Продолжение "Всемирных хроник"
Извиняюсь за программу ввода, которая в названии "Мир в VIII-IX вв." упорно заменяет заглавные буквы строчными, а в тексте жирный шрифти и курсив обычным.
***
В печатных изданиях список цитируемой литературы помещают в конце книги; здесь для удобства читателей я привожу его в начале. Cписок готовился для третьего тома «Всемирных хроник», охватывавшего период с V по IX вв., но переделывать его значило бы менять всю систему ссылок. Я счёл это непродуктивным.
Список цитируемой литературы
1. Гарамантида (африканская Атлантида). – М., Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 1994.
2. Большаков О.Г. История халифата. I. Ислам в Аравии. М., Наука, ГРВЛ, 1989г.
3. Гумилёв Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. – М., Мишель и К, 1993.
4. Дьяконов И.М. Пути истории. – М., Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 1994.
5. Донини А. У истоков христианства. М., Политиздат, 1984.
6. Гиббон Э. История упадка и крушения Римской империи. – М., Республика, 1996.
7. Гергей Е. История папства. – М., Республика, 1996.
8. Никольский Н.М. История русской церкви. – М., Политиздат, 1988.
9. Рассел Б. Почему я не христианин. – М., Политиздат, 1997.
10. История Европы. Т.1. – М., Наука, 1992.
11. Вернадский Г.В. Древняя Русь. – Тверь, ЛЕАН/М., АГРАФ, 1997.
12. Корсунский А.Р., Гюнтер Р. Упадок и гибель Западной римской империи и возникновение германских королевств. – М., Издательство МГУ, 1984.
13. История Европы. Т.2. – М., Наука, 1992.
14. Левченко М.В. История Византии. – М., Соцэкгиз, 1940.
15. История древнего мира. Кн. 3. Упадок древних обществ. – М., Наука, ГРВЛ, 1989.
16. Тальберг Н. История христианской церкви. – М., Интербук / Нью-Йорк, Астра, 1991.
17. Левандовский А. Карл Великий. М., Соратник, 1995.
18. Плетнёва С.А. Кочевники Средневековья. – М., Наука, 1982.
19. Лебек С. Происхождение франков. V-IX века. М., Скарабей, 1993.
20. Мортон А.Л. История Англии. – М., Изд-во иностранной литературы, 1950.
21. Чекалова А.А. Статья и комментарий в кн.: Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами. Тайная история. – М., Наука, 1993.
22. Гумилёв Л..Н. Древние тюрки. – М., Клышников – Комаров и Ко, 1993.
23. Конрад Н.И. Избранные труды. – М., Наука, 1974.
24. История Востока. Т.2. Восток в средние века. – М., Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 1995.
25. Воробьёв М.В. Япония в III-VII вв. – М., Наука, ГРВЛ, 1980.
26. История стран зарубежной Азии в средние века. – М., Наука, ГРВЛ, 1970.
27. Фрай Р. Наследие Ирана. – М., Наука, ГРВЛ, 1972.
28. Уколова В.И. Античное наследие и культура раннего средневековья. – М., Наука, 1989.
29. Рансимен С. Восточная схизма. Византийская теократия. – М., Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1998.
30. Шервуд Е.А. Предпосылки формирования итальянского этноса. – В кн.: Романия и Барбария. М., Наука. 1989.
31. Кудрявцев А.Е. Испания в средние века. – Л., Соцэкгиз, Ленинградское отделение, 1937.
32. История Грузии. Тбилиси, «Цодна», 1960.
33. Очерки истории Китая. – М., Изд-во восточной литературы, 1959.
34. Берзин Э.О. Юго-Восточная Азия с древнейших времён до XIII века. – М., Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 1995.
35. Абаза В. А. История Армении. Ереван, Гркери ашхар, 1990.
36. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., Издательская группа «Прогресс», «Прогресс-Академия», 1992.
37. Курбатов Г.Л. История Византии. – М., Высшая школа, 1984.
38. Бродель Ф. Что такое Франция. Люди и вещи. – М., Издательство имени Сабашниковых, 1995.
39. Всемирная история. Т.7. Раннее средневековье. – Минск, Литература, 1996.
40. Тойнби А. Дж. Постижение истории. – М., Прогресс, 1991.
41. Долинина А.А. Предисловие. – В кн.: Аравийская старина. М., Наука, ГРВЛ, 1983.
42. Самозванцева Н.В. Буддисты-паломники. – В кн.: Религии древнего мира. М., Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1995.
43. Петров А.М. Великий шёлковый путь. – М., Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 1995.
44. Комментарии в кн.: Плано Карпини. История монгалов / Гильом де Рубрук. Путешествие в восточные страны / Книга Марко Поло. – М., Мысль, 1997.
45. Кычанов Е.И. Кочевые государства от гуннов до маньчжуров. – М., Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 1997.
46. Старостин Б.С., Старостина Ю.П. Учёные Запада, Востока и России о буддийской цивилизации. – В кн.: Сравнительное изучение цивилизаций. Хрестоматия. Москва, Аспект-Пресс, 1998.
47. История Индии (Краткий очерк). – М., Мысль, 1973.
48. Соловьёв С.М. Наблюдения над исторической жизнью народов. – В кн.: Соловьёв С.М. Сочинения. Кн. XVII. М., Мысль, 1996.
49. Успенский Ф.И. История Византийской империи. VI-IX вв. – М., Мысль, 1996.
50. Эйдлин Л. Тао Юань-мин. В кн.: Тао Юань-мин. Стихотворения. – М., Художественная литература, 1972.
51. Индия в литературных памятниках III-VII веков. М., Изд-во МГУ, 1984.
52. Программы для изучения шариатских наук. М., 1999.
53. Воробьёв М.В., Соколова Г.А. Очерки по истории науки, техники и ремесла в Японии. – М., Наука, ГРВЛ, 1976.
54. Мещеряков А.Н. Герои, творцы и хранители японской старины. – М., Наука, ГРВЛ, 1988.
55. Агаджанов С.Г. Государство Сельджукидов и Средняя Азия в XI-XII вв. – М. Наука, ГРВЛ, 1991.
56. Савукова В.Д. Григорий Турский и его время. –В кн.: Григорий Турский. история франков. М., Наука, 1987.
57. Эрлихман В.В. Отец английской истории. Примечания. – В кн.: Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов. С.-П., Алетейя, 2001.
58. Красновская Н. А. Процессы формирования малых периферийных этносов в Италии. – В кн.: Романия и Барбария. М., Наука, 1989.
59. Плетнёва С.А. Хазары. М., Наука, 1976.
60. Пиотровский М.Б. Коранические сказания. М., Наука, ГРВЛ, 1981.
61. Смирнов С.Г. Задачник по истории средних веков. – М., Международные отношения, 1995.
62. История СССР. Ч.1. – М., Просвещение, 1974.
63. Большаков О. Г. История халифата. II. Эпоха великих завоеваний. – М., Наука, Издательская фирма «Восточная литература», 1993.
64. Мельянцев В.А. Доиндустриальный рост стран Запада: темпы, факторы, итоги и межцивилизационные отношения. – В кн.: Востоковедные историко-экономические чтения. М., Институт стран Азии и Африки, Институт востоковедения РАН, 1993.
65. Лилли С. Люди, машины и история. – М., Прогресс, 1970.
66. Абрамсон М.Л. От Данте к Альберти. – М., Наука, 1979.
67. Ханларян Л. А. Предисловие и комментарии. В кн.: Киракос Гандзакеци. История Армении. М., Наука, ГРВЛ, 1976.
68. Вебер М. Избранное. Образ общества. М., Юрист, 1994.
69. Институты самоуправления: историко-правовое исслеование. – М., Наука. 1995.
70. Гаспаров М.Л. Поэзия вагантов. – В кн.: Поэзия вагантов. М., Наука. 1975.
71. Шевеленко А.Я. Начальные формы феодальной собственности в Бретани. – В кн.: Европа в Средние века. М., Наука, 1972.
72. Херрман Й. Славяне и норманны в ранней истории Балтийского региона. В кн. Славяне и скандинавы. М. Прогресс, 1986.
73. Мельникова Е.А. К типологии предгосударственных и раннегосударственных образований в Северной и Северо-Восточной Европе. – В кн.: Древнейшие государства Восточной Европы. 1992-1993. М., Наука, 1995.
74. Комментарии. – В кн.: Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., Наука, 1991.
75. Петрухин В. Я. Начало этнокультурной истории Руси IX-XI веков. Смоленск: Русич; М.: Гнозис, 1995.
76. Лихачёв Д.С. Историко-литературный очерк и комментарии. – В кн.: Повесть временных лет. С.-П., Наука. 1996.
77. Державин Н.С. Славяне в древности. – Б.м., Издательство Академии наук СССР, б.г.
78. Шидфар Б. Арабская любовная лирика. – В кн.: Арабская любовная лирика. М., Художественная литература, 1974.
79. Всемирная история. Т.12. Начало колониальных империй. – Минск, Литература, 1996.
80. Ламберт-Карловски К., Саблов Дж. Древние цивилизации. – М., Наука, ГРВЛ, 1992.
81. Альперович М.С., Слёзкин Л.Ю. История Латинской Америки (с древнейших времён до начала XX в.). М., Высшая школа, 1991.
82. История Перу с древнейших времён до конца XX века. М., Наука, 2000.
83. Дубнов С.М. Краткая история евреев. – М., Сварог, 1996.
84. История средних веков. – М., Просвещение, 1980.
85. Семёнов В.Ф. История средних веков. М., Учпедгиз, 1956.
86. Бретон Г. Любовные истории в истории Франции. Кн. I. – М., Интерпресс, 1992.
87. Мец А. Мусульманский ренессанс. – М., ВиМ, 1996.
88. Монтгомери Уотт У. Влияние ислама на средневековую Европу. – М., Наука, ГРВЛ, 1976.
89. Толстогузов А. А. Очерки истории Японии. VII-XIII вв. – М, Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1995.
90. Боги. Брахманы. Люди. – М., Наука, ГРВЛ, 1969.
91. История древнего мира. Кн.1. Ранняя древность. – М., Наука, ГРВЛ, 1989.
92. Всемирная история. Т.3. – Минск, Литература, 1996.
93. Межгосударственные отношения и дипломатия на древнем Востоке. – М., Наука,
ГРВЛ, 1987.
94. Агеева Р.А. Страны и народы: происхождение названий. – М., Наука, 1990.
95. Скржинская Е.Ч. Вступительная статья и комментарии. – В кн.: Иордан. О происхождении и деяниях гетов. С.-П., Алетейя, 1997.
96. Кочетов А.Н. Буддизм. – М., Наука, 1983.
97. Религии древнего Востока. – М., Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 1995.
98. Климишин И.А. Календарь и хронология. М., Наука, 1985.
99. Диль Ш. Византийские портреты. – М., Искусство, 1994.
100. Черчилль У. С. Рождение Британии. Смоленск, «Русич» 2003.
101. Шейндлин Р.П. Летописи еврейского народа. М., Крон-Пресс, 1997.
102. Беленький М.С. Иудаизм. М., Политиздат, 1974
103. Большаков О. Г. История Халифата. II. Эпоха великих завоеваний. М., Наука, «Восточная литература», 1993.
104. Шагинян А.К. Закавказье в составе арабского халифата. Издательство С.-П. Университета, 1998.
105. Сэнсом Дж. Б. Япония. Краткая история культуры. С.-П., Евразия, 1999.
106. Хироаки Сато. Самураи: история и легенды. М., Евразия, 1999.
107. Лоукотка Ч. Развитие письма. – М., Изд-во иностранной литературы, 1950.
108. Пти-Дютайи Ш. Феодальная монархия во Франции и в Англии X-XIII вв. – М., Соцэкгиз, 1938.
109. Алексеев М.П. Литература в средневековой Англии и Шотландии. – М., Высшая школа, 1984.
110. Петрушевский Д.М. Очерки из истории Английского государства и общества в средние века. – М., Соцэкгиз, 1937.
111. Сергеев А.Г. Правители государств и отцы церкви Европы за 2000 лет. – М., Логос. 1997.
112. Тейс Л. Наследие Каролингов. – М. Скарабей, 1993.
113. Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. – М., Прогресс, 1987.
114. Куббель Л.Е. Страна золота. – М., Наука, ГРВЛ, 1966.
115. Бежин Л. Предисловие. – В кн.: Ли Бо и Ду Фу. Избранная лирика. М., Детская литература, 1987.
116. Эйдлин Л. Танская поэзия. – В кн.: Поэзия Танской эпохи. М., Художественная литература, 1987.
117. Лисевич И.С. О том, что остаётся за строкой. – В кн.: Китайская пейзажная лирика, М., Издательство МГУ, 1984.
118. Лозинский С.Г. История папства. – М., Политиздат, 1986.
119. Клауде Д. История вестготов. – С.-П., Евразия, 2002.
120. Мелин Я. и др. История Швеции. М., Весь Мир, 2002.
121. Данилевский И. Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.). Москва, Аспект Пресс, 1999.
122. Анохин Г.И. К этнической истории гренландских норманнов. – В кн.: Романия и Барбария. М., Наука, 1989.
123. Хрестоматия по исламу. – М., Наука. Издательская фирма «Восточная литература», 1994.
124. Успенский Ф.И. История Византийской империи. Период Македонской династии (867- 1057). – М., Мысль, 1997.
125. Бернал Дж. Наука в истории общества. – М., Издательство иностранной литературы, 1956.
126. Гуревич А.Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. – М., Высшая школа, 1970.
127. Кирпичников А.Н. Сказание о призвании варягов. Легенды и действительность. – В кн.: Викинги и славяне. С.-П., Издательство «Дмитрий Буланин», 1998.
128. Кирпичников и др. Русь и варяги (русско-скандинавские отношения домонгольского времени). В кн.: – Славяне и скандинавы. М., Прогресс, 1986.
129. Носов Е.Н. Первые скандинавы в северной Руси. – В кн.: Викинги и славяне. С.-П., Издательство «Дмитрий Буланин», 1998.
130. Седов В.В. Племена восточных славян, балты и эсты. – В кн.: Славяне и скандинавы. М., Прогресс, 1986.
131. Новиков М. Н. Ранние этапы этнической истории Швейцарии. – В кн.: Романия и Барбария. К этнической истории зарубежной Европы. М., Наука, 1989.
132. Супруненко Г.В. Некоторые источники по древней истории кыргызов. – В кн.: История и культура Китая (Сборник памяти академика В. П. Васильева). М., Наука, ГРВЛ, 1974.
133. Новая газета, N 9, март 1999г.
134. Паркс Г. История Мексики. М., Издательство иностранной литературы, 1949.
135. Архенгольц Ф. История морских разбойников Средиземного моря и океана. – М., Новелла, 1991.
136. Материалы к истории СССР. Вып.1. – М., Высшая школа, 1985.
137. Янссон И. Русь и варяги. - В кн.: Викинги и славяне. С.-П., Издательство «Дмитрий Буланин», 1998.
138. Эря-Эско А. Племена Финляндии. – В кн.: Славяне и скандинавы. М., Прогресс, 1986.
139. Фильштинский И. М. История арабов и халифата (750-1517 гг.). М., Муравей-Гайд, 1999.
140. Гафуров Б.Г. Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история. – Душанбе, Ирфон, 1989.
141. Прошин Г. Второе крещение. – В кн.: «Как была крещена Русь. М., Политиздат, 1988.
142. Рапов О.М. Русская церковь в IX – первой трети XII вв. Принятие христианства. – М., Высшая школа, 1988.
