Бойся своих желаний

ГЛАВА 1
– Раиса Ивановна, позвольте, я Вам помогу.  Наташа закрыла машину и подошла к пожилой женщине, нагруженной пакетами.
  – Наташа, деточка, как хорошо, что ты подъехала. Вот внуки должны на выходные приехать. Затарилась. Раиса Ивановна поставила пакеты перед Наташей:
– Помоги, пожалуйста. Тяжеловато.
   Наташа подхватила пакеты и пошла к подъезду.
  – Дорогая Раиса Ивановна, я так скучаю по маме, что помогать мне вам в удовольствие. Вроде бы как к маме ближе, вы с ней примерно одного возраста. Наташа проводила соседку до ее двери: – здоровья вам! Это в вашем возрасте самое главное.
  – Вот, Наташенька, в самую точку. О здоровье: ты не сможешь мне провести курс уколов по показаниям, с той недели врач назначает?
  – Ну, конечно же, Раиса Ивановна, смогу. Только после работы. На этой приятной для обеих ноте соседки распрощались. Наташа вприпрыжку поскакала на четвертый этаж. Наташа Петрова – симпатичная, стройная, молодая женщина тридцати двух лет, работала медсестрой в городской больнице, была очень коммуникабельна, любознательна. Умела не обижаться, очень редкое в нынешнее время качество, и что самое примечательное, свято верила в высшее предназначение. Но самым большим ее увлечением были восточные духовные практики и народная медицина. Все полки в доме Наташи были завалены книгами о китайской энергии цигун, индийской йоге. Книги Блаватской, Рериха зачитывались до дыр. Говорить о восточной философии она могла часами, но в силу своей природной скромности не доставала своим увлечением окружающих, если только какой-нибудь терпила не затрагивал дорогую для Натальи тему. Вот тогда Наташа взлетала на своего любимого конька, и собеседнику оставалось только слушать и сожалеть о том, что не иначе как черт его дернул за язык поднять эту тему.
Больше всего от этого течения страдал муж Наташи – Александр. Он работал начальником аналитического отдела в огромной фармацевтической компании, стоял двумя ногами на грешной земле и, конечно же, никак не мог составить компанию своей жене в полетах в тонких мирах. Он с удовольствием ездил в командировки, если таковые случались, принимал участие во всевозможных конференциях, симпозиумах. В этих коротких перерывах он успевал отдохнуть, набраться терпения, соскучиться по своей женушке и ее заскокам, с удовольствием возвращался домой, и все начиналось сначала.
   Вот и сегодня воскресенье – радостный день. Александр дома отсутствовал по причине командировки. Сына Олега, десяти лет от роду, свекровь при каждом удобном случае забирала на дачу. Наташа была в замечательном расположении духа: мужа нет, готовить не надо! Сын у бабули, уроки делать не надо! Машину поставила прямо у дома, редкое чудо! День солнечный, ветерок легкий. Небо голубое, чистое! Как все замечательно! Целый день можно посвятить себе. Наташа доставала из сумки вкусняшки и беседовала с котом, который всегда принимал активное участие в разборе сумок.
  – Персик, вот ты всегда меня понимаешь, поддерживаешь, вот тебе за это креветочку. Персик по породе персидский кот, так любил креветки, что знал слово креветки на слух. А при виде на этого морского моллюска с ним случался припадок непристойного поведения. Всегда молчаливый, спокойный, ласковый котик становился непристойно нахальным попрошайкой. Он утробно урчал, цеплялся когтями за штаны, пытаясь влезть на хозяйку, как на столб. Стоило немного зазеваться, как Персик уже был на столе, разрывал пакет с креветками. Стянуть его со стола можно было только с пакетом, который он зажимал когтями и зубами намертво. Чтобы отбить возможную атаку кота, Наташа сразу отсыпала ему горсть очищенных креветок и занялась сервировкой собственного обеда. Кот довольно урчал, всем своим видом показывая, что такое меню ему нравится. По телевизору показывали какую-то комедию. Экзотические фрукты, давно хотела попробовать карамболу, креветки, пиво, можно позволить иногда, пирожные из французской пекарни! Ну! Жизнь налаживается! Наташа уселась на диван перед телевизором в обществе кота. Оба от предвкушения вкусного обеда довольно щурились. Казалось, что даже кот потирает от удовольствия свои пушистые лапы.
Неожиданно раздался легкий стук. Наташа перевела взгляд на камин. Упал мамин портрет. Наташа насторожилась. Мамин портрет всегда стоял на каминной полке. Причем снимок был очень удачный. Откуда бы ни посмотрел на него, казалось, мама смотрит прямо тебе в глаза. Мама в жизни Наташи занимала именно то место, которое и должна занимать мать. Она просто была. Ее присутствие было так же естественно, как воздух, которым дышит человек, как солнце, что встает каждое утро над Землей. Наташа могла себе позволить относиться к жизни легкомысленно. Пока жива мама, сколько бы ни было тебе лет, ты все равно ребенок. В случае сильной грозы всегда есть укрытие – мамина любовь и понимание.
        Мама жила на Кубани, в приморском поселке, по соседству со старшим сыном Андреем, Наташиным братом. Каждый год Наташа, в каких бы дальних краях ни проводила свой отпуск, на две недели приезжала к матери. Привозила ей целый ворох одежды, затаривала продуктами. Делала ремонт в доме и просто находилась рядом с матерью, не обременяя себя и ее разговорами. По какому-то неписаному закону Наташа никогда не рассказывала матери о своих трудностях. Если в Наташиной жизни случалась неприятность, Наташа сообщала матери о ней гораздо позже. Когда страсти уже остыли, остался только голый факт. Она жалела маму. Тем более что Наташа заметила давным-давно: стоит ей приехать в отпуск, просто пожить рядом с матерью, проблемы разрешаются сами собой, даже если она о них старается совсем не вспоминать. В течение года, когда у Наташи случались проблемы, она смотрела на мамин портрет, и становилось легче. И вот теперь портрет вдруг упал. Наташе стало не по себе. Она выключила телевизор, потихоньку подошла к камину.
  – Мамуля, что с тобой? Наташа поцеловала портрет и поставила на место. Ты сердишься, что я не звоню? Так, я три дня звоню, никто не отвечает.
  – Нужно еще сегодня позвонить, – подумала Наташа. Телефонный звонок ударил по ушам.
  – Алло!
  – Наташа, – звонил брат. Выезжай. Мама умирает. Громом прозвучало в тишине квартиры.
Наташа очень тихо положила трубку. Постояла немного и пошла к дивану. То, что она услышала, было чудовищно. Она не могла принять сразу услышанное, настолько это было неправдоподобно. Требовалось время, чтобы осознать ужас происшедшего. Наташа поставила тарелку с креветками на пол Персику. Персик от таких щедрот попятился назад. Он не сразу даже понял, что это все ему, сидел и пялился на заветную тарелочку. Наташа вытащила из шкафа дорожную сумку. Посидела, посмотрела на выключенный экран телевизора и бросила в сумку черное платье. Ее состояние можно было бы назвать оглушительной пустотой. Наташа легла на диван и закрыла глаза. Мама… Она никогда ни на что не жаловалась, за всю жизнь не выпила ни одной таблетки. Если случалось легкое недомогание, на помощь приходили травки. «Здоровье, – говорила мама, – не только в теле твоем, а в душе и разуме тоже. Просто на теле, как на табло, все высвечивается, Все пороки человеческие болячками проявляются. Зависть, склочность, злость, жадность человеческая, это диагноз больной души. К старости они гнуть и жрать тело человеческое начинают, т.к. от души ничего не осталось». Маме было восемьдесят, а она была бодрой, активной старушкой. К ней тянулась люди, кто за советом, а кто просто так, душой отогреться. Если собиралась молодежь, то, как обычно стариков, маму не отправляли в свою комнату, она была не лишней, она была своя. И вот теперь…
– Не-е-е-т! Нет, нет, нет! – Наташа вскочила. Нет, нет, – этого не будет, так нельзя, я не хочу этого. Она металась по квартире. Наконец-то что-то сообразила, трясущимися руками набрала номер телефона:
  – Доктор Ли, дорогой вы мой! Я очень рада вас слышать. У меня беда, большая беда. Мама умирает. Я не верю. Этого не может быть, она никогда не болела. Вы должны поехать со мной. Только не говорите – нет. Наташу лихорадило. Сейчас, сию минуту. Я закажу вам билет. Нет. Ну ладно, я жду вас. Да, да. Наташа бросила трубку. Деньги, кредитки, паспорт – все было собрано мгновенно. Наташа помчалась за город к свекрови, чтоб уладить необходимые дела. Рано утром Наташа будет встречать Ли.

 ГЛАВА 2

Лет десять назад Наташа услышала в больнице от одного больного об удивительном человеке – китайце по имени Ли. Он жил в глубоком алтайском селе, но благодаря доктору Ли дорогу в это село мог показать любой житель Алтайского края. Он творил чудеса, вытаскивая из могилы приговоренных традиционной медициной, ставил на ноги калек и открывал незрячие очи. Ехали к доктору Ли отовсюду, и для всех у него находился эликсир здоровья. Наташа, если вдруг предоставлялась возможность, всегда ездила по заброшенным селам и деревням, не жалея средств и времени, собирала народную мудрость врачевания. Низко кланялась старикам и старухам, сумевшим сохранить истоки знаний. Училась у них и им помогала, чем могла. Услышав о докторе Ли, Наташа не могла с ним не познакомиться.
Приехала к доктору Ли Наташа на рассвете. Она подъехала к аккуратному домику у самого леса, вышла из машины. Из открытой калитки вышел маленький рыжий песик и остановился около Наташи.
   – Здравствуй, дружок! Где твой хозяин? Песик посмотрел умными глазками на Наташу, махнул хвостиком, сказал:
    –Гав! – и сел.
    –Песик, проводи меня к хозяину. Песик снова сказал –Гав! – и протянул Наташе лапку.
   – Ах, вон оно что! Извини. Меня зовут Наташа, – она пожала песику лапку. Он встал, побежал немного по тропинке, оглянулся, приглашая ее идти за собой. Наташа прошла через поляну, обогнула кустарник и застыла, боясь нарушить тонкость и гармоничность увиденного. Солнце вставало из-за гор, и первые солнечные лучи купали в золотом свете худенького, невысокого мужчину. Он стоял босиком на росной поляне, протянув руки к солнцу. Наташа наблюдала за его плавными движениями, и ей казалось, что мужчина был одновременно и в горах, и на лесной поляне. Он переливался в солнечных лучах и уплывал с облаками. Заполнял собою все пространство, а пространство заполняло его. Его плавные движения растворяли материальный мир, делая его переливающимся, прозрачным.
Ли поприветствовал день и закончил занятия. Повернулся к Наташе.
  – Наташа, я ждал тебя. Наташа опешила
  – Не спрашивай ничего, – продолжал Ли, – что нужно знать, узнаешь, что нужно видеть, увидишь. Так началось их знакомство.
Наташа все лето жила в летнем домике у Ли. Это было замечательное лето. Наташа взяла бессрочный отпуск на работе. Учитывая ее трудолюбие, усердие, начальство пошло навстречу ее просьбе. В конце концов, в коллективе будет свой собственный целитель. Времена такие, не знаешь, что завтра будет: вдруг пригодится. Сын и муж часто приезжали к Наташе. Всех устраивало такое положение вещей. В конце концов, все отдыхают, учатся, познают новое. Каждый из семьи Наташи в то замечательное лето нашел что-то полезное для себя. Ли открыл в жизни Наташи новую страницу. Осторожно, шаг за шагом, он приобщал ее к истинным знаниям.
  – Наша цивилизация, – говорил Ли, перебирая четки, еще слишком неразумна, чтобы обладать этими знаниями. Она напоминает подростка, который поглощен процессом собственного взросления. В амбициозной борьбе за утверждение собственного «я» он все крушит на своем пути. Это все пройдет, только нужно очень правильно понять и пережить это сложное время. Оно жестоко и справедливо одновременно. Это эпицентр, ядро. В нем нет прошлого, нет будущего, в нем смерть и жизнь переплелись воедино. Время, в котором нет строгих граней между добром и злом. Время, в котором животное влечение и просто секс называют любовью. Время, когда дети убивают родителей. Материальное, временное стало дороже духовного, вечного. Старые стереотипы разгромлены. Структура, на которой держались нравственные, социальные понятия, обратилась в руины. А новых посохов, морально-этических канонов, на которые смог бы опираться человек в своем развитии, еще нет. Это время начертания собственной судьбы на предстоящее тысячелетие. Вся грязь, беда человеческая поднялась на поверхность в виде пены. Исчезнет она, развеется. Наиболее тяжелые клочья на дно упадут. Затем время настанет тех, кто в нынешней мясорубке не забыл о чистоте духовной.
Ежедневные беседы с Ли наполняли Наташу ощущением огромной силы, значимости. Утром они встречали первые солнечные лучи, По часу занимались древней и мудрой гимнастикой Цигун. Пожалуй, слово гимнастика в этом случае не совсем подходит. Оно было слишком голым, слишком плоским. То, чем занималась Наташа под руководством Ли, было так же многогранно как мир. Это была целая философия. О единстве окружающего мира, в котором человек – такая же составная часть природы, как и все остальное. О законах, которые одинаковы как вверху, так и внизу, как снаружи, так и изнутри. И о том, что для того, чтобы стать богом, нужно сначала стать микробом. Наташа училась чувствовать солнце, слышать пение звезд, понимать настроение зарождающегося дня. Она училась слушать траву и пробовать на вкус воздух.
Ли учил Наташу понимать суть вещей не только разумом, Он учил ее пропускать знания через чувства:
  – Материальный мир человек воспринимает посредством пяти органов чувств, диапазон восприятия которых лежит в строго ограниченных рамках. Параллельный мир или большой мир лежит за пределами этого восприятия. Контакт с этим миром обычный человек воспринимает интуитивно. Он говорит: Я чувствую, что… и так далее. Вот сейчас, – Ли тронул Наташу за плечо, – положи руки на колени, закрой глаза. Ли и Наташа сидели на траве у подножья горы. Наташа села поудобнее, расслабилась.
  – Что ты чувствуешь сейчас? – спросил Ли.
  – Журчит вода в ручье. Птицы поют. Пахнет цветами…
  – Стоп. Я сказал: – чувствуешь, а ты мне перечисляешь, что ты слышишь и обоняешь. Слушай внимательно вопрос: что ты чувствуешь своим физическим телом? В данном случае руками.
  – Ничего.
  – А теперь? – Ли взял прутик и провел линию по руке.
  – Я чувствую, ты проводишь линию чем-то жестким по руке.
  – Открой глаза, – сказал Ли.
  – Ты говоришь «я чувствую» только тогда, когда есть контакт. Если его нет – значит, не возникает и чувства. Когда человек, опираясь на интуицию, – продолжал он – приходит к какому-то решению, он говорит: Я чувствую, что нужно делать вот так. Это значит, что в параллельном, большом мире у него произошел контакт с учителем, хранителем, называй это как угодно, и получил знания. Это один уровень объяснения. С точки зрения науки, в глубинах твоего подсознания произошла глобальная работа по поиску рационального зерна. Сработали цепочки нейронных связей по заданной тобой программе. Результат этого сложения не совсем то, что тебе нужно, и ты, интуитивно восприняв это, меняешь решение. Такие долгие объяснения никому не нужны, и далеко не каждый их поймет. С людьми, чтобы они тебя поняли, нужно говорить на их языке. Поэтому проще говорить о параллельном мире, учителе, ангеле. Для тех, кто шагнул в своем мировоззрении гораздо дальше, есть более серьезное понятие о параллельном или большом мире, мире нашего подсознания. Тебе дано гораздо больше, поэтому я научу тебя видеть и слышать то, что недоступно другим.


