Золотой Колаис. БК-2-13. Никого не надо, мы-одни

     … Публий Цецина Крейс, до умиления красивый старикашка, одетый в простецкую тогу, поношенные сандалии, зато с россыпью драгоценных перстней на пальцах, - стоял перед вошедшими в атрий молодыми людьми, раскрыв ладони гостеприимным жестом. Во весь рот улыбался.

   - Так.., так…

     Аулия взяла за кончики пальцев руку Кая Валента.

   - Отец, с этим благородным юношей я познала то, что ты познал с моей матерью, прими сына Мария Алкивиада дорогим гостем в нашем доме.

     Старикан лукаво прищурил глаз.

   - Так..,так…А, милый юноша? Скажи подобное своим родным римлянка, чтобы сделали с нею и с тобой, а? Обоих выставили бы на ложе  на посрамление всему обществу... Но ты в доме Цецинов. Цецины – потомки этрусков, а нашим предкам никогда не приходило в голову карать за любовь.

   -  Я слышал, достопочтенный Публий Крейс, ты не только опытный гаруспик и врачеватель, но и большой чудак, –  вежливо ответил молодой гость.

   - О-о, - рассмеялся тот. - Рим давно смеется над Публием  Крейсом  – безнадежный  чудак! Я, как видишь, милый юноша, знаток истории, искренний друг варваров, мои рабы ошейников не носят и рабами не называются, а домашними помощниками, а то и друзьями. Риму мое чудачество не понять. Он живет славой Октавиана и дуростью Нерона. А его историки работают на политиков, каждый раз историю переписывают…

   - Отец, - перебила его дочь и надула губки.

   -  Ах, да, прости мое дитя, прыгнул на любимого конька.

     Подошел к ним, раскрывая объятия Каю.

   -  Позволь счастливому старику обнять тебя, сын мой…

     Кай Валент подчинился, а в душе шевельнулось неприятное:  быстро же его записали в родственники.

     Отстранившись, Публий Крейс ласково взглянул в самые зрачки молодого человека, погрозил пальцем, хитро улыбаясь.

   - Я читаю твои мысли, прекрасный юноша. И отвечу тебе. Любовь – дело двоих. Вам следует хорошенько разобраться в своих чувствах, вмешательство недопустимо. А, посему развлекайтесь, как душе угодно.

   Аулия захлопала в ладоши.

   - О, отец, любовь Кая мне лучший подарок к моему дню юноны! Никого не надо. Мы – одни!
   -  Одни, так одни. Виллу на запор!

     Гость удивленно оглянулся, когда мимо пробежали вооруженные рабы, которых хозяин ласково называл «мальчиками».

     Хотел или не хотел сын Мария Алкивиада, а пришлось ему остаться на вилле Цецинов. Старый чудак наводнил двор и дом вооруженными до зубов  охранниками. К двери спальни дочери приставил стражу – чернокожих эфиопов. И просил о прочем не беспокоиться…

   … Когда утром дня Праздника Радости, оставшись без господина, Талант вернулся на виллу Мариев, в свою комнату, там его ждал Герострат. Он с пользой для себя рылся в вещах нового раба. Обернулся, скаля зубы в лошадиной гримасе.

   -  Приказом  Гельвия  тебе определили место на конюшне.

     Бывший гладиатор на наглеца смотрел спокойно, а на душе  стало муторно.
     Личных вещей у Цитуса нажито немного, умещалось в походной сумке. И пока никто не копался в его вещах. Вот даже Кай Валент не побрезговал востребовать у Гикесия всё, принадлежавшее  «погибшему Цитусу», сказав, что забирает себе его имущество.   А отдал сумку Цитусу, не заглянув в нее.  Тогда как  паршивый раб возомнил себя хозяином, и кое-что уже прихватил себе.

   - Ты  не понял? Ступай на конюшню. Дерьмо убирай! Цаца великая. Что? Думал, эти покои тебе в наследство отпишут? А, во-о-о…--  раб показал кулак с оттопыренным пальцем. - Господин переменил свое решение. Вчера тебя спас, сегодня ухлопает, понял?  Дуй на конюшню, покуда не рассказал старшему хозяину правду, как ты тут появился.

   -  Не ошибись, Герострат, -- ответили ему сухо, и вышли, забрав сумку.

   -  Будет он мне тут указывать!  – Герострат швырнул белье, которое не взял Цитус, на пол. Принялся яростно топтать.  -  Цаца какая! Не будет тебе милости господина. Меня хотят обойти?! Вот тебе!