143. Греков Б.Д. Феодальные отношения в Киевском государстве. М.-Л., 1936.
144. Очерки истории СССР. Период феодализма. Ч.1. – М., 1953.
145. Фроянов И.Я. Исторические реалии в летописном сказании о призвании варягов. – Вопросы истории, N 6, 1991.
146. Гумилёв Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. – М., Мысль, 1989.
147. Новосельцев А.П. Образование Древнерусского государства и первый его правитель. В: Вопросы истории, N2, 1991.
148. Артамонов М. И. История хазар. С.-П., Лань, 2001.
149. Дробижев В.З. и др. Историческая география СССР. М, Высшая школа, 1973.
150. Свистунова Н. П. Казённое ремесло танского периода (VII-X вв.). Структура, сырьё, рабочая сила. – В кн.: История и культура Китая (Сборник памяти академика В. П. Васильева). М., Наука, ГРВЛ, 1974.
151. История южных и западных славян. Т.1. Средние века и новое время. М., Издательство МГУ, 1998.
152. Марек Я. Индуизм и ислам. – В кн.: Боги, брахманы, люди. М., Наука, ГРВЛ, 1969.
153. Испания и Португалия. ГНИ «Советская энциклопедия». М., ОГИЗ, 1947.
154. Хендерсон И. Пикты. Таинственные воины древней Шотландии. – М., Центрполиграф, 2004.
155. Контлер Л. История Венгрии . Тысячелетие в центре Европы. – Москва, Весь мир, 2002.
156. Гази Барадж тарихы. – В кн.: Бахши Иман. Джагфар Тарихы. Т. 1. Свод булгарских летописей 1680 г. Оренбург: Редакция вестника «Болгария», 1993.
Оглавление
Евразия и Средиземноморье
Исламский мир
Ислам и наследие древнего востока
Религиозные направления в исламе
Формирование шариата – мусульманского права
Устройство Халифата
Проникновение ислама в Чёрную Африку
Византия
Жизнь Западной Европы
Карл Великий
Норманны
Между Балтикой, Чёрным морем и Уралом
Хазарская держава
Кара-Булгар и славяне
Хазарско-арабские войны
Иудаизм в Хазарии
Ситуация в Прибалтике
Торговый путь из варяг в греки
Казённое ремесло в Танском Китае
Американские цивилизации в VIII-IX вв.
Евразия и Средиземноморье
В VIII в. в результате дробления тюркского каганата рушатся наметившиеся ранее политические связи между востоком и западом Евразии; средиземноморский и китайский очаги цивилизаций вновь оказываются изолированными друг от друга. Внутри средиземноморского региона на фоне слабеющей Византии крепнут позиции западноевропейского христианства, у которого, однако, появляется новый грозный враг – норманны. Арабская экспансия, достигнув пика, идёт на спад, Халифат распадается на более мелкие государственные образования. В то же время процесс формирования исламской цивилизации, напротив, набирает силу.
Исламский мир
Ислам и наследие древнего востока
К концу VIII в. в Средиземноморье рядом с двумя христианскими цивилизациями – старой византийской и формирующейся западноевропейской – возникает Дар-уль-Ислам – «Земля ислама». На огромных территориях, оказавшихся под властью халифов, утверждаются единая религия и единые нормы жизни. «Это объединение привело к широкому экономическому и культурному общению регионов, различавшихся как уровнями экономического развития, так и традиционными формами жизни, а также видами производимой сельскохозяйственной и ремесленной продукции, открыло большие возможности для обмена опытом и повсеместно способствовало развитию земледелия, ремесла и торговли» [139]. «Аббасидам (правящая династия халифов – А. А.) удалось создать социальное единство на двух чужеродных территориях: одна первоначально принадлежала римлянам, а вторая – иранским Сасанидам, но процесс политического объединения в действительности начался еще при Омейядах (предшествующая Аббасидам династия халифов. – А. А.). При Аббасидах процесс объединения завершился, и символом этого явился перенос столицы в Багдад, который стал подлинным центром империи, простершейся от северной Африки до Амударьи» [40].
Изначально культурную основу «Земли ислама» составило наследие древних семитских цивилизаций. Однако политическое первенство принадлежало не потомкам ассирийцев и вавилонян, не финикийцам или сирийским арамеям, и естественно, не иудеям – поклонникам Яхве-Иеговы, а арабам – народу семитской периферии. Позже значительное влияние на устройство и культуру Халифата оказал арийский Иран. Так, сказки «Тысяча и одна ночь», записанные при Харуне ар-Рашиде, в значительной степени созданы персами; имя Шехрезада – персидское, означает «царевна» [61]. Приняв ислам, Иран сохранил обособленность внутри арабизированного исламского мира. Персы, люди древней культуры, свысока смотрели на недавних кочевников-арабов, кичившихся своим правоверием. Слепой персидский поэт Башшар ибн Бурда, казнённый халифом аль-Махди в 783 г., писал, обращаясь к арабам: «Неужели ты, сын пастуха, рождённый женой пастуха, пытаешься соперничать в славе с племенем благородных? Ты обречён на неудачу. Ведь прежде, когда ты хотел пить, ты лакал воду вместе с собакой из дождевой канавы!».
Тем не менее иранское население тоже подверглось арабизации. Некоторый подъём языка пехлеви, на котором зороастрийские жрецы писали свои сочинения и которому покровительствовал халиф аль-Мамун (813-833 гг.), оказался кратковременным. Иранские интеллектуалы перешли на арабский язык, а городское простонародье и сельские жители обратились к более примитивным формам национального языка, который арабы именовали «дари». Позднее, в X веке, иранские национальные чувства приняли форму «культурного национализма» (шуубия), что привело к поразительному расцвету историографии, эпоса и лирики на языке дари. В то же время зороастризм и соответственно пехлеви постепенно забылись, носители их сохранились лишь за пределами Ирана, в частности в Индии [139].
В Ираке арабы быстро оценили существовавшую медицинскую службу и стали пользоваться ею, – во всяком случае, наиболее состоятельные из них пользовались. От начала VIII в. дошли отдельные сведения о переводах на арабский язык медицинских сочинений и об основании больниц, но первые достоверные данные относятся к устройству больницы в Багдаде около 800 г. Её открыл врач-христианин Джибраил ибн-Бахтишу из Гундишапура, однако инициатива принадлежала халифу Харуну ар-Рашиду [88].
В IX веке племена арабов-бедуинов хлынули в Египет. «Центры коптского христианства, монастырские общины и обители в пустыне подвергались жестокому разграблению, и монахи вынуждены были превращать свои монастыри в крепости, а власти не принимали никаких мер к тому, чтобы их защитить. В результате такой политики Египте всё более исламизировался, а христиане были сведены до положения бесправного религиозного меньшинства» [139]. .
Страны, лежащие к югу от Сахары и к северу от Балкан и Пиренеев, воспринимались мусульманами как дикая, варварская периферия, находящаяся за чертой человеческой цивилизации. Туда выезжали отдельные смельчаки и редкие официальные миссии [24]. В то же время возникающий исламский мир вовсе не замыкался в рамках вавилонского и персидского наследия, активно взаимодействуя с Византией. Мусульмане стали развивать то, что они называли «иноземными науками»: греческую философию, медицину, астрономию и пр. В период арабского завоевания Ирака эти науки преподавались в местных христианских школах, и многие из основных трудов греческих авторов были переведены на сирийский – язык тогдашней учёности. Перевод этих сочинений на арабский язык начался до 800 г., но на широкую ногу был поставлен лишь при халифе аль-Мамуне. Заинтересовавшись астрономией, арабы предприняли переводы не только с греческого и сирийского, но также с санскрита и пехлеви. Основополагающим теоретическим трудом в этой области считался «Альмагест» (в арабском произношении «аль-Маджисти»), т.е. «Megale syntaxis» Птолемея. Данный перевод, впервые предпринятый, вероятно, в конце VIII в., неоднократно пересматривался.
Захватив практически всё Восточное Средиземноморье и Юго-Западную Азию, мусульмане унаследовали (и, кажется, усовершенствовали) древние торговые пути на юго-восток Евразии. «История мусульманских торговых факторий на крайнем востоке была довольно бурной. Мы имеем сведения уже от VIII в. н. э., где сообщается, что чужеземные капитаны были приписаны к ведомству морской торговли в Кантоне (Гуанчжоу), что это ведомство, прежде чем выдать разрешение на выгрузку груза, требовало на просмотр судовые документы и взимало пошлину на ввоз, а также и фрахтовый сбор. Экспорт ценных и редких товаров был запрещён, попытки контрабандного вывоза карались тюрьмой. Весьма возможно, что в то время мусульманские торговые колонии существовали уже и в других китайских городах, но что касается Кантона, то там западная колония была так многочисленна, что в 758 г. нашей эры колонистам удалось разграбить город, сжечь склады и отплыть с богатой добычей. К началу IX в. мы вновь видим во главе мусульманской колонии в Кантоне назначенного китайским императором мусульманина: он вершил там правосудие, произносил проповеди и молился о здоровье китайского императора во время молитв в мечети» [87].
Религиозные направления в исламе
В отличие от средневековых христианских церквей, вдалбливавших религиозные догматы с помощью силы, ислам предоставлял верующим относительную свободу отношения к Богу. На одной территории уживались множество религиозных течений; преследования начинались только в том случае, если какое-то из них использовалось в качестве обоснования для попыток свергнуть власть, что случалось довольно часто. Большинство мусульман отвергали крайности и полагали, что праведная вера – иман – требует, чтобы люди жили в соответствии с законами ислама в той мере, в какой это возможно.
К середине VIII в. в исламе существовало по крайней мере пять религиозно-политических направлений – сунниты, составлявшие большинство мусульман, шииты, хариджиты, мутазилиты и мурджииты. В свою очередь, каждое из этих направлений подразделялось на множество школ, общин, группировок.
В основе идеологии ислама лежит сунна («обычай», «пример») –священное предание, излагающее примеры жизни пророка Мухаммеда как образец и руководство для всей мусульманской общины (уммы) и каждого мусульманина. Вопрос о том, кто следует сунне пророка, т.е. исповедует истинную веру, стал одним из центральных в теории и практике ислама. Наиболее активно на роль хранителей «наследия пророка», «правоверия» претендовали сторонники тщательного соблюдения сунны, которых именовали салафитами (от салафа – «предшествовать, быть раньше»), то есть традиционалистами. Сами они именовали себя «людьми сунны и общины» – ахл ас-сунна ва-ль-джамаа, или «людьми хадисов» – ахл аль-хадис (хадисы – записи преданий о словах и действиях пророка Мухаммеда) [139]. Однако в исламе не было религиозного учреждения или единоличного духовного главы, решения которых по религиозным вопросам имели бы силу всеобщего акона. Формирование общественного мнения находилось в руках частных лиц, «людей религии», авторитет которых основывался на их знаниях. Поэтому понятие «правоверия» было в значительной мере субъективным и относительным [123].
Учёные богословы у мусульман называются улемами (мн. ч. улама), а знатоки исламского права – факихами. У шиитов высший религиозный авторитет называется имамом («имам» вообще означает «предстоятель на молитве»); определение имама
в делах веры – фетва – имеет для его последователей силу закона.
Любые отступления от сунны, то есть от того, что предписано в Коране и хадисах, традиционалисты-сунниты рассматривали как новшества, недозволенные или осуждаемые. Нельзя не выполнять предписанного сунной, и нельзя вводить новые предписания, которых нет в сунне. Это касается и общественных отношений,
и исполнения религиозных обрядов, и бытовых обычаев. В целом можно сказать, что запрет новшеств в исламе направлен, с одной стороны, на консервацию обычаев аравийских арабов, а с другой, против крайностей в чём бы то ни было, в частности против злоупотреблений властью, богатством или правоверием.
«Свидетельство – новшество; отречение – новшество; приемлемость – новшество. Свидетельство – когда о том, о ком нет известий, свидетельствуют, что он в раю или в аду. Приемлемость – когда приемлют одних людей, отказываясь от других. Отречение – когда отрекаются от людей, придерживающихся исламской религии
и сунны.
Недозволенным новшеством считается, когда султан хватает человека, затем бьёт и наказывает, говоря: «ты сделал, ты совершил то-то?», пока не погубит его или не принудит к признанию.
Недозволенным новшеством считается повторять вслух много раз в мечетях: «Нет божества, кроме Аллаха»; женщинам – ездить в сёдлах; мужчинам – ездить в сёдлах из тигровой шкуры; пользоваться сосудами из золота и серебра; одеваться в шёлк
и парчу.
Недозволенным новшеством считается строить на могилах и штукатурить их; совершать паломничество к ним.
Недозволенным новшеством считается возвеличивать смерть, рвать одежду, когда смерть нисходит; красить двери в черный цвет, обрезать чубы, сидеть у дверей покойника после похорон; семье покойника – брать пищу, предназначенную для пришедших людей; ночевать в семье покойника.
Недозволенным новшеством считается читать Коран и провозглашать первый призыв на молитву нараспев и уподоблять их пению.
Недозволенным новшеством считается украшать свитки Корана, разукрашивать мечети, делать выше минбары. Недозволенным новшеством считается брать плату за провозглашение первого призыва к молитве, за руководство молитвой, за обучение Корану, омовение покойника».
и т. п. («Аш-Шарх уаль-ибана аля усуль ас-сунна уа ддияна», автор имам Убайдуллах ибн Мухаммад ибн Батта аль-Укбари аль-Ханбали, живший в 304-387 гг. по Хиджре или 917- 97 гг. от Р. Х.).
К недозволенным новшествам причислялись также обычаи заводить певиц и слушать пение, гадать, прорицать; носить амулеты без нужды; кричать, бить себя по щекам и рвать одежду, слушая поминание Аллаха и чтение Корана; мужчинам – красить волосы на голове или бороду, брить щёки, отпускать длинные усы, носить шаровары до пят; женщинам – следовать за носилками с покойником и бить себя по щекам.
Среди осуждаемых новшеств – обычаи рассуждать о книгах заклинаний, претендовать на общение с джинами и использование их, организовывать союзы для взаимопомощи и поддержки.
Сунна крайне неодобрительно относится к претензиям на особую святость и отказу заниматься мирскими делами, извлекать прибыль: ведь Аллах разрешил зарабатывать, заниматься торговлей и ремеслом. В то же время осуждается попрошайничество.
Отвергается как новшество введенный шиитами запрет есть угрей. Впрочем, сами шииты нередко нарушали это запрет; так, богослов аль-Амаш говорил, что шайтан знал, как вкусен угорь, и потому запретил его есть дуракам.
Основными предметами богословских разногласий в исламе являлись: сущность веры и неверия; повиновение и неповиновение; отношение к вере сознательной и вере, основанной на подражании; оценка положения тех, «кого не достиг призыв ислама», т.е. живущих за пределами халифата или на его отдалённых окраинах.
Совокупность рассудочных (в противоположность интуитивным) доктрин и школ в исламе получили наименование калам, а его первых теоретиков, богословов-рационалистов, называли мутазилитами. Согласно исламской традиции, мутазилитский калам ведёт происхождение от кружка проповедника эпохи Омейядов Хасана аль-Басри (642-728 гг. от Р. Х.). Два ученика Хасана, Васил ибн Ата и Амир ибн Убейд, отделились (итазала) от своего учителя, почему и получили название мутазилитов. «Они боролись против распространённого в раннем исламе антропоморфизма, т. е. представления бога в человеческом образе; они считали, что бог не подобен творениям своим и не познаваем для них. Мутазилиты учили, что Коран не вечен (как думали «правоверные» сунниты), а сотворён богом и допускает аллегорическое истолкование. Мутазилиты отрицали догмат предопределения и утверждали, что воля и поступки человека свободны» [26]. Они считали, что человек несёт ответственность за свои поступки; поэтому мутазилитов называли также кадаритами (от аль-кадар – «воля»). По мнению аль-Багдади, кадариты, как и хариджиты, «сводили веру к исполнению всех обязательных постановлений одновременно с отказом от совершения тяжких грехов»; но если кадариты считали, что совершивший тяжкий грех находится в состоянии между верой и неверием до окончательного решения его судьбы Аллахом, то хариджиты однозначно относили его к неверующим.