      ГЛАВА 3

Ли прилетел первым самолетом. Наташа, взъерошенная, с красным от возбуждения лицом, обняла Ли:
  – Ли, дорогой ты мой человек! Я знаю, ты это сделаешь. Все будет хорошо, правда, ну скажи, правда?
  – Не суетись, не создавай излишние помехи. За волнами не увидишь парусник. Успокойся, потом спокойно расскажи, что случилось.
Наташа вспомнила, как учил ее Ли оставаться спокойной в любой ситуации. Несколько раз глубоко вздохнула, закрыла глаза и произнесла: «Чтобы управлять ситуацией по своему усмотрению, нужно увидеть ее полную картину. Чтобы увидеть ее полностью, нужно над ней подняться, стать выше. Я освобождаюсь от эмоций и становлюсь выше.» Она нашла на запястье пульс и положила на него большой палец.  «Мои крылья расправляются, я взлетаю вы-ше, вы-ш-ш-е. Еще вы-ш-ш-ш-е.» С каждым разом Наташа произносила слово «выше» спокойнее, через подушечку пальца передавая пульсу спокойный ритм. Спустя десять минут Наташа рассказала Ли о звонке.
  – Наташа, с человеком можно сделать все. Но только до черты, которую начертал нам закон. Закон, который позволяет нам сделать все или ничего в рамках материального мира. Что-либо говорить сейчас, не владея полной информацией, – пустая трата времени. Лучше поговорим о чем-нибудь другом.
Рейсы на Краснодар летали каждый час. Наташа и Ли удачно купили билеты на рейс, проходящий регистрацию. Наташу лихорадило, но присутствие Ли помогало сдерживать эмоции. Ей хотелось говорить о матери, рассказать о той поре, когда они жили вместе, о детстве. Но почему-то вместо этого она вспомнила другое.
Наташа прожила у Ли в горах целое лето. Он очень многому научил ее. И однажды вечером он сказал:
  – Наташа, ты узнала здесь многое из того, что неведомо другим людям. Я открыл тебе путь к звездам и познакомил с учителем, который живет внутри каждого из нас. Ты можешь остановиться в поиске. Врач – это профессия, а целитель — это призвание, смысл жизни. Твоих знаний хватит для того, чтобы быть блестящим целителем. Не врачом, а именно целителем души и тела человеческого. Ты можешь остановиться. Но в кладовой твоей генетической памяти, девочка моя, заложено огромное наследие ее Величества Мудрости, которое не даст тебе успокоиться. Ты уже вошла в запретную дверь. Будет звать оно тебя днем и ночью. Вот и будешь ты метаться по жизни, как зверь в замкнутом пространстве, бросаясь на прутья ограды, не видя выхода. А выход есть. Через боль лежит выход этот, через потери. Но другого пути нет. Твоим огромным желанием было научиться лечить, помогать людям. Желания – вещь опасная, не знаешь, чем платить за них придется. А платить все равно нужно будет. Только вот чем? Пройдешь этот путь, и невозможное для других, для тебя станет возможным. Выбирай, –дальше тебе идти или остановиться. Ли внимательно посмотрел на Наташу.
– Не торопись с ответом, подумай. Если согласна, на заре приходи на уступ. Только помни: иной раз будет так больно, что невольно думать будешь: «Дар божий это или наказание».
Рано утром Наташа пришла на уступ. Так Ли называл открытую площадку на высокой скале. Там Ли занимался медитацией и гимнастикой. С площадки открывался потрясающий вид на кусочек безмятежно счастливого мира, созданного природой. Солнышко просыпается, сбрасывает темное одеяло ночи, расшитое звездами. Сладко потягивается, тянет свои руки лучи из-за гор. «Здравствуйте, люди, здравствуйте, птицы, здравствуйте, звери и все живое на земле. Мира вам и Любви!» Освещает верхушки леса, трогает лучиками капельки росы, и она, вобрав живительный свет, искрится, переливается, становится живым бриллиантом. Просыпается солнышко, становится теплее. Земля сбрасывает с себя тонкую вуаль тумана, явив свету первозданную красоту свою.
  – Я знал, Наташа, что ты придешь. Ли сидел в позе лотоса.               
  – Садись рядом, поприветствуем день, и благословения у него попросим. Отдав должное наступающему дню, Ли и Наташа пошли к дому. «Иди не торопясь, – говорил Ли. – Всей ступней своей чувствуй Землю. Попробуй почувствовать каждый камешек и травинку, на которые ты ступаешь.» В комнате он усадил Наташу поудобнее и зажег многочисленные свечи.
  – Небо, огонь, земля, вода, эфир божественный, единым куполом слейтесь над нами, и да сохранит нас Господь Бог, на всех путях наших! Ли сел рядом, взял Наташу за руку. – Следи за дыханием. Просто следи, не управляй. Твой разум надежно охраняем, он остается здесь и следит за перемещением твоей души.
Наташа почувствовала дыхание, даже скорее не дыхание, а пульсацию внизу живота. Затем это ощущение стало нарастать, подниматься по телу вверх. Где-то на уровне груди дыхания Наташа уже не чувствовала дыхания. Наблюдала его со стороны, она сама была этим дыханием, пульсом. В теле нарастало напряжение. Ее начало мелко трясти. В области шеи напряжение стало невыносимым, Наташа сцепила зубы. И вдруг все внезапно кончилось. Звенящая тишина и легкость пришли на смену. Наташа пошевелила руками. Затем ногами. Потом встала на ноги. Бесконечная легкость во всем теле, в движениях. Какое наслаждение! От удовольствия хотелось закричать, запрыгать. Наташа подпрыгнула, захлопала в ладоши, повернулась и … остолбенела. Она увидела напротив себя свое тело, рядом с которым сидел Ли. Наташа боялась дышать, она стояла и смотрела на себя. «Все, мне труба! Я умерла. Вот, гад, Ли.» Это была первая, и такая земная, осознанная мысль. Наташа переместилась по направлению к своему телу, протянула медленно руку, чтобы прикоснуться к нему.
  – Не надо, – раздался сзади голос Ли. Наташа подпрыгнула.
  – Ой! Ее ноги стали ватными от страха.
  – Привыкай, Наташа, к этому состоянию, быстрей. Тебе пора в путь.
  – Ли, – Наташа еще заикалась, – мы умерли?
  – Нет, не волнуйся, мы вернемся. А пока привыкни к новому ощущению. «Какое там ощущение?! Когда сначала нужно усвоить мысль, что тело там, а я здесь? Кто же тогда здесь, и кто же такое «Я»? Нужно срочно найти ответ, который станет основой для моей уверенности в себе, в том, что я есть – я существую» – Наташа была в панике.
  – Для начала вспомни, что человек – существо двойственное. Тело ему дают родители. А душу вкладывают небеса. Вот поэтому дети так часто бывают далеки от родителей. Я научил тебя тому, что можно постичь разумом. Теперь последуй за душой своей и ничего не бойся. Я рядом, – Ли взял Наташу за руку.
 Все куда-то исчезло, и началось бешеное вращение. Наташа вращалась в черной воронке, теряя в размерах. Она неслась в открытом пространстве. Скорость срывала с костей мясо. Чувств не было, потому что не было ее, Наташи. Была просто некая передающая субстанция. Впереди появился багряный свет. Вращение замедлилось. Наташа снова начала ощущать себя. Вращение остановилось, и уже, Наташу – поставило на ноги у входа в огромную пещеру, залитую красным светом. Она стояла в нерешительности у порога.  Почувствовала свое сердце, оно заныло тревожно. «Ты можешь еще повернуть назад.»  Откуда-то из небытия услышала голос Ли.
Голос придал ей уверенности. Она сделала шаг в пещеру. Пещера была очень большой. Полукруглые своды терялись наверху. В ней не было ничего, кроме нечто. Это нечто формой напоминало огромный красный шар. Он был теплый, живой. Шар пульсировал, от него исходил этот красный переливающийся свет.
  – Что это? – подумала Наташа.
  – Это сердце Матери. Матери-Земли, породившей нас всех, – услышала Наташа незнакомый безликий голос, который шел ниоткуда.
  – Прикоснись к нему.
Наташа осторожно, слегка касаясь, прикоснулась к шару. Свет стал багряно-красным, и перед глазами поплыли картины. Сначала это были бескрайние зеленые леса, затем пушистые белые шапки гор, голубое небо с белыми облаками, упавшее в океан, отчего он стало еще более голубым. Шумные водопады, переходящие в спокойные реки. Бабочки на цветах и косолапый мишка в малиннике. Кусок сочного арбуза с черными косточками, вишенки на веточке и хрустально-чистая вода. Седовласый старик с лучистыми морщинками у глаз играет с внуком на поляне. Элегантный мужчина кружит в вихре танца воздушную подругу свою. Дочь, низко кланяясь, просит благословения у матушки своей. Картины настолько были милы и очаровательны, что блаженство и эйфория восторга переполняли Наташу. Глядя и переживая эту красоту земную, захотелось быть чище, красивее, раскаяться во всех своих грехах. Наташа вспомнила всех, кого нечаянно обидела, и искренне попросила у них прощения. От всей души попросила Великую Мать простить всех своих недругов и злопыхателей. «Ты прости их, Великая мать, не со зла они все это делают. Обиженные они, ибо не видят той красоты, которая рядом. Зло глаза и душу им закрывает. Прости их и меня, Великая Мать!»  Наташа заплакала. Она плакала и вместе со слезами уходила тяжесть прожитых лет. Когда слезы высохли, она почувствовала бесконечную легкость. Снова прикоснулась к шару.  Снова поплыли картины в середине шара. На праздничной демонстрации идут нарядно одетые люди, букеты сирени, песни, улыбки. Песни, громкая музыка. Вдруг черный всплеск, взрыв. Крики ужаса и боли, прерванный аккорд. Еще взрыв, еще. Разорванные тела разметались по площади, маленький мальчик с оторванной ногой беззвучно открывает и закрывает рот. Мертвая беременная женщина, в глазах которой отразилось небо.  Наташа в ужасе смотрит дальше. Земля, изрыта воронками и котлованами, зияет открытыми ранами. А в ранах этих воткнута, как ножи, брошенная арматура. Молодые парни, такие похожие, уничтожают друг друга в лютой ненависти. Дочь против матери, сын против отца. Наташа почувствовала физическую боль. Отравленные реки и горящие леса. Смрад и тлен плывет над Землею. Задыхается мать-земля от смрада и нечистот. Наташе стало трудно дышать. Снова сменяются картины. Мужчины в женских одеждах, женщины, опоясанные взрывчаткой. Семилетние проститутки и умирающие в агонии маленькие наркоманы. Во весь экран протянута дрожащая рука старика. Он стоит на коленях в грязном снегу и предлагает свой орден Красной Звезды за хлеба кусок. На непокрытые его волосы падает пушистый снег и едут мимо роскошные машины. Наташа почувствовала, как ее сердце наполняется болью. Нет ничего, только эта всепоглощающая боль. Она терзает, рвет сердце на куски. Крик ужаса застрял в ее горле. Колокольный звон плывет над Землею. Небо низкое, серое, упало на Землю. Купола с золочеными крестами прорвали серые тучи, и куда-то ввысь устремляют молитвы, творимые в этот день в монастыре. Едут женщины в мужской монастырь, в этот единственный день в году, к чудотворной иконе просить за мужей и сынов своих. Чуда просят они, что избавит от спрута алкогольного. Пьет Россия, теряя разум и красоту свою в алкогольном угаре. Стоят женщины в переполненном монастырском дворе и вокруг него с почерневшими от горя лицами, прижимая к груди фотографии своих близких. И такая скорбь колокольным звоном плывет над Землею, как будто вся Россия встала на колени. На поверхности шара стали появляться кровавые капли. Это плакало материнское сердце о неразумных детях своих. Снова взрывы, снова кровь… – А-а-а-а-а! – закричала от боли в сердце Наташа и потеряла сознание.
Наташа открыла глаза. Рядом сидел Ли и Тишка. Тишка смотрел на Наташу умными карими глазами, а когда она открыла глаза, принялся лизать ее руку.
  – Ну вот, Тишка, Наталья снова с нами, – сказал Ли и слегка смазал Наташины виски какой-то мазью. Пахло травами и воском.
  – Что со мной? – слабым голосом спросила Наташа.
  – Ты открыла храм, в котором живет твоя душа. Он находится в твоем сердце. Отныне всякий страждущий найдет приют и поддержку в нем. Чужая беда отныне твоей будет.
  – Зачем мне все это?
  – А ты ведь очень хотела помогать людям. Чтобы помогать людям, нужно обрести мудрость. Мудрость рождается в страдании. Очень много людей, прикоснувшись к душе твоей, жить заново начнут. Сама мать-земля хранительницей твоей будет. Но это будет потом, а пока – спи. Тебе еще пару деньков полежать надо.
Все это молнией пронеслось в памяти Наташи. «Через боль лежит путь твой, через потери», – прозвучал еще раз в памяти голос Ли.


