Моё зелёное моховое детство. Свердловск

За школьными заботами и радостями незаметно подкатила весна. Родительская компания наладилась ездить на озеро Таватуй.
Вообще, моё уральское детство целиком и полностью связано с лесом. Берёзовые рощи с подберёзовиками, сосновые боры с маслятами, низенькие перелески с подосиновиками, высокими, крепкими, с оранжевой шапкой и запачканной чёрными крапинами высокой белой ножкой. Одного такого хватает на «жарёнку». Но сейчас я не про грибы.
Я - про ягоды.

Наши весёлые и красивые родители, радостно щебеча, собираются в дружеские стайки и, прихватив нас, детей, под мышку, на выходной улетают «на природу».
За черникой и земляникой.
С обязательной ночёвкой.
Мы встречаемся на пригородном вокзале или грузимся в невообразимом количестве в малолитражку счастливого её обладателя Цветова, и - прощай, город!
В машине всё вперемешку: дети, родители, палатка, бадминтонные ракетки, мячи, котелки, спальники и бидоны для ягод. Всё припасено, вот только спиртное не фигурирует в этом походном списке.
К чему?
И так эйфория от молодости, весны, солнышка.

Круглое озеро Таватуй… В самой середине его - столь же круглый островок, поросший девственным лесом. Туда только на лодках.
Подгребли, причалили. Вот и знакомый песчаный бережок! Родительская компания дружно разбивает лагерь. Сколько занятий - побегать в мешке, кто быстрее, перетягивать канат, погонять в волейбол! Ужин, песни у костра, под гитару и аплодисменты комарью – смачно и звонко все шлёпают себя по всем местам – вот же, не комары, зверьё! А всё же весело! Затем – охота на комарьё в палатках – останется хоть один – не поспишь! Смех, шутки!
Зато с утра начинается нарочито серьёзное священнодействие. Собираемся по ягоды. Детям - кружки, мамы берут бидоны. Идём цепью, перекликаясь.

Одним мокрым и солнечным утром воскресенья, ёжась от холода, я угрюмо тащилась за мамой по эти самые «ягоды». Занятие самое препротивное. Земляника, кажется, краснеет по всей поляне, а начни собирать? Всего пять ягодок с одного места…
Только и знай, что наклоняться.
Нудно!
Черника плотным облепом растёт на кустике, можно сесть рядом и обирать его, но соседний куст кажется более заманчивым, перебираюсь туда. Нет, первый был лучше. Оглядываюсь, а там уже подружка Наташка всё собрала… Опять мама будет ругать и обзывать ленивой девочкой.
Обижаясь заранее, я гордо ухожу вглубь леса.
Пусть ищут и волнуются.
Вот не буду отвечать им и всё тут!

На полянке уже очень припекало, а в зарослях было прохладно и сумрачно. Я споткнулась о замшелую ветку и упала на четвереньки, ушибла коленку, но даже того и не заметила, ведь в это самое мгновение взгляд мой встретился со взглядом … зайчика! Вернее, не зайчика, а крохотного желтовато-серого зайчонка, притаившегося под низеньким кустиком черёмухи.
Настоящий!
Зайчонок!
Мой теперь!
Зайчонок был весь подобранный, как сжатый кулак. Голубенькие глазки смотрели на меня безо всякого выражения, только розоватый носик дёргался, выражая волнение: съедят - не съедят?
Есть я его не стала, а завернула в подол платьишка и с триумфом потащила к палаткам, на берег озера. Там никого не было, даже дежурных по обеду. Ну ничего, я откинула полог палатки и устроила зайчика на брезентовом полу.
Стала разглядывать.
Зайчик был перепуган насмерть, поэтому тормошить и гладить его я не рискнула. Села рядом и смотрела. Мне показалось, что зайчик голоден.
Если его покормить, он меня полюбит!
И будет везде за мной прыгать следом! Дома и в школе!

