Артём Морс

Эту запись я сделаю в старой ЖЖ-шной традиции, о которой, по-моему уже и забыли все. Я опишу этот день, как будто в личную бумажную тетрадь, тем более, что это не далеко от истины.

По субботам у нас писательские посиделки в вегетарианском кафе. Соответственно в пятницу начинается шевеление в беседе — кто придёт, кто не придёт. Обидно же, если столик заказан, а никто не пришёл. В этой части, я склоняю голову перед мужеством Девочки, которая этот столик заказывает - я бы, образно говоря, «зассал».

А тут в пятницу один из нас (да чего уж минжеваться? - Димка!) пишет «Красноярск! встречаемся на КУБе! 24 апреля, суббота Презентация книги из серии лауреатов Шукшинской премии «Завтрашние чудеса», в 14:30. /Дом искусств, пр. Мира, 3/ ». Я думаю, «Надо сходить, заодно у Димки спрошу одну вешь...», короче, надо мне.

Пошёл пешком, потому что уже год, как «худею», не рассчитал время, ну и припоздал на 7 минут. Однако ещё не начинали. По сути, «Дом искусств» - это два зала, один из которых проходной, и небольшой предбанник с четырьмя дверями — дверь на улицу, дверь в туалет, дверь в проходную залу и дверь в платяной шкаф. Оставлять куртку, страшновато, между прочим, но там много курток, так что стадный инстинкт заглушил страх.

Ещё не начинали, но стоило мне только зайти, как мужик на центральном стуле раскрыл серую книжку в мягком переплёте и принялся громко читать! Минут пять стоял гвалт, никто не хотел обращать внимание на это отчаянное декламирование. Затем одна библиотечного вида дама громко зашикала и даже три раза хлопнула в ладоши после чего вполголоса крикнула «Имейте совесть! АВТОР читает!». Стали слушать. Читал он о сыне-наркомане, которого гнала из дома мать, а сыну четырнадцать лет и он не хочет гнаться. Тогда она попросила его поклясться ей-матери её-матери здоровьем, что он не наркоман. Сын поклялся. Потом я отвлёкся и когда вновь поймал нить, сыну было уже двадцать восемь, он лежал на диване мёртвым, мать боялась заплакать, пьяный, ни то сосед, ни то отец, мрачно и глупо хохмил и где-то неслась и фатально не успевала скорая помощь. Чтецу продолжительно хлопали — я тоже хлопал. Поскольку я опоздал, то и имени чтеца не знаю.

Затем выступала Лариса Михеева. Она пространно и довольно беспредметно, что называется «на эмоциях», рассказа про две свои книжки. Первая — повесть про подростка-самоубийцу, который разобрался в своих проблемах и самоубиваться не стал. Но... «Финал я оставила открытым» - резюмировала автор. Вторая — сборник из одиннадцати эссе про одиннадцать поэтов. Эссе в сборнике, если можно так сказать, отсортированы по датам смерти поэтов, потому что «дата смерти куда более определяющая, нежели дата рождения». Лариса перечислила этих поэтов и я с удивлением понял, что слышал из них только об одном — Рубцове — остальные мне неведомы. Публика одобрительно загудела и закивала головами, из чего я с ужасом заключил, что я единственный такой невежда, который этих поэтов не знает. В принципе, я даже захотел было купить её книжку, но как то без огонька и в итоге не купил. Среди прочего, она заявила, совершенно это заявление не комментируя, что никакой сибирской литературы не существует. Интересно, как она избавилась от Вампилова, Астафьева, Задереева и Распутина? Кроме того, есть такое явление, как сибирский панк — та же Янка, которуя никак не отнесёшь к московским поэтам.