         ГЛАВА 4

Наташа и Ли ехали на такси из Краснодарского аэропорта и молчали. За весь перелет. Ли не сказал Наташе ни слова, а только иногда легонько сжимал ее руку. «Эмоции делают человека человеком. Без них человек становится роботом, теряет свое лицо. Их нельзя уничтожать, их надо уметь пережить. Выйти из них и пережить, оставаясь рядом», – так когда-то говорил. Ли. Очевидно, уроки не прошли даром, потому что сейчас Наташа практически поняла, что значит «выйти из эмоций». Она находилась рядом со своими эмоциями, сопереживала, но разум оставался свободным. Такое состояние сопереживания не позволяет энергии горя разрушать организм. Это своего рода защитная функция.
Когда подъехали к дому, Наташин «сверхчеловек» исчез, осталась просто дочка Наташа. Брат встретил гостей у порога.
- Андрей, – он протянул руку Ли для приветствия. Молча обнял сестру. Опущенные плечи, серое лицо. Ничего хорошего брат сказать не мог, поэтому лучше уж увидеть все самой. Наташа вошла в комнату. Мама сидела на кровати, опираясь на подушки. Худенькая, маленькая, казалось, она усохла, уменьшилась в размерах. Седые волосики были забраны назад ее любимым гребнем. Над головою мамы Наташа увидела вдруг белый воздушный фонтом. «Ангелы уже за ней пришли», – неожиданно мелькнула мысль.
– Мама, Наташа приехала. Сказал Андрей.
– Доченька, Наташенька моя! – мама протянула худенькие морщинистые руки туда, где стоял Андрей.
– Вот она. – Андрей бережно взял руки мамы и направил в сторону Наташи. – Мама почти ослепла после удара. – Шепнул он.
– Мамочка, мамочка ты моя! Что с тобой? Ты же такая сильная! Что же с тобой такое?
Наташа плакала, обнимала маму, целовала ее руки, гладила на щеках морщинки.
– Ну что же ты молчишь, ну скажи что-нибудь. Это я, твоя такая непослушная Наташа.
– Молчит она, как случилось с ней, так и молчит – сказал Андрей.
– Ой, да что же за беда такая – плакала Наташа. Ли внимательно смотрел на маму.
– Наташенька, это…бордюр…нет…фонарь…нет… Мама затрясла головой. Она что-то пыталась вспомнить, – поезд…, приехала. Слова не помню.
– Ой, Господи, да что же это такое? - плакала Наташа.
– Андрей, принеси мой чемоданчик, ведро воды, зерно и землю. В дом входить только тогда, когда я позову, – сказал. Ли.
– Простите, – обратился Андрей к Ли, – обед готов, моя жена ждет вас.
– Андрей, он не кушает, когда работает. Наташа взяла за локоть Андрея.
– Мне покажите, где у вас душ, туалет, – Ли доставал из чемоданчика свою рабочую мантию.
Андрей и Наташа сидели в беседке. Прошло уже четыре часа с тех пор, как Ли выставил их за дверь. Только один раз за все время Ли попросил стакан молока.
– Андрей, ты просто вот не знаешь, кто такой Ли. Он бог, он просто волшебник, он … – Наташа рассказывала брату о Ли, о его науке, о его искусстве врачевателя. – Все будет хорошо, просто все будет хорошо, – непонятно кого, себя или Андрея уговаривала Наташа. Она уже знала предысторию случившегося. Три дня назад пьяные подростки затеяли драку около дома мамы. В то время у мамы был в гостях пятнадцатилетний сын Андрея, Павлик. Он вышел посмотреть, что за крики раздаются у калитки, и угодил в самую середину драки. Бабушка выбежала из дома в тот момент, когда озверевшие подростки накинулись на внука, начали избивать его ногами. Один из подростков выхватил нож. Бабушка страшно закричала и упала без чувств. Подростки разбежались, Павлик отделался синяками и шишками.
– Мы думали, все обойдется. Тебе не звонили, – продолжал Андрей. Но врач сегодня сказал: не обойдется. И я позвонил тебе. Знаешь, Наталя, я не могу поверить в то, что наша мать, она же не болела никогда… Поверить не могу.  Андрей крепился, но было видно, что переживания густой черной массой поглощают его изнутри. Наташе стало жаль брата:
– Андрей, знаешь, это очень больно, очень тяжело. Но нельзя позволять эмоциям разрушать себя, тем более что этим положения не улучшишь. Наоборот – замутненный разум неправильные выводы делает, и решения принимает. Нельзя позволять чувствам затуманивать разум. Ли рассказал мне притчу. Когда ее обдумываешь, переходишь на новый уровень осмысления личной ситуации, и легче становится. «Сидит на берегу реки старик. Мимо прошел юноша. Вечером юноша идет той же дорогой назад, а старик сидит там же. «Старик, что сидишь ты у реки целый день»? – спросил юноша.
– Сын у меня умер, – ответствовал старик.
– Так что же ты тут так спокойно сидишь, горевать же надо, горе ведь. Старик помолчал и ответил: «Когда-то у меня не было сына, и я не горевал; теперь у меня опять его нет. Почему же теперь горевать я должен».  Это, Андрей, пример того, как разум нашел защитную форму для того, чтобы горе не разрушило человека. Чтоб беду он легче пережить мог. – Наташа помолчала.
 – Вот и мы с тобой должны подумать о том, что маме уже восемьдесят. Что когда-то все умирают. И что смерть – это только в нашем понятии смерть. Смерть и жизнь – это две стороны одной медали. Умирая у нас, она рождается в более совершенном мире, который мы можем только чувствовать. Вот все мы боимся смерти. Знаешь почему? Андрей покачал головой. Было видно, что ему интересно все то, о чем говорила Наташа. Он отвлекся от тягостных мыслей, его лицо просветлело.
– А потому, дорогой брат, что, будучи плодом во чреве матери, каждый из нас жил в персональном мире. Теплом, уютном. Общался с неведомым большим миром посредством чувств. Затем достигал своего полного развития и умирал. Умирал, как плод внутри утробы, рождаясь, как человек в нашем мире. В том большом мире, о котором он мог во чреве только догадываться. А страх смерти поселяется навечно в подсознании. Вот у кесарят этого подсознательного страха нет. Они его приобретают по мере взросления.
– Вот, балда! Сколько в голове твоей мешанины, – Андрей улыбнулся.
– Я тебе правду говорю. Вот только плакать и горевать сильно нельзя. Горе близких будет держать в этом мире. Наташа встала и пошла к дому.
– Пойду под окошко, послушаю.
Она подставила скамеечку, потянулась к окошку. Долго слушала, прикладывая ухо то к одному углу окна, то к другому.
– Чего-то там Ли поет и хлопает изредка. Ладно, давай чай попьем, да расскажи, как знакомые наши живы-здоровы.
Время близилось к полуночи. Андрей спал на столе, уронив голову на руки. Он все эти дни дежурил у кровати матери. Теперь, когда приехала Наташа, стало спокойнее, он расслабился. Уснул, но домой пойти отказался. Наташа сидела на лавочке во дворе и смотрела на небо. Нигде не бывает такого красивого неба, как в краю, в котором родился. Оно лежит так низко, что можно потрогать его мягкий черный бархат, прикоснуться к звездам и просыпать сквозь пальцы звездную пыль. Наташа очень любила май на Кубани. Белые душистые цветы яблонь, персиков, разноцветные тюльпаны, запах жасмина и жужжание отоспавшихся за зиму пчел, все это май на Кубани. Она сидела, смотрела на небо и слушала песню. Где-то пели русскую народную «Рябинушку». Пели не горлом, как перепившиеся грузчики, а душой. Песня, разбросав крылья, летела ночною птицей над засыпающим городком.
– Хорошо! – услышала она голос Ли. Он стоял рядом и смотрел на небо. Наташа подскочила:
– Ли, ну что, ну как. Ты вылечишь, правда? Вылечишь?
– Поют-то как хорошо. И воздух… – Ли глубоко вдохнул.    – Хорошо!
Наташа поняла, надо успокоиться. «Как пахнет яблоня хорошо», – усилием воли направила свои мысли в другое русло. «Запах тонкий какой».
– Садись Ли, посиди. Ночи на Кубани необыкновенные. Я пойду ужин приготовлю. От нетерпения Наташе захотелось схватить Ли за воротник и хорошенько его встряхнуть, чтоб он поскорей заговорил.
– Не спеши. Присядь. Наташа присела рядом.
– Починил я твою маму. Сейчас спит она. Еще три дня спать будет. А потом… Она еще может пожить некоторое время, потому как жизненный срок, предназначенный ей небесами, у нее еще есть. Но…– Ли помолчал, – ушла она уже наполовину. Насколько вернуть ее получится, не знаю. Может очень плохо получиться. Поэтому, может, будет правильно дать ей спокойно уйти во сне.
– Нет, нет, Ли. Только не это. Я знаю, все будет хорошо. Ты просто должен вернуть ее.
– Не знаешь, о чем просишь. Плохо будет.
– Не будет. Будет плохо, если она умрет. Я не видела ее с прошлого лета. И вот-те, на те.
– То есть о себе думаешь. Ну ладно. Человек предполагает, бог располагает. Будь, по-твоему. Только еще раз подумай.
– Чтоб не случилось, я возьму отпуск, за ней ухаживать буду.
– Есть, Наташа, вещи гораздо страшнее физической боли, – сказал Ли. Не услышала Наташа тогда слов этих.
– Я сделаю так, как ты просишь. Только потому, что с того дня, как порог посвящения ты переступила, все, что будет происходить в твоей жизни, все запланировано небесами. Все так должно быть. Принеси курицу, посади у порога. До шести утра во дворе не появляйтесь. Да помогут мне небеса! Ли встал.
– Иди спать. Ужинать и завтракать я не буду.
– Удачи тебе, Ли!  Наташа разбудила Андрея, и они пошли спать в соседний дом к Андрею.


ГЛАВА 5

Наташа проснулась около пяти часов утра. Она лежала в кровати и думала о том, что нужно поехать в Москву, подтянуть свои дела, взять отпуск и приехать к матери. Ли сказал: недолго осталось. Сколько? Месяц, два, а может, год. Не скажет. Не скажет вредный старикашка, – с великой нежностью подумала Наталья о Ли. Какой же он умница, – думала Наташа, – всю жизнь обязана ему буду. Без четверти шесть проснулся Андрей, зашел к Наталье.
– Доброе утро, сестра.
– Привет. Раньше шести Ли сказал не приходить.
– Ты думаешь, все будет хорошо?  Андрей подошел к окну.
– Я в этом не сомневаюсь. Если Ли сказал, значит, он все сделает. Как тебе спалось?
Они еще поговорили ни о чем и засобирались к матери. Утро было наполнено свежестью, солнцем, птичьим щебетом. Наташа с Андреем вошли во двор к маме. Чистенький, ухоженный дворик с подбеленными фруктовыми деревьями и обилием цветов. Тюльпаны, сирень, нарциссы. Как будто художник смешал все краски в одной посуде и разбрызгал смесь по двору. На разноцветных пятнах в крупных каплях росы серебрились солнечные лучики. Серую курицу, которую принесла с вечера Наташа, они увидели от калитки. Она сидела в открытом ящике у самого порога так, как будто высиживала яйца. Только голова ее при этом была высоко поднята вверх. Наташа с Андреем подошли ближе. Курица была мертвой. Они постояли, посмотрели на это мертвое изваяние. «Вот она, мамина смерть», – подумала Наташа. Постояли у курицы молча и пошли в беседку. Наташа начала готовить завтрак.
Через полчаса в беседке появился Ли. Выглядел он так же, как и всегда, без всяких признаков усталости.
– Ли, садись, пожалуйста. Может, тебе баньку или массажик. Хочешь, чай из травок Кубанских заварю.  Наташа суетилась вокруг Ли, не зная, как бы ему высказать свою признательность и благодарность. Андрей стоял перед Ли, как солдат перед генералом. Ли все понял, улыбнулся:
– Садись, суета. Не мельтеши. Вечером я уезжаю. Больше мне здесь делать нечего. Перед отъездом получите все рекомендации. Беспокоиться сейчас не о чем. Спать ваша мама будет еще два дня. Каждые шесть часов днем и через три часа ночью будете менять воду у изголовья. Металлический диск у ног пока не убирать. Уберете, когда встанет. Лекарство оставлю, по часам поить будете. Мазью точки, позвоночник смазывать будете, Настя, знаешь как. Все подробно распишу. А пока душ, место для уединения, кровать и до обеда меня не беспокоить. Курицу похороните в земле поглубже, там, где люди не ходят.
Андрей повел Ли показывать, что где находится.
Вечером Наташа с Андреем провожали в аэропорт Ли. Андрей так старался угодить Ли, что от его присутствия стало тесно, потому что он умудрялся быть везде. Нес рюкзачок, чемоданчик, открывал дверь машины, распахивал перед Ли дверь аэропорта. Он не умел словами выразить благодарность, которая его распирала, потому что был скуп на слова. «Мужик делами должен выражаться, а не пустым сотрясанием воздуха», – часто повторял Андрей. Вот сейчас он топтался со своей невысказанной благодарностью, создавая больше неудобств, чем комфорта. Ли прекрасно все понимал, улыбался.
– Пойдем, Наталья, поговорим, Андрей пусть с вещами посидит.
– Я улетаю завтра, Наташа. Сразу начал говорить по существу Ли. Они присели на лавочку под навесом.
– Куда? - спросила Наташа.
– Я улетаю в Тибет. В монастырь. Улетаю надолго. Может, на год, может, на два. Ты меня не ищи, не нужно. Придет время, я сам позову тебя.
– Ли, – Наташа сидела потрясенная: а как же я? Как же то, чему ты учил меня? Это посвящение? Это что, теперь не нужно?
– Наташа, я помог открыть тебе дверь в кладовую твоей памяти и указал тебе к ней путь. Теперь ты должна одна, только одна пройти этот путь. Много ждет тебя на этом пути. Черное белым станет, белое – черным. Прежде чем сделать что-то, сама себе вопросы задавай: зачем, почему, для чего, что получится, и кому от этого хорошо будет. На все вопросы, которые придумаешь к той или иной ситуации, ответ найди. Ситуация отработана будет тогда, когда вопросы иссякнут. Пока ответы к вопросам искать будешь, удивительные вещи раскрываться будут. Прежде чем сказать что-то, подумай, что сказать ты хочешь. Как скажешь об этом и поймет ли тебя собеседник. Если нет, то почему? Ответы на эти вопросы ищи до тех пор, пока объяснение гармоничным не покажется. За каждым словом цель имеется. Иногда спрятана хорошо, не видно сразу, но она есть. Помни это и всегда думай не о том, что говорят тебе, а что сказать словом желают. Знание через опыт к тебе придет. И первое, что предстоит тебе узнать – это цену собственным желаниям. Да, и еще раз тебе напомню: если можешь, поступай в медицинский институт.
Самолет, серебряной птицей, сверкнув крыльями в лучах заходящего солнца, скрылся за облаками. Наташа смотрела на небо, туда, где только что был и исчез самолет. Ей казалось, что все то великое, вечное, чего она коснулась, благодаря Ли, тоже скрылось за облаками.


