Станция Таймыр

 *(Из цикла "Пропавшие экспедиции")

Глава 1
Это была тишина словно в вакууме. Планета, казалось, затаила дыхание, как гигантский организм, неподвластный человеческому разуму. Не было звуков птиц, зверей, не было ветра, даже хоть какого-то колебания воздуха. Тучи на небе остановились в тот момент, когда закрыли собой Луну, и лишь некоторые звёзды своим мёртвым сверканием проглядывали сквозь облака.
Непроглядная темень опустилась на тундру близ небольшого рыбацкого поселка на берегу, там, где извилистая река впадает в Карское море.
Вся живность будто онемела. Дикие утки, куропатки, сибирские совы, олени, волки, даже мелкие грызуны лемминги застыли на несколько минут в тех позах и тех местах, где застало их это необъяснимое явление.
На одной из сопок, возвышающихся над рыбацким посёлком, находилась геодезическая станция сейсмологов – этакий заброшенный и замкнутый в себе, одинокий мирок. Два барака, гараж, радиорубка, сарай, дизельная подстанция, обветшалая водокачка, столовая, да утепленная будка для собаки – вот и всё хозяйство на шестерых человек, вахтовым методом дежуривших здесь, на краю Земли. До ближайшего крупного населённого пункта Усть-Тарея было не меньше сотни километров по тундре, бездорожью, болотам, на вездеходах или зимой на санях в оленьих упряжках. 
Прожектор светил в пустоту, рассеивая сгустившийся плотный мрак лишь отчасти. Было тихо и мирно, время – зимнее, полярное – едва перевалило за четыре часа ночи, и все обитатели станции еще крепко спали.
Наступил новый день.
На станции «Таймыр» в шесть часов утра зазвенел будильник.
***
Первым проснулся Андрей, поскольку сегодня была его очередь снимать ночные показания приборов. Шаркая в домашних тапках по утепленному полу, он направился в святая святых станции, пульту управления, где в небольшой комнате располагались столы со всевозможной аппаратурой. На столе лежал раскрытый журнал сдачи-приема вахты, и привычным взглядом окинув тусклое зеленоватое мигание датчиков вместе с дрожанием стрелок различных приборов, Андрей внёс в журнал соответствующую запись: ни один прибор не мигал красным цветом, следовательно, беспокоиться было не о чем.
Кроме него в команде был его начальник, Сергей Борисович Раевский, доктор исторических наук и глава экспедиции. Были на станции и две женщины. Точнее, одна девушка – Тоня, милая и добрая красавица, безумно влюбленная в Витю-Василька, как его все называли дружески. Второй была Елизавета Петровна, или просто Лиза, тридцати лет, потерявшая мужа при испытательных полетах на космодроме Байконур. Тоня была специалистом по геодезии и медсестрой по совместительству. Лиза, в свою очередь, заведовала всем хозяйством на станции, начиная от кухонной посуды в столовой, и заканчивая граблями во дворе станции. Витя-Василёк копался в снегоходах и был постоянным водителем. Таким образом, Сергею Борисовичу было под шестьдесят, обоим влюбленным по двадцать три, Елизавете тридцать, а самому Андрею тридцать два.
Но был ещё один человек в их вахте, о котором стоит упомянуть, поскольку в данной загадочной истории он сыграет далеко не последнюю роль. Фамилия его была Коржин, а по имени его называл только начальник экспедиции, и то весьма редко. Вечно замкнутый и молчаливый тип, бывший ихтиолог и егерь, он держался на расстоянии от основного коллектива, зачастую не выходя к общему столу, днями напролёт пропадая в тундре с Бадильоном, собакой станции. Если не выходил в тундру, то бродил по болотам, изучая местную флору и фауну, скорее, для удовольствия, нежели в научных целях. Он был старше Андрея на десять лет и был вторым по возрасту после Раевского, если не считать Павла Семёновича – куратора всех станций полуострова. Но тот обитал в Диксоне, и на территории станции «Таймыр» появлялся лишь наездами, когда раз в полгода отправлялся на вездеходе инспектировать остальные сейсмологические базы: «Стерлигова», «Челюскин» и «Полярная».  Как раз вскоре Павел Семёнович с очередным объездом должен был заглянуть и сюда, поужинать, переночевать, выслушать жалобы с пожеланиями, и отбыть.
Андрей знал, что сегодня предстоит нелёгкий день.
Пора будить остальных. Через пару часов нагрянет начальство. Но…
Отчего же так смутно на душе?
***
–  По-одъём! – заорал Андрей, прошествовав по коридору вдоль дверей, ведущих в отдельные комнаты его коллег. Совместно в одной комнате спали только девушки; у остальных были свои собственные уголки, не столь просторные, зато уютные и теплые. Слева и справа по коридору было по три двери. Полочки с литературой, вазочки, переносные телевизоры и занавески на окнах дополняли нехитрый антураж жилого блока, сразу указывающие на то, что здесь приложили руки обе девушки.
–  По-одъём! Скоро начальство нагрянет!
Открыв предпоследнюю дверь, он метнулся внутрь, сдернул одеяло и заорал в самое ухо своему младшему другу:
-- Ва-си-лёк! Скажи спасибо, что водой не обливаю, как ты меня на той неделе.
Витя вздохнул и потянулся.
–  Вот и бабье лето пролетело – не заметили. Конец сентября, и уже снег на Таймыре.
Андрей тем временем распахивал шторки на окне, но в комнате стало не особенно светлее. Посмотрев на застланное небо, он сделал вывод:
–  Июнь. Заполярная весна в разгаре. В июле и августе самое большее до десяти тепла, лето бжик! – и пролетело. Сентябрь, уже, пожалуйста – минус девять.
Вот и теперь скоро заметёт, подумал Витя, нехотя вылезая из-под одеяла.
В самом конце жилого блока находилась общая комната отдыха, где можно было расположиться с уютом всей компанией после очередного трудового дня. Здесь на стене висел плазменный телевизор, любезно доставленный им из Диксона Павлом Семеновичем, а вокруг, по периметру были расставлены журнальные столики.
Вот в эту комнату и направился Раевский после того, как Андрей разбудил всю станцию, созвав мужской коллектив на утреннюю пятиминутку. Девушки ушли в столовую готовить завтрак, и профессор решил дать коллегам последние указания перед приездом Павла Семеновича с его свитой. Андрей ещё немного задержался и, проходя мимо комнаты пульта управления, успел услышать обрывочные фразы, доносившиеся сквозь помехи из радиоприёмника:
«…магнитные возмущения в небе… (помехи) …сильнее, чем при северных сияниях…
(треск и завывания)
в квадрате…»
Андрей вошёл в радиорубку и прислушался.
«…не зафиксированы ни одним прибором… (помехи) …паники никакой нет, домашний скот и животные после краткого обездвиживания вновь пришли в себя…»
Он покрутил верньер настройки. Непонятные помехи, словно работающая газонокосилка, забивали голос диктора, и едва удавалось расслышать конечную фразу передаваемых новостей. Он выдвинул шкалу настройки на максимум и, морщась, попытался ещё хоть что-то услышать.
«…антициклон… всё вернулось… что это было, мы оповестим позже… температура в Диксоне…»
Всё. Помехи исчезли. Дальше шли городские и зарубежные новости: близ Новой Земли во льдах застрял рыбный сейнер, на космической станции МКС астронавты чувствуют себя в порядке, в Дублине открылась всемирная выставка…
Андрей не стал слушать, удивившись лишь первым фразам диктора, ещё не вполне сопоставив их со странными тучами, накрывшими небо в это утро.
 Их цвет.
С теми мыслями и вышел во двор.
Присев в столовой рядом с начальником, тихо поведал ему о своих мрачных предчувствиях, необыкновенном цвете туч и забитым помехами радио.
 О госте из космоса, гигантском шаре идеально круглой формы, опустившемся на Землю, никто из обитателей станции, разумеется, еще не подозревал. Природа словно затаилась, укрыла себя завесой молчания и чего-то ожидала.
…День только начинался.
***
Время подходило к половине девятого, и небо теперь было чистым, без каких-либо признаков аномалии. Сменив бывшего егеря, чтобы тот успел позавтракать, Василёк залез под днище вездехода, а Сергей Борисович в это время просматривал записи радиотелескопа, который должен был фиксировать все необычные явления в небе, если они, разумеется, происходили.
Должен…
Но не зафиксировал.
Стационарные приборы не заметили ничего, что хоть мало-мальски напоминало аномалии.
–  Странно… –  произнес начальник себе под нос. – Ничего не понимаю.
Он озадаченно потёр затылок, недоуменно взглянув на своего младшего помощника. Кругом были протянуты провода считывающих устройств, стояли стеллажи со схемами и документами, иным из которых было, по меньшей мере, с десяток лет.
–  Ты что-нибудь понял? – спросил начальник станции, когда оба возвратились в жилой блок.
–  Только то, что там изрядно грязно, и нужно попросить Тоню протереть паутину  перед приездом Павла Семёновича.
–  И это тоже, - согласился Раевский. – Но я о телескопе толкую. Ни одной записи, хотя последний раз мы проверяли его неделю назад.
Весь двор базы наполнился выхлопами солярной гари и ревом танкового двигателя, пугая полярных сов и куропаток, сидевших на столбах электропередачи. Бадик заливисто загавкал. Огромный тягач-вездеход, сделав последний разворот на гусеницах, застыл у гаража, словно изваяние, распространяя вокруг себя едкий запах солярки. Один за другим из кабины выпрыгнули три пассажира и, очутившись на твердой земле, принялись разминать конечности после долгой дороги.
– Ох, и растрясло же нас по этой чёртовой тундре! – весело пробасил старший из них. Павлу Семеновичу было за пятьдесят, и из всех троих он выглядел самым рослым. – Я такой поездки век не видывал! – заявил он, пожимая руку Раевскому. – Или новый водитель лопух, или тундра стала еще более непроходимой.
Их встретили хлебом-солью и торжественно провели в столовую, где стараниями девушек уже был накрыт праздничный стол. Поочерёдно обняв собравшихся коллег и потрепав по плечу своего любимца Витю-Василька, он удивился, поднимая первую рюмку с дороги:
–  А где же ваш Коржин? Отчего не встречает?
Только тут все заметили, что бывшего егеря нет среди них, словно сквозь землю провалился.