Впрочем, и среди мутазилитов в определении веры существовало несколько направлений. Джахмиты, например, утверждали, что вера – это одно только знание; по мнению ханифов, вера – это знание и словесное признание; наджжариты говорили, что вера – «это три вещи: знание, словесное признание и смирение». Позже, уже в X веке, получило распространение учение Абу-ль-Хасана аль-Ашари (873-935 гг.), утверждавшего, что вера – это признание истинным Аллаха и его посланников в том, что они сообщили; но это признание действительно только при наличии знания о нём. Неверие же, по его мнению, означает признание Аллаха и посланников ложными.
Расхождения между различными школами существовали в отношении предопределённости спасения верующих (т. н. «оговорка о вере»). Джабриты (от джабр – «принуждение», «насилие») считали, что всё происходящее однозначно предопределено Аллахом. Мутазилиты полагали, что вера, не основанная на понимании, равносильна неверию, поэтому, например, человек может стать верующим, только достигнув определённого возраста; тем не менее они, как и большинство суннитов, признавали, что ребёнок мусульманина (и вообще верующего в единого Бога), умерший в младенчестве, попадает в рай. Ашариты же признавали верующими и тех, чья вера основывалась на подражании тому, чего они не понимали разумом.
Относительно детей многобожников сунниты расходились во мнениях. Хариджиты-азракиты считали, что дети многобожников, умершие в младенчестве, сами являются многобожниками и попадают в ад. Относительно же тех, кого не достиг призыв ислама, сунниты полагали, что они могут попасть в рай, если, не зная учения пророка, сами склоняются к единобожию.
Один из внуков Али, Хасан ибн Мухаммед ибн аль-Ханафия, учил, что окончательное решение о греховности того или иного выносит лишь Аллах задним числом. Эти взгляды получили название ирдж – «откладывания», а тех, кто их придерживался, именовали мурджиитами. В политике мурджииты не признавали ответственности человека за свои действия, поскольку всё совершается по воле Аллах. В то же время в морали они осуждали всякое нарушение предписаний ислама. Поскольку же в реальной жизни политика и мораль нераздельны, всегда существовал повод для дискуссии.
Формирование шариата – мусульманского права
«Основной мусульманский закон, мусульманское право, шариат, начал складываться незадолго до прихода Аббасидов к власти (в 750 г.). Шариат включал всю совокупность юридических норм, принципов и правил поведения мусульманина в быту и в религиозной жизни, соблюдение которых соответствовало божественной воле, высказанной в Коране и в сунне. Шариат должен был регулировать все внешние формы отношения мусульман к Аллаху и друг к другу и определять наказания за их нарушения» [139].
Первоначально исламское право основывалось исключительно на прецедентах, описанных в Коране и сунне. Однако по мере расширения Халифата, усложнения образа жизни самих арабов и просто под воздействием жизненной практики исламские богословы стали отходить от буквального понимания текстов и в ряде случаев, руководствуясь личным мнением, действовать по аналогии с подобным или сходным казусом, зафиксированным в священной книге. Такой метод получил название кийас (от каса – «мерить, сравнивать»). В сложных случаях необходимо было согласованное мнение различных знатоков права – иджма (от аджмаа – «соглашаться»).
Но если использование Корана и сунны ни у кого сомнения не вызывало, то по поводу применения кийас и иджма мнения расходились. Так в мусульманском праве возникли несколько направлений – масхабов, четыре из которых сунниты признавали правоверными.
Основателем ханифитского масхаба был житель Куфы, внук иранского военнопленного Абу Ханифа (умер в 767 г.). Он и его ученики допускали свободное индивидуальное суждение, широко применяли кийас и были весьма терпимы к инакомыслящим.
Основатель маликитского масхаба, мединский имам Малик ибн Анас (умер в 795 г.), являлся автором одного из самых авторитетных сборников хадисов «Аль-Муватта». Маликиты отличались неприятием умозрительных толкований Корана и кийас применяли в ограниченных рамках. Факихи маликитского толка в Мекке и Медине поддерживали Алидов – потомков Али ибн Абу Талиба, двоюродного брата, зятя и сподвижника пророка Мухаммеда, и никто иной как Малик ибн Анас в 762 г. освободил Алидов от присяги халифу аль-Мансуру, разрешив им тем самым выступить против Аббасидов.
Третий масхаб именовался шафиитским по имени йеменского судьи аш-Шафии (767-820 гг.), ученика Малика ибн Анаса. В 803 г. аш-Шафия был арестован за поддержку Алидов, но впоследствии помилован и сослан в Египет. Шафиитская система была неким компромиссом между ханифитским и маликитским толками, хотя, подобно маликитам, шафииты несколько ограничивали применение кийаса. Шафиитский толк был широко распространён среди образованной части общества.
Наиболее консервативным являлся самый поздний масхаб – ханбалитский; его создатель имам Ахмед ибн Ханбал умер в 855 г. Ханбалиты отвергали всякую возможность свободного истолкования Корана и сунны, кийас допускали в исключительных случаях, а под иджма понимали согласованное единодушное мнение сподвижников пророка, не признавая авторитета позднейших знатоков ислама.
Устройство Халифата
«Суд для мусульман в халифате находился в руках духовных судей – кадиев (или казиев в персидском произношении), назначавшихся из духовного сословия (факихов) и судивших на основании мусульманского религиозного права (шариата). Иноверцы (зиммии) судились у своих религиозных глав: христиане – у епископов, иудеи – у раввинов, зороастрийцы – у мобедов. Но некоторые уголовные и политические дела разбирались в особых светских военно-полицейских судах.
Военные силы халифата при Омейядах и первых Аббасидах состояли из трёх категорий войск. Халифская гвардия, размещенная в столице и в других крупных городах, получала повышенное жалованье. Так называемая регулярная армия, также получавшая денежное жалованье, формировалась и состояла из ополчений расселенных в военных округах (джунд) арабских племен, сражавшихся под начальством своих племенных вождей, а также из местных жителей – берберов, курдов, персов и др. Добровольцы, «борцы за веру», – чаще всего выходцы из деклассированных элементов города и деревни – получали не жалованье, а только долю военной добычи. Долю военной добычи помимо жалованья получали также войска первых двух категорий (доля конника и доля пехотинца относились как 2:1). Арабские войска, включавшие военно-технические части (обслуживавшие осадные машины, аппараты для метания сосудов с горящей нефтью и т.д.), до конца IX в. отличались высокими боевыми качествами. Был и военный флот на Средиземном море» [26].
Если халиф являлся главой Халифата, то главой исполнительной власти был везир, или вазир (от глагола вазара – «нести бремя») – помощник халифа, верховный писарь, глава халифской Канцелярии (канцлер). Должность везира появляется только при Аббасидах. В столице Халифата действовали территориальные органы управления – диваны. В первоначальном значении словом «диван» обозначался реестр лиц, которым назначались пенсии за заслуги перед исламом или жалование за военную службу. Со временем этим термином стали обозначать и учреждения, в которых эти списки хранились. Каждый диван управлял определенной провинцией. Постепенно складывается многочисленное сословие чиновников-катибов (катиб, множ. число куттаб – грамотей, писарь, секретарь) [139].
В административном отношении наиболее пёстрое устройство имела Северо-западная Африка, которую арабы называли Магриб – «Запад». «В эпоху халифата ей была присуща неразвитость государственных учреждений и институтов. О какой-либо централизованной администрации, тем более едином государственном порядке говорить не приходится. Жизнь народа текла в рамках конфессиональных общин, управлявшихся своими кадиями, епископами, раввинами и другими религиозными авторитетами. Преобладали мелкие феодальные владения, своего рода города-государства, имевшие даннические отношения с окружающими их «союзными» племенами. В ряде случаев они признавали сюзеренитет более крупных правителей, платили им дань и т.п.» [24].
«Средства халифата составлялись из налогов, торговых пошлин, доходов от рудников и от пятины с военной добычи» [26]. Халиф Харун ар-Рашид около 800 г. запретил за неуплату налогов бить людей плетьми, подвешивать на блоке и заковывать в цепи.
Основным видом богатства в Халифате, как везде и всюду до появления машин, была земля.
«По мусульманским представлениям землёй владеет Аллах. Она как бы даётся в дар тем, кто её обрабатывает и пользуется её плодами. Поэтому арабы-завоеватели сохранили в покорённых провинциях былые формы собственности, и старые владельцы земли получили право пользоваться принадлежавшими им в прошлом землями при условии, что они будут их обрабатывать и исправно платить налоги.
Конфискации в пользу казны подлежали лишь бывшие владения византийских императоров и членов правящей в Византии династии, земли погибших во время войны противников завоевателей, а также выморочные земли, оказавшиеся бесхозными в результате бегства их владельцев. Эти земли считались собственностью государства – «савафи». Часть земель переходила в собственность халифа и членов его рода, а также мусульманской знати, имевшей особые заслуги в служении новой вере или отличившейся в ходе священной войны» [139].
Земли, находившиеся в частном владении, назывались мильк – «царские». Земля облагалась двумя видами налога: привилегированной десятиной – ушром или обычным хараджем. Ушр, как явствует из названия («десятая часть»), теоретически составлял 1/10 продукции земледелия и рассматривался мусульманскими юристами не как государственный налог, а как благотворительный сбор (закят). Ушр взимался с земель в Аравии, освоенной целины и участков, дарованных халифом. Харадж, которым облагалось подавляющее большинство земель в завоёванных странах, составлял при самотечном орошении от 1/3 до 2/5 урожая или его стоимости; при применении водоподъёмных устройств размер хараджа уменьшался в соответствии со степенью трудоёмкости применяемого способа орошения. С неполивных земель обычно платили 1/10 урожая, но эта ставка могла быть повышена в зависимости от урожайности. Харадж мог взиматься деньгами, натурой или в смешанной форме. Харадж рассматривался мусульманскими юристами как плата за пользование землёй, принадлежащей мусульманской общине по праву завоевания. Но после исламизации подавляющей части населения налоговый статус земель перестал зависеть от религиозной принадлежности налогоплательщика – он был навечно закреплён, хотя халиф мог в виде особой милости налогоплательщику превратить хараджную землю в ушровую.
Существовало три способа взимания хараджа: в твёрдой ставке с единицы площади (харадж мисаха, муфадана), в виде неизменной в течение длительного срока суммы с податной единицы (харадж мукатаа) и в виде доли урожая (харадж мукасама).
Антиаббасидские восстания, потрясавшие Халифат в течение VIII в., несмотря на поражения, способствовали облегчению податного бремени. Если в конце правления Омейядов и при первых Аббасидах в сборе хараджа преобладала более тяжёлая для крестьян мисаха, то при халифе аль-Мансуре (754-763 гг.) в Ираке широко применяется мукасама, а в правление его сына аль-Махди мукасама водится повсеместно. Кроме того, отменяются дополнительные сборы, взимавшиеся с крестьян сверх хараджа.
Общий объем поступлений в казну в конце VIII – начале IX в. колебался от 350 до 400 млн. дирхемов (включая стоимость натуральных поставок). Из этой суммы около 35-40 млн. шло на содержание двора вместе с гвардией [24]. По другим данным, «на рубеже VIII и IX вв. ежегодные поступления в казну от налогов составляли 404 780 тыс. дирхемов в монете (в том числе 132 780 тыс. с Ирака) и в натуре на сумму 125 532 тыс. дирхемов, всего 530 312 тыс. дирхемов» [26]. (Хотя сумма наверняка колебалась, и подобная точность выглядит подозрительно). Если даже речь идет о дирхемах «веса пяти» (около 3,5 граммов), но беспримесных, то сумма в 400 млн. дирхемов составляла 1 400 тонн серебра, что примерно равнялось по стоимости 140 тоннам золота (около 1,5 млрд. долларов по ценам конца XX – начала XXI века).
В исламском мире существовал институт икта, вполне соответствующий западноевропейскому феодальному лену: хозяин имущества, в том числе земли, передавал другому человеку часть своих прав на это имущество при условии выполнения определённой службы. «Исторические факты свидетельствуют о том, что практика икта' существовала уже во времена раннего халифата. Теоретически правом отдачи земель в икта' обладал только халиф – глава всех «правоверных»...
В VII-XI вв. в странах Ближнего и Среднего Востока существовало несколько видов икта'. Одной из форм был так называемый икта' ал-истиклал, обладатель которого имел только право пользоваться доходами с пожалованного надела. Другая категория, икта' ал-иджара, представляла собой аренду земли с правом сбора налогов. Владелец такого полученного в аренду земельного надела уплачивал налог в пользу государства. Следующим видом был икта' ат-тамлик, владелец которого являлся фактическим собственником земли. Первоначально же под икта' ат-тамлик понималась недвижимая собственность или же обрабатываемая земля, лежащая в пустынной местности. Наряду с этими категориями земель существовал ещё икта' ал-ирфак, дававшийся в условное держание, во временную ссуду, напрокат. При этом надо иметь в ввиду, что в первые века ислама под икта' понимали не только земли в сельской местности, но и в городах (икта' аш-шари)» [55]. Часто икта представлял собой право сбора налога с земли, которое правитель предоставлял вассалу взамен жалованья.
Имущество, и в том числе земля, могло принимать форму благотворительного фонда – вакфа. Человек мог учредить вакф, передав ему своё имущество и назначив управляющего, обязанного следить за правильным его использованием.
В городской жизни Халифата «существовали какие-то корпоративные формы организации. Торговцы находились под государственным контролем, подобно гильдиям позднесредневековой Европы, и их ассоциации играли существенную роль в общественной и частной жизни своих членов. Позднее некоторые такие ассоциации стали облекаться в форму суфийских братств, что позволяло им противостоять враждебным силам, готовым посягнуть на их имущество и саму жизнь. Торговцы гордились принадлежностью к определённой корпорации… Были специальные, назначавшиеся полицией и исполнявшие обязанности под наблюдением судей (кадиев) чиновники, которые несли ответственность за соблюдение правил торговли. Первоначально их называли «главами рынка» [139]. Позднее на них была возложена обязанность следить вообще за моралью и этикой горожан-мусульман.
Проникновение ислама в Чёрную Африку
Западным Суданом (не путать с современным государством Судан) называется большая историко-географическая область, включающая всю западную часть Африки к югу от Сахары и издавна связанная торговыми путями с цивилизациями Средиземноморья.
«Арабское завоевание не разрушило традиционную торговлю с Западным Суданом – те, кто ею занимался раньше, продолжали это и при новых завоевателях, приняв новую религию. Больше того, с установлением власти завоевателей на севере в торговле наступило несомненное оживление. Немалую роль сыграли в этом мусульманские сектанты-хариджиты, грандиозное восстание которых привело в 40-х годах VIII в. к фактической ликвидации власти халифата на всей территории северо-западной Африки.