       ГЛАВА 6

Наташа очень долго не была весной в родных краях, не позволял рабочий график, и вот теперь искренне наслаждалась Кубанской весной. Правда, были моменты, омрачающие весеннюю эйфорию. Так называемая прополка или удаление сорняков с культурных насаждений. Уже на второй день Наташиного пребывания, когда страшная угроза миновала, Андрей решил, что гостевой этикет выдержан. Рано утром, когда солнце еще не умылось в росе, Андрей разбудил Наташу и сунул ей в руки тяпку.
– С добрым утром, сестрица! Пора тебе приобщиться к физическому труду.
– Варвар! – Наташа пыталась натянуть на голову одеяло. Что я тебе плохого сделала? – глаза у нее не открывались.
– Труд облагораживает, – Андрей тянул одеяло с Наташи. – А перемена рода деятельности и есть самый лучший отдых, умные люди так говорят. Вставай, уже бессовестно поздно, шесть часов. Андрей стянул с Наташи одеяло и тащил ее с кровати за ногу.
– Вот же, гад! Где только совесть тренировал? – Наташа пыталась отбиться от него свободной ногой. Сон уже пропал.
– Ну ладно, ладно, не бухти! Кто же нам поможет, как не могучая рука Москвы?  Андрей протягивал Наташе халатик. Часиков до десяти потяпаем, и все, потом уже жарко будет. Люба присмотрит за мамой. Она порозовела во сне, дышит хорошо, спокойно. Ну что, готова? – Андрей тыкал сонную Наташу тяпкой. Пойдем.
– Вот послал бог братца, – Наташа взяла в руки тяпку – полегче ничего не было?
На огороде брат определил щедрой рукой фронт работ для любимой сестры. Наташа даже не стала спорить, потому что прополоть такой участок в ее понятии было нереально даже за неделю. А спорить об очевидном – глупо. Она облюбовала себе участок с молоденькими росточками кукурузы, относительно чистый, принялась за дело. Сначала Наталье даже нравилось рыхлить мягкую землю, удаляя лишнюю траву. Она останавливалась, оглядывалась назад, и ей очень нравился порядок на грядках в ее исполнении. Ей казалось, что ростки кукурузы выпрямились, стали выше и благодарят ее за освобождение. Но уже через час прелесть физического труда потускнела. В руках появилась тяжесть, и заныла поясница. Наташа останавливалась все чаще. Но Андрей с дальнего края огорода при каждой ее остановке укоризненно качал головой и отпускал какую-нибудь колкость. Кое-как Наташа продержалась еще час. Закончила пропалывать очередной рядок, демонстративно бросила тяпку и села на теплую землю. Она рассматривала свои ладошки, на которых наметились следы мозолей. «Вот же гад, рабовладелец несчастный, пусть только скажет что-нибудь кривое», – думала Наташа о брате, наблюдая, как он приближается к ней. Андрей шел к Наташе и улыбался, но по мере приближения к ее участку улыбка уступала место изумлению:
 – Е-п-р-с-т! – Он бросил тяпку и прошел по Наташиному участку. Наташа перестала пыжиться и гордо спросила:
 – Что, чистота и порядок! Фирма гарантирует!
– Фирма! – воскликнул Андрей. Куда ты кабачки подевала? Фирма, блин! – он вертелся по участку, пытаясь что-то обнаружить.
– Какие такие кабачки? – Наташа смутно начинала понимать, что вышла какая-то накладка.
– Здесь между кукурузой кабачки были, так хорошо взошли. А ты, балда, всполола их все.
– А чего же ты не показал, что к чему. Кукурузу, сказал полоть, я и прополола чистенько.
Наташа встала на колени, протянула руку брату.
– Кабачки, кабачки! Посадим снова! – Если я снова вертикально встану. Наташа, охая, пыталась разогнуться. Ей очень было жаль себя. Андрей все оглядывал неправильно чистый участок и горестно вздыхал. В результате душевного Андрюхиного расстройства и Наташиного физического ни о каком продолжении трудовой огородной деятельности не могло быть и речи. Подобрав тяпки, Андрей пошел по тропинке домой, Наташа потащилась за ним.
Последующие три дня Андрей, то ли кабачков было жалко, то ли рисковать не хотел, не пытался привлечь Наталью к огородным работам. Она проводила много времени с матерью. Проснувшись после трехдневного сна, Анна Владимировна встала на ноги. У нее восстановилась речь, зрение, она постоянно была под контролем детей или внуков. Наташа с Андреем продолжали в точности выполнять предписания Ли, и она очень быстро шла на поправку, входила в свое русло. Утром Наташа кормила маму завтраком, выполняла предписанные процедуры. Потом укутывала ее потеплее и усаживала в беседке. Тревога отпустила свои тиски и удалилась со двора, уступив весеннему настроению жизненное пространство. Жизнь налаживалась. Наташа рассказывала маме о своей жизни, о своем любимом муже, терпеливом, ну кто, кроме него, сможет терпеть ее с замороками, об успехах Олега в школе. Говорила о том, что через месяц муж и сын приедут к маме на целый месяц. Анна Владимировна слушала Наташу, улыбалась, но Наташа видела, что матери тяжело удерживать внимание, и старалась ее не утомлять. Как только Наташа видела, что уголки глаз мамы опускались, глаза начинали подрагивать, она замолкала. Еще Наташа заметила очень странную особенность. Мама могла фиксировать внимание на окружающем не более десяти-пятнадцати минут. Затем глаза затуманивались, начинали сильно подрагивать. Казалось, она пыталась удержаться на поверхности сознания, но не могла по причине слабости. Затем длительное время находилась в забытьи. Так повторялось постоянно. Но Наташа не тревожилась, списывая эти странности на временные последствия болезни.


ГЛАВА 7

Спустя десять дней Анна Владимировна физически почти оправилась от страшного удара, но вызывало тревогу ее душевное состояние. Она часто и неожиданно выпадала из действительности. Переставая воспринимать окружающий мир, на какое-то время замирала, затем оглядывалась вокруг себя так, как будто видела все в первый раз. Иногда спрашивала у кого-нибудь из близких: ты кто? – тем самым повергая всех в ужас. Через несколько минут снова приходила в себя. Наташу очень удивляли эти проявления, но она искренне верила, что скоро все уладится, и будет все нормально.
Прошло две недели со времени приезда Наташи на Кубань. Закружила белая метель из опавших цветочков фруктовых деревьев, зеленые зонтики деревьев стали роскошнее, ярче. Весна торопилась к приходу лета пробудить жизнь в деревьях и птицах, животных и людях.
Наташин краткосрочный отпуск близился к концу. Предстояло решить – оставаться ей еще у матери или ехать в Москву, работать до запланированного в августе отпуска.
– Доченька, ты не беспокойся ни о чем.  Анна Владимировна положила свою маленькую мягкую ладошку на руку. Всей семьей они сидели в беседке за вечерним чаем и обсуждали Наташин отъезд. В этот теплый вечер семья Андрея была полностью в сборе, что само по себе было явление редкое. Жена Андрея –Тоня работала в Краевом экологическом комитете и постоянно находилась в командировках. Дочь Люба проходила преддипломную практику в соседнем городе, приезжала домой редко. Но сегодня все три поколения собрались вместе, и было тепло и уютно вокруг круглого беседочного стола.
– Я хорошо себя чувствую, – продолжала Анна Владимировна. Поезжай, ни о чем не беспокойся. Завтра вечерком мы с Павликом сходим на море, воздухом подышим. Поезжай, все уже хорошо. Наташа вздохнула, погладила мамину руку и поправила складочку на ее кофточке.
– Хорошо, мама. Я поеду. Но чуть что не так, сразу же мне звоните. В любое время
дня и ночи. Наташа посмотрела на Андрея. Брат с сестрой поняли друг друга. Мамины провалы в сознании очень их тревожили. Сама Анна Владимировна этого не замечала. Создавалось такое ощущение, будто ее сознание полностью выключалось на короткое время, затем включалось, не оставляя никаких воспоминаний о провале.
– Давайте споем, – предложила Наташа. Все оживились. Анна Владимировна заулыбалась, заиграла морщинками. Петь в их семье умели и любили. Наташа хорошо помнила свои уроки пения лет с пяти. Мать учила правильно вести свою партию, не фальшивить. Если маленькая Наташа или Андрей сбивались, ловили «петуха», немедленно получали по лбу. Но самое главное, чему их учила мать – слышать и слушать песню. «Впусти песню в сердце свое, и она заговорит с миром через душу твою», – часто говорила она.
– Что петь будем? – спросил Андрей.
– «Черемуху» – сказала мама. Это была ее любимая песня.
– Запевай, Наташа, – она удобнее устроилась в кресле.
 –  За окном черемуха колышется, – запела Наташа,
–   Распуская лепестки свои, подхватили остальные.
Песня полноводной рекой разлилась по просторам. Ее воды то набирали силу, перекатываясь через пороги, то замирали зеркальной гладью на бескрайней долине, целуясь с облаками.
– У-у-у, ва-ва-вай! В песне появилась новая сольная партия. Это на полном ходу с улицы ворвался в беседку мамин любимец – пес Пузик. Он был маленького роста, ярко-рыжего окраса, с темными пушистыми ушками. Его музыкальная натура не могла пропустить такой концерт. Со своего щенячьего возраста Пузик принимал активное участие во всех делах Анны Владимировны. Чистила ли она картошку, вязала или перебирала ягоды, она всегда потихоньку напевала, и Пузик, как мог, ей подпевал. Вот и сейчас он просто обязан был принять участие в вечерних спевках, потому что в таком душевном звучании, считал Пузик, не хватало именно его, божественного пения. Все заулыбались при появлении Пузика и, не прерывая песни, раздвинули стулья, освобождая для него место.
– Ва-ва-вуй! Ай-яй-ай! – заливался Пузик. Он высоко задирал морду, закрывал глаза, а при особо высоких нотах слегка подпрыгивал. На заключительных нотах Пузик так увлекся, что, всхрапнув, поперхнулся. Песня прервалась смехом, а Пузик, сконфузившись, лег на пол, укрыв мордочку передней лапкой.
– Ай, какой ты у нас молодец!  Анна Владимировна погладила Пузика.
– Умница, Карузо ты наш! – Люба протянула Пузику конфетку. Пузик понял: если хвалят, значит, все хорошо. А если еще конфетку дали – совсем все замечательно! Он завертел хвостом с таким рвением, что, казалось, у него отвалится вся задняя часть. Этот очаровательный пес окончательно развеял остатки напряженности. Беззаботно веселая атмосфера душевного комфорта прочно заняла место в беседке. Наташа должна была улетать завтра в Москву. Она понимала сейчас, что улетит с легким сердцем, потому что все будет хорошо. Она знала это. Только об одном забыла Наташа: что знать и желать – очень разные и такие трудно различимые понятия. И нет ничего страшнее наших желаний, потому что не знаешь, какой ценой за них придется потом платить.