– Непорядок! – крякнул куратор, закусывая соленым огурцом. – Впрочем, ладно, я всегда замечал, что он у вас какой-то странный, нелюдимый, всегда старается быть незаметным. Ещё появится, надеюсь?
…Инспекция на станцию «Таймыр» прибыла.
***
Это была полярная тундра, и Коржин углубился уже на порядочное расстояние, хотя и находился ещё в зоне их постоянных вылазок в радиусе нескольких километров от базы. Он отошёл от жилой территории километров на пятнадцать и приближался к границе, где пешком уже никто так далеко не заходил – всё больше на снегоходах. Пройдя ещё с полчаса, он остановился, осматривая под ногами последние следы гусениц за которыми начиналось белое безмолвие, каким описывал его в своих романах Джек Лондон.
Где-то шмыгнул горностай. Вдалеке послышался приглушенный рык полярной рыси. Снующие тут и там лемминги, на которых Коржин не обращал внимания, как-то вдруг застыли на секунду, затем, пискнув, бросились в разные стороны. Не иначе медведь поблизости, мелькнула у Коржина мысль.
Но произошло совсем не то, что он ожидал. Вместо медведя, или какого другого хищника, Коржин внезапно почувствовал, как сжало грудную клетку, перекрывая доступ кислороду, в глазах потемнело, и он едва не уткнулся носом в серый мох. Тут-то он и увидел это.
…Ружье выпало из рук. Трансивер, никуда не годный в данную минуту, упал рядом. Из серой пустоты, раскручиваясь кольцами и стелясь по земле словно щупальцами, стал наползать непонятный туман, обволакивая своей серебристой субстанцией ближайшие кочки и кустарники. Матовая дымка, похожая на сетку экранного монитора, буквально прошила его электрическим током. Ощутив, что стал почти невесомым, Коржин тотчас застыл на месте, отрешенно наблюдая, как сетчатая завеса сомкнулась за его спиной.
Внутри этого замкнутого купола, накрывшего его, гравитация отсутствовала. Не существовало  ни движения, ни света, ни запахов.
Его поглотила пустота.
 ***
Это был огромный сфероид идеальной формы. Колоссальный объект неизвестного происхождения висел над поверхностью в нескольких метрах от земли, абсолютно не подавая никаких сигналов. Высотой он превышал любое многоэтажное здание, какие доводилось видеть геологам, посещая Диксон, Дудинку или Норильск. Справа и слева от «пузыря», как назвали его изыскатели, сновали грузовики, тут же работали, пыхтя соляркой, экскаваторы, и копошилось несколько десятков людей в комбинезонах химической защиты. Голоса смешивались с ревом механизмов, над объектом висел смог отработанной солярки, и снег, уже мелкий, порою переходящий в небольшую метель, окутывал близлежащую территорию в радиусе шести квадратных километров.
Вокруг раскопок под днищем шара по всему периметру карьера раскинулись временные утепленные жилые блоки для трёх десятков изыскателей, вызванных Павлом Семеновичем из столицы, поскольку открытие неопознанной аномалии уже само по себе несло категорию сенсации планетарного масштаба.
…С момента исчезновения егеря Коржина прошёл месяц. Снег, прежде падавший невесомыми хлопьями, затем всё более сухой и мелкий постепенно накрыл участки тундры и долгая полярная зима, шаг за шагом начала входить в свои права.
Первым тогда аномалию приметил Василёк и, толкнув Андрея в бок, глазами показал поверх макушек деревьев. Ни он, ни остальные, взглянувшие в том направлении, ничего подобного в жизни не видели: даже профессор едва не ахнул, присев на подкошенных ногах.
Гигантская громада сфероида возвышалась над тундрой, закрывая собой четверть неба, гася лучи полярного солнца. Он возник и завис в нескольких метрах от земли только что, ниоткуда, из пустоты, переливаясь всеми цветами спектра.
Таким образом, в течение месяца вокруг «пузыря» появились жилые блоки, котлован, техника и многолюдный штат всевозможных уфологов, биологов, археологов и прочих специалистов со всей страны.
Коржин пропал.
Целый месяц о нём на станции не было никаких известий.
Пока однажды…
***
Лиза не первый раз оставалась одна, заведуя всем хозяйством базы и, в ожидании друзей, занималась готовкой, стиркой, уборкой помещений, отчего её все любили и уважали. Проводив поисковые группы, в каждой из которых было по два человека, она уже хотела заняться делами, как вдруг обнаружила нечто, что заставило её замереть на месте, держа в руке миску для Бадика. Пес, кинувшийся к ней с веселым лаем, внезапно застыл, поджал хвост и утробно зарычал в пустоту.
Фрагмент пространства возле водокачки начал закручиваться в некое подобие туманной спирали размером с футбольный мяч, и по мере приближения к жилому блоку всё больше расширялся в диаметре, паря бесшумно над поверхностью земли на расстоянии полутора метров. Теперь он раздулся до размеров подстанции, ещё спустя несколько секунд — до размеров сарая и, видимо, израсходовав всю энергию, застыл на месте, продолжая пульсировать внутри, словно кипящий бульон в кастрюле.
Клубящаяся сфера покачалась еще пару секунд, будто рассматривая пристально окружающее её пространство, колыхнулась, и не спеша поплыла назад к водокачке. Зажглось ослепительно белое пламя, вовсе не похожее на огонь, а, точнее, вообще ни на что не похожее. Сгусток тумана исчез, белесая вспышка огня с громким хлопком взорвался в пространстве.
На всё про всё ушло не более минуты. Водокачку от пожара спасла цистерна с водой, возвышающаяся над строением и предназначавшаяся для хозяйственных нужд базы.
Только теперь Лиза спохватилась и бросилась к стационарному передатчику, настроенному на частоту раций каждого из сотрудников базы.
Ответил начальник станции.
Скороговоркой, глотая буквы и путаясь в собственных словах, она кое-как объяснила о том, что только что произошло.
Но тут случилось ещё более странное. Как только она закончила сеанс связи, со стороны водокачки послышался надрывный кашель, Бадик радостно гавкнул, и из-за ограды показался едва различимый силуэт.
Да, это был он. Егерь, собственной персоной.
Но в каком виде!
Как он мог здесь оказаться? Прошёл месяц со времени его исчезновения, внезапного и необъяснимого: его продолжали искать, хотя выжить в морозной тундре более трех дней, не имея никаких средств существования, практически невозможно. И Лиза прекрасно знала об этом. Она взяла в руки попавшийся на глаза огнетушитель, прильнула к оконному стеклу и наблюдала за его поведением, совершенно не соображая, радоваться ей или прятаться от столь внезапного появления. Бывший егерь передвигался как-то странно, покачиваясь из стороны в сторону и озираясь, будто впервые оказался на территории базы. Увидев подходившего пса, он шарахнулся в сторону, прикрыл руками грудь, да так и застыл на месте, будто сообразив, что бежать не имеет смысла – собака всё равно его нагонит. Похоже, хозяин совсем не узнавал своего питомца.  Бадик опустил хвост и прижал уши. Лиза за окном отметила про себя бороду на давно не бритом лице, порванную местами одежду, потрескавшиеся губы, впалые и пустые глаза, едва державшиеся на ногах размокшие унты и совершенно голые, обмороженные руки. Но больше всего девушку испугали глаза появившегося: красные, дикие, пустые, безумные. Такие глаза бывают у затравленного зверя, попавшего в западню и ищущего выход – грызть, рвать, терзать – лишь бы выбраться в безопасную зону. Взгляд загнанного зверя.
 И что ей теперь оставалось делать?
…А между тем, в дверь уже стучали.
Громко.
Властно.
Настойчиво.
Глава 2
…Это была река, впадающая в одноимённый залив Карского моря. Её русло пролегает по глухим нежилым местам, где по берегам попадаются редкие заброшенные деревушки. На ней много порогов и перекатов, и своими бурными потоками она напоминает могучий Енисей в миниатюре, с той лишь разницей, что здесь по всем склонам берегов были в беспорядке разбросаны вкопанные в землю загадочные камни, имеющие разную величину и объёмы.
Именно пред таким явлением и стоял сейчас Андрей.
Он совершенно случайно забрёл в это глухое урочище, абсолютно не подозревая, что ждет его впереди. До сегодняшнего числа, исколесив порядочную площадь тундры на своём снегоходе, он день ото дня расширял зону поисков Коржина.  Тоня и Василёк же осматривали тундру из кабины вертолёта, облетая квадрат за квадратом.
Бросив последний взгляд на загадочное образование, он поспешил к оставленному снегоходу, чтобы по рации связаться с начальником, предварительно отметив на карте месторасположение инородной аномалии. Уже подходя к «бурану», он отчетливо услышал звуки вызова: кто-то настойчиво пробивался к нему на связь. Схватив трансивер, он включил передатчик на приём.
–  Андрей! – донеслось из мембраны. – Где ты?
– Что случилось, Сергей Борисович? Я только что обнаружил…
Андрей сквозь помехи хотел передать начальнику, что нашёл загадочные сферолиты неизвестного происхождения как на Мангышлаке в Казахстане, но не успел.
–  Это позже! – перебил взволнованный голос Раевского. – Слушай меня внимательно. На станции что-то произошло. Со мной связалась Лиза. Похоже, она в опасности.
Кроме искажённого помехами голоса, в рации доносились звуки ревущего двигателя и завывания ветра.
– Я развернулся и еду назад! – кричал профессор сквозь помехи. – Она что-то пыталась мне сказать о каком-то огне, чуть не спалившим водокачку и…
– Что? – Андрей уже застегнул сумку, перекидывая ногу через сиденье.
–  Какой-то большой шар, плавающий в воздухе, как… тот «пузырь» в карьере, только размерами меньше.
«Снова шар…» –  подумал Андрей, выжимая сцепление. Мотор заревел, перекрывая громкость рации, и уже на ходу, Андрей дослушивал остальное.
– Василька с Тоней я предупредил, они тоже разворачивают вертолет, так что возвращайся. Лиза в панике, и не знает, что делать. А ты сам понимаешь, просто так она бы не выходила на связь. Там что-то случилось. Она не успела толком объяснить, рация умолкла внезапно.
–  Понял вас! – крикнул Андрей, выбираясь на свою колею. Гусеницы взметнули комья снега. Где-то с испугом промчался песец.
–  Поспеши…
 Андрей кинул рацию в бардачок и, что есть мочи, надавил на газ.