     Вечером того же дня Герострат на коленях бился лбом об пол перед Марием  Алкивиадом, сидевшим в креслах, и  вопил на всю комнату:

   -  Не виноват, господин, не виноват, головой  клянусь, не виноват. Меня не взяли, мне велели остаться. Взяли Таланта…

     Поигрывая плеткой, Марий Алкивиад говорил бесцветным голосом, глядя поверх  макушки  раба на дворецкого Гельвия, кто стоял позади Геростата, то и дело сгибаясь в поклонах.

   - Не Талант какой-то… личный раб Кая Валента, а ты, дружочек. Не Таланту какому-то… я приказывал всегда быть при господине, а тебе.

   -  О, пощадите, добрый мой господин, а как я мог ослушаться молодого хозяина…

   - Ты должен был, как собака, тихо идти за ним, мчать по пятам! –  качнулся всем телом к рабу Марий  Алкивиад. – Кай Валент никогда не берет с собой охрану, поэтому я приставил тебя, падаль эдакая, дабы ты следил за ним, при первой угрозе жизни господину бежал бы ко мне!..И, если ты сейчас же не скажешь, где твой господин…

     Дворецкий испуганно обернулся, когда в комнату, чеканя шаг, вошел юный раб с развязными манерами.

     Алкивиад поднял лицо, не понимая, кто и когда запустил чужака в дом.  А ему дерзко доложили, улыбаясь:

   -  Благородный Марий Алкивиад напрасно тревожится о  сыне. В сей час Кай Валент – гость Цецины Публия Крейса, и не просто гость, а гость желанный.

     Алкивиад едва не поперхнулся от наглости чужого раба, а тот тараторил:

   - Меня послал сам Публий Крейс. Велено сказать: ваш сын изучает подлинную историю Великого Рима! Просит не беспокоиться дней пять, или… На сим позвольте откланяться.   

     Гонец лихо изобразил поклон и удалился.

     Герострат, благословлявший спасительное появление гонца, в ужасе откатился в темный угол  – Алкивиад пружиной взвился на ноги. Заорал на дворецкого:

   -  Кто впустил в мой дом этрусскую заразу?! Всех вас, бездельники, продам на галеры!

     Дергая головой,  словно  тик схватил, дворецкий выдавил из себя:

   -  Мой добрый господин… Так, от имени Публия Крейса…А все они черным колдовством умеют замазывать глаза….А-а, у великого гаруспика есть дочь, молоденькая, девственная…

     И молитвенно сложил трясущиеся руки. Угадал, чем успокоить хозяина. Тот, похлопывая плеткой  по  колену,  растянул губы в ядовитой ухмылке. – Девственная…

   -  Где куплен раб? – задал неожиданный вопрос.  Дворецкий сразу понял, о ком речь, но виду не подал.
   - Господин мой, пока не покупали новых рабов….
   -  Ты уверен? –  один глаз Алкивиада сильно сомкнулся, что означало его крайнее  раздражение.  Дворецкий знал, что за  этим последует.
   - Ох, да…Молодой господин на днях привел…Таланта.., для занятий фехтованием.., отрабатывать на нем опасные приемы…Боюсь, убьет его завтра же…

     Дворецкого перебили, настойчиво  спросив:
   - Где куплен раб?
   -  А.., а.., у этого…дебошира…Ларта Бофорса, мне так сказал молодой господин.
«Опять эти Цецины», - скривил губы в сухой улыбочке Алкивиад. –«Ну, ничего, и до вас доберусь, шарлатаны!»
   - Цена раба?

     Дворецкий низко поклонился, пряча растерянное выражение  лица.

   -  Мне сказал молодой господин.., раб куплен за асс! Ларт Бофорс Цецина расплатился рабом с Каем Валентом.  Господин  порвал списки ставок, не желая делиться с Цециной…А Цецина своим рабом рассчитался…

     Алкивиад вспомнил клочки изорванных список, плававших в бассейне. Поверил,  сын сам мог уничтожить списки. Облегченно вздохнул, довольный, что отпала необходимость врать победителю игр. Отец очень рассчитывал на капризную черту характера Кая Валента, и не ошибся. Не пожелавший делиться выигрышем с Лартом Бофорсом и Фабием, он уничтожил ставки. Он – победитель игр, а победителей не судят …

(....)