        ГЛАВА 8

Три летних месяца промчались, как одна неделя. Наташа работала без выходных и праздников. Благо на летних каникулах сын все время находился у бабушки на даче, а Александр наконец-то мог дома просто смотреть телевизор под матч, спокойно пить пиво, как все мужики, наслаждаться тишиной. Конечно, свою жену он любил со всеми ее завихрениями, но иногда так хотелось тишины и личного пространства. Наташа загружала себя работой, потому что так быстрее шло время, приближающее отпуск. Часто звонила матери. Телефон у родных был спаренным, и в основном к телефону подходили родственники.
– Послушай, – однажды не вытерпела Наташа, – почему при условии, что все у вас так хорошо, мать не подходит к телефону?
– Наташа, во-первых, матери лишний раз не нужны никакие волнения, – начал объяснять Андрей. – Во-вторых, когда ты звонишь, она находится во дворе и не слышит звонка. Когда ты очень захочешь ее услышать, пожалуйста, я или кто-нибудь сбегает к маме, и она подойдет к телефону.
Вроде бы все было логично, но где-то в глубине души постоянно ворочалась необъяснимая тревога.
Спустя два месяца Наташа снова отправилась на родину.
В Краснодарском аэропорту Наташу встречали Андрей с Павликом. С первого взгляда на их фальшиво-радостные физиономии Наташа поняла: что-то не так.
– Как взлет-посадка, сестра? – Андрей поцеловал Наталью, перехватил у нее сумки.
– Все нормально?
– Нормально. А у вас как?
– Теть Наташа, а мы козочку купили, – оживился Павлик.
– Да? А что за нужда подвинула вас на такой подвиг. У вас же что-то там есть из живности.
– Козье молоко, говорят, очень питательное и полезное. Андрей грузил сумки в свою любимую машину «Оку».
– Слушай, брат, когда ты сменишь своего конька-горбунка на пристойную машину?
– Наташа усаживалась в машине.
– Когда смоделируют такую же недорогую, удобную, с мизерным расходом машинку. Едет сто км, кушает три-четыре литра. Зимой печка греет классно. Летом кондиционер. Всегда работает.
– Так включи. Жарища какая! – Возмутилась Наташа.
– Окно шире открой, добавь мощности. Андрей засмеялся. Если честно, Наталья, нужды-то особой нет в машине. Все рядом. Так что, конек-горбунок еще послужит.
– Ну, а мама как? – опять вернулась к теме Наташа.
– Что-то сегодня гаишников на дорогах натыкано. Опять кто-то из толстопузов на фрукты-море едет в служебную командировку.
– Тетя Наташа, а козочку мы Катькой назвали. Такая драчливая, ее все во дворе боятся. Даже мама старается к ней лишний раз не соваться. А бабушкин Пузик вообще к нам перестал заходить.
– Бабушкин Пузик. – Задумчиво повторила Наташа. Она уже все поняла. Дома не все ладно. Больше она ни о чем не спрашивала, и в машине воцарилась тишина.
Ехать от Краснодара до родного городка по времени было не более трех часов. И их надо было как-то скоротать. Говорить сейчас о больном не было смысла, нужно было поберечь нервы.
– Вы знаете, – обращаясь сразу к брату и племяннику, сказала Наташа, – я пришла к выводу, что Кубань и все то, что ее олицетворяет, является образцом нерушимого порядка. Ну если не во Вселенной, то, во всяком случае, в России.
– Я не против, – сказал Андрей.
– Но, чтобы быть объективным: что открыло те6е такую великую правду?
– А ты такой большой и умный, главный электрик города, а такой балбес! Неужто, не догадываешься? Ну-ка, племяш, как ты думаешь?
– Потому, теть, что на Кубани накезать хотели на то, что с похмела в Думе изобретут. Просто народ вкалывает и дивиденды со своего труда имеет. Вот и вся политика. Причем вечная.
– Племяш, да ты, оказывается, не уважаешь наше никчемное правительство. Говорят, его уважать надо.
– А я и уважаю. Только чтоб они правили вообще, как ты, тетка, сказала – во Вселенной. Не мешали простым людям просто жить. Причем совсем неважно, какой национальности тот, кто рядом со мной также вкалывает. А если эта гнида воняет на весь край, так гнать его в хвост и в гриву надо, невзирая на нацию.
Наталья слушала племянника, и сказать, что она была удивлена, значит, не сказать вообще ничего. Она была шокирована. Такой тихий, учтивый рыжик. И вдруг такие взгляды. Причем даже не взгляды, а тон, каким он это говорил.
– Павлик, ты один так думаешь или вся перспективная молодежь Кубани? – спросила Наталья.
– Да все так думают. Причем, теть Наташ, настолько все обострено. Вот я всегда такой учтивый. Да?
– Да, – сказала Наташа. Она совсем отвлеклась от тягостного ожидания действительности.
– А когда касается таких вот вопросов о порядках на Кубани, о справедливости, о сохранении традиций – это всех заводит. Павлик нервно ерзал на заднем сидении.
– Всех, это, кого? – спросил Андрей. Судя по торчащему уху и отсутствии обычной реакции на гаишника, он был крайне заинтересован. Вполне возможно, что своего сына в качестве политика он слышал впервые. Для него это тоже было откровением.
– Да всех нормальных пацанов, – сказал Паша.
– Пашенька, племяша ты мой дорогой. А что еще заводит нормальных пацанов?
– Теть Наташ, вот смотри, – Павлик наклонился вперед, к самому уху Натальи. Когда бардак на Руси в середине восьмидесятых родился, это было похуже, чем Мамай прошел. Наташа переглянулась с Андреем. Было чрезвычайно интересно услышать политический обзор Кубани в глазах некоторых «пацанов». Когда вся фигня началась, все бездельники пошли на демонстрации. Вроде бы они революцию делают. «Ура, ура! Дайте нам того, дайте нам этого»! Пешки. С апломбом павлина на задворках. Вроде бы от них все зависит. А если бы они просто делали свое дело, были чем-то заняты, может, и тем, кто наверху, почвы не было бы бардак чинить.
Наталья слушала Павлика и вспоминала. В тот день, когда в девяносто первом в Москве происходили беспорядки, Наталья ехала в отпуск в автобусе из Краснодара в свой городок. Вместо обычной музыки на весь салон транслировался репортаж о штурме Белого дома в Москве. В салоне была полная тишина. – «Клубы дыма вырывались из окна, на площади появились танки» … – вещал голос диктора. И вдруг в полной тишине раздался голос напарника водителя: «Ты знаешь, Петро, я вчера со своей бабой закатал тридцать баллонов огурцов и помидоров». В салоне раздался смех, пассажиры заговорили, засмеялись. Водитель включил музыку, потому что кубанцам было абсолютно неинтересно, как проводят досуг люди, которые не зарабатывают, а получают зарплату. У них была земля, что их кормит, и руки, которые возделывают эту землю.
– И пошел разброд и шатание по стране. Продолжал возмущаться Павлик. А батька наш, молоток.
– Батька, это кто? – перебила Наталья.
– Ну, губер, – удивляясь теткиной недогадливости, уточнил племянник. – Так вот, он нашел общий язык с крутыми.
– С бандитами, что ли?
– Это наверху бандиты, потому как крайний беспредел в стране. А у них хоть какая-то справедливость и порядок есть. Вот общими усилиями и удержали Кубань от бардака. Казачьи старые порядки ввели. Чтоб не воровали, стариков почитали, не развратничали, чтоб все работали, а не бездельничали, как некоторые. Весь бардак от безделья. «Вот это племяш, – думала Наталья, – прямо декабрист какой-то». В любом случае ей было приятно, что Павлик придерживается таких взглядов. Она вспомнила, как на ярмарке меда в Москве спросила у пасечника кубанский мед из разнотравья.
– Девонька, – сказал старый пасечник, – на Кубани только майский мед хорош. А потом… Это же край высокого земледелия, там все поля вылизаны да причесаны. Откуда разнотравью там взяться.
Время в пути за дискуссией летело незаметно. Но чем ближе подъезжали к дому, тем больше становились паузы. К дому подъехали в полной тишине.
– Ну вот и приехали, – сказал Андрей. Наталья, ты иди, я машину поставлю и приду. Наташа вошла во двор. Как всегда, идеальная чистота, буйство цветов, жужжание пчел. Навстречу выбежал Пузик.
– Псюха ты моя! Привет, Пузанчик! А где бабуля-мамуля?
– Здесь я, здесь! Доченька моя приехала! Мама спешила навстречу. На ней был одет тоненький белый платочек, летнее платьице, на ногах домашние тапочки. Она радостно улыбалась, протягивая руки навстречу. Наташа обняла маму, у нее с души упал камень. Мама выглядела хорошо.
– Ну, как ты тут? Как чувствуешь себя? Дочь с мамой пошли в беседку.
– Я тебе сейчас пока компотику дам. Тоня там обед готовит праздничный. Анна Владимировна поспешила в дом. Настя смотрела вслед и облегченно вздохнула. «Что это я надумала, сама тревожилась и, наверное, всем передавалось. Как хорошо, что все хорошо!» – Наташа счастливо засмеялась.
Анна Владимировна вышла из дома, торопилась, несла Насте кружку с холодным комплотом.
– Натулечка, доченька, вот… вот… компотик тебе. Она вошла в беседку. Наташа протянула руку к кружке. И вдруг… Что-то произошло. Мама вздрогнула, напряглась, как от удара электрическим током. Лицо ее исказила гри-маса. Она хлопнула чашку об пол со всей силы:
– Что, сука! Компотику захотела? А в рыло свое свинячье не хочешь? – в полном смысле слова зарычала мама. Наташа упала на скамью.
– А, тварь, гнида вонючая! Я сейчас вырву твои бельмы! Анна Владимировна изменилась до неузнаваемости. Глаза налились кровью, лицо перекосилось. Она скрежетала зубами и скрюченными пальцами тянулась к лицу Наташи. Наташа не могла пошевелиться, она окаменела от неожиданности. Смотрела на этот фильм ужасов наяву, ничего не понимая. От калитки бежал уже Павлик. Он схватил бабушку за руки, плеснул ей в лицо водой. Бабушка начала вырываться, изрыгая проклятия. Павлик едва с ней справлялся, но Наталья не могла ничем ему помочь: она была в шоке. Бабушка вцепилась одной рукой любимому племяннику в горло, она рычала как зверь. Было страшно. В беседку вбежал Андрей с каким-то странным приспособлением в виде обруча и накинул его на Анну Владимировну. Вдвоем с Павликом они зафиксировали ее руки и зацепили обруч за ограду беседки. Усадили в кресло, также закрепили ноги. Мама продолжала рычать, мотать головой, но уже была не опасна. Андрей и Павлик устало сели на лавку, перевели дух и посмотрели на Наташу.
– Сын, принеси тетке воды. И потряси ее.
Наташе понадобилось время, чтобы обрести реальность. За это время мама успокоилась, как будто впала в беспамятство. Андрей с Павликом аккуратно ее освободили, протерли лицо мокрым полотенцем. Раздался тихий мамин стон. Павлик уже тащил носилки. Маму осторожно уложили на носилки, и Андрей с Павликом отнесли ее в дом. Наталья сидела все так же.
– Что это? – первое, что выдавила она из себя.
– Не знаем. И медики не знают. Говорить не хотели, тебе нужно было чтоб ты сама все увидела.  Андрей опустил голову, и Наталья заметила седую прядку.
– Андрей, расскажи, как это происходит.
– Ну как, как. Ни с того ни с сего она вздрагивает, напрягается. Как черт вселяется в нее. Матерится, дерется, причем никого не узнает. Рычит как зверь. Силища появляется неимоверная. Потом опять неожиданно легкий обморок и забытье. Потом спит часа три –четыре, а мы отдыхаем. Бывает так, что рвать начинает одежду на себе. Один раз недоглядели, выскочила голой на улицу.
– Боже мой, – тихо прошептала Наталья.
– Как часто это бывает?
– Иногда в день несколько раз, а иногда один раз в неделю. Сначала пытались отследить цикл, но потом убедилась, что происходит это спонтанно, ни с чем не связано.
– Боже мой, – повторила Наталья, – это я виновата, только я.
– Ты то тут при чем? – спросил устало Андрей.
– Это цена моему желанию. Как жестоко! Наталья заплакала.
– То, что происходит с ней в такие моменты, она, очевидно, не помнит. Но душа ее страдает очень, плачет она потом. Спрашивает, что с ней. Мы все измотались. Андрей замолчал. Наступила гнетущая тишина. Наташа плакала.
– Пойдем кушать. Андрей встал.
– Какое там кушать, – ответила Наталья, – в самую пору в петлю, а ты кушать.
– Слезам горю не поможешь. Нам остается только молиться, чтобы скорее все это кончилось. Пойдем, – Андрей взял Наташу за руку.
Наташа сидела у кровати мамы и ждала, когда она проснется. Она искренне молилась, просила прощения у всех высших сил за все свои грехи, просила помиловать маму, дать ей покой. Анна Владимировна открыла глаза, посмотрела на Наталью, что-то осмысливая.
– Наташенька, доченька моя, что со мной? Что происходит со мной? – по ее лицу покатились крупные слезы. Наташа за всю свою жизнь не видела, чтоб мама плакала. Она была сильной женщиной и учила быть сильными своих детей. А сейчас она плакала горько и отчаянно.
– Я сошла с ума. Мне страшно. Я устала, говорила Анна Владимировна. Наталья гладила маму по волосам и молчала. Ей нечего было ей сказать.
Ближе к вечеру все успокоились, мама чувствовала себя хорошо. Казалось, что былой покой и гармония, снова вернулись в их семью. Но это была лишь видимость. Каждый из членов семьи был в напряженном ожидании беды.


ГЛАВА 9

Августовские дни прекрасного лета для всех отдыхающих тянулись одним бесконечным серым днем для семьи Федосеевых. Причем со стороны казалось, что все идет, как и раньше. Андрей в связи с приездом Наташи прервал свой отпуск по семейным обстоятельствам и вышел на работу. Павлик подрабатывал в магазине оргтехники, вечерами бегал на танцы. Тоня, Наташа и приехавшая в отпуск Люба чередовались между собою, присматривали за Анной Владимировной. Наташа, под предлогом, что все не так уж критично, просила Александра не приезжать в отпуск к маме на Кубань. Но причина в таком решении была совсем другая: Наташа не хотела, чтоб муж и сын видели ее мудрую, замечательную маму в таком ужасном виде. То ли искреннее раскаяние и отчаяние через ежедневные Наташины молитвы, то ли еще какие-то факторы повлияли, но приступы стали реже, один – два раза в неделю. Они были страшны. Это был кошмар наяву, природу которого медицина объяснить не могла. Наташе не нужны были эти объяснения, потому что ее более глубокие знания человеческой природы объясняли все. Она вмешалась в святая святых. Туда, где правит Бог, а не человек, и остановила процесс. Коридор остался открытым. Теперь всякая нечисть низших миров пытается овладеть телом. Когда человек умирает, происходит расслоение сути его составляющей. Сначала отделяется самая легкая, самая тонкая субстанция души, основа высших и самых прекрасных проявлений человеческих. Чем больше на протяжении жизни человек смог сохранить в чистоте и совести свои душевные качества, тем больше и мощнее эта тонкая субстанция. Поднимаясь, это тончайшее проявление души уносит с собой его разум. Это как матрица, которая даст жизнь в новом проявлении. Если душа погрязла в низменных страстях, то в предсмертный час не хватает сил ее божественным остаткам поднять матрицу к высшим слоям, и разум остается в самых низших слоях. Проходит через все муки ада, рожденными низменными человеческими страстями. Самое страшное – остаться на уровне гниющего тела в могиле. Лежать в закрытом тесном гробу. Участь его, видеть и чувствовать, как раздувается и смердит твое когда-то живое и прекрасное тело. Из пор вылезают черви, и течет гной. Беззвучно орать от ужаса, задыхаться, терять сознание и снова приходить в себя. Видеть сплошное кишащее месиво червей и снова орать от ужаса. Мучения дают некоторое отпущение. Душа начинает в течение года иногда больше, подниматься из ада собственных грехов. Поднимается измученная душа на свет божий, и проходит астральный мир – мир, рожденный мыслями наших желаний. Все самое страшное, что существует в мире, рождено этим слоем. Пройдет покойный этот слой, а впереди последний и самый страшный. Там, где раскрывается закономерность бытия и позволено безучастно наблюдать, как за твои земные грехи страдают самые любимые и близкие люди. Быть с ними рядом тогда, когда делается роковой шаг, ведущий в следующий миг к их смерти. Беззвучно кричать и рваться на части от отчаяния. И ничем не остановить и не помочь, потому что это следствие твоих неблаговидных деяний.
Наталья поняла, что, однажды, став на путь познания, она обрекла себя на очищающие муки. Разница только в том, что все происходит во время ее жизни на этой Земле. После очередного маминого приступа Наташа все то время, что мама спала, читала молитвы, плакала и просила покоя. Нет, не для себя. Для мамы, для родных своих.
– Господи, – шептала Наталья, – я всю свою жизнь ни разу не нарушила твой кодекс. Как написал ты жизнь мою, так и жила я по писаному. Я готова служить и дальше тебе во имя Великого Разума и Справедливости, но перестань терзать моих родных! Дай им покой. Верни счастье бытия. Прошу тебя, Господи! Наталья стояла на коленях у кровати измученной Анны Владимировны все то время, пока она спала, совсем не чувствуя боли. Это была уже не та беззаботная, с крыльями за спиной Наташа, которая так любила жизнь во всех ее проявлениях. Это была молодая женщина с внутренним ощущением огромной тяжести, которая вдавливала ее в землю.
За три дня до отъезда Натальи, около десяти часов вечера, вся семья Федосеевых в полном составе сидела в беседке. Играли в лото. Приступов у Анны Владимировны не было больше недели, поэтому атмосфера была расслабленной, благодушной. Шутки, приговорки к номеру каждого бочонка, все, как всегда. Только разница в том, что там, где раньше был бы дружный смех, теперь просто улыбались. Но и это было хорошо. Игра шла, как обычно. Вдруг Анна Владимировна замерла, глаза выпучились, стали стеклянными: «Что, сволочь, святой стать хочешь»? Басом зарычала она, потянулась к Наталье. Схватила в охапку бочонки и швырнула их в голову Наталье. Следом полетела чайная чашка. Все вскочили, навалились на Анну Владимировну, точнее, на ее терзаемое тело. Павел пытался защелкнуть наручники. Анна Владимировна расшвыряла всех, перевернула стол. Павлик уже тащил обруч.
– Одолеть меня хочешь? Рычала Анна Владимировна. Волосы на голове шевелились от этого рыка.
– Рано радуешься! Не отдам! – Брызгала слюной из перекошенного рта.
– Наташенька, доченька, спаси! – прорвался сквозь рык и захлебнулся крик настоящей мамы. Перепуганные Павлик и Люба прижались друг к другу, стояли поодаль. Тоня плакала: «Горе то какое, горе»! Павел стоял рядом с беснующейся мамой, точнее, в таких приступах это была совсем не мама. Это было чудовище огромной силы с неузнаваемыми чертами лица. Обруч и наручники ограничили движения Анны Владимировны. Наташа с разбитым лицом упала на колени посреди двора и, протянув руки к такому красивому небу, закричала: –Господи! Доколе терзать будешь? Или нет тебя там, проклятого? Что же ты такой жестокий? Она опустилась на землю и заплакала. Анна Владимировна напряглась, пытаясь освободиться от пут, зарычала так, что пена пошла ртом, и упала без чувств. Лицо сразу же приобрело знакомые, родные черты. Анну Владимировну умыли, обтерли разбитые руки и отнесли на кровать. Павлик хотел остаться дежурить, но Наташа, обработав рану на лбу, отправила его домой, сказав, что сегодня ее ночь. Почему она так сказала, и сама не знала. Попросила Андрея принести библию, свечи и чистой родниковой воды.
– Сестра, – устало спросил Андрей, – что ты задумала?
– Не знаю, брат, – тихо ответила Наташа. – Я там, во дворе, неожиданно почувствовала, что что-то должно сегодня случиться. Я сейчас буду делать то, что душа моя хочет. Спроси, для чего – не скажу, потому как не знаю. Но чувствую и верю, что так нужно. Для блага.
– Ну, дай бог.
Всю ночь Наталья, в прошлом ярый атеист, стоя на коленях, читала молитвы. Точнее, читала ее душа, Каждое слово из молитвы было наполнено смыслом. Уже под утро она, обессилев, уперлась лбом в пол, впала в забытье. Перед нею закружили лики святых, и, как это ни странно, она их знала. Вот чудотворец – Николай строго смотрит на нее. Вот Вера, Надежда, Любовь… И еще – лики, лики. Строго-сосредоточенные, сострадательные, участливые. «Благослови тебя, бог»! – слышит их Наталья и движется вперед. Петр и Павел открывают огромные врата в нечто. Все. Исчезли лики. И Наталья понимает, что это конечный, а может быть начальный путь ее следования. Впереди еще одна дверь, она открыла ее…
Она стояла в той же коленопреклоненной позе, что и перед тем, как впасть в забытье. Только не на полу уже была она, а на мягком горячем песке. А голова упиралась во что-то твердое. Она подняла голову, и – О, ужас! – она лежала под крестом, по которому стекала кровь, кровь ее распятого сына. Плакать и кричать она уже не могла, только хватало сил иногда поднимать голову и слизывать родную, стекающую по сучковатому столбу, кровь. Говорить тоже не могла она, горе лишило ее голоса. «Сынок, родинушка, несчастная моя! На этот свет произвела я тебя раньше твоего времени. Не приняло время в людском обличии тебя, а ты не понял время. Но судьба у тебя такая, чтоб через страдания и кровь твою люди сострадать и любить начали. Только сердцу материнскому от этого не легче. Боль твою я по каплям выпью, чтоб она в меня вошла. А ты там, на кресте страстей человеческих не чувствовал ее. Я сильная, я мать!» Мать с трудом подняла голову и слизнула очередную стекающую каплю родной крови. Глотнула ее и упала лицом в теплый окровавленный песок. «Пусть твоя боль войдет в меня, пожалуйста…пусть» …
А вокруг стояли люди. Много людей. Скорбь. Раскаяние. Тучи и упавшее на плечи серое небо. Жуткое раскаяние и скорбь вязкой массой заполнили всю атмосферу. Точнее, не заполнили, а это и была сама атмосфера. Что-то очень важное происходило в душах людских, хотя и не каждому сейчас это было ведомо. И во всей вселенной стояла такая тишина, что глохли уши.
– Наташа, Наташенька, да что с тобой! – Наташа открыла глаза. Она лежала на полу, а над ней склонились мама, Андрей и Люба.
– Слава богу, Наташа, как ты нас напугала! – мама обняла Наташу. Прямо как мертвая лежишь. Холодная вся. Трясу, трясу тебя, а ты не реагируешь. Андрюшу вот позвала.
– Что с тобой! Как ты? В порядке? – Андрей протянул Наташе руку. Губы у тебя покусаны, подбородок весь в крови.
– Ой, да у нее и лоб разбит! – вскрикнула Анна Владимировна. Где это так?
– Это, бабушка, вчера тетя нечаянно в беседке стукнулась, – сказала Люба. Андрей попытался поднять Наташу. Она застонала.
– Сестра, что с тобой? Ты меня пугаешь.
– Господи, что это? – Люба с мистическим ужасом смотрела на голову Наташи. Андрей посмотрел, куда трясущимся пальцем показывала Люба. С правой стороны у виска, Наташины темно-русые волосы были украшены широкой седой прядью.
– Все будет хорошо. Хотела сказать Наташа, но только пошевелила искусанными губами.
– Дети, – строго заговорила Анна Владимировна. Что случилось, в чем дело?
– Мама, – сказал Андрей, – все нормально. Идите с Любой завтрак готовьте. Тоня сегодня на работе.
– Ну, нормально, значит, нормально. Сказала Анна Владимировна и вышла с Любой за дверь.
– Наталька, сестра, ну что? Спросил Андрей, укладывая сестру.
– Андрюша, все будет уже хорошо. Мне надо поспать, у меня все болит. Я далеко была и еще одну дверь открыла. Боль сердца, земли нашей матери… Ли проводник, а теперь боль матерей за детей своих, я знаю… она у всех одинаковая, от девы Марии, неизмеримо… нет ничего страшнее, чем труп дитя на плечах материнских… – бормотала Наташа. – Я чувствовала… Назад пути нет. Наташа закрыла глаза.
Спустя два дня отпуск Наташи закончился, и она уезжала. Оставался час до отъезда. После сытного обеда мама с Любой и Тоней пытались набить Кубанскими дарами и без того огромные сумки. Брат с сестрой сидели в своей любимой беседке.
– Андрей, приступов больше не будет. Но конец близок. На похороны не приеду. Мы с Тоней все уже приготовили для похорон. Наташа говорила о смерти, как о привычных, обыденных вещах, совершенно спокойно.
– Хорошо, во всем полагаюсь на тебя. Ты, Наталья, не совсем хорошо выглядишь. Может, продлишь отпуск?
– Нет, Андрюха. Я должна с ней живой проститься. Они еще поговорили о всякой всячине.
– Пойду посмотрю, как сумки упаковали, да пора ехать. Андрей встал.
Веселый сигнал конька-горбунка известил всех, что настал час расставания. Павлик, Люба принялись таскать сумки в малышку «Оку». Тоня, вспомнив об арбузе, помчалась в огород. Наталья стояла и смотрела на свою маленькую старенькую мамочку. Та стояла, опираясь о столик старенькими морщинистыми руками, и говорила Наталье, чтоб берегла себя, почаще приезжала, звонила, и еще что –то материнское. А Наташа смотрела на свою такую родную, такую беззащитную мамочку и не видела ничего, потому что слезы застилали ее взор. Она обняла свою маму, прижалась к ее волосам, вдыхая их тепло.
– Ну что ты, что ты, козочка моя! Никогда не плакала, а теперь… Все хорошо. Мама гладила Наташу по волосам. Через год увидимся. Я буду ждать тебя.
Наташа еще раз оглянулась от калитки, запоминая навеки мамин живой образ. Мама стояла, все также опираясь на столик. Лицо ее было умиротворенным. Вокруг ее маленькой фигурки струился едва уловимый свет.