Опять шар. И в том карьере и тут у реки и на станции. Прямо нашествие какое-то.
Всю дорогу его не покидала мысль, что что-то должно произойти.
Он еще больше прибавил газу.
…А когда со всего размаху въехал во двор территории, то обнаружил пустой снегоход начальника.
Сергей Борисович его опередил.
С этого момента события на станции начали развиваться стремительно, накатываясь друг на друга по принципу «домино». 
***
Входная дверь жилого барака была раскрыта настежь, и это при таком-то нешуточном морозе! Бадильона нигде не было – Андрей свистнул, но собака не залаяла.
Гнетущая тишина.
Она была повсюду, тяжёлая, жуткая, страшная.
То, что он увидел, едва не лишило его рассудка.
…Посреди комнаты отдыха, рядом с перевернутыми креслами, в луже растекшейся, уже подсыхающей крови лежала… Лиза.
Руки ее были раскинуты в стороны, голова неестественно вывернута к окну, в которое смотрели её стеклянные и безжизненные глаза. Рот был открыт в агонизирующем крике, на затылке зияла кровоточащая рана, из которой пульсирующими толчками всё ещё продолжала вытекать кровь с частицами мозгового вещества. Чудовищной силы удар, видимо, пришелся девушке сзади и, падая в беспамятстве, она так и не осознала, с какой стороны к ней пришла смерть.
Слезы заволокли глаза. Андрею не нужно было приседать и проверять пульс: девушка была мертва.
Этот запах смерти…
Шатаясь как маятник и хватая ртом воздух, он сквозь пелену слёз уставился на следы представшей перед ним трагедии. В том, что здесь произошло убийство, он нисколько не сомневался. Ближайшие перевернутые кресла валялись в нескольких шагах от тела, рядом отчетливо виднелись три следа, которые обрывались внезапно.
— О, господи…
Всё ещё не придя в себя, он кинулся в комнату радиосвязи и, отпихнув ногой огнетушитель, принялся с остервенением крутить верньер настройки. Зафиксировав шкалу на нужной отметке, он заорал в мембрану микрофона:
–  Витя! Ответь!
Словно из потустороннего мира, откуда-то издалека послышались завывания вертолетных винтов, затем сквозь шум и треск помех раздался голос Василька, перекрывающий пропеллеры:
–  Слышу! Кто на связи?
–  Это Андрей! Где бы вы ни были, срочно возвращайтесь! – прокричал он на всю комнату. – У нас беда!
Помехи глушили Витин голос.
– Я на станции! – кричал Андрей, сам не узнавая свой голос. – Слышите? Здесь произошло убийство!
Последовала пауза, и, как показалось Андрею, далёкий всхлип воскликнувшей в ужасе Тони.
– Будем через час. От взлетной площадки ещё полчаса на снегоходе… — прокричал в ответ Витя, и рация умолкла. Сколько Андрей не пытался вернуть утерянную волну, всё оказалось бесполезным.
Вызвав лагерь изыскателей, он, как мог, через помехи объяснил в двух словах, что произошло, попутно прикидывая в уме, где сейчас мог находиться Сергей Борисович: если его нет в жилом блоке, следовательно, он, либо в столовой, либо где-то во дворе. Куратор станций вначале категорически не хотел воспринимать ужасную информацию, совершенно не понимая, о чём идёт речь. Андрей кричал в микрофон, сбивался, повторял, пока, наконец, начальник не понял и не выдохнул:
– Ох!
Но тут же, взяв ситуацию в свои руки, выкрикнул сквозь помехи:
–  Немедленно выезжаю! Ищи Раевского. Ничего не трогайте. Собаки тоже, говоришь, нет нигде?
Андрей подтвердил.
–  Осмотри всю территорию: сараи, водокачку, радиорелейную установку. К вечеру, если вездеход не застрянет, будем у вас…
Приемник умолк. Он выскочил на морозный воздух. Свистнул собаке. Позвал. Тишина. Прокричал два раза имя Раевского. Огляделся. Никто не отвечал. Никого. По пути бросил взгляд на водокачку, и только тут заметил свежую сажу от копоти, будто цистерна некоторое время находилась в эпицентре крупного взрыва.
Ворвавшись в столовую, он лихорадочно обвел ее взглядом. Всё на месте, ничего не тронуто, даже кастрюли вымыты: Лиза, вероятно, убралась здесь сразу, как они, позавтракав, отбыли каждый на свой участок поисков.
И снова никого.
Не задерживаясь, он побежал к радиорелейной установке. Рванув дверь на себя, тотчас застыл как вкопанный, не в силах сделать следующий шаг.
…Его начальник, Сергей Борисович Раевский, лежал на полу без сознания, сжимая в руке большой гаечный ключ.
Где-то вдалеке прокричала полярная сова и всё стихло.
***
Павел Семёнович принял вызов по рации и, наскоро переговорив с Андреем, тотчас вызвал к себе в вагончик главного инженера трех метеостанций полуострова. Тут же, у стола, заваленного документами и схемами раскопок, находился и научный сотрудник проекта – молодой кандидат наук Илья Фёдорович. Он-то как раз и был кстати.
Шар «молчал».
Это была иноземная аномалия.
Космический сферолит извне.
Из космоса.
Пока вездеход выезжал на проезжую колею среди насыпей, Павел Семёнович ещё раз взялся за рацию. Уже дважды он вызывал Раевского, но тот отчего-то молчал, поэтому сейчас он вызвал Витю-Василька.
–  Ты знаешь, что случилось на станции? – перекрикивал он помехи. – Антонина с тобой?
–  Да! Мы подлетаем к взлетной площадке. Там пересядем на снегоход, и… (помехи заглушали голос).
– Хорошо. Как только зайдете во двор станции, сразу набери меня и обрисуй обстановку.
–  Понял! Я связывался с Сергеем Борисовичем, он не отвечает.
– Мне тоже, — хмуро подтвердил куратор станций. – Будьте с Тоней готовы ко всяким неожиданностям. Неизвестно, что там вообще произошло. Елизавета мертва, вот и всё, что мне известно.
Колоссальный круглый монолит остался за кормой их вездехода.
…Больше они его не увидят.
***
Как только вертолёт «Ми-4» коснулся взлетной площадки, Василёк выпрыгнул из кабины и, подхватив Тоню, спешно направился к техническому навесу, под которым, укрытые брезентом стояли снегоходы. Уже через несколько минут они мчались по тундре, оставив пилота в комнате отдыха дожидаться с остальными летчиками новых указаний от Павла Семёновича.
А в это время, в помещении радиорелейной установки происходило следующее…
Придя в себя благодаря заботам Андрея, профессор Раевский, морщась от боли в затылке, кое-как рассказал своему коллеге о том, что произошло после того, как он слез с «бурана» и вошёл в жилой блок станции. Но прежде чем поведать ему страшную весть, он, кашляя и натужно вдыхая воздух, озабоченно спросил, оглядываясь кругом:
–  Где Коржин?
– Кто? – не понял Андрей, удивлённо вскинув брови. Он держал голову начальника у себя на коленях и влажной тряпкой вытирал кровь, проступившую на затылке.
Сергей Борисович отпил глоток из фляги, всё ещё сжимая ключ в руке.
–  Егерь где?
–  Там, где и был, –  удивился геолог. – Где-то в тундре. Мы же его так и не нашли.
– Уже нашли, – хмуро ответил начальник, поднимаясь на неокрепших ногах и держась за товарища.
– Как это… нашли, — начал было Андрей, но Раевский перебил:
– Он здесь, Андрюша. Или был, во всяком случае. Это ОН меня ударил сзади по голове. Как и Лизу. Ты её видел?
– Видел, –  ошарашено ответил Андрей и недоумённо посмотрел на своего старшего друга.
– Тогда слушай меня внимательно и не перебивай. Это ОН убил Лизу. Я его успел увидеть, когда вошёл в коридор. Он выходил из комнаты отдыха, весь в крови, и, столкнувшись со мной, внезапно ударил по голове чем-то тяжёлым. Я думаю, огнетушителем.
— А Бадик? Он что, совсем не гавкал? – Андрей всё ещё не смирился со столь потрясающей мыслью, что их егерь мог быть причастным к убийству девушки.
Да что там убийству…
Как он ВООБЩЕ оказался здесь спустя месяц?
Как он ВООБЩЕ выжил в тундре, проведя в ней более тридцати дней на морозе, один, без еды и подходящей одежды?
–  Собаки тоже нет, –  прервал его мысли начальник станции. – Помню, что я бросился в столовую, затем к водокачке – кстати, вот ещё одна загадка, о которой кричала мне по рации Лиза. Будто бы она видела какое-то пламя, едва не взорвавшее водокачку. Пламя было круглым, только меньшего размера, нежели мы с тобой видели в тундре. А когда я добрался до радиорелейной установки, потерял сознание, и пришёл в себя, когда ты уже склонился надо мной. Вот так. Вот и вся история. Где сейчас егерь и где собака, я абсолютно не знаю.
Андрей в свою очередь рассказал, как он нашёл мёртвую Лизу и как бросился искать профессора, наткнувшись на него в рубке радиосвязи. Пересекая под руку двор, они добрались до столовой, где и присели отдохнуть, приходя в себя от столь ужасных по своей сути событий.
–  Он был весь в лохмотьях, –  вспомнил профессор, пока Андрей наливал в рюмку коньяк. — Весь заросший, тощий, с потрескавшимися губами, и самое главное… –  он сделал паузу, — самое главное, Андрей, были его глаза! Жёлтые как у кошки, безумные, алчные и… первобытные.
–  Простите?
–  Будто бы в них не было никакого разума. Я не шучу. Как зверь, загнанный в капкан. Прыгнув, словно воспарив в воздухе, он пересек коридор и ударил. Дальше ты знаешь. Но прежде чем погнаться за ним, я ещё успел заглянуть в комнату. Там-то я и увидел нашу девочку, в луже крови. Она была мертва, это было понятно с первого взгляда, и чтобы не терять времени, я бросился за ним, понимая, что ей уже ничем не поможешь.
В этом месте рассказа Андрей ощутил какую-то зыбкую тревогу. Ему показалось, что профессор что-то не договаривает, или, во всяком случае, путается в словах. Но, относя это за счёт его потрясения, Андрей не придал тогда значения этим словам.
Как выяснится, именно в этот момент ему как раз и нужно было обратить на это внимание.
