Солнце встает с востока. 50. Тревога

Начало марта здесь всегда серое и без снега. Только иногда выглянет солнце. Вот и теперь, выглянув, оно как бы поманило пальчиком, мол, выходи. Туренин ждал Нину Николаевну. Он звонил ей. Она была в магазине, еще немного и вернется домой. А затем они пойдут прогуляться в парк рядом с домом.

-Представляешь, иду я и не верю своим глазам: возле дома на углу ежи, самые настоящие, как в Великую Отечественную, и там, возле них два мальчика что-то клепают. Я спрашиваю их: «Что это такое?!» «Это противотанковые ежи», - отвечает мне один, тот которого я и раньше видела, он еще прошлым летом в парке на карусели подрабатывал. «Вижу, что противотанковые ежи. Но зачем! Они ведь не помогут», - продолжала я, и выходило так, что все бесполезно и как бы поэтому, потому что так говорю – враг, почему тут же, испугавшись своей смелости, добавила: что они, мол, против современного вооружения. А тут Анатолий - сосед,  вышел со двора. «Что это такое?» - повторила я. «Это заказ», - сказал он, и тут же начал хвастаться, что металл дал он, что у него он был и так далее.

-С ума сходят, - заметил Туренин. – Сначала блокпост, а теперь противотанковые ежи.

Они вышли со двора. Справа через два дома в том месте, где дорогу к речке перерезала кривая, как турецкий ятаган улица, уже три дня стояли из теробороны в черном с АК. Туренин старался не смотреть в ту сторону. И теперь сделал вид, как будто там никого не было, как будто там ничего не было - было пусто.

-Здесь? - спросил Туренин, когда они проходили мимо дома, где за воротами работала сварка.

Кроме тех на блокпосту на улице никого, но ближе к бульвару и на самом бульваре было много людей, из-за чего Нина Николаевна позвонила Вере, мол, на улице спокойно, много гуляющих, некоторые с детьми, не даст ли она им Толика погулять с ними, и, вроде бы, уговорила; поэтому они отказались от парка и пошли к двухэтажному дому в переулке.

Юра – бледный, тощенький. Он одет по погоде – тепло: в курточку, теплые штаны и аккуратные сапожки. Одежда чистая.  Руки держит в карманах, всем своим видом, показывая, что он уже не ребенок.

-Юра, как дела? – спросил его Туренин.

-Нормально.

«Нормально» - это он, Туренин, его так научил, внушая, что мальчики должны отвечать именно так: не хорошо, не отлично, а нормально.

-Хочешь посмотреть, что на чердаке?

Тот молча подошел к летней кухне, где была отдельная дверь, за которой стояла лестница на чердак.

-Не спеши. Ставь ножку сюда. Вот так, - говорил Туренин и следом за Юрой поднимался наверх.

Мальчик с интересом смотрел по сторонам, изучая старые вещи по углам, от долгого лежания, прибитые пылью и в паутине, превратившиеся в театральные декорации к сказочному сюжету, где Иван Царевич и Кощей Бессмертный.

-Нравится?

Он заметно оживился. Не было того напускного, той независимости,  над чем внутренне посмеивался Туренин.

-Смотри. Вот лыжи. Они остались от Валерия Федоровича, - Туренины купили у него, кроме квартиры, и все, что было с ней, например, эту летнюю кухню, куда Туренин заманил Юру.

-А это что? – спросил Юра, показывая на согнутого железного уродца.

-Это настольная лампа.

-А это?

-Это поломанные стулья. Их можно отремонтировать и потом сидеть на них. Все. Все посмотрел? Теперь слазим. Ты вымазался. В пыли. Дай я тебя отряхну.

Раздался вой сирены. Воздушная тревога!

Вася, свесившись с окна балкона, позвал Юру:
-Толік, іди додому.

Его правильный украинский язык раздражал Туренина. Он говорил Нине Николаевне: «Нельзя же так издеваться над языком. Мама разговаривала по-украински. Виктор Васильевич говорит не совсем на украинском языке – на суржике, и это как-то незаметно. А тут. Хочется схватить за горло и давить. Давить. Понятно, никто давить его не собирается. Это, так сказать, нервы. Но зачем доводить до такого состояния. И знает ведь, что с ума схожу, что до бешенства. Но продолжает гнуть свою линию. Вот, смотрите, мол. я. А что он? Что ты! Смешно и плакать хочется». Было желание крикнуть: «Ну, надоел же!» Ребенок только вышел. И на тебе, иди домой.

-Почему домой? – спросила его Нина Николаевна.

-Ви хіба не чуєте, що повітряна тривога?

«А чтоб тебя…» выругался про себя Туренин, а в слух добавил:
-Это ведь глупо. Фронт в трехстах километрах. И потом, что тут обстреливать: ни военного гарнизона, ни склада.

-Чому ви вирішили, що тут безпечно? - он наслаждался своим правильным украинским, на котором никто не разговаривал, разве что новые украинцы и иностранцы, которого не было в природе. – Юра іди до дому.

Юра вертелся на месте, выжидая, чья возьмет.

-Дам по жопі.

-Кретин, - выругался Туренин. - Опять будут сидеть в коридоре.

-Давай подождем, может выпустят, когда все закончится.

-Надо же быть таким… И знает, наверное, что глупо, но обязательно настоит на своем, обязательно должны сидеть в коридоре, одетые и готовые выскочить в любой момент. Куда? Самодур! Как эта из «Грозы». Марфа Кабанова. Кабаниха!

-Сегодня, перед тем, как идти в магазин, я разговаривала с Верой. Она верит всему, что пишут на Украине. Говорю: не читай, там все неправда, все пропаганда. Но опять же, кто меня послушает. Тем более, что там у нее за спиной Вася, который все слышит и ее направляет, как отвечать матери. Когда она у нас дома, то со всем соглашается, только уйдет - как подменили человека.

-Надо ж ничтожное. Внешне урод и так без ума, а держит ее в страхе.

Опять выла сирена.

-Отбой. Может, пойти забрать его?

-Не надо. Да он и сам не захочет. Чем его теперь соблазнишь? Он на чердаке уже был.

Нина Николаевна, глубоко вздохнув, последовала за Турениным, который пошел вон, прочь со двора, где ничего нет, кроме огорчений, после которого нервы и боль в груди.