        ГЛАВА 10

Обычно Наталья приезжала из отпуска загорелая до черноты. Пропитанная солнечным теплом, южным солнцем, попадала в мерзопакостную московскую сырость, размазанную жидкой грязью на обочинах тротуаров и на еще зеленых газонах. В этот раз сама природа компенсировала отсутствие привычного южного набора тем, что Москва на удивление встретила Наташу теплым осенним днем. Маленький, но плюс. Причем, если синоптики и в этот раз не пошутили, весь сентябрь должен быть очень теплым. В аэропорту Наташу встречали сын и муж. Она бросилась им навстречу так, как будто бы не видела их целую вечность. Поцеловала сына, прижалась к груди мужа и замерла, наслаждаясь ощущениями. Такие родные, самые близкие, самые желанные на свете люди!
– Как же я вас люблю! – прошептала Наташа.
Первое, что бросилось в глаза Наташе, когда она вошла в квартиру – мамин портрет. Она посмотрела на него внимательно, вытерла пыль, вздохнула и поставила портрет на место. Неожиданно увидела себя в той, доотпускной жизни, со стороны – мятущаяся, беспокойная, беззаботная. И теперь оглушенная горем? – нет, опустошенная? – нет. Просто спокойная и пропустившая через себя более тяжкие страдания женщина. Женщина, принимающая судьбу. Без эмоций. Как данность.
Распахнула окна, впустила свежий воздух, снова подошла к мужу, крепко обняла: – какое счастье, что вы у меня есть! Уже под вечер, в сверкающей чистотой квартире, после праздничного ужина, Наташа, удобно расположившись на своем диванчике, обзвонила своих друзей и знакомых. Кто, как и где отдыхал, чем Москва живет и дышит сейчас, и много, много разных что, где, когда. Все эти разговоры возвращали Наташу в реальную жизнь, на круги своя. Как часто говорил Ли: человек – это множественное сообщество родственных личностей, живущих по одному уставу, во имя одной цели. Очень важно предоставить возможность развиваться каждой личности, но не нарушая общей гармонии. И, конечно, в свое время и в определенных условиях. Вполне возможно, что однажды именно эта личность вытащит сообщество «Я» из гибельной ситуации. Этим Наташа сейчас и занималась. Она спрятала Наташу-дочь за портретной рамкой, ей еще предстоят испытания, пусть отдохнет! – выпустив в свет Наташу-москвичку со всеми приложениями. На вопросы о маме отвечала: «Все нормально». По большому счету никому нет дела до твоих проблем. Но спрашивают же. Спрашивают, чтобы поддержать разговор, показать заинтересованность, преследуя иные цели. И еще много, много всяких причин, ради которых не стоит ворошить больное.

ГЛАВА 11

Будильник противно затрещал в утренней тишине. Вот если кто не знает, какой звук самый отвратительный на Земле, тому Наташа, любительница давить на подушку по утрам, могла с полной ответственностью подсказать: звук будильника в утренние часы. Тогда, когда сон самый сладкий и можно увидеть вещий сон. Более противный звук – это звук того же будильника, но в выходной день. Сегодня был не выходной день, но Наташа должна была проснуться на два часа раньше обычного. Этот поистине героический поступок был вызван тем, что необходимо было проводить своего любимого супруга в очередную командировку. Сонная Наташа нащупала пульт от телевизора, включила. Так было легче просыпаться. После прохладного душа –еще одно испытание, Наташа окончательно пришла в себя и очень сильно себя зауважала. Проводила супруга в командировку, сына в школу и начала собираться на конференцию. Точнее, как выразился заведующий отделением: «Это не конференция, а шабаш, и куда только власти смотрят.» Но властям на такие мелочи смотреть было некогда: в стране была разруха, разгул криминала, нехватка еды, медикаментов и идеологии. Девяностые – время, когда никому не было дела до того, что будет завтра, главное – выжить сегодня. Конференция целителей, парапсихологов, психологов проходил во дворце стали и сплавов, нужно было ехать через всю Москву. На улице было холодно. Первый утренний иней напоминал о том, что зима не за горами: пора вытряхивать из шуб и шапок моль и доставать зимние сапожки. Заведующий отделением Иван Иванович, за глазами – Диваныч, подписал Наташе заявление на предоставление двухдневного отпуска за свой счет: – Наталья Алексеевна, я не хочу знать, куда вы отправляетесь на эти два дня, потому как шабаш он и есть шабаш. Вот времена-то настали! Но ладно, все-таки от ваших способностей есть какая-то польза для наших болящих. Что-то у вас получается, не знаю как. Ладно, идите, может, что-то полезное принесете. Вот времена-то… – еще раз посетовал Диваныч. С приподнятым настроением Наташа приехала на конференцию. Участников было превеликое множество. Присутствовали как известные имена, так и совершенно, мягко сказать, странные люди. Действительно шабаш, подумала Наташа. Перед ней стоял неопрятный мужчина средних лет с лохматой бородой. На груди, руках, поясе висели какие-то невообразимые амулеты: кости, бусы, металлические амулеты.
– Разрешите представиться, Тарас из рода Севера, колдун в пятом поколении. Я известный человек. А вы кто, красавица? Наверное, какая-нибудь волшебница? – колдун расплылся в улыбке, отчего его широкий нос стал еще шире.
– Нет, уважаемый Тарас, я всего лишь медсестра. Но мне это все интересно.
– А…начинающая. Понимаю, понимаю. Хотите, я вас с Лонго познакомлю?
– Ой, – Наташа взмахнула рукою. Не нужно, я как-то придерживаюсь других взглядов.
– Ну, как хотите, – слегка обиженный непониманием колдун отправился дальше в поисках адептов. Кого здесь только не было. Иностранцы, какие-то представительные соотечественники. Между ними шныряли более чем странно одетые личности. Такого разношерстного собрания, наверное, не знала история. Наташа ходила между группами людей, прислушивалась к их разговорам. «И правда, шабаш», мелькала мысль. «Может, зря пришла? Послушаю докладчиков, там будет видно. Не пустят же на трибуну идиотов?»
Действительно, ради таких докладчиков можно было приехать из-за границы. Доктор медицинских наук, всю жизнь посвятивший космической медицине, лауреат Госпремии, Умыкин предложил новую концепцию лечения и оздоровления человека. Наряду с другими методиками упомянул и то, что было Наташиным интересом – биоэнергоинформатику. Наташа впитывала каждое слово, что-то записывала. После перерыва все ждали выступления еще одного, известного по множеству книг и исследований удивительного человека, доктора медицинских наук, профессора, психофизиолога Тримага. Он основал методологию моделирования состояний человека в гипнозе, изучал биополевое воздействие. Разработал свой, собственный метод биоэнерготерапии.
Прослушав доклад профессора Тримага, Наташа, совершенно ошеломленная новым видением, новыми знаниями, почувствовала огромный внутренний подъем, она была безмерно счастлива. Ведь где-то там, глубоко, если и были какие-то сомнения в некоторых действиях Ли, то теперь они полностью развеялись.  «Да, все правильно, я выбрала верный путь. Ну и пусть сейчас многие смеются, не понимают. Значит, время не пришло для общего знания. Да и вмешиваться в биоэнергетику, по сути, в творение всевышнего, тоже нужно с умом. А то получается, как с грязными сапогами, да в спальню…»
День пролетал незаметно. Наташа возвращалась с конференции в замечательном настроении. За спиной она чувствовала крылья. Она накупит книг Умыкина и Трима-ги и начнет заново переосмысливать знания, полученные от Ли. Она познакомилась с единомышленниками, – у нее наконец-то появились понимающие собеседники. Наконец-то ее любимый муженек Сашенька сможет спокойно отдыхать дома, не подвергаясь опасности терпеливо выслушивать очередные Наташины умозаключения. Наташа услышала телефонный звонок, еще на лестничной клетке. Она, бросив сумку, подбежала к телефону,
– Алло! – оживленно пригласила к разговору собеседника.
– Наташа… – в трубке приглушенный голос Андрея. У Наташи оборвалось сердце.
– Когда?
– Сегодня в два часа. Умерла мама. Я звонил.
– На конференции я. Была. Также тихо и заторможенно говорила Наташа.
– Приедешь?
– Нет. Завтра в храме сделаю все, что нужно. Мне ТАМ проводить ее надо.
– Ладно. Хороним завтра, в два.
– Все. Пока.
–Да, пока. Гудки. «Ну вот и все». – Наташа позвонила свекрови, рассказала о звонке и попросила забрать из школы Олежку. Затем достала из холодильника вино, бокал.
Подумала, посмотрела на красивый бокал, поставила обратно. Взяла простой стакан. Села, не зажигая свет, в кресло у окна. Налила вина. Молча выпила. Потом долго-долго сидела и смотрела в пустоту.