…Но это выяснится гораздо позднее, когда изменить ничего уже будет невозможно.
***
– Вот и всё, –  отставив в сторону рюмку, задумчиво признался профессор. – Больше я ничего не знаю. Обгоревшая водокачка, громадный шар-пузырь в тундре, внезапное появление Коржина…
Они молча переглянулись, и Андрей отчего-то не поверил своему начальнику. Тут что-то не вязалось. Что-то такое, ещё не совсем осознанное… Что-то тревожное, непонятное и не поддающееся логике. Вот он, профессор, сидит перед ним, уставший, сморщившийся от боли, скорбящий по убитой девушке, но…
Так ли это? Уж больно рассказ нескладный у него получается.
Андрей встал и подошёл к кухонному столу, выбирая увесистый тесак для разделки оленины. Какое-никакое, а всё же оружие. Он вспоминая тело Лизы с неестественно вывернутой к окну головой и её безжизненным взглядом. Тут определённо было что-то не так. Вроде бы всё сходилось…
Но выражение профессора «покушается на меня…» путало все мысли. Какие-то сомнения закрадывались в душу. Он ещё не совсем понимал, отчего ему так тревожно, но и объяснить себе был не в состоянии.
–  А пока нам с тобой предстоит заняться телом Лизочки, –  донеслось до него словно из пустоты.
Андрей тряхнул головой и услышал приближающийся рокот снегохода. Через минуту в столовую ввалился Василёк, а за ним и Тоня – оба запорошенные снегом. Тоня сразу кинулась к начальнику станции осматривать затылок, а Витя, схватив друга за руку, потащил во двор, где Андрей и рассказал ему вкратце положение дел.  Они осмотрели водокачку, будку собаки и стойло оленей. Животные мирно ели сухой ягель, насыпанный им Лизой, и совершенно не интересовались происходящим.
Погребение Лизы друзья оставили до прибытия куратора всех станций.
А тем временем вездеход Павла Семеновича уже был в нескольких километрах от места трагических событий.
Скоро они встретятся.
…И встреча эта будет для них последней.
  ***
После того как через егеря прошёл электрический ток он, на какое-то время выпав из реальности, теперь приходил в себя, ощущая необычайную лёгкость в теле. Мыслей никаких не было. Голова была пуста.
Коржин стал безликим.
Он стал пустой телесной оболочкой для несуществующей души.
Манекеном.
Рация и винтовка так и остались лежать в ягеле, а он, поднявшись, и пустым взглядом уставившись на громаду космического «пузыря», направился к нему, совершенно не ощущая опасности.
Будто поджидая его, циклопический сфероид раскрыл свои «объятия», раздвинув небольшие створки как дверцы лифта в многоэтажном доме. Некая сила всосала его внутрь и, паря в невесомости, его тело медленно вплыло в черноту зияющей бездны. Он очутился в центре какого-то помещения, который сверху был накрыт полусферическим прозрачным куполом. Высота купола потрясала своими размерами, но, по всей вероятности, основной каркас строения со всеми залами находился где-то внизу, под его ногами. Попади сюда, к примеру, Витя-Василёк, тот бы сразу выкрикнул нечто вроде: «Вот те нате, болт в томате! Это ж куда меня занесло, родимого»? Однако сейчас здесь был не Витя, а Коржин. Этот стоял, взирал на развернувшуюся перед ним панораму и без всякого интереса рассматривал окружающий его замкнутый простор.
А потом ему и вовсе «отключили» сознание.
Смутные проблески реальности сменялись провалами в забытье, потом обратно, и так – до бесконечности. Он грезил наяву, впадал в беспамятство: действовали препараты, вводимые ему внутривенно. Несколько раз у него случалась рвота.  И всё начиналось снова. Это был какой-то загадочный конвейер, не имеющий ни конца, ни края. Бесконечная череда процедур, забытья, зондирования и снова забытья. Биологические часы его организма не выдавали в мозг и сотой доли реального времени. Он затерялся в нём. Растворился. Сгинул в пустоте. Вместо егеря Коржина сейчас была лишь его оболочка, напротив которой размещалась гигантская прозрачная колба.
Воскоподобное вещество бурлило и поднималось каплями к поверхности, затем, поколыхавшись, бесформенными массами опускалось на дно, где, нагреваясь, вновь устремлялось вверх. И так раз за разом, постоянно меняя свои формы, очертания. Казалось, гравитация уступила место сплошному вакууму, а сама жидкость, подобно глицерину, имела прозрачный цвет и совершенно не реагировала на силу притяжения земной поверхности.
Это была лаборатория сотворения новых форм биологической материи.
Рассадник молекулярного «топлива» для Земли.
Оранжерея новых видов фауны и флоры на планете.
Частицы Коржина находились сейчас внутри этой бурлящей биомассы. Теперь его тело, заключенное в ограниченном пространстве, понеслось куда-то вверх по глиссаде, в облака, в стратосферу, прочь подальше от Земли.
Вот, собственно, и всё. Потом его всосало в такой же сфероид, только гораздо меньшим размером.
Бросок сквозь иное измерение был мгновенным. Перед воротами базы и техническим двором метеостанции, в двух шагах от водокачки, малый сфероид материализовался в воздухе, раскрыл створки, «выплюнул» из себя тело егеря, и «отплыл» по воздуху на недалекое расстояние.
Шатающейся походкой он подошёл к двери жилого блока, принялся колотить кулаками и пытался пробраться внутрь, но чувство какой-то нереальности заставило его отступить. Он даже слышал всхлипывания Лизы, спрятавшейся внутри барака, но выкрикнуть что-либо утешительное не успел. Девушка закричала.
— Не открою! Вы не наш егерь! Вы… о, господи!
БА-АМ!
Грохнуло взрывом.
Звук крика доносился из комнаты отдыха. Высадив дверь плечом, егерь едва не споткнулся об огнетушитель, валявшийся на полу и, машинально схватив его, ворвался в комнату отдыха, где и замер на месте.
Глава 3
…Лиза лежала на полу с проломленным черепом, а над ней с гаечным ключом в руке, отведенной для замаха, склонился… начальник метеостанции Раевский. Прежде чем Коржин успел что-либо сообразить, рука с ключом обрушилась второй раз, инструмент глубоко вошёл внутрь черепной коробки, и послышался противный чавкающий звук. Хлюп! Затем еще удар. Хлюп! Начальник нанёс три удара ключом, прежде чем Коржин, выйдя из оцепенения, наконец, заорал. Во время ударов жертва вначале хрипела, а позже и совсем затихла. При этом, погружая со всего размаха ключ в то, что осталось от головы, Сергей Борисович удовлетворенно подвывал и сладострастно причмокивал губами, словно пробовал на вкус экзотическое блюдо, поданное в ресторане.
Обернувшись на дикий крик егеря, он осклабился хищным звериным оскалом и изрыгнул рык проклятия, видимо, сожалея, что его застали на месте расправы. Безумные, красные глаза, взгляд похожий на взгляд серийного маньяка. Миг был коротким. Тут же, разъяренный и только что убивший девушку начальник метеостанции кинулся на непрошеного свидетеля, сделав в воздухе гигантский прыжок, однако Коржин уже несся по коридору. Он кинулся к радиорелейной установке, где его в два прыжка настиг разъяренный убийца. Оба ввалились в помещения радиорубки, где запутались ногами в проводах, упав друг на друга. Снаружи послышался лай собаки. При падении ключ отлетел в сторону егеря и, схватив его дрожащими руками, он совершенно рефлекторно, защищаясь и не осознавая, что делает, со всего размаха впечатал в затылок своего начальника.
КХХР-Р!
Тот, издав нечленораздельный рык, тотчас обмяк, повалился кулем навзничь и, прислонившись к стене как мешок с цементом, замер окончательно. Сознание покинуло, он остался недвижим.
Прошло несколько секунд, прежде чем Коржин начал постепенно приходить в себя. Как он докажет, что убийца не он, а всеми уважаемый начальник метеостанции, впавший в безумие по неизвестным никому причинам? Как он объяснит свое отсутствие, продлившееся более месяца, а еще нелепее – своё чудесное возвращение внутри «малого» сфероида, доставившего его сюда будто по заказу? Что могло повлиять на разум Раевского, чтобы он, подобно монстру, мог сотворить такое?
И будто назло всему, снаружи послышался нарастающий звук приближающегося снегохода. Послышался весёлый лай Бадильона.
Во двор на «буране» въезжал Андрей.
Егерь испугался! Что делать? Он ведь ничего не докажет, если Андрей увидит его стоящим над поверженным начальником станции, да еще и с валяющимся рядом инструментом.
Забежав за агрегат гидронасоса, егерь едва перевел дыхание, тут же нос к носу столкнувшись с Бадиком, который вначале глухо зарычал, потом принюхался и завилял хвостом, признав в оборванном незнакомце хозяина. Матовый сфероид, словно ожидавший подобной развязки, немедленно «подплыл» к ним в воздухе, обволок два силуэта своей прозрачной сферой, поглотил в себя и, колыхнувшись в пространстве, издал глухой хлопок. Затем исчез в пустоте, будто его и не было. Со стороны это выглядело ослепительной вспышкой, потом – ХЛОП!.. И ничего.
Сгинул. Испарился. Дематериализовался. Унесся в пространство с нулевой гравитацией.
Последнее, что Коржин услышал, прежде чем покинуть базу столь оригинальным образом, был изумленный крик Андрея, выбежавшего на крыльцо жилого блока. Труп был найден. Всё стало ясно.
Собака лизнула его в обмороженную руку, и они помчались внутри сферы куда-то вдаль, сквозь пространство, сквозь время – навстречу бесконечности.
***
Тогда, десять месяцев назад, Лизу похоронили скромно, рядом со станцией, не привлекая прессы, однако о «странном» происшествии исчезнувшего коллеги всё же стало известно. Каким образом просочилась информация, никто не знал. Приехавший в день убийства куратор станций Павел Семёнович со своими помощниками застали на базе удручающую картину. Сергею Борисовичу, начальнику метеостанции была оказана медицинская помощь. Он два дня пролежал в своей комнате, соблюдая постельный режим. Ухаживала за ним Антонина.
После всех опросов, сопоставления фактов и проведенного расследования, ни у кого не оставалось сомнений, что убийство совершил егерь Коржин, исчезнувший на время, а затем каким-то образом, появившийся на базе.