Многочисленные общины ибадитов – одного из главных ответвлений хариджитства, – рассеявшиеся по всей южной окраине Марокко и Алжира, поддерживали тесные связи с торговыми центрами Западного Судана. По всей вероятности, и ислам-то проник в местности, лежащие к югу от Сахары, первоначально в форме ибадитской ереси. Во всяком случае уже в конце VIII в. в торговых посёлках сахарских оазисов жило множество ибадитов. Но придя в Западный Судан, арабы (ибадиты и неибадиты) уже застали там крупное и сильное государственное образование – Гану.
... Создали государство Гана, видимо, предки народа сонинке – одного из говорящих на языках манде. Конечно, этот народ долгое время был связан самыми разнообразными отношениями со своими соседями-берберами. Не исключено и то, что правившая в Гане царская династия, о которой нам рассказывают арабские историки
и географы, имела какую-то примесь берберской крови» [114].
Византия
В Византии, по-прежнему именовавшейся Романией, упадок цивилизации, начавшийся ещё в VII в., продолжался до конца IX в. Города были невелики (кроме Константинополя и нескольких других) и не играли большой роли. По сообщению арабского путешественника Ибн Хурдадбеха, в Малой Азии имелось всего пять настоящих городов, остальные представляли собой укрепления или укрепленные деревни. Ремесленное производство и торговля в городах сокращаются; торговая площадь, как правило, исчезает, а торговые ряды нередко выносят за пределы поселения. Ярмарки обычно также проводятся вне города. Нового строительства почти нет, культура падает. Источники VIII-IX вв. говорят лишь о сохранившихся кое-где «одиночках»: опытном педагоге и его школе; человеке, славящемся искусством красноречия; известном враче или ученом. Высшее образование как достаточно широко распространённая система не сохранилось даже в Константинополе,
и, очевидно, не только светское. Даже патриаршая школа, своего рода духовная академия при храме Святой Софии, прекратила существование. В VII-VIII вв. античное наследие перестаёт переписываться. Самым популярным жанром становится житийная литература. Не книга, а речь и проповедь служит теперь основным источником знания.
«В VIII-IX веках «вера» приобретает исключительно большое значение в общественной жизни Византии. Византиец этого времени, в массе своей крестьянин, а нередко и «новый» житель империи, мало знал об античном прошлом; ему была неведома гордость римским наследием, остатки античного гражданского патриотизма. В лучшем случае он знал о существовании правящего императора. В этих условиях христианство становилось важнейшим фактором в государственной консолидации населения, во многом основой «государственного патриотизма» [37].
А. Тойнби объясняет успехи императора Льва III Исавра (717-741 гг.) и его преемников наличием отлаженной администрации и сильной постоянной армии. «Эти институты могут хорошо функционировать только в государстве, где экономическая и культурная жизнь централизована, а военная и административная верхушка воспитана государством и преданно служит ему» [40]. Византийская армия насчитывала в IX в. до 120 тысяч человек. Фемное устройство (фема – самоокупаемая военно-территориальная единица, в которой все дееспособные мужчины были обязаны нести воинскую службу), распространялось на всё новые территории.
Та же централизаторская политика проводилась и в отношении церкви. «Византийские императоры превратили церковь в государственное ведомство, а вселенского патриарха – в министра по церковным делам... Общий аспект – жёсткий контроль и пресечение тенденций к разнообразию, гибкости, экспериментированию...» [40].
В социальном плане на рубеже VIII и IX вв. Византия была прежде всего страной воинов и свободного крестьянства; значение родовитой знати падало. «В середине IX в. основную массу аграрного населения Византии составляли не просто свободные крестьяне, а крестьяне – собственники своей земли» [37]. Такой строй, видимо, не позволял обеспечить финансирование агрессивной внешней политики; Византия оборонялась, она была вынуждена платить дань Халифату.
Жизнь Западной Европы
Западная Европа на рубеже VIII-IX вв. подвергается одновременно натиску мусульман с юга и норманнов с севера. Тем не менее после разорения, голода и эпидемий, пережитых в V-VI вв., её население с конца VII в. начинает быстро расти, достигнув, вероятно, к 800 г. уровня 500 г. – около 22 млн. человек.
Охватывавший всё Средиземноморье «мир-экономика», о котором писал Ф. Бродель применительно к предшествующему периоду, в конце VIII в. значительно съёжился. «Хотя Испания была в контакте с Восточным Средиземноморьем, в большей части Западной Европы торговля с арабами во второй половине VIII в. стояла на низком уровне и развивалась лишь постепенно. Инициаторами её развития явились арабы. К 800 г. их флот преобладал в большей части Средиземноморья, хотя византийцы ещё сохраняли за собой Адриатическое и Эгейское моря. Арабские пираты базировались на Сардинии и Корсике вплоть до XI в…» [88].
В Западном Средиземноморье Италия, несмотря на бедствия, обрушивавшиеся на неё в течение предыдущих столетий, остаётся наиболее развитым регионом Западной Европы. «Три большие нации: греки, сарацины *арабы. – А. А.) и немцы – встретились на почве итальянского полуострова. Южная Италия, северней Апулии и Калабрии, занята была лангобардскими княжествами, между которыми Беневент имел первостепенное значение, разделение этого княжества на части сопровождалось соперничеством между ними (Беневент, Салерно, Капуя), которое вызвало утверждение в Средней Италии сарацин» [124].
«Внешнеторговые операции лангобардского королевства в VII-VIII вв. осуществлялись главным образом в направлении с востока на запад и на север: через альпийские перевалы, Марсель и Верден – в англо-саксонские королевства и Скандинавию. Предметами ввоза с севера и запада были оружие, меха и особенно рабы, с востока – пряности, предметы роскоши. Равенна и порты на р. По были центрами торговли с Византией, откуда проступали шёлковые ткани, ювелирные изделия, соль, маринованная рыба, специи и другие товары. В VIII в. происходило перемещение путей торговли континентальной Европы с востока к падуанской равнине и Адриатическому побережью, вызванное рядом причин, в том числе арабскими завоеваниями. Специи и другие восточные товары теперь привозились в Европу из арабской Испании через Францию или из Византии, либо же через Италию… Венецианцы и купцы Амальфи снабжали роскошными одеждами всю северную Италию, вплоть до Генуи, и юго-восточную Германию» [13]. Из законов лангобардского короля Айстульфа (749-756 гг.) видно, что купцы пользовались немалым влиянием.
«В Италии города, несмотря на разрушения, причинённые им лангобардским завоеванием, и заметный их упадок в VII в., не прекратили своего существования. Уже в VIII в. в Италии наблюдается некоторый подъём городской жизни... Археологами найдены доказательства значительного развития в лангобардский период металлообработки – золота, серебра, бронзы и железа, изготовления оружия и украшений, фибул, золотых крестиков, сельскохозяйственных орудий, шедших и на продажу в страны Западной Европы» [13]. Сила городов возрастает, укрепляется власть их правителей. В Венеции избираемого гражданами дожа с 811 г. сопровождает отряд телохранителей.
В королевстве франков Карл Великий утвердил свою монополию на чеканку монеты; из его фунта (либра, ливр), содержавшего около 408 граммов серебра, чеканились 240 денариев (денье); позже денарий весил уже 1,5-1,0 грамм и даже меньше. Золотые солиды чеканились редко; с конца VI в. солид содержал примерно 3,88 грамма золота и соответствовал по стоимости 40 серебряным денариям. Но монета вообще оставалась не столько средством платежа, сколько сокровищем. «Господство замкнутого хозяйства при очевидной нищете основной массы населения почти исключало внутреннюю торговлю... На областных рынках господствовал натуральный обмен. По наземным, а еще более по речным путям в ближайшие районы везли продовольствие и нехитрые товары местного производства; эта меновая торговля находилась в руках фризов и евреев. Что же касается привилегированных классов – дворян и верхушки церковников – то они пользовались почти исключительно импортными товарами, привозимыми из Византии или с мусульманского Востока. Транзит шёл разными путями – через богатую Италию, через города Септимании и Прованса, через Нант и Бордо, через Ла-Манш и Северное море... Здесь действовали профессиональные купцы – генуэзцы, ирландцы, бретонцы, англо-саксы, а объектами транзита были рабы, лошади, соль, вино, пергамент и тиснёная кожа, благовония, металлы, пурпурные ткани, индийский жемчуг, редкие животные» [17].
О тогдашних ценах на товары и услуги приходится судить очень приблизительно на основании косвенных данных. «В двух дошедших до нас вариантах Lex Ribuaria (законы рипуарских франков. – А. А.), относящихся, как можно предположить,
к меровингской и каролингской эпохам, прейскурант, составленный для взимания штрафов, выглядит следующим образом:
Товар Оценка в солидах
при Меровингах при Меровингах) (
Бык в хорошем состоянии 3 2 21
Корова 2 1 1
77
Конь 12 7 7 7
Кобыла 3 3 3
Меч с ножнами (scogilum) 7 7 7
Меч без ножен 3 3 3
Куртка кожаная с металлическими бляхами
(brunia, bruina) 12 12
Шлем 6 6
Пара кожаных щитков (bagnbergae) 6 6
Щит с копьём 2 2
___________________________________________________________
Из этого перечня, составленного для взимания штрафов, которые обычно взимались не деньгами или драгоценным металлом, а «ценным товаром», следует, что полное вооружение тяжеловооружённого конника в меровингскую эпоху составляло
45 солидов, в каролингскую – 40. Трудно понять, отчего при Каролингах оценочная стоимость некоторых домашних животных резко упала. (На самом деле сумма штрафа вовсе не обязательно равнялась стоимости товара; скорее всего, она была значительно выше.)
... Для сравнения приведем цены на некоторые сельскохозяйственные продукты. Источников, способных пролить свет на эту сторону жизни, не так много. Мы ограничимся только отдельными примерами. Капитулярии, один 794 г., другой 806 г., сообщают, что четверть пшеницы стоила 4 денария (то есть три четверти солида), рожь – 3, ячмень и полба – 2, овёс – 3 денария. [Место очень неясное. В России «четвертью» назвалась мера, равная 210 литрам. Какую меру на самом деле указывает в оригинале автор-итальянец, мы не знаем, но скоре всего речь идёт о римском модии (8,45 литра). Четыре денария составляли не три четверти солида, а одну десятую часть. Напомним, что Григорий Турский для конца VI века приводит цену в 1 триент (примерно 13 динариев) за модий зерна как непомерно высокую, обусловленную голодом. – А. А.]. На 1 денарий можно было купить 12 пшеничных хлебов, каждый весом 2 фунта (то есть на 1 солид – 144), или же 15 ржаных, 20 ячменных, 25 овсяных. Заслуживает внимания и тот случай, когда в 761 г. один мелкий аламаннский землевладелец уступил завещанные отцом поля и одного раба за коня и меч» [113]. Согласно королевскому капитуларию 808 г., одежда с мехом из куницы или выдры стоила 30 солидов, а с соболем – 40 солидов.
Стержнем общественной жизни оставалась христианская церковь, но церковное строительство сталкивалось с большими трудностями, и многие епископские кафедры длительное время пустовали. «Лакуны в списках епископов охватывают время с 675 г. по X в. в Периге, с 675 по 814 г. в Бордо, с 675 по 779 г. в Шалоне, с 650 по 833 г. в Женеве, с 683 по 794 г. в Арле, с 679 по 879 г. в Тулоне, с 596 по 794 г. в Эксе, с 677 по 828 г. в Анбрене, в Безье, Ниме, Юзесе, Агде, Магеллоне, Каркассоне и Эльне – с конца VII в. до 788 г.» [36]. Зато там, где епископ был, он часто представлял королевскую власть не в меньшей степени, чем граф. «Граф или король останавливаются в городе лишь от случая к случаю. Епископ же находится в нём постоянно, всю свою жизнь» [112].
«Во всех случаях церковь устанавливала своё господство в первую очередь как наследник величия империи, взывая к честолюбию варварских вождей и легковерию и любви к чуду их домочадцев. В этом процессе церковь сама неизбежно повергалась
в состояние варварства; хотя она и держалась эффективной обрядности религии, ритуалов, облачений, реликвий и чудес, она утеряла значительную часть своего прежнего интеллектуального содержания. Если что и было спасено, так это усилиями ранних миссий, посланных в далёкие Ирландию и Нортумбрию, где такие монахи, как Беда Достопочтенный (673-735) и Эригена (ок. 800 - ок. 877), сохранили кое-что из классической учёности и философии» [125].
Карл Великий
Описание внешности короля франков Карла, прозванного Великим, оставил его придворный историограф Эйнгард, которого господин за маленький рост называл «человечком». «Голова его была круглой, глаза – большими и выразительными, нос – довольно крупным. Благородная седина очень украшала лицо, живое, весёлое. Всё это способствовало его обаянию. И хотя шея его была слишком коротка и толста, а живот выпирал, пропорциональность остальных частей тела скрывала эти недостатки... Он отличался превосходным здоровьем и лишь в последние четыре года страдал лихорадкою, а также временами прихрамывал на одну ногу». Пил Карл, по тогдашним меркам, немного: «воздержанность его в вине, – пишет Эйнгарт, – доходила до того, что за обедом он выпивал не более трёх кубков. После обеда в летнее время он съедал несколько яблок и выпивал ещё один кубок; потом, раздевшись донага, отдыхал два или три часа. Ночью же спал он неспокойно: четыре-пять раз просыпался и даже вставал с постели».
Поесть Карл любил, и потому соблюдать посты ему было трудновато. «Обычный же обед его был очень прост: он состоял лишь из четырех блюд, не считая жаркого, которое сами охотники подавали прямо на вертелах и которое Карл предпочитал всякому другому яству».
Карл был действительно неординарным и чрезвычайно активным человеком, прежде всего в военной области. За свою жизнь он организовал свыше 50 походов, половину которых возглавлял сам; почти каждый год он совершал поход, а то и два. Он строил каналы, мосты, дворцы и храмы. «Историки подсчитали, что во времена Карла было создано 27 кафедральных соборов и 232 монастыря...» [17].
«Главное место среди земель Карла занимали паляции или пфальцы, в каждом из которых имелся дворец (palatium), где император останавливался во время своих бесконечных скитаний. Из подобного паляция вырос и Ахен, превратившийся в столицу империи... Собственно поместий (вилл) источники насчитывают сто с небольшим; к ним следует прибавить ещё около сотни объектов – городов, деревень, местечек, отдельных дворов, хуторов, лесных массивов, пустошей» [17],
Будучи весьма разговорчивым и красноречивым, Карл любил собирать вокруг себя самых учёных людей своей эпохи. Во время итальянских походов он познакомился с лангобардским историком Варнефридом, более известным как Павел Диакон, а также с Паулином Аквилейским и Петром из Пизы. К ним добавились многие другие – везеготы из Испании и Септимании, но особенно выходцы из Британии и Ирландии, прежде всего Эалвин (Ealwhine), более известный как Алкуин (Alguinus). Англосакс, уроженец Нортумбрии, Алкуин был питомцем йоркской епископальной школы, которую окончил под руководством её основателя, йоркского архиепископа Экберта – знаменитого проповедника, друга Беды Достопочтенного. Алкуин поразил Карла своей эрудицией уже при первой встрече, имевшей место в 781 г. в Парме. «Будучи не только всесторонне образованным учёным, но и прекрасным организатором, он содействовал быстрому насаждению по всей стране начальных и средних школ, а в Ахене создал нечто вроде элитарной школы, получившей название придворной академии» [17]. Получив в 796 г. известие о гибели короля Нортумбрии Эдельреда, Алкуин решил не возвращаться на родину и остался у франков, основав школу в знаменитом аббатстве Св. Мартина Турского.
