Клочок. Который раз

Однажды я решил покончить со всем этим. Путешествия людей, которых я никогда не знал, были такими захватывающими и далекими, что и мне хотелось где-то потеряться. Я хотел забыть о том, что мне куда-то нужно, что меня кто-то ждёт. Я хотел быть там, где меня бы никто не нашёл. Я хотел бы, чтобы люди пожимали плечами, когда кто-то спрашивал обо мне. Я решил тогда, наспех собрав пару бумажек и карандаш, просто исчезнуть. Впрочем, это было сложнее, чем мне казалось. Прожив среди людей и сам становишься этим самым “человеком” в привычном понимании этого слова. К моему невероятному раздражению, что-то не давало мне пропасть. Когда я отходил от дома, моя память непременно возвращались к тому, кого я знаю и кто знает меня. Я думал о них, думал, будут ли они думать обо мне. Пожалуй, это можно было бы назвать совестью. Но я ведь собирался вернуться, в чем тогда дело? Я не мог обещать. Вдруг мне бы понравилось быть пропавшим, вдруг я бы вернулся нескоро. В этом заключается несовершенство человеческого мозга. Я не мог быть там, где мне хотелось и там, где я был нужен. Никакие просторы, пожалуй, не сравниться с ощущением того, что ты нужен.

Однажды я был необыкновенно свободен, предоставлен самому себе. В тот период я просыпался с мерзким осознанием на языке. Что-то не так, чего-то не хватает, но я был там. Я был на месте, в чем же проблема? Только тогда я осознал. Я был на месте, но всем было плевать. Какой толк от пыльной безделушки на полке. Что есть она, что её нет. Признаться, дни тогда были скверные. Я с ужасом осознавал, что мне не плевать. Отвратительное чувство для человека, привыкшего думать о себе как о породистом эгоисте. Оказалось, я сам себя не знал. Или знал, но притворялся, что не знаю. Я всегда был хорошим лжецом и, как оказалось, тренировался на себе. Я чувствовал себя одиноким носком на дне корзины.

Помню, кто-то говорил, что творцу полезно быть одиноким. Я всегда тешил себя этим, но это не всегда помогало. В какой-то момент я вспомнил об этой чудесной мечте “потеряться”. Теперь совесть не пожирала меня, я не тащил за собой якорь. Никто бы не спросил обо мне и не вспомнил. Я снова собрал свои скромные пожитки, трепеща от предвкушения где-то внутри. Признаться, я тайно ждал чего-то, что задержит меня. Я ждал как мальчишка, которого вот-вот позовут обедать. Но никто не звал. И я собрался торжественно, как одинокий перс, готовясь наконец исчезнуть. Сперва я порывался попрощаться, хоть с кем-то. Мысль была заманчивой всего пару минут, потом я решил предаться драматизму.

Я вышел из дома, пересек знакомые улицы, двигаясь дальше и дальше от знакомых мест. Впереди лежал рубеж, который я намеревался пересечь. С каждым шагом меня охватывало мрачное ликование, будто бы я делал это всему назло. Я не собирался возвращаться. Я не был нужен им так же как и они мне, так чего же ждать. Искушение быть окончательно потерянным и забытым было таким манящим. Я мечтал об этом, быть неуловимой энигмой, непонятой и потерянной, чтобы раствориться где-то на горизонте. Однако и здесь я нагло врал себе. Нагло и так профессионально, что сам забылся.

Я мечтал быть ненайденным, но неосознанно оставлял следы. В конечном счёте, он догнал меня, он всегда так делал.

— По-моему, — сказал он, глядя на меня своим привычным снисходительным взглядом. — Я заслужил хорошее прощание.

Я смотрел на то, как дым поднимается из его трубки. Столь знакомый вид, преследующий меня всегда, когда нужно. Я не мог отделаться от мысли о том, что так и положено, даже если однажды я решил покончить со всем этим. Путешествия людей, которых я никогда не знал, были такими захватывающими и далекими, что и мне хотелось где-то потеряться. Я хотел забыть о том, что мне куда-то нужно, что меня кто-то ждёт. Но меня ждали. Непременно ждали, раскуривая эту проклятую трубку.