Благодаря неограниченным полномочиям куратора станций дело постепенно замяли, однако осадок чего-то загадочного, до конца невыясненного, всё же остался.
Космический «пузырь», как его окрестили сотрудники базы, исчез…
Карьер был пуст, и о непонятном госте из глубин Вселенной возвещала лишь углубленная впадина на месте, где он некогда покоился над землёй, не проявляя никаких признаков «жизни». Это произошло десять месяцев спустя после происшествия на базе.
Сергей Борисович Раевский абсолютно не помнил, что именно произошло в тот день. Точнее, он помнил, но помнил только то, что на него напал егерь и, убив девушку, каким-то невероятным образом исчез вместе с собакой. Память заблокировалась сама собой.
Проснувшись утром, они с Андреем наскоро перекусили, сели на задние сиденья снегоходов, и Тоня с Витей отвезли их к тому месту, где десять месяцев назад они обнаружили следы Коржина. Сергею Борисовичу с Андреем предстояло пройти через тундру тем предполагаемым маршрутом, по которому в своё время двигался егерь. Простившись с друзьями, которые развернули квадроциклы и поехали назад на базу встречать новых членов вахты, оба путешественника, нагруженные рюкзаками, отправились в путь, надеясь преодолеть этот отрезок тундры за трое суток, добравшись в карьер к указанному сроку. Там их будет ждать Павел Семёнович. Они бы с удовольствием взяли с собой Бадика, но верный пёс, казалось, канул в вечность, как и сам его хозяин.
–  Хорошо, палатку не пришлось тащить, –  выдохнул, отдуваясь, Андрей.
Кругом, огибая небольшой островок со всех сторон, простирались мшистые болота, в которых при ходьбе хлюпала и чавкала зелёная тина, вместе с водой попадая хоть и в резиновую, но не всегда выручавшую обувь. Где-то фыркнула росомаха и спугнула стаю тундровых куропаток. Шмыгнул в кустах песец, блеснув в тусклом солнце своим пушистым мехом. Путешественники развели костер, разогрели на огне по банке тушенки и продолжили разговор, начатый ещё на подходе к поляне. Говорил как всегда в основном профессор, Андрей же старался не пропустить ни одного слова. Уже не раз он замечал на протяжении этих десяти месяцев, что рассуждения и воспоминания Раевского насчёт происшествия на базе не всегда вяжутся со здравым смыслом, заставляя Андрея и Василька (с которым он постоянно делился своими сомнениями), пересматривать свои выводы и заключения. Тут было что-то не так…
–  Возьмём, к примеру, тот малый шар, –  меж тем размышлял начальник станции, –   о котором по рации кричала Лиза, что он якобы появился ниоткуда и спалил половину водокачки. Вместе с ним каким-то образом одновременно появляется и Коржин. Не улавливаешь некую связь двух событий? Малый шар, я думаю, есть некий отделившийся сегмент от того «пузыря», что до недавних пор находился в карьере Павла Семеновича. Вот и будем считать, что этот малый сфероид, каким-то необъяснимым образом смог отделиться от «матки», перенести внутри себя егеря и, освободив его на станции, спалить ко всем чертям нашу водокачку. Дальше Коржин, опять же, по непонятным причинам убивает девушку, гонится за мной, нападает, бьет по голове, но не успевает из-за твоего появления. Шар снова «забирает» его внутрь, на этот раз вместе с собакой. Нам неизвестны мотивы убийства. Что его заставило так надругаться над девушкой? Какие причины?
–  Вы хотите сказать, что Коржин не пешком добрался до базы? Что его переместил туда этот малый сфероид?
— Выходит, так. Малый шар отделился от пузыря-матки, захватил с собой попавшегося «под руку» егеря и перенёс в себе на какое-то условное расстояние – в данном случае к нам на станцию.
Андрею по-прежнему не нравилась версия начальника.
Тем временем в карьере изыскателей…
***
…А, точнее, ещё ранее, по всему периметру лагеря… лежали одни мертвецы.
Вповалку.
Десятками.
С перерезанными горлами, убитые в упор из ружей.
Безумство началось с исчезновением загадочного сферолита. Люди из команды геологов изменялись психически прямо на глазах. Помешательство и безумие буквально скосило несколько вагончиков за два дня. Землекопы, сотрудники, исследователи и даже люди из группы «Космопоиск» бросались друг на друга, резали глотки, кромсали тела и крошили головы. У кого были ружья – стреляли в упор, совершенно не осознавая своих действий. Разум в одночасье покинул всех, кто находился в карьере, включая бригадиров, группу охраны и самих учёных. Всю задействованную технику разобрали на запчасти, взорвав баки с горючим.
Два дня и две ночи пылал подожженный карьер, распространяя по тундре сладковатый запах горелого человеческого мяса. Более полусотни рабочих и сотрудников методично истребляли друг друга в течение двух суток, не разбирая, кто есть — кто. Многие сгорели заживо, остальные бродили по лагерю и близлежащей округе с безумными глазами. Их движения были автоматическими, они ничего не понимали, имея лишь желание истреблять ещё оставшихся в живых. За два дня карьер изыскателей превратился в обугленный лагерь смерти: в ход шли рычаги, цепи, штакетники, части от гусениц. Это была настоящая бойня. Жертвам вырезали органы, вываливали кишки, потрошили безвольные тела, выгрызали сочную печень и высасывали сырые, еще дрожащие как желе мозги.
Павла Семёновича убили в первый же день всеобщего безумия. Прохор, водитель вездехода, с остекленевшим взглядом вошёл в вагончик, где обитало начальство, с отрешенным выражением лица разрядил свой дробовик прямо в упор, превратив тело своего шефа в сплошное месиво кровавых ошметков. У водителя еще хватило времени распотрошить труп, вынуть теплую печень, насладиться вкусом стекающей крови, вынуть кишки и подвесить их между двумя лампочками, как новогоднюю гирлянду возле домашней ёлки. Хлюпая сапогами по кроваво-красным лужам, безумец тут же, начисто забыв о содеянном, покинул вагончик, сам вскоре попав под нож своих коллег по безумию: ему размозжили голову, а тело разрубили на части строительным топором. Прохор был забыт.
А в это время, в нескольких десятках километров от разрушенного лагеря…
***
Теперь Андрея было не узнать.
Начальник станции в смятении бросил взгляд по сторонам, однако уже было поздно.
Та винтовка, что лежала ближе к Андрею, вдруг оказалась у него в руках, и сейчас была наведена прямо в упор жертвы.
–  Андрюша… ты что?
– А вот что! – прорычал Андрей, взводя курок. Глаза его пылали гневом, но это были не глаза яростного человека. С уголка оскалившегося рта тонкой струйкой свисала тягучая слюна, однако Андрей (или то, во что он превратился несколько минут назад) этого абсолютно не замечал.
– Это ты убил Лизу! Ты! Грязная скотина, ты думал, я не распознал сразу, что это был не Коржин?
Ствол ружья упирался едва ли не в грудь Раевскому, и от неожиданности, профессор не знал, что вымолвить. Они только что закончили ужинать, уже готовились устроиться на ночлег, как вдруг с его другом в мгновение ока произошла какая-то непонятная метаморфоза. Из приятного собеседника он вдруг превратился в угрожающего и агрессивного обвинителя, совершенно не осознавая своих действий. Раевский и сам чувствовал себя не лучшим образом. Андрей буквально на глазах начал подвергаться какому-то внешнему воздействию, и за одну минуту превратился в жуткого соседа, который накинулся на профессора с заряженной винтовкой.
–  Побойся бога, Андрей! – опешил Сергей Борисович. – Какая Лиза?
–  Наша Лиза!
–  Но… но я не убивал её.
У Сергея Борисовича Раевского вдруг отчётливо всплыли едва различимые видения: он с ключом в руке над поверженной девушкой, затем прыжок через всю комнату, погоня за егерем, удар огнетушителем, обморок…
Звук выстрела оборвал его, и без того, призрачные видения.
-- На! Получай, ублюдок! – это был последний человеческий возглас, который он услышал в своей жизни. Голову разнесло в клочья, мозги ошмётками облепили ближний кустарник и, падая навзничь, будто мешок с песком, тело бывшего начальника метеостанции, конвульсивно дернувшись, застыло навсегда. Всё было кончено за две секунды.
Андрей осмотрел место убийства пустыми глазами, сплюнул под ноги, и отчего-то проверил заряд дымящейся винтовки.
Совершенно не понимая, что только что произошло, полоумный лунатик пихнул тело ногой, подобрал рюкзак и, не оборачиваясь, пошел прочь, даже не затушив костер.
…Что-то странное и неведомое витало в воздухе.
Где-то в кустах за деревьями, в нескольких метрах от трагедии, колыхался над землёй малый сфероид, словно наблюдая за только что случившимся. Но Андрей, разумеется, его не заметил.
Не до того было…
***
На станции «Таймыр» Витя-Василёк, всегда спавший так, что и пушкой не разбудишь, отчего-то вдруг дернулся во сне, открыл глаза и уставился в потолок, по которому блуждали призрачные тени.  Бросил взгляд на светящийся циферблат своих механических часов, подаренных ему на день рождения от всего коллектива базы.
Часы стояли…
Он не поверил своим глазам. Часы самозаводящиеся, их не нужно заводить каждые сутки, и они никогда прежде не останавливались!
Стрелки часов стояли ровно на двенадцатой отметке, минута в минуту, секунда в секунду.
Витя выбрался из-под одеяла и поспешил к комнате Тони. Девушка тоже не спала, проснувшись, по ее словам, несколько секунд назад. Она стояла в проеме двери, вглядываясь в пустое черное пространство коридора, и едва не вскрикнула, когда Витя подбежал к ней.
— Ясно, –  выдал он, поразмыслив. – Нас что-то разбудило одновременно, ровно секунда в секунду. Часы остановились. Света нет ни внутри, ни снаружи. Я прихватил фонарик, –  включил он луч рассеянного света. – Ты как? Не испугалась?
–  Жутко как-то… — прошептала Тоня, когда они вошли в комнату радиосвязи. – Прожекторы во дворе тоже выключены, – припала она лицом к оконному стеклу, пытаясь разглядеть тёмную территорию двора. – Даже столовую не вижу.
–  Это оттого, что луна зашла за тучи, –  попытался успокоить девушку Витя.