Окрылённая этой новой мыслью, я пошла туда, где стояло ведро с очистками овощей для супа. Я нашла в ведре кусочек морковки и вернулась в палатку. Зайчик не двигался с места, лежал, как приклеенный.
Я дала ему понюхать морковку.
Никакой реакции.
Странно, всем с пелёнок известно, что заяц и морковка - близнецы братья!
Однако, отчего же он не ест?
Я аккуратно раздвинула крохотные раздвоенные губки на мордочке зайчика и легонько потёрла кусочек морковки о его яркие передние резцы
– На, попробуй сок! Это же она - морковка!
Вновь никакой реакции. Только смотрит загнанным и обречённым взором…

Но тут полог палатки откинули с неистовой энергией. Заглянул мой папа. Он запыхался и выглядел встревоженным. Молча оглядев всю картину маслом, он выскочил на открытое место и, приложив руки рупором ко рту, заревел:
- Отбой тревоги!
Оказалось, что, заметив моё исчезновение, наши кинулись искать «эту вредную девчонку». Все-то бросились в чащу, а папка, зная меня, пошёл посмотреть к лагерю. И не ошибся. Скоро к месту стоянки подтянулись и остальные. Мама даже не ругалась, так была рада, что я нашлась. Дети сгрудились вокруг меня и зайчика. Всем хотелось его погладить, да мой папка не дал. Не разрешил трогать. Потом велел всем сесть рядом с палаткой и завёл рассказ.

- Где же ты нашла зайчонка?
- Под кустом.
- А он пытался убежать?
- Нет…
- А кричал?
- Нет…
- И всё время он лежит неподвижно?
- Да. Он больной?
- Вовсе нет. Здоровый. Но вы, дети, должны знать, что такое поведение – единственная защита зайчат от хищников. Не двигаться и молчать. Не двигаться и молчать при любых обстоятельствах!
И узнали мы от моего папки, лесного человека, что зайчихи рождают зайчат, кормят их родным молочком один единственный раз и… бросают под кустом! Зайчонок маленький, бегает ещё плохо, мать с зайчонком от хищника не убежит, никак не защитит ни себя, ни его. Вот и придумали зайцы детишек своих оставлять и велели лежать неподвижно и тихо, чтобы никто не нашёл, не заметил. Зайчатки даже запаха-то практически не имеют, чтобы вообще ничем лису или сову не привлечь. Лежит себе под кустом зайчонок и взрослеет не по дням, а по часам. Все зайчихи зайчат рождают в одно время, поэтому кормит детишек та зайчиха, что будет рядом, неважно, её зайчонок или нет. Уж как сами кормилицы детишек находят, я так и не поняла, но с огорчением узнала, что до морковки мой зайчик ещё не дорос. Ему только молочко нужно.
- А теперь, - продолжал папка, - когда зайчонок побывал у людей в руках, он пахнет людьми. Примут его зайчихи обратно? Не знаю. Но надеюсь, что вечерняя роса смоет наш запах и его покормят.

- Пойдём, покажи, где ты его нашла, - обратился папка ко мне.
Несчастная, поминутно шмыгая носом, потащилась я к тому месту, где упала и нашла зайчика. Папа отрезал большой кусок бересты и на нём нёс зайчонка.
Точно я уверена не была, но приблизительно правильно вернули мы найдёныша под куст черёмухи.
- Не реви, пойдём. Пора ехать. Наши уже в лодки погрузились.

Мы развернулись и ушли.

А зайчик остался под кустом. Всё такой же безучастный ко всему, тихий и спокойный.
До сих пор я надеюсь, что с ним всё окончилось благополучно, и общие мамки накормили этого путешественника в мир людей. И не сильно его ругали… Меня-то никто не ругал!

