Серая в белую полоску. Глава восьмая

- Ээээ, мистер, а почему вы тормозите?
Память, лихо зловредное, подсовывает сюжет романа Норы Робертс "Успеть до захода солнца.". Неужели мне тоже, как сумасбродке Элис, придётся отсидеть в подвале двадцать пять лет? На цепи? Подвергаясь насилию? В ожидании удара съёживаюсь, точно зарплата в кризис.
- Ты чего? - пялится на меня дядька. - Пиццу, что ль, сожрала, с тухлой колбасой?
- А выыыыы... - запинаюсь я.
- Колесо, похоже, пробили. Надо глянуть, кысонька.
Съезжает на обочину. Топает вокруг машины. Через минуту до меня доносится смачное:
- Фак!!Фак! Фак!
Терзаемая любопытством, приоткрываю дверцу. Мужик стоит с правой стороны и лупит ногой по спущенному скату, из которого торчит здоровенный гвоздь.
- Чтоб тебе в аду черти штырь раскалённый в задницу воткнули! - негодует водитель. - Чтоб твоя баба ранний климакс загребла, и её разнесло до двухсот килограммов.
- О ком это вы? - спрашиваю и тоже пинаю несчастное колесо.
- Гм, гм, - смущённо прикрывает рот дядька. - Прости, дочка. Десять лет ездил без единого прокола. А нынче с утра уже второе. Будто кто специально по дороге гвозди рассыпал! Вот я и не сдержался. Хорошо, что у меня запаска есть. Давай менять.
Подаю ему инструменты и радуюсь:
"Эх, паникёрша сопливая! Нормальный человек попался, а ты всякие ужасы придумала. Надо ему - тащить тебя, как курицу, в сарай!"
- Так, - решительно заявляет попутчик. - Через пяток миль поворот на моё ранчо. Если хочешь, можешь переночевать у меня. Да не дрожи коленкой! Работников и без твоей худосочности хватает! Жена нынче кексы печь затеяла. Пропитает их коньяком старым, будет десерт - Иисус на том свете облизнётся. Ну, как, поехали?
- Люблю кексы. Особенно ореховые, - пускаю слюнку.
- Любишь, стало быть - накормят тебя ореховым, - смеётся дядька, отчего его борода расходится веником. - Меня зовут Сэм Торкинс, по прозвищу "Куча-мала". В молодости драчуном был - несусветным. Стоило лишнего выпить, как кулаки вперёд меня выскакивали. А потом остепенился, семью завёл, хозяйство. Правда, в лоб дать - по справедливости - могу.
Серая, очередной "вкусный" персонаж нам попался!!! Словно постаревший Грифф, с которого жизнь "смылила" не один слой переводных картинок. Едем же, задрав кверху хвост!!!
Через пять миль и пятнадцать минут болтовни асфальт спрыгивает на гравийную дорогу, и пикап начинает шебуршать колёсами, поплёвывая мелким щебнем.
- Вон, гляди, кысонька, - тычет пальцем Сэм. - Зелёная крыша. Двухэтажный домишко. Веранда с тремя старыми креслами. Десять кустиков непонятно чего у крыльца. Это и есть моё хозяйство! Нравится?
- Нравится! - отвечаю я, уставившись на необъятное ранчо, притороченное к "домишке".
Из дома, привлечённая звуком мотора, выплывает пышная чернокожая женщина в длинном жёлтом платье. Втыкает кулаки в бока и ехидно спрашивает:
- Опять за малолеток взялся, старый греховодник? Не успела остыть кровать от предыдущей, а ты на простыни свеженькую курочку пристраиваешь?
Серая, неужто мы с тобой лоханулись? Гримаса перекашивает моё лицо.
- Эй, Сьюзи, совсем застращала ребёнка, - ворчит Торкинс и подталкивает меня к дому. - У нас игра такая: подшучивать над тем, кто с "подкидышем" вернётся. В прошлом месяце наш старшенький приволок целое семейство: мужа, жену, четверых детей и псину размером с бегемота. Машина у них сломалась да так капитально, что чинили неделю. За это время детвора и пёс освоились настолько, что потом родители еле-еле их в вагончик запихнули. Зато теперь у нас есть приятели с Аляски!
- Откуда их нет, скажи, - смеётся женщина, отчего колышутся её могучая грудь и два подбородка. - Прости, крошка, что напугала. Но уж очень хотелось "спустить стружку" с муженька. Когда ещё доведётся позубоскалить над ним!
Обнимает меня крепко, будто я - несчастный младенец, которого вот-вот отнимут от сосков, исправно обеспечивающих молоком полтора года. Утопаю в её живом тепле и внезапно ощущаю себя дома. Никогда до этого у меня не возникало столь интимного, родственного чувства к человеку и месту. Разве, что в кабинете у деда, где мне - чуть ли не с пелёнок - разрешалось ломать молочные зубы о курительную трубку, рисовать акварели на обоях или орать, стараясь преодолеть бас Шаляпина.
- Как тебя зовут, крошка? - спрашивает Сью, буквально обливая меня светом тёмно-карих глаз. - Сэм - простофиля. Наверняка, не удосужился узнать. Я права?
До чего же хорошо, серая!!! После жуткой боли саморазрушения попасть в... нет, не в рай, не в идиллию! - а в самое обычное и от того великолепное житьё-бытьё. Здесь не сюсюкают, как это принято у моих родителей, более тридцати лет изображающих влюблённую пару. Здесь нет нервной тоски, похожей на больной зуб - внешне белый и здоровый, с начинкой в виде простуженного нерва. Воскрешение получилось знатное!! Даже стол в морге и переодевание в кустиках не омрачают теперь воспоминания.
- Меня зовут Варра, - откликаюсь после минутной паузы. - Вообще-то, у меня русское имя - Варя. А дедуля кличет меня совсем запросто - Варька.
Как я разоткровенничалась - дивлюсь сама!! Может, это последствия сотрясения мозга, разрыва печени или ущемления рудимента, именуемого копчиком? Знаю! Наоборот, это последствие того, что я ВЫ-ЗДО-РАВ-ЛИ-ВА-Ю. ЮЮЮЮЮЮЮЮЮ!!!! Шаг за шагом освобождаюсь от кучи жутких венецианских масок и оравы сухопутных гондольеров, продавших судёнышки за три эскудо. С детства папаша "задрал" меня гениальностью Иосифа Бродского и его помешательством, носящем плавучее имечко - Венеция. Наверное, по этой причине я предпочитаю города, уверенные в земле, на которой их возвели. Что ж, вся Америка передо мной: от шамана из резервации до фрика с крыши небоскрёба. А пока...
- Варька, - гортанно выговаривает Сью. - Ух, здорово!!!! Ты замужем или свободна, точно мачете после уборки сахарного тростника?
- Свободна, - выдыхаю я. - Тётушка Сью, вы в душе поэт. Так лихо завернули!
- Это она может - завернуть, - встревает в разговор Сэм. - Эй, дамочки, хватит топтаться на пороге! Жрать хочу - подошву от сапога бы сжевал. А на кухне, судя по запахам, телячьи отбивные и кексы.
- Кексы! - восторженно подхватываю я. - Хочу жрать!!
- Наш человек, - одновременно кивают хозяева. - Будь, как дома, кысонька.
Как дома... дома.... дома... дома.