Так и просидели они в комнате пульта управления всю ночь, пытаясь настроить приемник на входящую волну. Аппаратура молчала. Едва забрезжил рассвет, они выбрались на улицу, первым делом осмотрев трансформаторную будку, но ничего утешительного для себя не обнаружили. Все релейные платы и стабилизаторы тока были либо расплавлены, либо превратились в сгустки обугленных проводов.
К десяти утра Витя уже знал, что не работают квадроциклы со снегоходами. К двенадцати часам стало понятным, что станция обесточена надолго. К двум часам он обнаружил, что радиорелейная установка превратилась в такой же бесполезный хлам, как, собственно, и водокачка с трансформаторной будкой. К трём часам они с Тоней пообедали, разогрев на спиртовке то, что девушка успела приготовить за день, и пришли к неутешительным выводам, что они вдвоём остались одни на расстоянии двухсот километров до ближайших людей в карьере, и четырехсот километров до ближайшего цивилизованного города – в данном случае Диксона. Вите предстояло отправиться в рыбацкий поселок, где располагался стационарный передатчик. Тоня должна оставаться на станции, ожидая его возвращения.
Так и поступили, ночуя в обнимку последнюю ночь вместе.
Глава 4
…Тоня ещё спала, когда Витя вышел из ворот станции. Имея за спиной рюкзак и заряженное ружьё, пройдя половину пути по тундре без особых приключений, он через два часа вышел к краю возвышенности, на которой располагалась их метеостанция. Дальше шла уже береговая линия Карского моря с базарами птиц, прибрежными скалами, мокрым мхом и лежбищами тюленей. Сразу повеяло морской свежестью, водорослями и кисловатым запахом птичьего помёта. Василёк стал спускаться вниз, где его взору предстала деревня поморов. Избы с высоты сопки казались угрюмыми, словно их покинули еще прежде, чем рыбаки вышли в море. Что-то было не так…
Отчего не лают собаки? И где, собственно, сами люди, которые всегда встречали смотрителей станции с великим радушием, заранее зная, что те никогда не приходят без подарков или сувениров?
Несколько десятков хижин стояли пустыми, и от этого покинутого жилья будто веяло страхом смерти – неминуемой, нелепой, странной и жуткой. Поселок был пуст.
Очевидно, тот всплеск, который посетил их станцию, был не чем иным, как остаточным отголоском более мощного импульса, эпицентром которого был как раз этот посёлок. В одной из последних хижин, стоящих на отшибе посёлка, он обнаружил едва живого старца, сидящего в застывшей позе. Старше него, казалось, был только Ноев ковчег. В меховой куртке-малице, в мягких оленьих пимах, с бусами, амулетами на груди перед Витей-Васильком предстал шаман. Лицо у старца было землистое, под цвет внутренней обивки хижины. Раскачиваясь в такт какой-то внутренней мелодии, ненец совершенно, казалось, не интересовался окружающим его миром, витая в блаженстве накуренного дыма как наркоман в приступе блаженного экстаза.
–  Приветствую тебя, Великий шаман! – выдавил из себя Василёк, пытаясь вспомнить, как в таких случаях учил его Сергей Борисович обращаться к древним вождям рода. – Прости, что побеспокоил. Примешь ли в гости одинокого путника, спустившегося с Большой сопки над твоим жилищем?
Старец перестал качаться, открыл глаза.
–  Что привело тебя сюда, инородец?
Голос его был глухим, тягучим, но отчего-то располагал к себе с первых же секунд общения.
–  Мне нужен ваш передатчик в посёлке.
–  Ты из тех геологов, что следят за погодой в заливе Моржей, - констатировал про себя нойд, передавая жестяную кружку из рук в руки. Они уже сделали по глотку, и благостное тепло разлилось по телу, отчего Василька обволокла невесомая нега, заставившая полностью расслабиться и снять первоначальное напряжение. Шаман что-то рассказывал, попыхивая трубкой, а Витя слушал, всё больше погружаясь в состояние блаженства. Сделав несколько затяжек, предложенных ему стариком, он обнаружил, что «поплыл» окончательно. Что-то невесомое и легкое было в этом «табаке»; душа словно растворилась, воспарила вместе с дымом и зависла под сводом хижины, наблюдая с высоты за непослушным телом. Шаман говорил тихо, с хрипотцой, будто убаюкивая гостя, и от этого мерного голоса у Вити начали слипаться глаза. Ему казалось, что он провалился в какое-то эфемерное царство теней, но пересилив себя, заставил прислушаться к таинственному голосу вождя ненецких поморов.
– Люди ушли в тундру, –  слышал он сквозь дремоту. – Большая беда сошла на нас с той сопки, где находится твоя станция. Было однажды… –  долетало до сознания Вити, –  давно ещё, в эпоху мамонтов, когда спускался к Земле шар с неба. Тогда, тысячи поколений назад, этот шар принёс с собой разруху и мор моим далеким предкам. Дети умирали ещё в утробе матери, птицы и звери покинули привычные места, и предание гласит, что шар висел над полуостровом три зимы и три лета, уничтожив вокруг себя всё живое, что могло летать, ползать, нырять или стремительно бегать. Сначала смерть скосила всех мамонтов, мастодонтов, пещерных медведей и шерстистых носорогов. Не стало зверей – погибли от голода и саблезубые тигры с леопардами. Людей же – самых сильных и выносливых – косило целыми племенами. Древние шаманы – мои предки – говорили, что этот шар испаряет вокруг себя какие-то «злые» лучи, заставляющие истреблять и убивать друга.
Шаман сделал паузу, и Василёк попытался раскрыть слипшиеся от дурмана глаза.
–  Такой же шар спустился и с твоей сопки. Четыре дня назад. Я знал о поверьях своих дедов, поэтому повелел всем женщинам с детьми, стариками и больным покинуть тотчас посёлок, забрав с собой только воду и продукты. Если бы они задержались дольше – началась бы СМЕРТЬ.
Василёк жадно выпил воду. В голове шумело.
–  А почему ты сам остался здесь, Великий шаман?
Старик печально вздохнул, как бы сбрасывая с себя груз всего мира.
–  Я Хранитель знаний, традиций. Я старейшина рода, защитник своего племени. Я страж.
Витя задумался, решительно отказавшись от новой порции дурмана, который протянул ему старец. Трубка дымила и наполняла хижину приятным ароматом, от которого и так кружилась голова.
– Некая сила вырвалась наружу из недр земли и устремилась в атмосферу, едва не лишив всю станцию электрического снабжения. Точнее, лишила. Сейчас там нет ни тока, ни света, ни воды, поскольку водокачка работала от внешнего напряжения. Там осталась Антонина…
–  Я помню ее, –  пыхнул трубкой шаман. – Иногда, направляясь за почтой в Диксон, они с вашим профессором заглядывали к нам в гости. А что с остальными? Где они?
–  В том-то и дело, –  невесело ответил Витя. – Мы остались с Тоней одни. Остальные не выходят на связь уже четвёртые сутки. Наши приёмники накрылись, потому я и пришёл к вам, чтобы выйти на связь через ваш передатчик.
Он в двух словах рассказал положение дел, а когда дошёл до Коржина, старик его вежливо перебил:
–  Ваш егерь не убивал девушку.
В воздухе повисла изумленная пауза.
–  А кто же ее убил? Сергей Борисович говорил, что застал Коржина с ключом в руке над поверженной Лизой…
–  Он же ее и убил.
–  К-кто?.. – запнулся Витя с отвисшей челюстью, хотя до этого в душе и чувствовал какие-то зыбкие сомнения ещё с того времени, как Илья Федорович проводил своё расследование. Андрей нередко потом делился с ним своими выводами, но подозревать профессора Раевского у Вити не хватало духу.
–  Ваш начальник станции и сам не осознавал, что творил в ту минуту, –  меж тем продолжал старик. – Он стал зависим от злых сил шара. Растерзав девушку, он погнался за егерем, но тому удалось защититься, скрывшись затем с собакой в неизвестном направлении.
–  Куда?
–  Этого я не знаю. Знаю, что теперь все они мертвы. Шар истребил и вашего куратора станций, и главного инженера, и самого Сергея Борисовича.
Челюсть у Вити отвисла еще больше. В эту минуту он был похож на ученика в школе, сидящего за партой и узнавшего от учителя новое доказательство теоремы Ферма. Однако спросить что-либо он уже не успел.
Далеким взрывом на западной стороне бухты тряхнуло воздух, в уши ударила звуковая волна, и Вите показалось, что его барабанные перепонки унесло волной к соседним хижинам. Земля вздыбилась под ногами, образуя огромную воронку, в которую стремительными потоками начали срываться камни, мох, песок, лишайник, деревца и прочая растительность. Туда же, в зияющую бездну устремились и предметы, находившиеся близ хижины: забор, столбы радиопередачи, вихри золы и сама хижина, разваливаясь попутно на различные фрагменты строения. Последнее, что увидел Витя-Василёк, это как в открывшийся зев черноты низвергся старик, так и не успевший до конца поведать своему гостю тайну загадочного космического монолита. Шамана поглотила воронка смерча, а Витя, теряя сознание, успел подумать:
«Господи! Там же на станции Тоня. Одна!»
И наступила темнота.
Долгая, зловещая и непонятная.
Посёлок рыбаков перестал существовать. Хижины, сараи, одинокие чумы, лодки, лежащие у побережья, растянутые для просушки сети – всё разметало по территории, превратив в полный хлам домашнюю утварь, посуду и предметы обихода сразу нескольких десятков семей, ушедших заблаговременно в глубокую тундру по велению шамана. Витя лежал в нелепой позе среди поросли карликовой берёзы и тщетно пытался прийти в себя после промчавшегося над посёлком вихря. В таком же состоянии было и всё живое в радиусе нескольких километров. Моржи, тюлени, крачки, казарки, даже величественные альбатросы перестали на время выказывать признаки жизни – всё обездвижилось, сгустив вокруг себя пространство, подобно колыхающемуся пудингу.
Огромный монолит колоссальных размеров мерно проплыл над землей, паря в пространстве в нескольких метрах от её поверхности. Это был тот же «пузырь», испепеливший лагерь изыскателей и заставивший их истребить друг друга, прибегая даже к людоедству.
Витя поднялся, отряхнулся и зашагал назад к станции, где его ждала Тоня. Не подобрав ружья, ни разу не оглянувшись на исчезнувший посёлок и не поинтересовавшись, на какую глубину в воронку упал шаман, Витя стал подниматься по склону сопки.