Горбатые сине-зелёные горы, густо поросшие лесом. То резко вздымаются они так, что задираешь голову, то опадают, чтобы перейти в новые холмы. У подножья нашей, самой большой горы – озеро. На вершине раскинулись площади санатория. Большой многоэтажный корпус, рядом в лесу круглая бетонная танцплощадка с ракушкой-эстрадой, лечебные корпуса, магазин со всякими разностями, от посуды и одежды до конфет и консервов. Ещё тут понатыкана кучная куча других построек: библиотека, летняя столовая, белёный Дом культуры, крохотный, но с обязательными древнегреческими колоннами и портиком; поле аттракционов и ещё бог его знает, что такое... Маме дали сюда путёвку от ВНИИТЯЖМАШа, а папе не дали – он теперь скучает в городе один, грустно сидит с утра до ночи на работе и может приезжать к нам только в выходной. А меня куда прикажете деть при таком раскладе? Вот мама и взяла мне «питание», это значит, что мама будет жить в самом санатории в комнате вместе с другой тётенькой, а я спать буду в домишке ниже по горе, «в частном секторе», откуда приходят работники санатория и иногда сдают «кровать» детям, таким, как я, кто приезжает с мамой и мыкается. А есть в столовой санатория мы будем вместе!
- Плохо, что с детьми нельзя, выкручивайся, как можешь!
Так мама говорит. Поэтому теперь я сижу у тёти Милы, жду маму и пытаюсь читать «Планету обезьян» Пьера Буля. Комнатка крохотная, скорее кладовочка, но отдельная, есть и столик у окошка. Удивительно только: здесь чисто и по-походному скудно, но мне неловко, я подспудно ощущаю незримое присутствие других людей, живших здесь до меня, трогавших этот стол, эти вещи, мне как-то неловко, как будто я каждую минутку в перекрестии их взглядов. Мне кажется, что атмосфера просто выталкивает меня, как вода иголку, смазанную жиром. Какое тут чтение? И, больше не сопротивляясь «их» желанию, я бегу в древний сосновый лес к санаторию ждать маму с процедур.
Лес…я помню его всю жизнь. В меру влажный так, что мхи укрывают каждый свободный клочок и подножия сосен, но не такой, чтобы промочить ноги. Я решила построить дворец изо мха между толстенных корней одной сосны. Мне нужно было и диванчик, и кресла, и стулья, и ложе, и перегородки, и шкафы – и всё из мха. При этом, мох должен быть жив и расти там по моей воле и в указанных формах. Я обхожу окрестные полянки и заросли в поисках нужной разновидности. Какие они тут! И высокие, и низенькие, и ёлочкой, и звёздочками, и «кукушкин лён», всякие. Скоро стало получаться. Я каждый день ношу в кружке воду и поливаю новые прилаженные кусочки, чтобы прижились, и они приживаются! Я решила сделать маме сюрприз – довершить «посадку» моего дворца, а потом разом ошеломить её этим чудом! А живут в этом изумрудном пушистом великолепии человечки, которых я мастерю из палочек и наряжаю в цветочные платья. Так возиться на окраине леса я могу часами, пока мама не освободится от процедур. Тогда мы идём гулять, в магазин, вниз в посёлок или читать в беседке. Вечерами у нас танцы под баян или под пластинки.
Мама обожает танцы, я – ненавижу! Ненавижу так, как умеет ребёнок, безапелляционно и насмерть!
Дело в том, что я безумно ревную маму – она только моя и папина, больше ничья! А тут только появись, сразу чужие дядьки наперебой бегут приглашать её на танец, безуспешно заговаривают со мной, чтобы снискать её расположение, но разбиваются вдребезги о ледяные стены моего презрительного молчания. Мама и сама тяготится этим чрезмерным вниманием и довольно резко и сразу пресекла всякие попытки выйти на общение более дружеское чем «позвольте Вас пригласить на этот танец».
В результате ходить на танцплощадку мы с мамой перестали и совсем бы замучились вечерами, если бы не новый массовик-затейник, крохотный человечек с непременной улыбкой на сморщенном личике. Он взялся неизвестно откуда, но горячо принялся за дело сплачивания «заезда». Каждый день мы то ходим в походы, то бегаем эстафеты, то набрасываем резиновые кольца на доски со штырями – моё самое любимое занятие. Под каждым штырём он написал краской очки за попадание и устраивает олимпиады с выдачей картонных медалей! Я так стараюсь, пыхчу, прицеливаюсь, но никогда медаль ещё не получала, вот досада… Да, он придумал собирать наш «заезд» в большом зале крохотного Дома культуры и там мы поём… Ах, как мы поём! Он изобрёл удивительную тетрадь, то есть, это был такой широкий, метра полтора, «альбом», в котором он записал крупным печатным шрифтом слова модных песен. Сам стоит на сцене и держит эту великанскую тетрадь, растопырив руки, перелистывая по мере нашего исполнения, а мы всем залом читаем и выводим под аккордеон. Я стараюсь запомнить эти строки с одного раза, чтобы не таращиться зря, а петь в своё удовольствие. Не раз выходило, что за обедом или ужином женщины просили меня подучить их. И я говорила им строчки по памяти, а они повторяли со старанием - уморительная и трогательная картина! Особенно хорошо пошла «Черемшина».
Буйно всюду квитне черемшина,
Как невеста выглядит калина,
Пастуха в садочку, в тихом укуточку
Ждёт дивчина, ждёт…
С чувством и слезой выводит зал песню на смеси украинского и русского, так, как написано в «тетрадке».
Шла она к садочку вдоль осоки,
Загляделась на холмы высоки,
Где с берёз спадают чисты росы,
Цвет калины приколола в косы…
Так мы и затвердили эту песню, а потом так же пели её и дома в Свердловске.