Вообще Карл, по словам Эйнгарда, «любил чужеземцев и весьма заботился о том, чтобы хорошо их встретить, в силу чего многочисленность их воистину казалась обременительной не только для двора, но и для государства».
Учиться Карл любил. Он слушал курс грамматики у Петра Пизанского, а у Алкуина «обучался риторике, диалектике и в особенности астрономии, благодаря чему мог искусно вычислять церковные праздники и наблюдать за движением планет».
Начальные школы, прежде всего при монастырях, становятся благодаря Карлу обычным явлением. В инструкции 789 г. Карл указывал: «Пусть создаются школы, чтобы учить детей читать, пусть в каждом аббатстве, в каждой епархии обучают псалмам, нотам, пению, счёту, грамматике». Всеобщим увлечением грамотеев становится собирание рукописей. По указаниям императора при монастырях создаются скриптории для переписывания рукописей, а также библиотеки, «причём некоторые из них, такие, как книгохранилища Корби, Сен-Рикье, Жюмьежа, Фонтенеля, Флёри или Сен-Дени получили широчайшую известность» [17].
«Центром образованности была придворная Академия в Аахене, столице государства. Сюда стекались наиболее образованные люди тогдашней Европы. Деятели «каролингского возрождения» брали себе имена знаменитых античных авторов – Гомера, Горация и др. Сам Карл, правда, именовался Давидом, т.е. именем того библейского царя, от которого якобы вёл свою родословную Иисус Христос. Но даже этот, казалось бы, малозначащий факт выглядит символичным. При искреннем стремлении питаться от источников древней мудрости главенствующее начало в «каролингском возрождении» всё-таки принадлежит христианству. И не случайно, «имея собственных Гомера и Горация», Карл больше всего сокрушается, что у него нет «двенадцати Августинов и Иеронимов». Реформы в культурной сфере были начаты с сопоставления различных списков Библии и установления её единого канонического текста для всей страны. Св. Писание, таким образом, признавалось основой идейной и культурной жизни, всей образованности в государстве. Тогда же осуществляется реформа литургии, её очищение от местных наслоений, приведение к единообразию, соответствующему римскому образцу». Монастыри реорганизуются в соответствии с бенедиктинским уставом, составляется «единый» сборник проповедей» [13].
Современные авторы иногда склонны иронизировать по поводу «примитивности» этого «каролингского Возрождения». Но любые шаги вперёд можно оценить, только ясно видя исходную точку. В стране всеобщей неграмотности, где большинство людей вырастали и могли прожить жизнь, никогда не увидев буквы, научиться писать было чрезвычайно сложно: не слушалась рука, привычная совсем к другим движениям. Сам Карл так и не смог этого сделать, хотя читал и говорил по-латыни и по крайней мере понимал греческую речь. Задача осложнялась тем, что говорили люди на родном языке, а писали исключительно по-латыни.
Характерно, что Эйнгард, биограф Карла, умерший в 944 г., считает нелепостью рассказывать что бы то ни было о рождении и детстве Карла, поскольку уже не было в живых никого, кто мог бы сообщить что-то достоверное: никаких записей не велось – и это в королевской семье! Усилиями Карла север будущей Франции и Германии сделали огромный шаг от невежества в сторону цивилизованности.
По характеру Карл, видимо, не был жестоким человеком, т. е. не испытывал удовольствия от убийств, ограничиваясь теми суровыми мерами, которые считались необходимыми. «Он ценил преданность и был доступен дружбе... Известно, что, узнав о смерти папы Адриана (в 795 г. – А.А.), которого, несмотря на бывшие между ними трения, считал своим другом, Карл плакал, хотя исторгнуть слезу из глаз этого железного человека было непросто. Его привязанность к Алкуину сохранялась до самой смерти ученого, сопровождаясь выражением глубокой и постоянной приязни, хотя тот не раз позволял себе критиковать поступки императора» [17].
Будучи глубоко набожным, Карл боролся с адопционизмом и симонией (адопционизм, или динамизм, – учение, отрицавшее троичность божества и видевшее в Иисусе Христе не бога, а человека, в котором действует божественная сила. Симония – продажа церковных должностей за деньги). Он всегда отстаивал чистоту веры, как он её понимал, но религиозные взгляды никогда не расходились у него с политическими интересами. Когда папа Адриан поддержал решения Второго Никейского собора 787 г. и объявил о конце раскола между западной и восточной церковью, богословы Карла составили список из 82 ошибок собора в вопросах веры, хотя большая часть этих «ошибок» основывалась на, мягко
говоря, недостаточном знании ими латинского языка. Вопреки позиции папы Льва III Карл поддерживал и сохранение знаменитой формулировки filioque (о том, чир Святой Дух исходит не только от Бога Отца, но т ом Сына; восточные церкви эту поправку не признали).
Вопреки церковным канонам Карл официально был женат пять раз, довольно много грешил по части женщин и к другим в этом отношении проявлял снисходительность. Своим пятерым дочерям он не разрешал выходить замуж, вероятно, опасаясь, что их дети будут оспаривать власть у его сыновей, но все знали, что его дочь Берта, та, которую он прочил в невестки короля Мерсии Оффы, жила с придворным поэтом Ангильбертом и родила от него сына, а другая дочь, Ротруда, которую собирались выдать за византийского императора Константина VI, жила с графом Родерихом.
Сын Карла от Гимильтруды Пипин Горбатый, отстранённый от наследования, был заточён в монастырь. От Гильдегарды у Карла было трое сыновей: Карл Юный, Карломан (переименованный в Пипина после удаления Пипина Горбатого) и Людовик, ставший впоследствии императором.
Норманны
В сочинении «Орозий короля Альфреда», составленном в IX в., Балтийское море именуется «Восточным морем» (Ostsae), во франкских анналах – «Восточным заливом» (Ostarsalt). Пути развития прибалтийских территорий определялись как традициями местного населения – северогерманского, финно-угорского и славянского, – так и культурным влиянием более цивилизованной Европы.
Северных германцев обычно так и называли норманнами, то есть «северными людьми». К IX в. датский, норвежский и шведский народы уже обособлялись друг от друга, хотя язык, на котором говорили норманны в Скандинавии, Ютландии и Англии, оставался ещё единым. Общество норманнов этой поры очень напоминало раннее германское, известное по сочинениям Тацита, а также раннее англосаксонское. Основу его составляли семейные хозяйства свободных крестьян, владевших землёй в силу изначальной принадлежности их предков к определённой общине; в Норвегии это право называлось одаль (odal) и имело тот же смысл, что франкский аллод и англосаксонский фолькленд. «Окончательные разделы семейных общин стали частыми с VIII-IX вв. Но одаль тем не менее не превращался в свободно отчуждаемое владение. Признаком одаля по-прежнему оставалась тесная, наследственная связь земли с семьёй. . Право одаля, т.е. право неотъемлемого, полного обладания землей, могло быть распространено и на приобретенную землю, но право одаля признавалось за таким владением не сразу, а лишь после того, как на протяжении нескольких поколений (от трёх до пяти) земля находилась в непрерывном обладании семьи… Понятие «одаль» означало не только «семейное владение», но и «родина», «отчина» [126].
Больших кланов у северных германцев не существовало. Они не имели даже родовых фамилий, подобных, например, римским. Если человека звали Бьёрн Харальдссон – «сын Харальда», то его сына Гуннара звали Гуннар Бьёрнссон – «сын Бьёрна», а дочь Уни соответственно Уни Бьёрнсдоттир – «дочь Бьёрна». Наряду
с именами и отчествами в большом ходу были всевозможные прозвища: Кетиль Лосось, Гуннлауг Змеиный Язык и т.п.
Государства в Скандинавии ввиду отдалённости от очагов цивилизации складывались гораздо медленнее, чем у континентальных германцев, медленнее даже, чем в Англии.
Для Швеции время примерно между 550 и 800 гг. именуется периодом Вендель. Центром складывающейся шведской государственности стала область Упланд к северу от будущего Стокгольма. «Богатые находки и внушительные захоронения, которые были найдены в Венделе (отсюда происходит и название периода) и в других местах Центрального Упланда, свидетельствуют о том, что именно там в это время находился центр власти в Скандинавии. Находки принадлежат могущественному и растущему племени свеев, которые уже в римский период железного века начали заселять плодородные берега упландских водоёмов, где на возвышенных участках можно было обрабатывать землю. Впоследствии свеи силой оружия или мирным путём распространили своё господство на находящиеся вокруг поселения и создали союз поселений, он охватывал территорию, находившуюся под властью племенного вождя… В период великого переселения они укрепили своё влияние, которое помимо упландского поселения распространялось на нынешние провинции Сёдерманланд, Вестманланд, Нерке и Естрикланд, а также побережье Норланда. Многое говорит о том, что свеи в период Вендель подчинили или, во всяком случае, контролировали даже Эстергётланд, побережье Смоланда, острова Эланд и Готланд, возможно, даже Блекинге… К тому же свеи, знавшие толк в мореплавании, начали колонизацию
и торговлю с прибрежными районами, прилегающими к Балтийскому морю с востока и юга» [120].
На территории современной Норвегии к IX в. существовало множество небольших княжеств – фюльков. В каждом фюльке был свой князь (конунг или ярл) и свой тинг – съезд домохозяев (в Норвегии они назывались бондами). На тинге устанавливались
местные законы и разбирались судебные дела. Вероятно, тогда же складываются три более крупных тинга: Хэйдсэвие для юго-восточной Норвегии, Гулатинг для севернойи Фростатинг – для средней.
Норвежские бонды чувствовали себя намного свободнее, чем англосаксонские керлы. Каждый из них на своём одале вёл хозяйство совершенно самостоятельно. Работал сам хозяин с женой, его холостые братья и сыновья, незамужние сёстры и дочери, купленные рабы и наёмные рабочие. Зачастую сыновья, даже заведя семью, продолжали жить вместе с родителями. Положение рабов и наёмных рабочих по сути не отличалось: и те и другие были подневольными людьми, но могли выйти на свободу – рабочий по истечении срока договора, а раб – если вносил выкуп. Бывшим рабам и работникам бонд помогал в обустройстве хозяйства и защищал их от посягательств других бондов; получив свободу, они не становились равными бонду, а образовывали круг зависимых людей.
Особую роль играли конунги. Считалось, что «конунг должен воевать, а не пахать землю». Обычно вокруг конунга складывалась дружина, которую он кормил, поил и одевал. Дружинниками становились чаще всего холостяки – молодые и не очень, из местных и пришлые, в том числе иноземцы. «Довольно часто отмечается присутствие финских воинов в дружинах шведской знати, вместе с ними бывали и славянские воины: у нас есть сведения об этом от начала XI в.» [72]. «Бонды были обязаны за свой счёт угощать и снабжать продовольствием, фуражом и транспортом конунга и его свиту во время их систематических поездок по стране» [126]; в Норвегии эта повинность именовалась вейцла – «пир».
Не все конунги были воинственными, и некоторые из них не гнушались сами ухаживать за своими свиньями. Что касается знатных ярлов (соответствуют англосаксонским эрлам) и «могучих бондов» – хавдингов или хевдингов, – то они по образу жизни почти ничем не отличались от простых бондов; но окрестные бонды повиновались им, помогали им по мере возможности и пользовались их покровительством.
Если ярл беднел и оказывался неспособным нести расходы, связанные с его положением, он мог, по выражению, встречающемуся в сагах, «скатиться с престола ярла» и стать бондом. Сделаться конунгом ярлу, по-видимому, было намного труднее: конунгом надо было родиться, и сыновья конунга являлись конунгами не потому, что имели какие-то владения, а по праву рождения. Существовал, правда, ещё один «путь наверх»: можно было собрать дружину, возглавить eё и уйти в пиратский поход. Такие вожди (по крайней мере наиболее удачливые из них), не признававшие над собой ничьей власти, тоже именовались конунгами.
Норманны активно занимались торговлей. Известно, что в начале IX в. поездки между Биркой (Швеция) и Дорестадом (Нижний Рейн) были достаточно частыми.В резиденциях скандинавских вождей – конунгов и ярлов, располагавшихся близ источников сырья, возникают и утверждаются центры обмена товаров; таковы Скирингсаль в Вестфольде у месторождений жировика, служившего для производства огнеупорной посуды, Колобжег на Поморье близ соляных источников. Товары сюда поступали из фризского городка Домбурга в устье Шельды, из Дорестада и других пунктов в низовьях Рейна, Мааса и Шельды.
Источником богатства у норманнов служила не столько торговля, сколько грабежи; как и в глубокой древности в Средиземноморье, эти занятия часто совмещали одни и те же люди в зависимости от обстоятельств. Земель, пригодных для обработки, было мало, а северяне привыкли жить свободно, поэтому движение из Скандинавии на близлежащие острова и на материк, начавшееся ещё до Рождества Христова, продолжалось и в последующие столетия. Подвижному образу жизни способствовало и повышенная любовь к золоту и серебру, которой славились норманны.
Начинавшиеся во второй половине VIII в. военные походы на юго-запад и юго-восток были продолжением прежней миграции; только теперь двигались не кланы и племена, а боевые дружины. Такой поход назывался викинг (vikingr); этим же словом назывались и его участники. Викингские походы организовывали люди, с одной стороны, могущественные (организация подобной экспедиции стоила недёшево), с другой стороны – недовольные своим положением в обществе и желающие добыть больше золота, рабов и славы. Соседние народы Европы часто называли северных разбойников всех без разбора норманнами или данами; лишь позже эти названия закрепились соответственно за норвежцами и датчанами [4].
Объектом норманнских грабежей стали прежде всего Британские острова и северное побережье Западной Европы, но ходили викинги и дальше.
«С марта по июль от Вестланда, что на западе Норвегии, через северное море дуют северо-восточные ветры. Если грабительские маршруты датских викингов проходили через Северное море на запад и юго-запад, преимущественно к восточным берегам Англии, северным и западным берегам Франции и Испании, то норвежские викинги за два дня на ладьях под парусом с попутными ветрами достигали на западе Шетландских островов, на третий день – Оркнейских и Гебридских, а за четыре дня – пролива Минч между Шотландией и Гебридами. Отсюда далее через Ирландское море они попадали к берегам Франции и Испании, а уж затем, вместе с датскими викингами – в Средиземноморье, где в опасности от них оказывались на побережье поселения не только в западной части моря, но и в Адриатике, и в Эгейском море, и на Ближнем Востоке. А с июля по октябрь ветры дуют обратно, от пролива Минч к западной Норвегии, и этим путём с награбленным добром норвежские викинги возвращались на родину» [122]. В последующие века норманны часто поодиночке или целыми дружинами нанимались на службу к христианским государям, в том числе к византийскому императору.
У норманнов было прекрасное вооружение. «Они имели топоры и длинные мечи, на головах были железные шлемы, в руках щиты, а на пиратах и профессиональных воинах нередко были надеты и кольчуги.
Они выработали также новые методы ведения войны. По морю они быстро передвигались на своих длинных многовёсельных кораблях (в каждом из которых помещалось до 100 человек), а по суше они двигались на конях, которых они захватывали повсюду, где только ни бывали, превращаясь в первую в истории конную пехоту» [20]. Некоторые викинги в бою доходили до такого исступления, что кусали свой щит, или вообще бросали щит и рубились, не чувствуя ран; таких называли берсерками. О нравах норманнов красноречиво свидетельствует их обычай пировать непосредственно на трупах врагов, воткнув в них вертела. В IX в. конунг Альвир получил прозвище «Детолюб» за то, что, как говорится в одной из саг, «запретил своим людям подбрасывать детей в воздух и ловить их на копья, как было принято у викингов».