Вот тут-то его и накрыло.
С головой.
Будто две противоположные личности столкнулись воедино в его помутневшем сознании: две полярности, две различные ипостаси – отрицательная и положительная. Уже поднявшись по склону к вершине сопки, он вдруг внезапно почувствовал, что за ним кто-то следит.
Василёк резко обернулся и только теперь вспомнил, что, покидая разрушенный поселок, он беспечно бросил своё ружьё. Сейчас он был безоружен и за ним кто-то наблюдал.
–  Эй! – позвал он, высматривая в чахлых кустах и деревьях очевидную опасность. Это мог быть кто угодно: от полярной рыси до коварной росомахи, встреча с которыми в равной степени не сулила ничего хорошего.
Василёк приготовился к худшему…
***
Ровно в полдень (по солнцу) Тоня бесцельно шла к столовой, как вдруг воздух на её пути спрессовался, обрёл некую полярность и превратился в осязаемый сгусток в форме дымчатого сфероида. Она вскрикнула от неожиданности и едва не лишилась сознания. Мгновенный порыв вихря отбросил её к двери столовой и, теряя чувство реальности, она сильно ударилась поясницей о ручку двери: вскрикнула вторично – теперь уже от боли – и на миг погрузилась в небытие.
А когда пришла в себя спустя минуту, то почувствовала влажный шершавый язык у себя на щеках. Открыла глаза и вскрикнула третий раз, но теперь радостно.
Виляя хвостом и поскуливая от восторга, её облизывал Бадильон собственной персоной, неизвестно каким образом оказавшись рядом. Девушка, глотая слёзы, радостно бросилась к нему, обняла и уткнулась во влажную шерсть холки. Бадик весело гавкнул и облизал руки хозяйки.
Ещё через секунду послышался голос, заставивший девушку вздрогнуть от страха и едва не закричать четвертый раз, последний, но теперь уже от ужаса. Она узнала голос егеря, пропавшего около года назад при загадочном убийстве Лизы.
Тот стоял над ней и что-то нетерпеливо говорил. Попытался поднять её, но девушка отпрянула в ужасе. Заметив ее потрясенный взгляд, он недовольно пробурчал:
–  Не бойся меня. Я не убивал твою подругу. Это сделал наш начальник станции. Слышишь меня?
Он снова наклонился к ней, но Тоня едва не завизжала от страха.
–  Вот упертая девка! – в сердцах выругался егерь. – Говорю тебе, я не убивал Елизавету. Позови, лучше, кого-нибудь, чтобы помочь. Где все? Где твой Василёк?
–  Что… что вам надо от меня? – глаза у Тони были полны страха и слёз. Откуда он взялся? Бадильон меж тем, словно знал, что происходит, тянул хозяйку за рукав со своей стороны, будто приглашал её посмотреть на нечто из ряда вон выходящее. –  Сейчас вернётся Витя, он недалеко вышел.
–  А остальные? Где Андрей, где Раевский?
– Сергей Борисович с Андреем ушли четыре дня назад в лагерь изыскателей. Связь с ними потеряна. – Она не стала пока говорить, что связь потеряна не только с ними, но и с остальным внешним миром тоже.
Что последует утром, никто из них в этот момент не имел абсолютно никаких представлений…
***
…Почти минута прошла с того момента, когда Василёк крикнул «Эй!» и приготовился к худшему. Оружия не было, а это мог быть и медведь, и росомаха. Когда же из зарослей чахлой берёзы вышел Андрей, Василёк едва удержался на ногах от нахлынувшей внезапно слабости.
–  Андрюха! – воскликнул он и бросился к другу.
Бросился, но тотчас остановился, смутно осознавая какую-то едва заметную перемену, произошедшую с его приятелем. Позже он вспомнит этот краткий миг. Что-то неуловимое, непонятное произошло с Андреем, и Василёк это почувствовал.
…Взгляд Андрея был пуст.
–  Андрей, –  повторил он уже не так уверенно. – Ты как тут оказался? Вы же с Раевским сейчас должны быть в карьере – мы с Тоней как раз собирались к вам… –  он замолк, не зная, что говорить дальше. Его старший друг продолжал стоять, и молча смотреть пустым взглядом куда-то поверх головы друга.
–  Ты чего молчишь? Где Сергей Борисович? – Василёк хотел сделать пару шагов, обнять приятеля, но его что-то сдерживало, будто, не пуская вперёд из чувства самосохранения.  – Что за пятна у тебя на куртке? Это кровь? – при последнем вопросе голос у Василька слегка задрожал, выказывая нахлынувший страх.
Только тут Андрей, казалось, пришёл в себя и посмотрел сверху вниз на свою куртку. Затем перевёл взгляд на озабоченного друга и как-то странно, возможно, даже с ликованием, ответил, точнее, процедил сквозь зубы:
–  Мозги.
–  Ч-что? – не понял Василёк, начиная заикаться, как бывало всегда, когда он был в крайней степени возбуждения. Сейчас даже было не возбуждение: сейчас был страх. – Ка… какие моз-ги? Чьи? – пролепетал он едва слышным голосом.
–  Нашего начальника станции. Раевского.
–  Как это? – Витя едва не сполз спиной по дереву, ухватившись за ветку. – Ты… ты убил его?
–  Ну да, – как ни в чём не бывало, ответил тот. – Он убил Лизу, а я убил его. Что тут непонятного?
Василёк охнул, и где-то в кроне дерева в тон ему ухнул полярный филин, словно повторяя эхом звуки.
Андрей расхохотался диким смехом, сделал несколько шагов и хлопнул Василька по плечу. От него несло гарью и каким-то непонятным сладковатым запахом горелого мяса.
Это был не Андрей.
Это был чужой.
–  И ты так спокойно об этом говоришь?
–  Ну да. – Андрей хохотнул, в то время, как у Вити по спине поползли мурашки ужаса.
Глаза его бывшего друга… светились в сумраке.
Как у кошки!
…И Василёк решился.
Осторожно, чтобы не вызвать подозрений, он завел руку за спину, нащупал теплую рукоять ножа, с которым никогда не расставался и который чудом сохранился после взрыва у хижины шамана, и с этой секунды мысли его заработали с лихорадочной быстротой.
–  Тебе нельзя на станцию! Там Тоня!
Витю накрыла какая-то волна неведомой энергии, толкнула в грудь, прошла насквозь и подбросила вверх, образовав вокруг него поле сгустившегося вакуума. Он не допустит, чтобы этот, выживший из ума чужой тип, бывший некогда Андреем, добрался до станции и начал измываться над его Тоней. Таких надо убивать, мелькнуло у Вити в наполненном яростью сознании, и он даже не удивился, насколько просто он это воспринял. Мысль была только о Тоне.
Андрей, или то, что теперь им было, приблизился ближе, выдохнув в Василька смрадом переработанных кишок разлагающегося желудка:
–  Печень, должно быть, у неё вкусная, да?
–  У кого? – едва выдавил из себя Витя.
–  У девки твоей.
Витя прижался к дереву, выхватил из-за спины армейский нож и целенаправленно, со всего размаха всадил в грудь бывшего друга, по самую рукоятку. Он успел услышать противный шёпот, оборвавшийся на полуслове:
 «Я съем твою пече…» – и глаза маньяка с кошачьими зрачками вдруг выкатились из орбит, вкрадчивый голос тихо охнул, тело судорожно задергалось в пластах лишайника. Торчащий из груди нож засел между рёбер, да так и остался торчать снаружи.
Взглянув последний раз на то, что некогда было его другом, Витя закинул рюкзак за плечи и зашагал к станции, где его должна была ждать Тоня.
…Следом за ним, покачиваясь и, паря в воздухе, направился и малый сфероид, облучив сзади Василька своими неведомыми лучами.
Глаза парня хищно блеснули, обрели кошачьи зрачки, но он этого, разумеется, не заметил.
Его ждала Тоня.
***
Город Диксон находился на западной стороне Пясинского залива и был административным центром Таймырского Дагано-ненецкого национального округа. От метеостанции «Таймыр» его отделяло несколько сотен километров; это был едва ли не самый значимый порт Карского моря, куда сходились все торговые и коммуникационные пути.
Однажды, ясным октябрьским утром, когда минусовая температура достигла уже пятнадцати градусов, в пределах города Диксон, на самой его окраине появилась довольно необычная собака, бродящая по округе в поисках мерзлых останков рыбы-юколы. Эти потроха местные рыбаки сваливали в отхожих местах, где вскоре их подбирали песцы и городские хаски. Присмотревшись внимательнее, рыбаки заметили довольно отощавшего пса, который рылся в куче рыбных отходов, выискивая наиболее подходящие куски. Так продолжалось три дня. Рыбаки заметили, что, насытившись отходами сам, он неизменно захватывал в пасти наиболее подходящий для еды кусок и уносил с собой. Таким образом, возник вполне риторический вопрос: кому он носит мерзлые куски рыбы?
Посовещавшись, на четвертый день рыбаки решили проследить за необычным псом, взявшимся буквально ниоткуда. Дождавшись, когда рано утром пес отправится назад, четверо рыбаков во главе с бригадиром одного из сейнеров, стоящего в порту, отправились за ним, держась на приличном расстоянии, чтобы тот их не заметил. Миновав жилые блоки и технические постройки пригорода, рыбаки заметили, что пес направляется к старому заброшенному маяку, стоящему на выступе мыса еще со времен первых переселенцев, когда Диксон только начинал строиться. Здесь начинались катакомбы.
Выждав несколько минут и прихватив фонарь, бригадир последовал внутрь, наказав остальным дожидаться его снаружи.
Осторожно ступая, вошел в заброшенное подземелье и, посветив фонарём, застыл в крайнем изумлении. То, что он увидел в первую секунду, заставило его едва не лишиться дара речи. Сбоку, выступая из темноты, зарычал пёс.
…Под его ногами, на голых камнях, поросших мхом, лежала, свернувшись калачиком, девушка, прикрытая какой-то старой истлевшей хламидой. Она была без сознания, тихо всхлипывала, часто дышала, издавая едва внятное бормотание, то проваливаясь в лихорадочный сон, то приходя на несколько секунд в себя, чтобы снова всхлипнуть.
–  Ви-итя, – шептала она в бреду пересохшими от обезвоживания губами.