Тут объявили перекур. Я подошёл к столу и полистал несколько книжек. Это клееные в мягком переплёте тонкие издания — утверждать не могу, но мне кажется даже без нитки (я не стал их выгибать, чтобы посмотреть чем они скреплены). Взял одну - белую, и принялся листать. Это были стихи — некоторые показались мне хорошими, а некоторые нет. Впрочем, мне вообще не нравятся в стихах нерифмованные фрагменты, а такие встречались — так что это, скорее всего, вкусовщина. Автор — Артём Морс.

Перекур закончился и объявили этого самого Морса. Он, в отличи от всех прочих, без прелюдий принялся читать — поэтам в этом случае проще. Первое стихотворение было не плохо. Затем кто-то с задних рядов попросил прочитать не из сборника и назвал желаемое (что — её богу, не помню). Что вам сказать? Это потрясение! Необыкновенное по силе и образности произведение! Таких было ещё несколько. Читал он без перерыва всё отведённое время.

После я подошёл и спросил, сколько стоит его книжка. Он, по-моему, не ожидал такого вопроса и как-то не сразу ответил. А может думал, какую цену назвать — ту, что в магазине (хотя откуда современные стихи в магазине?) или ту, по которой они ему самому достались? Есть такой момент морального мазохизма, когда к тебе подходит человек и говорит, что хочет купить твою книжку — ты ему вроде бы как уже благодарен и тебе неудобно ломить цену. Он зачем-то спросил, понравились ли мне стихи. Мне, дураку, нужно было бы самому первому громко и внятно сказать, что стихи гениальные. Я же ляпнул: «Стихи замечательные! Некоторые прямо-таки очень хорошие!». «Некоторые!» с издёвкой повторила за мной сидевшая рядом с ним женщина. Все со снисхождением заулыбались в мой адрес. Морс подписал экземпляр и я отошёл к стене. В принципе, это был междусобойчик, такой-же как и наши посиделки в кафе, только официальный — я, видимо, был здесь единственным человеком со стороны. К слову, Димки, который меня сподвиг прийти сюда, не было.

Следующим выступал престарелый приземистый мужичок от которого за километр несло репортёром. И действительно, он тут же рассказал, что по образованию философ, а по профессии журналист. «Не знаю, какой я писатель, но журналист точно хороший!» заявил он. После чего назвал несколько своих романов (я так понял, их три), оговорился, что «читать фрагменты из крупной формы дурное дело» и зачитал штук пять коротких (я бы сказал ультракоротких) рассказиков. Всё были такие, знаете,... весёлые статейки на горячие темы — две про плотскую любовь и четыре про похороны. Журналисты умеют весело и борзо писать вообще обо всём — почему бы и не про похороны?. Ну что сказать, вспомнился Довлатов, вспомнился Горин — кому нравится искромётный юмор на любую тему, тому понравится. Фамилии автора, к сожалению, не запомнил.

Выступления закончилось. Все как-то стали чего-то явно ждать — видимо намечалось чаепитие. Мне сделалось неловко и я ушёл.

Вот, кстати, одно из прекрасных стихотворений Артёма Морса.

Ещё не осветило полностью
деревню августовским солнцем,
качались на верёвке простыни,
шумели за оградой сосны.

Сон отлетел, как привидение,
я вышел посмотреть на звёзды,
на их мерцание, движение,
на их сияние сквозь слёзы.

И что-то чудилось нездешнее,
что без конца и без начала,
как будто музыка небесная
в рассветном мареве звучала.

А этот свет пунцовый, истовый,
как будто сам собою созданный,
всё рос и ширился, как истина,
и наполнял окрестный воздух.

Потом залаяла собака,
проснулся сын, и мы без повода
читали «Август» Пастернака,
и не хотелось ехать в город нам.

Позавтракали, вышли из дому
и побрели до леса тихо.
Туман рассеивался исподволь,
и вспыхивала облепиха.

Мы шли вдвоём навстречу осени
сквозь время и пространство лета,
и август провожал вопросами,
не требующими ответа.

Дата статьи 24.04.2021
https://vk.com/alexdassy