К счастью для европейцев, викинги не являлись какой-то организованной силой. Каждый вождь собирал дружину на свой страх и риск, и встречаясь друг с другом, они обычно вступали в бой. Если викинг погибал в походе, его родичи ставили на родине поминальный камень с надписью рунами:
«Тьягн, и Гаутдьярв, и Суннват, и Торольв, они велели установить этот камень по Токи, своему отцу. Он погиб в Греции».
«Гудлауг велел установить камень по Хольми, своему сыну. Он умер в стране лангобардов».
«Ярко окрашенные установлены эти камни: Хакбьярн и его брат Хардвисл, Эйстейн и Эймунд вместе установили эти камни по Хравну к югу от Ровстейна. Они добрались вплоть до Айфора (скандинавское название одного из днепровских порогов. – А. А.). Вифил вёл отряд».
Иногда те, кто ставил камень, не знали, где именно погиб их родич, и даже погиб ли он вообще или где-то скитается. В этом случае писали примерно так: «Орминга, Ульвар: греки, Иерусалим, Исландия, Серкланд».
В VII-VIII вв. некоторые северогерманские конунги сколачивают ещё очень непрочные государственные образования. К началу VIII в. Ливония и Эстония являлись частью королевства Ивара, короля Дании и южной Швеции. В конце VIII в. конунг Харальд Боевой Зуб, внук Ивара, также объединил под своей властью всю Данию и юг Скандинавии. Против него восстали шведы (свеи), которые около 770 г. разбили Харальда при Бравалле, в восточном Готланде. Его королевство распалось, и многие его сторонники вынуждены были эмигрировать [11]. На рубеже VIII и IX в. возникло раннефеодальное государство датчан, объединившее под властью короля-викинга Готфреда собственно Ютландию, Зеландию, более мелкие острова, а также юг Скандинавского полуострова и Шлезвиг. Тогда же, судя по сагам, в шведском государстве Свитьод длительные междоусобицы завершились тем, что конунг Ингьялд Суровый убил шестерых «малых» конунгов – правителей свейских областей [13]. Возможно, в это же время правил в Ютландии король Хорвендил, который был убит братом Фенгоном, женившимся на его вдове Геруте. История принца Амлета, сына Хорвендила и Геруты, отомстившего дяде за отца, изложена Саксоном Грамматиком и послужила Шекспиру сюжетом для пьесы «Гамлет».
Очень медленно контакты северогерманских земель с Европой выходят за рамки торговли и пиратских набегов. «Начиная с рубежа VII-VIII вв. и особенно в IX в. прослеживается ещё одно течение, всё более воздействующее на культурное и художественное развитие стран Балтики, – влияние северо-западной и западно-европейской культур Ирландии, Англии и франкской державы Меровингов, а затем Каролингов. Для некоторых областей Скандинавии это течение стало определяющим» [72].
Между Балтикой, Чёрным морем и Уралом
Хазарская держава
На обширных пространствах между Чёрным, Азовским и Каспийским морями на юге и Балтийским морем на севере в течение VIII-IX вв. происходят перемещения народов.
На юге расширяется власть Хазарского каганата – западной части распавшегося Тюркского каганата. «Вероятно, к середине VIII в. распространился по всей его территории и общий язык... Даже ираноязычные аланы восприняли уже тюркский язык основного тюркоязычного населения каганата – булгар и хазар, относящийся, как это установлено советскими тюркологами, к булгаро-печенежской группе тюркских языков. На всём протяжении страны, от лесостепи до Нижнего Дона, широко использовалась единая письменность – руническая, принятая у тюркских народов.
К сожалению, до нас не дошло ни одной более или менее серьезной по содержанию тюркской надписи...» [59].
Большинство хазар, в том числе и их каган, оставались кочевниками. Жили они кланами, каждый из которых владел определённой территорией. Предполагают, что кочевья кагана размещались в степях, ограниченных реками Волгой, Доном, Манычем и Каспийским морем. На западном рубеже владений правящего клана были выстроены две крепости – Саркел и Семикаракоры, переросшие затем в города. На восточной границе находилось зимовище кагана и столица всего государства – город Итиль, выросший из крепости кагана где-то в дельте Волги около середины VIII в. [59]. Даже в X в. каган Иосиф специально подчёркивал, что Итиль – это «местопребывание во дни зимы» его аила, то есть его самого, ближних князей, свиты и рабов; весной все они отправлялись кочевать [18].
Итиль был построен поздно. До него существовали поселения городского типа Семендер, Байда, Беленджер, Савгар и др. Точное расположение их неизвестно. Байда в начале VIII в. стала центром довольно крупного города Ханбалык (Хамлидж). «Многочисленное население (по некоторым данным, 10 тыс. человек) отличалось этнической пестротой. Город утопал в садах, и, видимо, жилища стояли довольно далеко друг от друга (как в приазовских поселках)» [59].
Во второй половине VIII в. начали отстраиваться приморские города, некогда разрушенные гуннами. Один из них – Таматарха на берегу Керченского пролива, Тмутаракань русских летописей. Примерно в VIII в. был занят хазарами Пантикапей (Керчь) – древняя столица Боспорского царства.
Экономической базой каганата являлись земледельческо-скотоводческое хозяйство, повсеместно развитые ремёсла, широкая внутренняя торговля, в которой экспорт и импорт играли по существу почти равную роль, наконец, пошлины и дани, взимавшиеся с торговых караванов, проходивших по землям каганата, и с соседних, более слабых народов. Монеты как деньги не использовались хазарами, предпочитавшими, очевидно, меновую торговлю. Впрочем, некоторые советские учёные полагали, что мелкой «разменной» единицей в этой торговле были бусы [59].
Неизвестно точно, когда в Хазарском каганате сложилась система двоевластия. Все арабские путешественники отмечают, что хотя верховным правителем считался каган (хаган, хакан), фактическая власть находилась в руках младшего правителя, которого арабы называют мелик (царь), а сами тюрки – кундур-хакан, бек (бег, пех) или шад (абшад, аншад). Этот бек зачастую смещает и ставит каганов.
В хазарском государстве имелся развитый бюрократический аппарат: правители портовых городов и завоеванных даннических областей – тудуны, сборщики податей, судьи и, вероятно, даже полиция, роль которой могли выполнять лариссии – гвардия из мусульман, переселившихся в Хазарию из прилегающих к Хорезму земель.
Кара-Булгар и славяне
В юго-западной части Хазарского каганата, между Чёрным, Каспийским и Азовским морями, после разгрома гуннов остались кочевать разнообразные племена, в основном говорившие на тюркских языках. Наибольшую силу среди них представлял племенной союз Кара-Булгар – «Чёрные булгары» (чёрный
цвет у булгар символизировал Запад).
Сами булгары своими первопредками считали клан Имэн, пришедший с гуннами от границ Китая. Движение этих протобулгар из Семиречья на запад возглавлял хан Баламбер из клана Дуло (иначе Дулу), наряду с Нушиби составлявшего костяк распавшегося Тюркского каганата. В ходе этого движения имэнцы соединились с разными тюркскими группами, с ираноязычными массагетами, а придя в Причерноморско-Прикаспийско-Предкавказский регион – опять же с ираноязычными синдами-камырцами (вероятно, остатками киммерийцев). Язык булгар относился к тюркской семье. Булгарский миф о Всемирном Дереве совпадает с аналогичным скандинавским мифом и, вероятно, заимствован ими уже в Причерноморье от крымских готов готов. А русские предания о Змее-Горыныче скорее всего имеют булгарские корни: булгары поклонялись двухголовому крылатому змею Бараджу, его изображение крепились на древке на манер знамени.
После смерти Аттилы булгар в Причерноморско-Прикаспийско-Предкавказском регионе возглавил его уцелевший сын – согласно «Гази Барадж тарихы» (далее всюду – ГБТ) Бел-Кермек, а по Иордану – Эрнак, при котором в регион пришли печенеги. Впоследствии, после принятия булгарами ислама, тюркский диалект печенегов стал основой письменности «булгарский тюрки», используемой ими наряду с арабским.
Ставка булгарских вождей находилась в Коростене (Искоростень) на территории современной Житомирской области Украины. Длительное время кара-булгары подчинялись двигавшимся в Европу аварам. Около 639 года булгарский балтавар Кубрат Башту, сын Бу-Юргана и внук Тубджака, объединил местные тюркоязычные племена; так возникла Великая, или Чёрная, Булгария. Младший брат Кубрата, Шамбат по прозвищу Кый («Отделившийся»), возвёл на месте аула Аскал город Башту, который славяне называли Киевым городом. В трактате «Об управлении империей» византийского императора Константина Багрянородного приводится два названия города – «Киев» и «Самбатас».
Кубрат умер в 660 году, передав трон своему сыну Бат-Бояну. Последовала война Бат-Бояна с его дядей Шамбатом и братом Аспарухом. В это время в Причерноморско-Прикаспийско-Предкавказский регион вторглись хазары кагана Кабана, разбившие Шамбата и Аспаруха. Ьат-Боян признал власть хазарского кагана, Шамбат умер, а Аспурух увёл своих людей на Дунай, отвоевал в 679 году у Византии Добруджу, населённую к тому времени славянами, и основал Первое Болгарское царство.
В 690 году Бат-Боян умер в возрасте 65 лет, ему наследовал сын Бат-Тимер, или Бу-Тимер, по прозвищу Джураш. Хазарский каган Айбат попытался захватить Кара-Булгар, но был разбит, а освобождённый булгарами из заключения племянник Айбата Кук-Куян, сын прежнего кагана Кабана, прикончил дядю и тут же провозгласил себя каганом. Кара-Булгар возглавил Сулаби – сын Бу-Тимера.
Видимо, подвластные кагану вожди не имели права именоваться ханами, и правитель булгар носил титул балтавар. Балтавар Сулаби, согласно ГБТ, «правил 27 лет и умер в 727 году, оставив власть своему сыну от аварки Авару». Новый балтавар по просьбе матери совершил в поддержку аваров несколько походов в Европу «на фарангов» («франков», то есть западноевропейцев).
В это время растёт славянское население Кара-Булгара.
Мы не знаем, где именно произошло окончательное отделение протославянского языка от протобалтского. Также практически ничего неизвестно о том, как протекало движение славян с Дуная и Вислы в сторону Волги и Урала, сопровождавшееся частичной ассимиляцией местных старожилов – финно-угров и балтов. Это движение растянулось на тысячу лет, и даже в XV веке на территории нынешней Московской области были места, населённые балтами и финнами, неподвластные московским государям. Лишь ГБТ проливает некоторый свет на эти процессы.
В 745 году против Авара восстали противники растущего влияния славян. Вероятно, среди повстанцев были алано-поляне – старожилы этих мест, а также жившие ближе к Балтийскому морю балты-галинды (голядь русских летописей). Повстанцы были разбиты, часть их ушла на север, где они построили крепость Галич (Мерьский). «Повесть временных лет» называет галичан среди европейских народов: «Афетово бо колено варязи, свеи, урмане, русь, агняне, галичане, волхва, римляне, немци...», а в русском переводе ГБТ они именуются галид.
Хазарско-арабские войны
С установлением в Халифате династии Омейядов (661 г.) арабские завоевания возобновились одновременно в нескольких направлениях: против вестготов на западе, тюрков на востоке и византийцев и хазар на севере. Арабы прочно закрепились в Закавказье, и в начале VIII века развернулась непрерывная череда арабо-хазарских войн, успех в которых сопутствовал попеременно как той, так и другой стороне. Временами противники совершали глубокие рейды на вражескую территорию. Хазария действовала в союзе с Византией, которая оборонялась от Халифата в Малой Азии. Когда в 717-718 гг. арабы осадили Константинополь, хазары оттянули на себя часть их сил, вторгнувшись в Кавказскую Албанию и Азербайджан. В конце 730 года состоялся самый масштабный набег хазар. Им руководил сын тогдашнего кагана – Барджиль. Нападению подвергся иранский город Ардебиль. 25-тысячное арабское войско было разбито, погиб один из высокопоставленных военачальников Халифата – Джаррах. Отдельные хазарские отряды дошли до Диярбакыра и окрестностей Мосула. Но уже к началу следующего года свежее арабское войско под командованием Саида ал-Хараши, которого затем сменил Маслама (именно он десятилетием ранее осаждал столицу Византии), выбило хазар со всех захваченных позиций, и бои переместились на территорию каганата. Война продолжилась в 732/733 году, хазарский каган был ранен в сражении поблизости от Дербента. Контроль над стратегической крепостью окончательно перешёл к арабам.
В 737 году арабский полководец Марван ибн Мухаммад (будущий халиф) во главе 150-тысячной армии внезапно вторгся в Хазарию одновременно через Дербент и Дарьял. Войска взяли штурмом хазарскую столицу Семендер и достигли города аль-Байда, в котором располагалась ставка кагана. Каган бежал вглубь своих владений. В погоне за ним арабы зашли на север дальше, чем когда-либо: вплоть до «Славянской реки» – по-видимому, Дона или Волги. Хазарская армия была разбита, и каган запросил мира. В обмен на сохранение трона он пообещал принять ислам, но эта процедура, по-видимому, была номинальной.
Хазария сохранила независимость, а арабы ушли с Северного Кавказа. Вскоре в Халифате вновь возникла смута. К власти там пришла династия Аббасидов, которая отказалась от дальнейшей экспансии на север. Таким образом, Хазарский каганат заслонил собой от арабской экспансии Восточную Европу и помог выстоять Византии (По Википедии).
Во 2-й половине VIII века после двадцатипятилетнего перерыва хазары предприняли ещё два набега на Закавказье: в 762-764 и 799 годах. В 780-е гг. они оказали помощь абхазскому правителю Леону II, провозгласившему независимость от Византии [24]. После чего их вмешательство в дела региона прекратилось.
Хазарско-арабские войны побуждали обитателей южных районов Хазарии искать более спокойные места для жизни. «...Уже в период войн началось постепенное, но настойчивое переселение алан, болгар и самих хазар на север – на широкие и обильные пастбища волжских, донских и донецких степей. Часть болгарских племен откочевала вместе с аланами в лесостепные районы, а оттуда еще дальше – в Прикамье» [59]. «При этом следует помнить, что только Приазовье и Крым были заняты кочующими и кое-где оседающими болгарскими ордами, а весь бассейн Дона и степи на Волге были практически свободными... Таким образом, продвижение в северные степи не носило характера нашествия. Для части племен это была откочёвка, а для большинства – расселение (переселение)... Размеры каганата выросли после этого события примерно в три раза, т.е. превысили размеры как Кыргызского, так и Кимакского государств» [18].
В низовьях Волги возникла новая хазарская столица — Итиль, вскоре превратившаяся в крупный торговый центр. Дагестан со старой столицей Семендером из центральной области превратился в южную окраину Хазарии. Вероятно, в русле этих же процессов произошло появление булгар и савир (сувар) в Среднем Поволжье и Прикамье, где в IX веке возникла Волжская Булгария. С переориентацией внимания на север нередко связывают установление хазарской гегемонии над восточными славянами, хотя сведений о точной дате этого события нет.
К середине VIII века относится возникновение на юге Хазарского каганата т. н. Са;лтово-мая;цкой археологической культуры. В узком смысле это культура населения лесостепной части Подонья, сложившаяся в результате переселения в этот регион аланских племён. Генетически связана с культурой алан Северного Кавказа. В широком смысле салтово-маяцкую культуру принято определять как «государственную культуру Хазарского каганата» и включать в её ареал степное Подонье, Приазовье, Тамань, Восточный Крым, Нижнее Поволжье и Прикаспийский Дагестан. В этом случае культура подразделяется на два локальных варианта: лесостепной аланский и степной, условно называемый «булгарским».