В первую секунду бригадир растерялся: он совершенно не ожидал увидеть тут кого-то живого, Отчаянно выругавшись, бригадир бросился к девушке, закинул хрупкое тело на плечо и, не разбирая дороги, кинулся к выходу, на ходу срывая с себя меховую куртку, накинув её на живую ношу. Пес метнулся вперёд, лаем указывая дорогу – там наверху их и встретили.
Спустя несколько минут её, укутанную со всех сторон, уложили в проезжающий мимо вездеход, и что есть мочи помчались в сторону поликлиники. Только тут бригадир сумел, наконец, рассмотреть бледное худое лицо изможденной девушки. Молоденькая, но вся грязная и отощавшая, она, теме не менее, ему кого-то напомнила. Пес бежал за вездеходом и тихо поскуливал. Бригадир вспомнил, что видел несколько раз эту девушку в сопровождении Раевского, начальника метеостанции «Таймыр», когда они приезжали в город за почтой и продуктами. Сейчас со станцией не было связи уже несколько дней и, вбежав в ординаторскую приёмного отделения больницы, пока девушку везли на носилках в палату, схватил трубку, прокричав в неё:
–  Мы обнаружили одного из смотрителей станции. Без сознания. Девушка. Лежала под присмотром собаки в развалинах старого маяка. Что? Нет. Одна. Как туда попала? – Он развел руками. – Хотел бы и сам знать. Чудом осталась жива. Видимо, пёс притащил ей откуда-то накидку, и она в бреду укрылась ею, отчего и не замерзла окончательно. Там в катакомбах сухо и относительно тепло. Выжила. Собака таскала ей рыбу, оттого и проследили за ней. Что? – Бригадир бросил взгляд на длинный коридор, в котором суетились врачи. – Да. Уже доставили. Лежит в «реанимации». Будет здесь, пока не выясним причину, каким образом она оказалась в катакомбах. Что? Не слышу! – Он потряс трубку. – Да. С Павлом Семеновичем тоже нет связи уже несколько дней. Карьер и лагерь изыскателей молчит, словно вымерли. (Бригадир, разумеется, не имел ни малейшего понятия, насколько он был недалек от истины в эту краткую минуту).
–  Мы пытались связаться с посёлком рыбаков, у подножия сопки, там есть рация, но они тоже молчат.
…Тоня была спасена.
Девушка выжила благодаря верному псу и вовремя подоспевшим рыбакам. Собака находилась под присмотром, объедаясь рыбой и получая от рыбаков заслуженный комфорт.
Она проснулась от какого-то шума, доносящегося по ту сторону двери ее палаты. Кто-то бегал, кто-то кричал, причём, жутко и с надрывом, что-то упало и проволоклось по полу, словно мешок, набитый цементом. Не осознав ничего толком, она бросилась к двери, попутно взглянув на настенные часы, которые, к её удивлению остановились на отметке «полночь». Сейчас было раннее утро и, следовательно, часы стояли, как минимум, уже часа четыре. Она вспомнила едва зыбкое чувство, что таким же образом часы останавливались и на станции «Таймыр», когда они с Васильком испытали на себе выброс гравитации, посетивший их, когда они остались вдвоем, без света и связи с внешним миром.
Внезапно всё стихло.
Где-то во дворе гавкнула собака, и этот звук заставил её замереть на месте, прежде чем она взялась за ручку двери. Тряхнув головой и отгоняя видение, девушка осторожно открыла дверь, сделала шаг в сумрачный коридор и…
Едва не лишилась чувств.
Прежде чем её стошнило прямо под ноги, она успела увидеть нечто такое, что позже будет преследовать её всю оставшуюся жизнь.
Свет в коридоре моргал, будто где-то замкнуло проводку, и поначалу ей показалось, что она видит в конце прохода, у самой лестницы, какие-то мечущиеся тени, скользящие по стенам, словно выходцы с того света. Игра теней была похожа на суматошную пляску шаманов у тлеющих костров, и эти тени двигались к ней, крадучись, подбираясь своими щупальцами всё ближе и ближе.
Где-то в торце прохода хлопнула дверь. Лай снаружи стал громче и превратился в яростный рык. То, что она увидела перед собой, помутило на миг её разум, захотелось в ужасе закричать, теряя контроль и самообладание.
Иначе, как адом, это трудно было назвать.
Все стены коридора были обрызганы сгустками крови, продолжавшей стекать к плинтусу свежими ручейками, чтобы собираться на полу в небольшие лужи. Она была повсюду, разбрызганная, растекающаяся, устремляющаяся к ее ногам. В двух шагах от двери, распростертый на полу, валялся охранник поликлиники. Униформа была разорвана, словно по ней прошлись невидимые ножницы, оставляя за собой лоскуты ткани, обрывки карманов и все внутренности, разметавшись сейчас по полу. Охранник лежал навзничь, смотрел стеклянными глазами на мигание неоновых ламп. Тоня перевела взгляд на рядом лежащее тело: тут-то ее и вырвало.
Это был труп медсестры, ухаживающей за ней. Молодая девушка валялась рядом, истерзанная, с вывернутой шеей и развороченными внутренностями.
Тоня закричала. Дико. Долго. Оседая на пол.
Меж тем, из торца соседнего крыла в коридор ступила фигура… ее возлюбленного Вити-Василька.
Рубаха-парень и любимец всей станции, дико взревев, бросился на кого-то из палаты, целясь оскалившимися клыками в горло. Оба упали: один грыз шейные позвонки, жертва стонала в предсмертном хрипе.
…Всё это время младший «собрат» космического «пузыря» тихо и мерно покачивался в воздухе, словно наблюдая со стороны за всем происходящим. Из больничных покоев высовывались больные, а в левом крыле здания завыла пожарная сирена, очевидно, оповещая весь персонал срочно собраться на месте трагедии.
Начинался переполох.
Кричавшая на весь коридор Тоня медленно охнула, поперхнулась, и стала оседать, увидев живого и невредимого Витю, отчего-то вгрызающегося зубами во внутренности незнакомого ей пациента. Девушке было невдомек, какая метаморфоза произошла с её возлюбленным за последние несколько дней. Последнее, что она увидела, прежде чем потерять сознание, это жёлтые, хищные глаза своего друга, некогда бывшие человеческими, а сейчас бессмысленными и безумными во время утоления жажды человеческой плотью. Во дворе сидел Бадик и выл.
Малый сфероид, очевидно, полагая, что время настало, качнулся в воздухе, выпустил из себя зеленоватые лучи, обездвижил всех высунувшихся из окон и бегущих по лестницам людей, приблизился к Васильку и раздулся в размерах.  При полной тишине и неподвижности, сфероид раскрылся и, подняв в воздухе нового «пассажира», поглотил в себя, словно сделал глоток. Спустя секунду туда последовал и пёс, с застывшей в лае пастью. А ещё через секунду, прежде чем Тоня и остальные пациенты начали приходить в себя, шар мигнул, испепелил дотла истерзанное тело жертвы, исчезнув прочь, только его и видели. Последовал тихий хлопок, а за ним, как и прежде, всё вновь пришло в движение.
Тоня, очнулась. Кто-то орал, кто-то визжал, где-то хлопали дверями, выла сигнализация, а впереди себя она видела лишь кучу пепла.
Кто-то сзади поднял её как пушинку и внес внутрь – два белых халата, две пары ног, две пары рук. В глазах всё затуманилось, и девушка вторично провалилась в небытие.
 …Спустя два дня местная газета вышла с таким заголовком:
«ПРОПАЛА ВСЯ ВАХТОВАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ СО СТАНЦИИ «ТАЙМЫР».
В статье упоминались имена участников трагедии, и редактор, надеясь на помощь местного населения, просил тех, кто что-либо знает о происшедшем, звонить по телефону горячей линии. Ниже были перечислены события, случившиеся за все предшествующие месяцы, прежде чем команда смотрителей станции перестала существовать. Упоминалось также исчезновение куратора станций с его заместителями.
 Было принято решение оповестить обо всём столичную печать и государственную власть.
Тоня лежала на койке и, ничего не помня, видела этот номер газеты, читала статьи, однако ничему не удивлялась, жалея только о погибших, которых она абсолютно не помнила. Что-то смутное витало у неё в голове: что-то зыбкое и непонятное, какие-то вихревые волны, собака, качающийся шар в пустоте… возможно даже какой-то парень, любивший ее до безумия…
А потом…
Потом всё обрывалось. Она смотрела на фотографии и никого не узнавала.
Ей стерли память.
Так прошло несколько дней. Однажды, встав поутру с койки и пройдя в умывальник, Тоня надолго приникла к своему отражению в зеркале, однако что-то похожее с той девушкой на фотографии в газете так и не обнаружила. Из этого следовало, что ей не только стерли память, но и полностью изменили внешность.
Отсюда можно было сделать вывод, отчего её никто не сопоставлял с исчезнувшими коллегами по станции и произошедшими там жуткими событиями.
Она больше не существовала в этом мире.
КТО стёр память девушке, КТО изменил ее облик до неузнаваемости, КТО истребил всех смотрителей станции, посёлок рыбаков и лагерь изыскателей – так и осталось вечной и жуткой загадкой.
Вот, собственно, и все.
…Сейсмическая станция «Таймыр» перестала существовать.
Эпилог.
Последний её представитель, девушка, выписавшись из больницы, стояла на морозном воздухе близ заброшенного маяка и смотрела в ночное звёздное небо. Что её привело сюда, она не знала. Следуя какому-то необъяснимому внутреннему голосу, зовущему её, она, как притянутая магнитом, задрав голову, смотрела в небеса, откуда, спускаясь к ней, парил черный гигантский монолит, закрывая собой луну и половину небосвода.
Шар завис, «ощупал» её лучами, раскрыл нижние створки, где помещалась лаборатория по созданию новых форм жизни, и, обездвижив тело – мягкое и податливое – поглотил в себя как невесомую пушинку.
Последняя выжившая на станции «Таймыр» покинула Землю навсегда.
Её ждала неизвестность.
        ***
…Где-то в параллельном пространстве, в ином измерении, гавкнул Бадик, послышался окрик Вити-Василька, и всё исчезло.
Тоня, разложившись на нейтроны, помчалась сквозь пространство навстречу своей судьбе, навстречу любимому, навстречу бесконечности.


        ******** КОНЕЦ КНИГИ. ********