенными после ракетных ударов строений и домов, переполненный людьми в хаки, с ежедневным воем сирен воздушной тревоги, город ощущался трупом, на котором празднуют падальщики. Сытые, холенные, с алкогольной опухлостью и свинячими глазками,  жаждущими урвать что угодно себе даже не на пользу, а "щоб було". И если в природе это процесс ради продолжения жизни, то в Николаеве это все выглядит отвратительным актом некрофилии.

Тем, кто здесь власть - мир не нужен. Для них мир - это смерть. Боли и страданий слишком много, на столько много, что запахом, от которого болела голова у Понятия Пилата, тут пропитанно все.  Человеческий эфир страданий стекает по канализационным стокам в Южный Буг, а по ночам даже небо светится розовым оттенком.

Как можно было так наивно мечтать о европейском уровне жизни завтра, если вчера еще твои деды и отцы ходили район на район лупить друг друга до крови, только за то, что одни из деревни, а другие из города? Как ты можешь быть патриотом, если ты заставлял вновь призванного бегать за сигаретами, таскать водку и отдавать посылку из дома, когда стал старослужащим. Старослужащий! Разница в призыве - как минимум год и ты не держал в руках ничего тяжелее лопаты, и вся служба - это маршировки под народные песни.

"Нэсэ Галя воду" поднималось к кронам тополей вокруг плаца, маршировали мои одногодки...

В конце 80 ещё будучи школьниками старших классов, вы совершенно не возмущались , когда вам с методичек учителя по истории преподавали о том, какой был плохой Сталин и его окружение, какие были кровавые чекисты!  Между тем, ни одного из вас особо не возмущало, и даже не трогало то, что героями стали отморозки, еще вчера зиговавщие немецкому вождю,  которые жестоко расправлялись с председателями колхозов, преподавателями школ,  отправленными после войны для восстановления народного хозяйства и мирной жизни. Вы легко плюнули в портрет Сталина и Ленина, хотя вас не заставляли их целовать, но с радостью приняли героем аморального, извращенного  психопатичного выродка, которого человеком назвать не поворачивается язык! В таком поведении я чувствовал рабское прошлое под сапогом польского пана. Рабство не передается с молоком и кровью, но хорошо пускает корни в менталитет масс. Имя хозяина растворяется в истории, остается лишь специфическое поведение, как культ без божества, но место вакантно: массы требуют господина, что бы он указал, чьих овец можно драть.

И ненавИстным будет тот,
кто вас освободит от рабства,
его вина лишь будет  в том,
 что дал он вам свободу.
Слишком рано...
За время рабского служенья
Привычка к строгому кнуту
Раба лишает воли человека
И не способен больше он
Понять, что рабство не наследство
По рождению.

В  трамвае тихо и так же малолюдно. Этот романтичный общественный транспорт, всегда вальяжно кативший по городу, словно на экскурсии, с отчаянным упорством выводят каждый день на улицы города. В его громыхании слышится тоска по безвозвратно утерянному времени. Он как сломанная машина времени, совершает виток за витком по кольцу железных путей. Он больше не перевозит людей ни в прошлое, ни в будущее.

Будущего нет, прошлое забыто...

Какие же невероятные запредельные силы были брошены Темными на то, что бы огромную территорию страны  остановить в пространстве и времени!

И старт этому безумству начался еще в 2011 году с убийства последнего гуцульского мольфара Мыколы Нечуя. Кто об этом ныне вспомнит? Когда Темные, демоны, они же асуры, начинают Прополку, они убивают Брахмана. Он даже своим существованием способен помешать их кровавому застолью.

Но этого оказалось мало. Даже Второй Майдан не смог пробить брешь между мирами. Темным нужно было нечто большее, явное, четкое, невызывающее ни каких сомнений.

Жертвоприношение.

И оно случилось в городе юмора и смеха, в Одессе, 2 мая, 2014 года, в Дома Профсоюзов.

Об этом мне и намекал Ворон...

Меня пробил озноб догадки. Марта говорила, что я буду один. Верно. Один такой. Закон Корабля в действии! В Ростове нашли меня, теперь я должен найти других здесь.

Не сиди на погосте... Не держись за могилы. Беги к Великой Матери, чье изображение первым отпечаталось в твоем сознании из разворота атласа советских памятников.

Мать - Родина зовет! А, Родина - она большая. От Заката до Рассвета.

Во мраке ночи, с мечом в руке, с развивающимися одеждами на ветру, она кажется многорукой. Стоит только посмотреть под определённым углом и освещении... Так порой и проявляются скрытые образы. Прямо под носом. У всех на виду.

Даниил Андреев в "Розе Мира" говорил о пленении души русского народа, прекрасной Навне. Кто же защитит ее детей? Тот, кто однажды это уже сделал, когда все замерли в ожидании кровавой бойни, которой не было равных за всю историю нынешнего человечества.

Кали -Ма! Шакти Дэйви!

Герой Пелевина из "Тхаги" ошибался. И Стивен Спилберг ошибался в своем "Храме Судьбы". Не ошибся Стивен Хопкинс в "Жатве", и  Георгий Шорин в "Боге Топосе и его Продижи".

Случившееся в Ольговске, явление Матери, это было лишь призрачное событие, в сравнении с тем, что было вызвано миллионами людей в канун страшной битвы плоти и металла. У Навны не было антагониста, не было темной стороны, но... Даниил Андреев мог  об этом не сказать...

Ираклию Тоидзе в 1941 году позировала его собственная мать. Вучетич и Никитин создали скульптуру в 1959 году. Ни в коем случае нельзя их заподозрить в склонности к мистике, однако, тем и поразителен акт творения, что художник создает всегда нечто большее, чем он задумывал. В великих творениях есть отпечаток руки высших сил.

Конечно, я не юный Атрейдис, но в моей роли Фродо мне хватает эпичности. Теперь я знаю, куда я иду по улицам своего детства.

Я иду домой. У железных дверей подъезда делаю вид, что вставляю ключ, на самом деле прочувствовав конструкцию замка, делаю поворот ключом и усилием воли с пол оборота ударяю по упертой пластине. Точечное воздействие буквально срезает кодовую пластину и замок открывается. С Такими способностями можно и в медвежатники!

Поднимаюсь по лестнице. Третий этаж. Все таже железная, выкрашенная красной краской дверь. Открываю ключом из связки. Её с собой носил десять лет.  Замок все тот  же.  В квартире никого нет...

-Ма, ты дома?

Знаю, ни кто не ответит. Наверное, мама на рынке... Так мне хотелось бы...

Закрываю дверь. Скидываю обувь.

Мамы не будет. Она не на рынке. Она ушла на всегда. Как Украина, которую она любила. Со мной Крым, но Украина не со мной. Украина тоже ушла, как и мама. Все предельно ясно, как команда на флоте. Магия - это не заклинания и волшебные палочки. Магия - это метафора. Страшной смертью умерла моя мама , страшной и мучительной, хотя за всю свою жизнь мучений хватила с полна. Родилась перед войной и ушла в огне войны.

И это было вещание запредельных сил для меня.

Кали-мать! Дай мне стать Дэвом! Демоны боятся Истиной Тьмы! Я поклоняюсь великой Тьме, которая была до Света. Повеливающей снами нерожденных и ушедши богов, тебе я поклоняюсь! Я поклоняюсь великой Матери Кали! Великому женскому началу, творящему миры! Великая  мать Кали,  я поклоняюсь тебе от испытуемого  удовольствия приклониться перед тобой! Прошу тебя, как просит ребенок маму: Я хочу пить! Хочу пить кровь демонов!