Салтово-маяцкие торговые поселения обнаружены в Ростовской области. «Поселения Волго-Окского междуречья... возникали на реках, позволявших кратчайшим путём попасть с Волги на речные системы северо-запада, Верхней Руси. Выходы с Волги на Оку, судя по распространению кладов арабского серебра, были освоены ещё в VIII в.» [128].
Иудаизм в Хазарии
Примерно во второй половине VIII в. бытующая в Хазарском каганате многоликая языческая религия была, видимо, несколько унифицирована. В государстве вводится общий культ Тенгри-хана – бога неба, солнца, огня [18].
Вопрос о принятии религии единобожия стоял в Хазарии на повестке дня с момента её образования. Рядом находилась всё ещё могучая христианская Византия, несколько позже на границах Хазарии появились мусульмане. На земли каганата бежали из Ирана многие евреи, спасавшиеся от арабов. В конце VIII в. Византия учредила в Крыму – осколке государства Эрманариха, где готы сохраняли национальную идентичность – Готскую митрополию, в которую вошли семь епархий, находившихся на землях Хазарского каганата. Вероятно, правящая верхушка больше склонялась к иудаизму, поскольку в случае принятия христианства Хазария оказалась бы в церковном отношении под контролем Византии, а в случае принятия ислама – Халифата.
Даты принятия Хазарией иудаизма называются разные – от 620 г. и по середину IX в. В иудейскую веру переходили различные каганы в разных обстоятельствах. По мнению С. А. Плетневой, «принятие иудазизма в государственном масштабе произошло в Хазарии при кагане Обадии» [59]. Обадия был современником халифа Харуна ар-Рашида, т. е. время его правления приходится на рубеж VIII-IX вв. Вообще операцию по изменению религиозной ориентации рыхлая хазарская держава перенесла с большим напряжением. Между иудаистскими каганами и провинциальной знатью – беглер, или бойляр, в большинстве тенгрианцами, шла борьба за власть и влияние в каганате. «Провинциалы и все, кто не принял иудейской религии, в том числе христиане и мусульмане, объединились против правительства» [59]. Предполагают, что в этой борьбе погибли каган Обадия и его сыновья Езекия и Манассия. После Манассии власть оказалась в руках Ханукки, брата Обадии. От каганата откололся Крым, перешедший под власть Византии.
В ГБТ картина рисуется более подробно. Когда очередной каган-иудаист терпел неудачи во внешней политике, ему на смену приходил тенгрианец, и наоборот.
Булгарский балтавар Авар умер около 759 года, передав власть сыну Тат-Утяку по прозвищу Сарацин. Другой его сын Тат-Угек стал беком башкир-эсегов, ранее подвластных хазарам.
В 787 году умер Тат-Утяк Сарацин. Тат-Угек из земли башкир бросился в Киев, но по пути утонул. Балтаваром стал сын Тат-Утяка Кан-Караджар.
Ситуация в Прибалтике
В ходе движения на север и северо-запад хазары обложили данью славянские
племена. «...В пределах тех территорий полян, северян и радимичей, с которых брали дань хазары, сложилась позднее «Русская земля», домен великих князей, владевших волостями Киева, Чернигова и Переяславля, ядро государственной территории» [75].
Возможно, именно приближение хазарских сборщиков дани способствовало тому, что часть славян стала уходить всё дальше на север, расселяясь на землях угро-финских и балтских народов. По мнению Д. К. Зеленина, восточные славяне в VII-VIII вв. распались на три группы. Восточная группа, «фигурирующая в древнейших рукописях под названием вятичей, проникла на восток и заселила области по северному течению Дона; ей впоследствии принадлежала Тьмутаракань – третий после Киева и Новгорода значительный культурный центр Древней Руси». Северные русские распространились к северу; летописец называет их словенами (на оз. Ильмень возле Новгорода), кривичами (по верхнему течению Волги и Западной Двине и у истоков Днепра, т.е. в Смоленске, Витебске и Пскове) и полочанами (на Западной Двине, у Полоцка). Южные русские остались на древней территории, т.е., согласно терминологии летописи, поляне – на Днепре, около Киева, древляне – в Полесье, дулебы – на Буге, уличи и тиверцы – на Днестре, северяне – на Десне, Сейме и Суле, дреговичи – между Припятью и Двиной» [121].
Работа Д. К. Зеленина, которую в данном случае цитирует И. Н. Данилевский, относится к началу XX в., и автор по тогдашнему обыкновению именует русскими славянские племена – предков украинцев, белорусов и русских. Последующий распад сначала Российской империи, а потом и СССР заставляет нас более осторожно отнестись к слову «русские». И вообще называть эти племена «русскими» – то же самое, что назвать французами бретонцев, нормандцев или провансальцев VII-VIII веков, либо англичанами – жителей Мерсии, Нортумбрии, Сассекса и Кента. Пройдёт много времени, прежде чем из средневековых племён, княжеств, герцогств и графств возникнут современные нации. К тому же «этническая принадлежность тиверцев и уличей очень неясна. Существует мнение, что это были тюркоязычные племена, подвластные славянам» [149].
В «Повести временных лет» (далее всюду – ПВЛ) сказано, что «словене пришедше и седоша по Днепру и нарекошеся поляне, а друзии древляне, зане седоша в лесех, а друзии седоша меж Припетью и Двиною и нарекошеся дреговичи, инии седоша по Двине и нарекошеся полочане, речьки ради, яже втечеть в Двину, имянем Полота, от сея прозвашеся полочане. Словени же седоша около езера Илмеря, и прозвашася своим именем...». Говорится также о кривичах, «еже седять на верх Волгы, и на верх Двины, и на верх Днепра, их же град есть Смоленск, туда бо седять кривичи; таже север от них».
Итак, к VIII в. самое северное славянское племя достигло озера Ильмень и, оказавшись в окружении иноязычного населения, стало именоваться общеродовым славянским именем – словене [129]. При этом неясно, к какой ветви славян относились эти словене. В преданиях новгородцев содержатся воспоминания о приходе их от Чёрного моря; Н. И. Костомаров отмечал сходство новгородских и украинских говоров. Однако А. А. Зализняк, на которого ссылается И. Н. Данилевский, исследуя северные берестяные грамоты, установил, что древний новгородско-псковский диалект «отличался от южнорусского не менее чем двумя десятками существенных признаков. В то же время этот диалект был сходен с многими элементами с языками балтийских славян, а также сербско-словенской группы южных славян» [121].
Придя в Балтийский регион, славяне оказались соседями балтов. Племена айстов или эстиев (не путать с современными эстонцами) жили по среднему и нижнему Неману и нижнему течению Западной Двины, курши – на балтийском побережье южнее Рижского залива. «Их восточными соседями были земгалы и жемайты, а в низовьях Немана – скальвы. В бассейне Вилии обитали аукштайты, которые на севере соприкасались с селами, занимавшими левый берег Западной Двины, и латгалами, расселившимися на правом берегу этой реки. В левобережной части среднего Понеманья и далее на запад до нижней Вислы жили ятвяги-судовы и прусские племена.
...Северными соседями балтов были прибалтийско-финские племена. Среди них осты занимали территорию современной Эстонии, ливы обитали в северо-западной части нынешней Латвии, а на южном побережье Финнского залива жила водь.
Юго-восточнее балтов и западных финнов на обширных пространствах Восточной Европы расселились восточнославянские племена. С прибалтийским регионом тесно связаны были два племенных объединения восточных славян – кривичи и словене новгородские. Первые занимали территорию, включающую верхние течения Днепра, Западной Двины и Волги, а также бассейн реки Великой, то есть Смоленскую, Полоцкую и Псковскую земли. Словенам же принадлежал бассейн озера Ильмень – ядро будущей Новгородской земли. Ранние городища в земле кривичей и словен появляются в VIII столетии. Таковы Изборское, Старо-Ладожское, Псковское, Камновское и другие. Это были поселения ремесленников – кузнецов и камнерезов, ювелиров и косторезов, снабжавших своей продукцией окрестные деревни» [130].
Позже, в начале II тысячелетия, аукштайты и жемайты вместе со скальвами и частью куршей составили ядро литовской народности, латгалы, земгалы и селы с частью куршей стали первоосновой латышей, а кривичи и словене вошли в состав белорусского и великорусского народов.
Относительно финноязычных народов в ПВЛ сказано: «На Белеозере седять весь, а на Ростовсьском озере меря, а на Клещине озере меря же; а по Оце реце, где потече в Волгу же, мурома язык свои, и черемиси свои язык, мордва свои язык». «Что касается восточных финских племён, то мордва и черемисы (мари) после седьмого века признали над собой господство волжских булгар. Именно к восточной финской группе, должно быть, принадлежали древние племена меря и мурома, к настоящему времени исчезнувшие. Эти племена изначально занимали Ростовский и Муромский районы, но позднее были покорены славянами и полностью русифицировались. Из западных финских племен первая русская летопись знает чудь, весь (вепсы) и емь, из которых первые, вероятно, относились к эстонской группе.
Поскольку финны были аборигенами, а славяне – пришельцами в Северной Руси, последние подверглись значительному влиянию того народа, в чью страну они пришли. В антропологическом типе северных русских наблюдаются некоторые финские черты, возникшие от смешанных браков. Вполне естественно, что многие названия местностей и рек в северной части Руси имеют финское происхождение» [11].
В VII-IX вв. на землях, примыкающих к Балтийскому морю, происходят хозяйственные изменения. Рожь заметно теснит ячмень и пшеницу. «В климатических условиях Балтики рожь оказывалась продуктивнее пшеницы... Заметно возросла добыча железа из болотных руд, имеющихся во всех странах Балтики, а также из горных руд Швеции. Этот подъем в производстве и обработке железа проявился в повсеместном распространении железных сельскохозяйственных орудий... Важным новшеством было распространение дуговой и шлейной упряжи, позволявшей значительно эффективнее использовать тягловую силу животных. Лошадь, применявшаяся до этого исключительно для верховой езды, с появлением дуговой, хомутной или шлейной сбруи становится упряжным животным... Использование упряжной лошади имело особое значение для развития пашенного земледелия: тягловая скорость лошади примерно вдвое выше, чем у быка или вола» [72].
Торговый путь «из варяг в греки»
К IX в. складывается состоявший из множества ответвлений торговый маршрут между Балтийским и Черным морями, известный по ранним русским летописаниям как путь «из варяг в греки».
«Исторические и археологические исследования позволяют установить направление пути «из варяг в греки» из стран Балтики вдоль северного берега Финского залива, далее по Неве, вдоль юго-западного берега Ладожского озера, по Волхову, озеру Ильмень, Ловати, речкам Усвяче, Каспле, Лучесе, верхнему течению Западной Двины, по системе волоков на Днепр около Смоленска, по Днепру до Чёрного моря и вдоль его западного побережья до Константинополя» [76].
«Балтийско-Волжский путь возник не как самостоятельная магистраль, но как продолжение на восток сложившейся к середине I тысячелетия н. э. системы торговых коммуникаций, которая связывала центральноевропейский, североморский и балтийский регионы. Пути из Центральной Европы и с побережья Северного моря сходились в Южной Ютландии и на далёких островах, откуда начинался балтийский участок пути, достигший к VI-VII вв. Свеаланда... Становление Старой Ладоги исследователи справедливо связывают с ростом балтийской торговли, и на начальных этапах своей истории Старая Ладога обнаруживает непосредственные связи с Южной Ютландией, а через неё и с Фризией...
На протяжении IX в. освоение восточноевропейского отрезка пути с выходом на Волгу фиксируется возникновением торгово-ремесленных поселений и военных стоянок, где повсеместно в большем или меньшем количестве представлен скандинавский этнический компонент. Практически все известные ныне поселения Северо-Запада IX в. располагаются на реках и озёрах, образовывавших магистраль, или на её ответвлениях: таковы Ладога, «Рюриково» Городище, Крутик у Белоозера, Сарское городище, позднее – древнейшие поселения в Пскове, Холопий Городок на Волхове, Петровское, Тимерево и др.
Чрезвычайно разветвлённая речная сеть, допускавшая множество маршрутов на отдельных участках пути, способствовала формированию вокруг него особенно обширной зоны, захватывавшей земли вдоль Меты и Мологи, Свири и Паши с выходами непосредственно на Верхнюю Волгу или на Белое озеро. Также разнообразны были и пути к западу от Ильменя: по Шелони, Великой, Чудскому озеру и др...
Древнейшие торгово-ремесленные поселения этого пути располагаются на земле каждого из племён: Старая Ладога – в земле чуди, Псков – кривичей, «Рюриково» Городище – словен, Крутик – веси, Сарское городище – мери и несут неоспоримые следы присутствия местного, финского или славянского, наряду со скандинавским, населения» [73].
Если славяне придвинулись к восточно-балтийскому побережью с юга, то с севера сюда проникали скандинавы, преимущественно свеи (шведы). «Уже в VIII в. свеи и, по-видимому, готландцы, вторглись в Курляндию и, подчинив куршей, основали селение в Гробини (Себорг), поблизости от [будущей] Лиепаи. В VIII в. скандинавы, а возможно также и фризские купцы, появляются в северо-восточном углу Балтики, в Старой Ладоге. Скандинавы оседали также к востоку от устья Вислы, в землях прусских племён; здесь возникло поселение Трусо, вероятно в районе нынешнего Эльблонга» [72].
Ладога была одним из древнейших торгово-ремесленных поселений в восточной части Балтийского моря. В низовьях Волхова, недалеко от выхода в Ладожское озеро, (летописное «озеро Нево»), которое в свою очередь через реку Неву «внидеть в море Варяжское», уже в VIII в. возник комплекс поселений, центром которого стала Ладога («Старой» её называют с 1704 г., после основания Новой Ладоги в 12 км вниз по Волхову). С середины VIII в. Ладога и ладожская волость были естественной зоной наиболее ранних славяно-скандинавских контактов [128]. «Ладога является пунктом, где известны самые ранние на территории Руси скандинавские находки. Они обнаружены в слоях поселения, начиная с самых древних, относящихся к 750-м гг.» [129]. «Показателен смешанный характер расселения скандинавов, угро-финнов, балтов и славян, не образующих в Ладоге компактных этнических массивов» [74]. Позже поселения, подобные Ладоге, появляются в низовьях Немана, в Среднем Поморье, на острове Рюген, в восточном Гольштейне у Ольденбурга.
Крепостных стен вокруг Старой Ладоги первоначально не существовало. Зато в 2 км от неё, на реке Любше, недавно раскопано ещё более древнее и к тому же укреплённое городище. Установлено, что каменная крепость построена в середине VIII столетия (по находкам выходит, что приладожскими словенами), а ей предшествовала деревянная крепость конца 600-х годов, основанная, возможно, кривичами [133].
