Не зря ж оно так?..

   «Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме...» Наверняка это было не так, но из игр с матерью я помню только эту, да и то - единственный раз и совсем недолго...

  Дачная пора хороша лёгкостью нравов, обедом не вовремя и чаем, когда вздумается. Гостей можно звать и выпроваживать без церемоний, сославшись на один только комариный писк в комнатах. Однако теперешний наш визитёр пересидел всех прочих. После того, как я в очередной раз, почти не скрывая зевоты, посетовала на поздний час, он хлопнул себя по коленям, и пообещал без промедления откланяться...
- ...только скажите сперва, какие цветы вы любите!
- Люблю?! А не слишком ли, для цветов-то? Есть те, которые мне нравятся больше других, а так... Всяк цветок по-своему хорош.
- Ну, так, всё же! Поведайте мне свою тайну!
- Да нет никакой тайны. Я простые люблю.
- Ромашки?!
- Вот вы какой, заладили, как иные. Что ж никакого воображения у людей. Если простой цветок, то непременно ромашка. и что вы все в них нашли?
- Я от вас не отстану, покуда не скажете.
- Скажу, отчего ж, потому - спать давно хочу. Только уж и упрежу - не вздумайте мне дарить неживых цветов. Не приемлю. Пообещайте, что исполните.
- Вы меня ставите в неловкое положение, но делать нечего. Обещаю. Так скажете теперь?
- Цикорий мне по нраву, маки и чертополох. Теперь же. когда я удовлетворила ваше любопытство, позвольте мне, наконец, идти спать, да и вам пора.

   Гость откланялся, а удаляясь нёс на лице выражение, кой позабавило бы любой из тех цветов, что нравятся мне, но менять собственную приязнь, в угоду всеобщим любимцам, мне в голову не приходило никогда.

   ...Прислушиваясь к поспешным шагам последнего в этот день визитёра, я стояла у окна. Стараясь не оцарапать, сосна, что росла у дома, тянула ко мне свою мохнатую лапу, на которой старого золота паук обнимал изумрудную сосновую шишку. Чудилось, оберегал он её молодую, незрелую, годовалую, да не от Соловья-разбойника, но от собирателей, что тщатся продлить свою молодость за жизни чужой счёт.
Сколь отпущено той сосне? До пятисот годков. А человеку? Вот, то-то и оно. Не зря же так? Ох, не зря...