       ГЛАВА 12

Сказать, что Наташа была беспокойным ребенком, это значит, вообще ничего не сказать. Она родилась в районном городе, но после того, как ее отца посадили за драку на сравнительно долгий срок, Анна Владимировна продала свою однокомнатную квартирку и переехала в хутор. Купила маленькую хатку с большим садом, чтоб детям фрукты и овощи были, и начала свою жизнь с новых позиций, самая важная из которых была – поднять детей. Днем преподавала в сельской школе, после уроков спешила в сельский сад на сбор фруктов или на поле на сбор овощей. За такую работу можно было домой взять, так называемую натуру и еще платили деньги. В общем, худо-бедно, но жизнь потихоньку входила в нормальное русло. И все бы было относительно хорошо, если бы не маленький энерджайзер. Дочка Наташа. Эпицентр беспокойства и проблем целого хутора. Будучи еще в детском саду, Наташа умудрялась уводить с тихого часа через окно целую группу детей. Она уводила их в сады, лесополосы, на фермы или просто в парк. Там дети или искали клады, или в казаки-разбойники играли… Да мало ли у детей интересных занятий, когда нет рядом этих скучных взрослых с их неправильными правилами? По этой причине чаще всего Наташу укладывали спать отдельно от всех детей. Когда Наташе исполнилось семь лет у нее уже была своя команда. В составе в основном мальчишки, одногодки или постарше. Девчонок старались не брать, слабаки девчонки были, не справлялись. Ведь нужна была хватка и выносливость, чтобы лазить по хозяйским и сельским огородам и садам. Шкодничали не ради наживы, а так, ради куража. Это ведь были не просто набеги, это были боевые вылазки в стан врага. Наташа придумывала задачу, и малолетние проказники с удовольствием выполняли задание. Лазили по чердакам, разоряли гнезда, наведывались на пасеку. Ловили ловушками воробьев, чтоб потом было, что разведчикам поесть. И пожалуй, не было блюда вкуснее, чем жаренный на палке воробей и черная, запеченная до золы трофейная картошка. Однажды весной, когда только-только растаял снег, Наташа, собрав своих верных «оруженосцев», объявила, что сейчас все идут на речку купаться, все герои должны быть закаленными. К счастью, кто-то из взрослых, завидев малолетних террористов, сообщил кому-то из родителей о маршруте движения детей. В результате присоединиться к обществу закаленных супергероев успели только трое ребятишек. Родители супергероев, в том числе и Анна Владимировна, гнали ребят до дома бегом, для согрева, подгоняя их ремнем. И опять, как всегда, бедная Наташина мама выслушивала от родителей детей нарекания в адрес дочери. Вздыхала, сыпала дома горох в угол и ставила туда Наташу, читая ей лекции о том, как должна себя вести девочка. А девочка после трудов праведных уже через пять минут, засыпая, валилась в угол кулем. Анна Владимировна привыкла жить, как на пороховой бочке. Если вдруг выпадал день, что соседи не жаловались на обнесенные деревья и огороды, хуторяне не искали пропавших детей в их саду, Наташа, не была покусанная собаками и свиньями, и не было на ней новых ссадин и вывихов, Анна Владимировна пугалась и замирала в ожидании новой напасти. «Вот уж боженька подарок сделал. И что из нее вырастет»? - думала Анна Владимировна. Девочка, несомненно, была необычной: она была не по годам смышленая, способная к обучению, обладала отличной памятью. Но наряду с этими и другими положительными качествами присутствовала в ней тяга к приключениям, неуправляемость. В общем, было всего в предостаточном количестве. Но больше всего расстраивало Анну Владимировну то, что дочка почти не реагировала на ее воспитательные меры, как будто вовсе не слышала, что мама каждый раз пыталась донести до ее сознания.
Однажды, возвращаясь домой поздним вечером, Анна Владимировна споткнулась и упала на колючую проволоку. Дома обработала проколотое место на ладони зеленкой и, как всегда, принялась за разбор полетов своей бедовой дочки. На следующий день и в последующие дни кисть продолжала опухать, покрываться краснотой.
– Аня, ты должна ехать в город, может быть заражение, – говорила тетка Мария, мамина подруга. – Не тяни.
–Ты же знаешь, Маруся, Наташу нельзя никак оставить. Каждый день сюрпризы. Андрей в техникуме.
– Ничего, Аня. Сегодня я заберу ее с собой. У нас переночует.
– Маруся, ну куда тебе? У тебя своих пятеро… А тут одна Наташка батальона стоит.
– Ничего. Сегодня я ее забираю. Давай завтра с утра в поликлинику.
На следующий день, ближе к обеду, тетка Маруся отвела Наташу домой. Анна Владимировна была уже дома.
– Ну, что сделали? – спросила тетка Маруся.
– Да, разрезали. Какой-то сунули отвод, чтоб гной выходил.
– Ну, врачи знают, что творят. Зря ты им не веришь. Ну ладно, ты отдыхай, а то как-то ты не очень выглядишь, – сказала тетка Маруся и отправилась домой.
Анна Владимировна чувствовала себя неважно, причем с каждым часом ей становилось все хуже. К ночи она начала гореть, очевидно, температура поднялась запредельная, ее знобило. Рука раздулась как колода. Пульсирующая боль в руке отзывалась во всем теле. Анна Владимировна, пошатываясь и зябко кутаясь, сходила за дровами, затопила печь. Холодно в хате. Наташка вон, притихла. Целый день не отходит от матери, не мешает, не пристает с разговорами, просто сидит рядом и гладит маму. Она своим детским сердечком чувствовала, как ее маме сейчас больно, и понимала, что сегодня нужно быть хорошей девочкой, чтоб мама не огорчалась. Анна Владимировна сидела, раскачиваясь у печи, обхватив больную руку. Мутилось сознание, трудно было говорить:
– Доченька, Наташенька, я не знаю, добежишь ли ты… Темно… Ночь. Беги к тете Марусе. Скажи: «Мама умирает». Беги. Я уже не могу…
Наташа не помнила, как она надела курточку и туфельки, как выскочила на улицу: «Мама умирает, мама умирает, мама умирает…» По ночной темной улице, по осенним холодным лужам, не разбирая дороги, мчалась в летних туфельках семилетняя девочка, и, пожалуй, не было на тот момент силы, что могла ее остановить. Она мчалась спасать свою маму. Перед самым домом тетки Наташа упала в жидкую грязь. Было очень холодно. Но какое это имеет значение, ведь мама умирает! Тетка Маруся, впустив Наташу, потеряла дар речи. Наташа стояла перед ней совершенно мокрая и грязная. Босые, без колготок, ноги, грязь на лице, размазанная слезами:
– Мама умирает…
Тетка Маруся тогда спасла маму народными средствами. Она помчалась к своей подруге, проклиная медицину в общем, и того непутевого врача, в частности, к которому ездила Анна Владимировна. Замесила тесто на меду и приложила к ране:
– Терпи, подруга, тянуть будет. Терпи. Она что-то делала еще: отпаивала Анну травяными отварами, растирала уксусом, готовила медовые пышки.
Тетка Маруся осталась на ночь. Часа через три, боль стала невыносимая, решили развязать рану и поменять пышку. Пышка отпала, едва ослабла повязка, и хлынул на пол гной. Было такое ощущение, что не менее стакана жуткого мутного экссудата вылилось из раны. К утру опухоль и краснота стали спадать, температура почти пришла в норму. Было ясно, что опасность миновала.
Все это время Наташа находилась рядом с мамой. Тетка Маруся пыталась оставить ее у себя дома, но не успела ее схватить, как она выскочила и понеслась обратно домой. Дома сначала маме сделали перевязку, потом тетка Маруся привела в порядок и Наташу.
Наташа на всю свою жизнь запомнила эту ночь. Медицина народная и традиционная, заняли свои прочные ниши в ее сознании. И на всю жизнь она запомнила ужас слов: «Мама умирает». Это были самые страшные слова в ее жизни, впитавшие страх темной, безлюдной ночи, грязь, холод и боль. Мамина боль. Они перевернули ее жизнь. Нет, она не стала паинькой, послушной девочкой, но старалась с тех пор не огорчать маму. В ту страшную ночь Наташа поняла, что безопасный мир, в котором можно все уладить, существует до тех пор, пока есть мама. До тех пор, пока не прозвучат эти страшные слова.
И вот сегодня… Только теперь уже никакая медицина и никакое чудо не в силах помочь. Мама умерла…


        ГЛАВА 13

При первых лучах солнца Наташа встала с кресла, убрала пустую бутылку. Переоделась в домашний халат и снова села у окна. Она мысленно была там, у тела матери, соединялась с ее душой для того, чтобы дать ей, обессиленной, свою силу для перехода в мир иной. В восемь утра Наташа приняла душ, переоделась во все новое и поехала в собор. Поставила свечи, заказала всевозможные заупокойные записки и заочное отпевание. Затем подошла к сборной иконе девы Марии. Это была огромная икона, на которой были изображены маленькие иконки всевозможных изображений Девы Марии. «Пресвятая Матерь Божья! Ты одна во всех лицах. Коль виновата пред тобой – прости! Прошу тебя, усопшую мамочку мою, укрой покрывалом любви и могущества твоего, чтобы нечисть всякая в пути не одолела, не погубила. По моей вине, – невинно страдала она. Обессилела. Помоги ей, Великая Мать»! Наташа смотрела и смотрела на икону, а губы ее что-то шептали.
Неожиданно Наташа почувствовала какое-то движение вокруг себя и иконы. Оглянулась. Она стояла совершенно одна в этом отдаленном углу. Да и в церкви было совсем немноголюдно. Наташа снова посмотрела на икону. Ей вдруг показалось, что в центре иконы образовалось пространство, в которое ее буквально втягивает. Она встряхнула это наваждение. Но ощущение осталось… Наташа перекрестилась, отошла от иконы. Но что-то снова заставило ее вернуться. Наталью магнитом втягивало в икону. Она ничему не удивлялась и не сопротивлялась. Ее ничем уже нельзя было удивить или напугать. Потому что, как ей казалось, психика от перегрузок включила систему эмоциональной защиты. Она просто стояла и ждала, когда ей можно будет спокойно уйти. Минут через сорок пришло ощущение покоя, и Наташа, еще раз помолившись, вышла из церкви. Она поехала на конференцию.
В доме культуры, где проходила конференция, уже готовились ко второй части программы – проведению круглых столов. Наташа записалась на круглый стол к академику РАН, профессору Петровой. Она обожала эту, теперь уже, бабку. Наташа читала ее учебник по психологии, и, как ни странно, ей там было все понятно и доступно. А вот теперь Наташе выпал шанс пообщаться с ней в реальном времени. Петровой было шестьдесят пять. В этом возрасте голос теряет свои краски и силу, походка становится не такой стремительной, плечи не напоминают развернутые крылья. Но к Петровой это не относилось. Голос у нее был зычный, взгляд держал слушателей в поле внимания, движения властные. «Старость, – говорила она, – это прежде всего леность ума. Мозг нужно все время тренировать. Это как мышца. Накачанная, живая, работает, живет. А слабая – так, хлам сиюминутный. Чем больше мозг слабеет от безделья, тем сильнее стареет организм». Вот и не старела Петрова, выпуская почти каждый год новую книгу по психологии.
Тема круглого стола, заявленная Петровой, была об особенностях возрастной психологии нашего времени. Начало семинара было назначено на час дня. Петрова, бодрая, уверенная в себе, твердой походкой вошла в зал, поприветствовала публику.
– Ну-с, господа хорошие! Здравствуйте! Почти все знакомые лица. Замечательно, замечательно. Итак…
Петрова говорила увлекательно, интересно. Наташа слушала ее, забыв о времени. Вдруг Петрова закашлялась, а Наташа почувствовала холод. Могильный холод. Она взглянула на часы. Было два часа. Петрова почему-то не продолжала лекцию, перебирала бумаги.
– Ну вот, например, как вы считаете, – заговорила Петрова, – какие основные методики реабилитации вы бы применили в работе с пожилыми людьми, пострадавшими от крушения их вековых ценностей. Как раз то, что актуально сейчас. Ведь для старшего поколения то, что происходит сейчас, убийственно. Всю жизнь они жили по каким-то устоявшимся канонам, боролись за них, воевали. А теперь их просто нет. А что еще хуже, то, против чего боролись они и воевали все больше и больше занимает законное место в окружающем их мире. Наташа! Ваши предложения.
Наташа сидела, смотрела в стол и молчала.
– Наталья, вы с нами? – еще раз окликнула Наташу Петрова. У Наташи вдруг брызнули из глаз крупные слезы: «Простите, я не могу сейчас, не могу…. Сейчас мою маму опускают в могилу»! Она выбежала из зала.