Как и когда именно начался новый этап продвижения скандинавов на юг, к низовьям Днепра и Волги, достоверно неизвестно: «поскольку с востоком имели дело в основном шведы, их деятельность в нашем главном источнике – сагах – отражена слабо, так как скандинавские саги все западного (т. е. норвежского. – А. А.) происхождения» [147]. Вероятно, из Ладожского озера скандинавы проникали в Белоозеро, где обитал финский народ весь (вепсы), по Волхову к озеру Ильмень, в верховья Волги, затем в Волжскую Булгарию. Г. В. Вернадский предполагает, что норманны собирали дань в Ростовско-Суздальском регионе не позднее 700 г. «Ещё в шестом и седьмом веках скандинавы исследовали течение Западной Двины, а затем от её верховьев дошли до среднерусского междуречья, то есть района верхней Волги и Оки. Вероятно, не позднее 737 г. они обнаружили истоки Донца, нанесли поражение мадьярской орде, стоявшей на Донце, и захватили Верхний Салтов. Оттуда они пошли вниз по течению Донца и Дона и, в конце концов, добрались до Азовского и Северокавказского регионов. Таким образом донецко-донской речной путь, должно быть, находился под контролем скандинавов задолго до волжского и днепровского путей. Это можно объяснить тем фактом, что волжский путь был перегорожен булгарами, а днепровский путь не представлял прямой связи с Востоком, и поэтому сначала не привлекал их (скандинавов) внимания. Кроме того, на среднем и нижнем Днепре существовало препятствие в виде мадьяр, и после захвата скандинавами Верхнего Салтова остатки прежней донецкой мадьярской орды, видимо, отступили в район Днепра и, таким образом, усилили своих соплеменников, проживавших там» [11]. Г. В. Вернадскому «весьма вероятным представляется, что в течение восьмого века отряд скандинавов, а более точно – шведов, установил контроль над районами нижнего Дона и Приазовья» [11]. Однако большинство историков склонны считать, что вся южная часть пути «из варяг в греки» в эту эпоху контролировалась хазарами. «Подчинив своему контролю полян, радимичей, северян и вятичей, хазары тем самым держали в своих руках большую часть торгового пути из Европы на восток… О начале движения викингов в Восточную Европу можно говорить где-то в конце VIII века» [147].
Так или иначе, между севером и югом Центральной и Восточной Европы велась активная торговля. «Волжский путь через Каспийское море вёл в арабские страны Средней и Передней Азии по Нижнему Дону – в Чёрное море и Византию. Эти связи были настолько интенсивными, что у некоторых арабских географов сформировалось представление, будто Балтийское и Чёрное моря непосредственно соединено морским проливом» [72]. По сложившимся торговым путям «уже в VIII в. началось движение арабского серебра; в 60-х гг. VIII в. оно достигает Ладоги, в течение первой половины IX в. начинается регулярное его поступление через Ладогу в земли балтийских славян, на о. Рюген, и затем на протяжении более ста лет поступающее из Руси серебро является основным денежным средством денежного обращения во всей Северной и Северо-восточной Европе» [128].
«С возрастанием товарооборота в Прибалтийском регионе в седьмом и восьмом веках – в районе, эксплуатировавшемся скандинавами, – и с усилением влияния торговой империи поволжских булгар, северные русские племена оказались на пересечении важных торговых путей» [11]. «...Стремительное возвышение Ладоги во второй половине VIII-IX вв. было вызвано её посреднической ролью в восточной торговле, а также деятельностью, связанной с обслуживанием пути (обмен товаров, ремесло, судостроение, обеспечение безопасности пути, контрольные функции и проч.)» [129].
Казённое ремесло в Танском Китае
( По статье Свистуновой Н. П. «Казённое ремесло танского периода (VII-X вв.). Структура, сырьё, рабочая сила») [150]
Если для Европы VII-IX века являются мрачным «Средневековьем», то для Китая почти трёхсотлетний период правления династии Тан, лежащий в промежутке между двумя эпохами распада и чужеземного господства, стал во многих отношениях классическим. В середине VIII в. Танская империя представляет собой самую населённую державу мира – в ней проживает около 100 миллионов человек. В условиях стабильности обретают завершённость формы развития, внутренне присущие китайской цивилизации и придающие ей неповторимое своеобразие. В частности, это относится к организации государственного сектора экономики.
Для руководства казённым ремеслом в Танском Китае существовали три отраслевых министерства, именуемых инспекциями (цзянь): Малая дворцовая (Шао фу цзянь), Строительных работ (Цзян цзо цзянь) и Вооружений (Цзюнь ци цзянь). Каждая инспекция ведала несколькими управлениями и канцеляриями, которые, в свою очередь, непосредственно руководили многочисленными мастерскими, относящимися к одной или нескольким, как правило, сравнительно близким отраслям ремесленного производства.
Малая дворцовая инспекция обеспечивала китайского Государя – «Сына Неба предметами обихода, государынь и наложниц – одеждой и украшениями, Храм Неба – яшмовыми регалиями, чиновников – церемониальной утварью». Помимо регалий для жертвоприношений и ювелирных изделий, в её ведении находилось производство экипажей и паланкинов; её предприятия изготавливали десятки видов одежды и головных уборов, зонтики, лаковые, бамбуковые и деревянные изделия, драгоценные доспехи, оружие, сбрую, бумагу, дорогие ткани, кисти, шнуры, тесьму, бахрому и пр., металлы и металлическую утварь, сельскохозяйственный инвентарь и оружие для военных поселенцев и, наконец, металлические деньги. Расцвет монетного дела приходится на годы Тяньбао (742-755 гг. от Р.Х.), когда в стране работало 99 печей. Также в ведении Малой дворцовой инспекции находились торговля и обмен с «вассальными государствами»; поскольку же китайцы считали «вассальными» все известные им государства, по сути, инспекция осуществляла функции министерства внешней торговли.
Инспекция вооружений снабжала оружием и боеприпасами армию. В частности, она выпускала семь видов арбалетов и четыре вида луков со стрелами, обмундирование, котлы для варки пищи, барабаны, знамёна.
Инспекция строительных работ ведала возведением и ремонтом дворцовых
и парковых ансамблей, резиденций членов правящей династии, правительственных зданий, государственных храмов, гвардейских казарм, городских стен, мостов и т.д. в столицах и на периферии. Кроме того, её предприятия производили станины для тяжёлого воинского оружия и похоронных принадлежностей. Особое управление в составе Строительной инспекции занималось изготовлением строительной техники и транспортных средств; оно же выпускало некоторые предметы культа и армейского вооружения – сёдла, кормушки для лошадей и пр.
Сырьё для ремесленного производства заготавливалось силами казны, а также за счёт натуральных податей, или закупалось у населения.
Разработка недр являлась естественной привилегией казны. «В тех округах, где есть залежи меди и железа, если они не разрабатываются властями, населению разрешается частная добыча их» – говорится в одном из правительственных постановлений. С юга, из Гуандуна и Аннама для казённого производства поступали жемчуг, ртуть, бивни слонов, некоторые породы дерева, ароматические вещества, перья редких птиц. Лак шёл из Цзиньчжоу, сосны – из Ланьчжоу и Шэньжоу, кипарисы из Лунчжоу, самшит из Цзиньчжоу, и т.д. Если сырья не хватало, принимались экстренные меры. Так, в 723 г. был издан указ о запрете частной торговли медью и оловом и изготовления медной утвари. Запрет на изготовление медной утвари повторялся в 772 и 805 гг.
Основным источником рабочей силы для государственных ремесленных предприятий являлось ремесленно-тяглое сословие, а ведущим методом её набора – принудительная развёрстка государственных трудовых повинностей: «Всякий тяглый ежегодно должен выполнять двадцатидневные повинности, в високосный год прибавляется два дня; если же нет работы, то с него взимается налог шёлком в размере трёх чи (1 чи – 1,3 метра) за каждый день, а хлопчатобумажными тканями – на 1/5 больше». Эдикт 8 года под девизом Да-ли (773 г. от Р.Х.) в правление государя Дайцзуна гласил: «Ремесленникам всех профессий, если они хотят внести деньги взамен трудовой повинности, каждому человеку за каждый месяц надлежит уплатить по 2 тысячи монет».
При этом ради удовольствия поработать на правительство человеку приходилось за собственный счёт и добираться на место отбытия повинности, и питаться. А поскольку люди вовсе не рвались облагодетельствовать государство, правительство принимало меры, инструктируя чиновников, проводящих набор: «Все они (ремесленники) берутся из способных, здоровых, искусных и изобретательных. Они не должны скрывать своё мастерство и выдавать себя за неумелых с целью уклонения от трудной и получения лёгкой работы». Очевидно, подобные мелкие хитрости были в порядке вещей и не считались преступлением. Если же кто-то особенно настойчиво пытался уклониться от выполнения обязанностей, его ожидало суровое наказание: «Любой крестьянин или ремесленник, бежавший с места отбывания повинностей, за первый день подвергается порке 30 плетьми, за каждые последующие 10 дней наказание увеличивается на одну степень, но не может быть больше, чем трёхгодичная высылка. Чиновники, не обнаружившие бегства одного человека, наказываются 20 плетьми, за каждых последующих пять человек наказание увеличивается на одну степень, но не может быть больше 100 ударов бамбуковой палкой. Чиновники, попустительствующие беглецам, несут одинаковое с ними наказание».
Тут следует указать, что в правление династии Тан в Китае существовали пять видов наказаний. Самым лёгким считалась порка плетьми (от 10 до 50 ударов), затем, в порядке усиления, шли порка бамбуковыми палками (от 60 до 100 ударов), высылка на срок (от одного до трёх лет), ссылка на вечное поселение на определённое расстояние (от 2 до 3 тысяч ли) от родных мест, и, наконец, смертная казнь путём удавления или отсечения головы. «Одна степень» в зависимости от вида наказания представляла собой 10 дополнительных ударов плетью или палками, увеличение срока высылки на полгода или дальности ссылки на 500 ли.
Наряду с тяглыми, выполнявшими повинность, в мастерских работали преступники. Например, высылка могла быть заменена работой в государственных мастерских: «В столице мужчины передаются в распоряжение Инспекции строительных работ,а женщины – Малой дворцовой инспекции для швейных работ. В периферийных округах силами преступников обеспечивается выполнение местных государственных повинностей, а также строительство и ремонт городских стен и рвов, амбаров и складов, а также казённых присутствий». При этом заключённым предоставлялся один выходной день каждую декаду и по два дня на праздники Лажи и Ханьши (Ханьши – один из древнейших китайских праздников, отмечался через 105 дней после зимнего солнцестояния; во время его не зажигали огня и не употребляли горячей пищи. Лажи – буддийский праздник, отмечавшийся 8 числа 12 месяца по лунному китайскому календарю.).
Особой категорией работников, близкой к преступникам, были государственные рабы. Основной их контингент в Танском Китае состоял из лиц, причастных (по китайским понятиям) к вооружённым восстаниям, заговорам против государя и т.п. В таких случаях каралась вся семья преступника – его самого ждала смертная казнь, а родных – обращение в рабство. Те из них, что знали какое-нибудь ремесло, распределялись между государственными ведомствами; искусные женщины поступали в мастерские, обслуживавшие императорский гарем, а неквалифицированные передавались в распоряжение сельскохозяйственного ведомства. Дети государственных рабов также становились рабами; в десятом месяце каждого года всем им, начиная с новорожденных, ставили клеймо на предплечье.
Раб приравнивался к имуществу. Труд государственных рабов никак не регламентировался, им не полагалось никакого вознаграждения за труд, питание предоставлялось самое простое, одежда самая скудная: весеннее платье ежегодно, зимнее – раз в два года. Однако государственный раб мог возлагать надежды на амнистию, которая проводилась поэтапно. После первой амнистии раб превращался в фаньху, после второй – в цзаху. Эти категории примерно соответствовали казённым поселенцам: они уже не были рабами, но их повинности были тяжелее, чем у большинства простолюдинов: «Фаньху в течение года несут повинности три раза, цзаху – в течение двух лет пять раз, каждый раз по месяцу». В остальное время они работали на себя и даже имели право вместо очередных отработок вносить деньги. После третьей амнистии бывший раб становился «свободным», то есть в дальнейшем нёс обычные повинности тяглого сословия. Государственный раб, не попавший под амнистию, в 60 лет автоматически переходил в категорию фаньху, в 70 лет получал прощение и становился «свободным».
В казённом производстве действовала собственная система подготовки квалифицированных кадров. Согласно «Синь Тан шу», ювелиров и гравёров обучали четыре года, каретников и мастеров музыкальных инструментов – три. Два года отводилось на овладение техникой изготовления наконечников стрел и лаковых изделий из бамбука, девять месяцев – на подготовку мастеров головных уборов для императора, принцев крови и высших придворных сановников. Одно из правительственных постановлений свидетельствует, что в обучение отдавались дети государственных рабов и крепостных, но не всех, а лишь закреплённых за государственными ремесленными мастерскими и в том случае, если они не переняли специальность своих родителей. Лоянские ткачи говорили о себе: «Из поколения в поколение принадлежим казённым парчовым мастерским Восточной столицы» (т. е. Лояна). Искусным мастерам, снабжавшим государев двор, было запрещено заменять отработку деньгами.
И всё же, несмотря на большое количество подневольной рабочей силы, правительство на разных уровнях прибегало к найму высококвалифицированных вольных ремесленников, прежде всего при изготовлении предметов роскоши и высококачественных вооружений – арбалетов, луков и панцирей. Неизвестно, на какие сроки и на каких условиях производился этот найм, но скорее всего он осуществлялся в «добровольно-принудительном» порядке, хорошо знакомым в XX столетии гражданам «социалистического лагеря».
Американские цивилизации в VIII-IX вв.
«В IX в., когда цивилизация майя была еще в зените, когда искусство её достигло вершин утонченности, а её архитектурная техника – вершин мастерства, развитие её было внезапно прервано какой-то неизвестной катастрофой. Для объяснения исчезновения этой культуры выдвигались самые разнообразные гипотезы: высказывались предположения, что изменился климат – внезапно усилились дожди и климат сделался более жарким; что применявшийся майя способ земледелия, – при котором на земле, подлежавшей обработке, сжигался подлесок, затем её на 3-4 года оставляли под паром, а после снова сжигали подлесок, -- истощил почву; что майа постигла эпидемия малярии или желтой лихорадки; что разразились опустошительные гражданские войны» [134].
Последнее предположение выглядит наиболее убедительно. К концу VIII в. «из соседних низменностей Табаско в западные и южные области страны майя вторглись путуны... Путуны, говорившие на языке чонталь, относящемся к языкам майяской группы, находились как бы на периферии классической цивилизации майя и не были её прямыми создателями. Они занимались морской и речной торговлей – в основном ради прибыли» [80].
Во всяком случае, классическая цивилизация майя довольно быстро заглохла.
«К середине IX в. н. э. фактически прекратилось строительство каких-либо крупных сооружений, почти все ритуальные центры были заброшены, численность населения южных равнин катастрофически снизилась: множество людей погибли или переселились в другие края. Цивилизация, казалось, достигшая своего расцвета, исчезла почти внезапно - менее чем за сто лет. Широкие площади и храмы – свидетели грандиозных религиозных церемоний – опустели и заросли мелколесьем» [80].
Центром возрождения цивилизации стал полуостров Юкатан. «Первая цивилизация возникла здесь в области Пуук – холмистой стране, расположенной к юго-западу от современного города Мериды. Пуукские поселения Ушмаль, Кабах, Сайиль, Лабна и Шлабпак, расцвет которых относится к 800-1000 гг., отличались оригинальной архитектурой и характерными каменными фасадами сложного, изысканного стиля... Процветание Пуука, вероятно, было тесно связано с экономической и политической экспансией путунов из равнинных областей у побережья Мексиканского залива» [80].
Примерно в то же время идёт на убыль значение Теотихуакана. Город пришёл в упадок в VIII в., но кризис начался столетием раньше: именно в ту пору Теотихуакан утратил своё влияние во многих районах, в том числе майяских.
Всемирные анналы. мир в viii-ix вв
© Copyright: Александр Алексеев 7, 2024
Свидетельство о публикации №224022100693
Свидетельство о публикации №224022100693
Рецензии