А в воскресенье приехал папка! Собственно, он приехал в субботу вечером, и они с мамой отправились прямиком на танцы. Вот уж когда я гоголем сидела на круговых лавочках и презрительно поглядывала на стушевавшихся «ухажёров», которые делали вид, что вовсе и не глядят на маму и папу: самую красивую пару тут и во всей вселенной, лихо отплясывающую в центре круга. Да кто же посмеет, кто сможет сравниться с моим папкой? Он высокий, голубоглазый и кудрявый, к тому же - с правильными, привораживающими чертами лица! Он искрит энергией, весельем и интеллигентностью, попробуй, стань рядом! Посрамлённые, претенденты на внимание моей мамы уползли на поиски иных дам – вот вам всем, и поделом! Будете знать, как приставать!
А утром мы решили покататься на лодке внизу, под горой. Мы долго шли по страшно крутой извилистой тропе через лес и поляны, пока, наконец, не спустились к пристани. Это были мостки с привязанными лодочками. Их выдавали с почасовой оплатой. Мы расположились на чистом песчаном бережке, разложили покрывало и позавтракали бутербродами и чаем. Ах же, и вкусен чай из термоса! Он настаивается, становится коричнево-чёрным и такой сладкий, мне очень по вкусу. Однако, уже припекало, и мы взяли лодку. Папа грёб-грёб по озеру, пока не устал, потом решил поплавать. Он скинул ковбойку и штаны и нырнул с лодки. Мама завизжала, она не умела плавать и не хотела начинать учиться прямо тут, посреди озера. Но лодка оказалась на диво устойчивой. Папка плавал вокруг нас, нырял и фыркал, как дельфин. Знаете, он вообще - «водный» человек. Вот удивительно, мама родилась у океана, жила в Омске, там Иртыш, по её рассказам там все дружат с водой, но, ни она, ни моя бабуля плавание не признавали и считали «неприличным» для дамы занятием. А папа вырос в Ирбите, ну вот где там океан, или, на худой конец, море? Но знаете, папа и в тамошней речушке так наловчился плавать, что ого-го! Никакого моря не надо!
- Ветта, давай я её поучу? А то вырастет неженка, как ты!
Мама задумалась, прикрывшись китайским полосатым зонтиком…
- А как?
- А вот так!
И не успели мы с мамой и глазом моргнуть, как я оказалась в воде на манер той самой персидской княжны, только в роли Стеньки Разина выступил мой родной отец! Он решил, что поддерживать меня не надо, что в моём возрасте обязательно сработают инстинкты и я поплыву сама и сразу…ну, как плывёт собака или кошка, если бросить их в воду. Только на поверку вышло иначе. Инстинкты во мне оказались напрочь задавлены интеллектуальным грузом прочитанного, вот просто напрочь. Сознательное взяло верх над бессознательным. Безропотно, без единого движения, я тихо пошла ко дну, как и положено княжне. Я-то знала правила… Кинули – тони.
Обалдевший вконец отец нырнул и сей же миг вытащил меня на берег, где мама уже набрала полные лёгкие воздуха, чтобы популярно объяснить папе, что она думает о его прогрессивных и психологичных методах обучения детей плавать. Я даже не успела испугаться или наглотаться воды, так быстро всё произошло, и спокойно, как мне казалось, пояснила маме, что вреда не случилось и было даже очень весело, хочешь, мама, сама попробуй?
Мама отчего-то отклонила это моё предложение и долго дулась. Но лето, солнышко, молодость скоро взяли своё, и вот уже мы весело и до слёз хохочем над произошедшим.
Однако, вот какое дело, плавать я так и не научилась – стоило мне оказаться в воде, как я включала стиль «топориком» и обречённо-резво шла на дно, как бы меня ни поддерживали, как бы не обучали…так было долго…пока однажды один мальчик не рассказал мне, что:
- … Представляешь, вода держит, как матрас! Ты ложишься ровно-ровно, руки-ноги растопырь – и будешь висеть, как поплавок, а она, вода, тебя под пузо ещё удерживает! Здорово!
Он так это образно рассказал и показал руками, как именно вода держит «под пузо», что мне захотелось попробовать. И… знаете что! Я сразу поплыла! Вот сразу! Можете мне не верить, но поплыла я потому, что твёрдо уверилась - «вода держит под пузо»! И не даёт утонуть вообще! Потом иногда я отдыхала от длительных заплывов, и, лёжа на спине, качалась на мягких волнах. Меня даже уносило в море, но, отдохнув, я спокойно выплывала и более никогда не боялась воды - доверяла ей – она же держит!