ГЛАВА 14

Проходили дни, недели. Приближался Новый год. Всенародно любимый праздник. Веселый, яркий, блестящий праздник. И стар и млад готовились достойно встретить его. Заранее копились деньги, приобретались наряды, покупались путевки. Все было так, как всегда. Только не для Наташи. Через девять дней после похорон мама пришла во сне к Наташе и сказала: «Наташа, там, с правой стороны могилы, расщелина. Скажи Андрею - пусть подровняет».
– Ой, мама, ты же умерла. А я, так покойников боюсь, сказала Наташа и увидела могилу. Она была расположена не совсем удачно. Под диким кустарником, который мог пустить свои корни к могиле. Легкий голубой крест и мамин прислоненный портрет. Дождь размочил изображение под стеклом. С правой стороны действительно была трещина величиной с ладонь. Наташа открыла глаза и пошла звонить брату.
– Андрей, а что, лучше места не нашли? Там же этот куст пустит корни, оплетет как зараза. И фотография уже затекла. Убрать бы надо.
– А ты откуда знаешь? – спросил ошарашенный Андрей.
– Мама сегодня во сне приходила. Показывала пристанище свое. Там с правой стороны могилы, трещина большая. Мать просила поправить.
– Хорошо, сегодня схожу. Вечером позвоню. Андрей позвонил не вечером, а через три часа.
– Слушай, Наталя, – без предисловий начал возбужденно говорить Андрей, – я все больше и больше верю в то, чего нет. Действительно, с правой стороны могилы трещина величиной с ладонь. Я просто потрясен. Значит, она и правда живет. Только вот где?
– Не забивай голову, брат. Живи нормальной жизнью в этом мире и радуйся тому, что имеешь.
Время текло своей чередой. Наташа была совершенно спокойной, правда, была немного рассеянной. Она стала чувствовать дуновение холода за спиной. Часто вставала, чтобы закрыть дверь или форточку, но все было закрыто. Что происходит? Саму себя спрашивала Наташа и не находила ответа.
Если родители живы, сколько бы ни было лет человеку, он все равно ребенок, дитя! Какое бы расстояние не разделяло их, в любое время дня и ночи, мать всегда почувствует, что у ее ребенка не все ладно. Своими мыслями, переживаниями окутает его, маленького или большого, старого или молодого, материнским покровом своим. Как могучими, сильными крыльями закроет и спасет от всех бед. Тепло и надежно под этими мягкими крыльями. Живет человек и не может оценить и почувствовать этого до тех пор, пока родителей не примет земля. Холодно станет на Земле, задует в спину. Придет осознание, что сзади нет никого. Ты теперь старший. Стоишь между твоими родными и вечностью, поэтому пришла пора становиться взрослым. Страшно. Страшно сделать этот последний шаг в такую взрослую жизнь. Но назад ходу нет, там могильный холм. Нужно быть первым в ряду, а значит, подхватить эти крылья и раскинуть их над теми, кто впереди тебя.
Через две недели после похорон, под утро, Наташе было видение. Она увидела маму. Она сидела в кресле в тесной комнатке с низкими потолками. Просто сидела и, казалось, спала. Наташе понимала, что мама очень больна, очень. Затем все исчезло.
Через сорок дней Наташе снова было видение. Мама сидела в том же кресле, ноги ее были очень больными. Стены комнаты были очень мокрые, по ним текла вода. Видение исчезло. Но с тех пор, каждую ночь, во снах мама присутствовала в жизни Натальи. Она была рядом, занималась хозяйственными делами вместе с Наташей. Стирала, убирала, смотрела телевизор. Но она была как бы внутри непроницаемой прозрачной колбы. Она не слышала, не видела и не говорила с Наташей. Шли недели, месяцы. Наташа все чаще впадала в депрессию, стала невнимательна на работе. В конечном итоге уволилась, несмотря на уговоры руководства и предлагаемые альтернативы. Несколько постоянных клиентов Наташа обслуживала дома. Брала их ровно столько, насколько хватало сил быть обычной. Участливой, улыбчивой, доброй Наташей. Стало прихватывать сердце, болеть почки. Наташа могла часами безучастно сидеть у окна в своем любимом кресле. Силы таяли с каждым днем. Но на телефонные звонки Наташа всегда отвечала бодрым голосом, что все нормально. Саша перестал ездить в командировки, старался как можно чаще бывать дома, придумывал какие-то мероприятия, приглашал друзей. Но Наташа все глубже погружалась в депрессию.
Ранней весной Наташе в третий раз было видение. Мать сидела в том же кресле, но была действующей одна голова. В комнате, в которой сидела мама, прогнили деревянные потолки, и доски прогнулись под тяжестью земли. Они могли обвалиться в любую секунду. Наташа посмотрела на эти прогнившие доски потолка и проснулась в страхе. Она все поняла, что пыталась показать ей мать: это был гроб. Гроб, в котором лежала мама.
Все остальные сны были одинаковы. Наташа с мамой, не видя друг друга, постоянно жили во сне, вместе занимались обыденными делами. Все было настолько реально, что иногда Наташе казалось, что ночью она живет реальной жизнью, а днем погружается в сон. Очень беспокоило сердце. С каждым днем она ощущала, как в груди все больше и больше накапливается тяжесть. Она давила, как могильная плита, мешала дышать. Все чаще Наташа засыпала в кресле. Так было легче. Опять тянуло холодом, и мерзла спина. Наташа ежилась, накидывала теплую кофту. В конце мая Наташа уже старалась ни с кем, кроме семьи, не общаться. Не было сил. Сидя однажды у окна, она услышала голос Ли: «Осталось немного, ты сильная»! Наталья оглянулась. Никого. Ну что ж, она привыкла к таким фокусам. Но настроение улучшилось. Ее не бросили, она не одна! Наташа встала, сделала несколько дыхательных упражнений. Подошла к зеркалу. Как давно она в него не смотрелась! На нее из зеркала смотрела постаревшая, осунувшаяся женщина. «Да, Наталья Алексеевна, выглядишь ты хреново!» Она похлопала себя по щекам.  «Хватит, пора встряхнуться». Сделала себе ванну из ароматных масел, добавила морскую соль. Включила любимый диск, и застоявшуюся тишину квартиры наполнили звуки приятной музыки.
Этой ночью она засыпала в объятиях мужа, в свежей ароматной постели, без привычной тяжести в груди. Как всегда, во сне, она и мама жили рядом, не замечая друг друга. А под утро было опять видение. Тело мамы лежало в знакомом кресле у разрытой могилы. Оно было полностью истлевшим и без головы.
Почти весь июнь Наташа пыталась реанимировать себя. Но тяжесть продолжала жить в груди. Однажды, после очередного сердечного спазма Наташа проводила ночь в кресле. Уже несколько ночей она не видела снов. За окном занималась заря. За спиною в комнате Наташа почувствовала какое-то движение. Она оглянулась. В предутреннем свете она увидела маму. Анна Владимировна стояла в проеме двери. На ней был одет домашний халатик в синюю полосочку и домашние тапочки. Седые волосы были забраны назад под гребешок. Наташа могла бы испугаться, может быть, хлопнулась в обморок. Но мама улыбалась. Улыбалась той улыбкой, от которой всегда исчезали Наташины проблемы, от которой в детстве высыхали слезы.
– Мама! – вскрикнула Наташа.
– Здравствуй, доченька! – Анна Владимировна подошла к Наташе.
– Ой, мама! – Еще раз вскрикнула Наташа.
– Я присяду?
– Конечно, конечно! Садись. – Наташа уступила место. Сама села на маленький стульчик у ног матери.
– К тебе можно прикоснуться? – спросила.
– Не стоит, доченька. Осязание, это характеристика мира вещей. А я… сама понимаешь. Так что не стоит. Я пришла попрощаться. Мне пора. Я и так слишком долго задержалась здесь. Плохо тебе, кровинушка моя?
– Да, мама, почему так все идет? Почему сложилось так, что самое главное в моей жизни и значимое – моя работа, моя семья – отошло в сторону? Куда делись силы мои и что за сила такая держит меня в пассивности? – Наташа заплакала.
– Натуля, ты просила, чтоб Ли продлил мне жизнь, остановил смерть. Эгоистичным было твое желание. Не подумала о том, что не следовало бы вмешиваться в процессы, что нам неведомы.
– Прости меня, мама, за твои мучения. Не по злости, по незнанию, натворила.
– Ну а потом, когда наконец-то все случилось, без тебя, без силы твоей – продолжала мама, – вовек не подняться мне было бы. Ты буквально на себе тащила меня. А через сон я старалась показать тебе, насколько я освободилась. Чтоб не напугать тебя, ты сказала, что покойников боишься, показывала не гроб, а комнату.
– А теперь что?
– Я поднялась и ухожу, чтобы жить.
– Как жить? Где?
– Все во Вселенной повторяется, и законы развития одинаковы. Вот ты жила внутри меня девять месяцев. Пришло время тебе родиться. Это для тебя было больно, страшно. Проходя родовые пути, ты умерла как плод, но родилась уже как человек в большом мире. Плаценту, тело, в котором ты развивалась, закопали. Или сожгли. То же самое происходит и в большом мире. Я оставила свое тело в земле, чтобы родиться в более совершенном мире. Если бы ты не помогла вовремя подняться, было бы то, что бывает с мертворожденными.
– А теперь? – спросила Наташа.
– Теперь со мной все в порядке. Поэтому, доченька, тебе нужно полностью отключиться от потустороннего мира. Закрыть дверь. Обрести себя. Ты находишься в плохой форме. Хватит киснуть! Пора выпустить в мир Наталью - любознательную хулиганку. Девчонку - беспредельщицу, что изводила всех соседей и знакомых своими шалостями. Именно она сейчас спасет тебя. А теперь, прощай. – Анна Владимировна встала.
– Подожди, мама! – Наташа в порыве протянула руки к маме. Они прошли сквозь пустоту. Наташа отдернула руки. – Подожди! Как же так? Теперь что, навсегда?
– Позовешь – приду. Сама. Если почувствую, что вы в беде, приду. Помогу. Только без надобности, не дергай! Я всегда с вами. Прощай! Береги себя. Не забудь: озорницу Наталью, выпусти! Мама исчезла в проеме двери.
Утром Наташа впервые за много месяцев встала с легкой головой. Подошла к окну:
– Здравствуй, солнце! – неожиданно для себя самой сказала Наташа и рассмеялась.


        ГЛАВА 15

Спустя три дня Наташа сидела в удобном купе фирменного поезда Москва – Краснодар. В связи с тем, что Наташа чувствовала постоянную тяжесть в области сердца, решила перелет на самолете заменить неспешной поездкой по железной дороге. Ее попутчицей была молодая женщина, которая ехала в служебную командировку. Очевидно, задание у нее было очень важным, потому что попутчица постоянно изучала какие-то бумаги. Телевизор не включала, разговорами не надоедала. Можно сказать, что Наташе с попутчицей повезло. Она еще раз вспоминала и обдумывала последний разговор с мамой. Вспоминала все то, что произошло с ней за последнее время. Вспоминала то, о чем говорил ей Ли. Ну что же, произошло то, что должно было произойти. У нее было страстное желание научиться помогать людям. Ли предупреждал ее, что за каждое желание нужно платить. И иной раз слишком высокой ценой. Она обрекла на долгих три месяца свою родную маму на страшные страдания. Сама от осознания вины и потери матери чуть безвозвратно не отбыла в страну призрачных грез. Она прошла через этот ад и получила право исцелять, видеть, слышать и знать то, что не всем ведомо. У нее многое получается, очень многое. Потому к ней и прислушиваться даже именитые врачи стали. Но какой ценой ей это далось? Наверное, именно это и имел в виду Ли, когда рассказывал о том, какие обряды иной раз проходят люди для того, чтобы иметь право быть немного больше, чем обычный человек. Например, у некоторых народов Сибири, для того чтобы получить посвящение в шаманы, кандидата закапывали на строго определенное время в гробу. Его выкапывали именно тогда, когда у него переставало биться сердце, реанимировали. Если он сумел пройти это испытание и оставался при своей памяти, то заслуживал право быть шаманом. Причем за время нахождения в гробу, от пережитого у него открывались новые сверхвозможности.
Наташа шаманом быть не хотела. Она всего лишь хотела в силу своих возможностей помогать людям. «Многое тебе откроется, – говорил Ли, – но только когда свободной станешь, крылья расправишь. Это произойдет тогда, когда одно из основных правил целителя войдет в каждую твою клеточку. Чтобы под страхом смерти ты не смогла нарушить его. Это гарантия того, что силу, что проснется в тебе, ты не сможешь во вред людям направить, угождая желаниям своим. А желания, они как змеи опутывают тебя. Сама себе врать будешь, что помочь страждущему хочешь. Хотя на самом деле прославиться захочешь, утвердиться, денег заработать. Да мало ли еще эгоистичных хочу. Ты станешь свободна, когда твои желания будет диктовать сердце. Только оно умеет быть бескорыстным. Вот тогда раскроются перед тобой горизонты, и станешь ты нести свой крест до конца жизни своей. Правда, может, и не раз задумаешься, это дар тебе или наказание. Но ты сама выбрала этот путь, так и иди по нему достойно.» Мало что из речи Ли тогда поняла Наташа.
Все то, что происходило с Наташей, имело свои объяснения. Самогипноз, расстроенное сознание, считывание информации со своего подсознания. Да как угодно можно было объяснить происходящее. Но Наташа знала, что есть более совершенный мир, он находится вокруг нее, рядом с ней. Она его приняла, и поэтому он открыл ей двери. Он был таким же реальным для Наташи, как и мир физический. И законы в нем были те же.
Вечером Марина, так звали попутчицу, собрала свои бумаги в портфель.
– Наталья, – обратилась она к Наташе, – есть предложение объявить уставшим мыслям антракт до завтрашнего утра.
– Принимается! – Наташа поднялась с подушки. У меня есть бутылочка белого хорошего вина.
– А у меня качественная закуска к нему. Марина достала свою сумку.
За интересной беседой время летело незаметно. Марина по образованию была юрист, занималась довольно успешно частной практикой. Очень увлекалась туризмом, любила петь. Легкое вино, приятная собеседница, стук колес… Отступили гнетущие мысли, расправились плечи. «А жизнь-то, налаживается»! – мелькнула озорная мысль. Наталья глубоко вздохнула и широко улыбнулась.
Поезд прибывал на вокзал в пять часов утра. Сонные пассажиры с помятыми физиономиями толпились в тамбуре, ожидая полной остановки поезда. Наталья издалека увидала огненно-рыжую голову племянника. Она улыбнулась: ну прямо как подсолнух.
– А отец то где? – спросила Наталья, поцеловав Павлика.
– А вот он! – обнял Наталью Андрей. Он вынырнул из-за привокзального киоска с букетом цветов.
– Ой, какие красивые! Наташа понюхала букет. Она смотрела на букет, а родственники с изумлением на нее.
– Наталя, ты чего? – обалдело спросил брат.
– Не поняла? Ты про что? – в свою очередь переспросила Наташа.
– Чего, чего! Да ты как бабка стала! Ты чего? Опять спросил брат.
– Ну вот, зачегокал. Все нормально. Наталья пошла вперед.
– Точно, нормально? Ты не болеешь?  Андрей с Павликом пошли следом.
– Ну, достал! Не болею! Все нормально, выправлюсь. Затем и приехала. По приезде домой Наташа не стала завтракать, засобиралась сразу на кладбище.
– Не суетись, сестра, поедем попозже, – говорил Андрей.
– Я хочу сейчас, мне некогда. Я ненадолго приехала, скоро уезжаю…
– Куда это Вы, девушка, собрались?
– Скоро Олег и Саша приедут, на море поедем. Может, и вы с нами?
– Ну, вообще о таких вещах предупреждать надо. Я работаю. Мои тоже. Хотя… – Андрей призадумался.
– Я подумаю. Вечером все соберутся, обсудим.
– Наташа переоделась с дороги в спортивный костюм.
– Я готова!
На кладбище поехали Тоня, Андрей и Наташа. Могильный холмик осел, голубая краска на кресте слегка выгорела. Кустарник был вырублен. Все было именно так, как она видела во сне.
– Здравствуй, мама, – спокойно сказала Наташа. Вот и свиделись. Она присела у края могилы. Тоня с Андреем в полной тишине стали накрывать столик. Долго сидели молча. Наташа взяла горсть могильной земли и прижала ее к груди. Странно, но тяжесть из Наташиной груди стала уходить. Наташа явственно чувствовала, как тяжелый комок теряет свои очертания, отпускает цепкие клещи. Стало легче дышать.
– Ну, Наташенька, – сказала Тоня, – садись, помянем маму. Хорошим она была человеком. Человечным.
Посидели еще некоторое время в тишине, затем приступили к обсуждению обычных, в таком случае, тем. Где и какой заказать памятник, как установить его. В результате переговоров через неделю на маминой могиле был установлен памятник с открытой легкой гробничкой из мраморной крошки. Мама очень просила, чтоб на могилу ее после смерти не устанавливали ничего тяжелого. Мамин портрет на памятнике получился очень удачным.  Отовсюду казалось, что мама смотрит именно на тебя. В открытом пространстве гробнички посадили мамины любимые белые ромашки.
Всю неделю до установления памятника Наташа каждый день ездила на кладбище. Она приходила утром, садилась на лавочку, и некоторое время сидела молча, слушая кладбищенскую тишину. И каждый раз она чувствовала, как ее тело освобождалось от зажимов, становилось легче дышать и легче билось сердце. «Спасибо, мама», – говорила Наташа, уходя с кладбища. Спустя три дня после установки памятника, рано утром, Наташа пришла, как обычно, к маминой могиле.
– Доброе утро, мама! – сказала она и села на лавочку. Она сидела, слушала, как поют птицы в городе мертвых, ожидая знакомых ощущений, но их не было. Было просто, легко и свободно. «Ты свободна» - неожиданно услышала Наташа мамин голос. Она подняла глаза на мамино фото. Мама улыбалась.