В местном медучреждении. 14

Чувство скуки замглаве было неведомо с юности, и с приближением праздника дни полных забот продолжали сменять друг друга. Старался все держать под контролем, и посчитал своим упущением, что до сих пор не был знаком с Султаном. Пока ехал домой, не выпускал его из головы. Абиев имел существенное влияние на жизнь поселка, всегда уверенный в себе, на провокации не поддавался, и людскую молву не оставлял без внимания. Он легко убеждал сомневавшихся в виновности заключенного под стражу мужчины людей в обратном, а с этим молодым человеком не вышло. Сам не поверил. Его высказывания воспринимались им как настоящий народный голос, к которому нужно бы прислушиваться. Первоначально и самому не верилось, что Мираб виновен, но факты были не в его пользу, да и каратель, как в народе говорили, больше не проявлял себя. Утверждения лицом, кому был склонен доверять, вернули его к размышлениям об обоснованности того ареста. По дороге он известил о случившемся жену Тауса, вторым делом по телефону связался с местным медучреждением и получил минимальную информацию о его состоянии. Далее освежился, съел тарелку довги* (холодный суп из кефира, риса и мяты), и, сидя в кресле, откинул голову.
 
Должность главврача больницы была закреплена за Батуром Мусаевым – пожилым сутулым мужчиной еще до ее открытия. Еще в строившемся населенном пункте он заслужил признание, и пациенты, как правило, оставались довольны его лечением, однако спасти свою жену ему оказалось не под силу. Просторный его кабинет на втором этаже окнами выходил на две стороны, в том числе на пятачок перед зданием. После того как овдовел, он ослабил контроль над персоналом и обосновался в относительно небольшом помещении рядом, где и проводил большую часть времени. Каждое лето Мусаев задавался вопросом: в чем причина того, что здесь прохладнее то на градус, то на два, чем дома в его комнате? Оба здания были построены из блоков известняка, помещения находились на одном уровне от земли, совпадало примерное расположение, и даже метраж. Врач не сомневался, что ему не составит труда выяснить природу несоответствия. Поначалу что-то записывал, сравнивал – но тщетно, не удавалось обнаружить обоснованных ответов. Не помогли разобраться и знакомые: кто говорил о вероятном подземном течении, охлаждавшем почву в районе; кто находил объяснение в многообразии деревьев, выросших вокруг; а кто-то видел в этом руку Всевышнего. Мусаева подобные ответы не устраивали, и свою активность временами связывал с наличием данной головоломки.
 Вторым терапевтом больницы являлся сын бывшего главы администрации. Еще на последнем курсе института он понял, что не хочет быть врачом. На практике чуда не произошло, молодой специалист надежд не подавал и с трудом выдерживал обязательные часы в белом халате. Помимо основной работы, занимался распространением лекарственных препаратов и часто отпрашивался.
Стоматологический кабинет медучреждения был самым посещаемым, и к высокому, стройному зубному врачу на прием записывались заранее. Полюбившийся большинству своих пациентов он был не местным, общительностью не отличался, и о его личной жизни мало что было известно. Не любил покидать свое рабочее место и обходился без медсестры. Обед ему привозила девушка, заодно приводила помещение в порядок. Понять было несложно, кем она доводилась врачу: имела схожие черты лица.
Напротив главного корпуса располагалось акушерское отделение и педиатрия с одним врачом и тремя медсестрами. Судя по уделяемому вниманию, оно являлось лицом медучреждения, и ревизоры-инспекторы из района проявляли к нему первоочередной интерес.
Больница еще славилась как новостной пункт поселка. По вечерам нередко собирались словоохотливые женщины и не оставляли нетронутых тем. Как бы медсестры ни выказывали свою сплоченность на работе, их любознательность в некотором смысле занижала престиж учреждения.
Вечер был близок, а Мусаев все не уходил. Отказав медсестрам в ужине с ними, он принялся разрезать помидор в глубокую тарелку, на дне которой находились соленые кольца лука. Затем стал перебирать телефоны своих знакомых, чтобы не в одиночку устроить себе небольшой праздник. Скучать по вечерам ему обычно не доводилось: то завхоз зайдет и поддержит беседой; то новый водитель изъявит желание поиграть с ним в шахматы; иной раз сам позвонит кому-нибудь из старых друзей. Прежде чем рыться в записной книжке с телефонными номерами, врач вышел в коридор и в окно увидел подъехавшего замглаву администрации. Мусаев жил с ним в одном доме, в соседних подъездах. Часто пресекались и непременно перекидывались парой дружеских фраз. Он дал знак ему подняться и вернулся в кабинет.
Поздоровавшись двумя руками с сидевшим за столом мужчиной в тонком белом халате, Абиев произнес:
– Духтур, я за тобой. Поехали куда-нибудь, посидим, поболтаем… Пускай и остальные немного отдохнут. 
Главврач деловитым жестом указал, куда присесть.
– Я-то ладно, старый уже, но почему тебе не сидится дома перед телевизором? Мы должны быть в курсе всех происходящих вокруг событий, чтобы не смотреть дворнику в рот, когда сообщит о нечто эдаком. Еще в горах увидел на экране первое выступление одного улыбчивого ашуга, который пел от души. В разные годы после дважды пересеклись с ним, а по жизни оказался грустным человеком, совсем не похожим на артиста. Давненько не вспоминал…
– Меня все такое не сильно заботит, земля крутится, и на ней непрестанно что-то происходит. Но обязан время от времени поинтересоваться состоянием здоровья хорошего человека; обогатиться познаниями, отчего вдруг дает сбой еще нестарый организм. – Абиев сел на стул.
– Есть люди, которые не любят показывать, как они усердствуют, хватаясь за работу, а есть и не умеющие остановиться. Таус из тех, кто наполнит свою миску по самое не балуйся, и сам сядет сверху.
– Жадным и ненасытным его не назовешь, но без регулярного дохода непросто держаться в строю.
– Ты не замечал, с какой легкостью при ходьбе он чередует ноги? Словно школьник. Молод, еще походит, только не могу сказать, как скоро вернется в строй.
– На моих глазах все произошло. Лицо было бледным, и я впервые увидел, как на нем отпечатывается страх.
– Чего можно испугаться до полусмерти? Среди бела дня это исключено.
– Мало ли? Люди поговаривают о лесном жителе, мог встретить и волка там, змею. Вылет той же перепелки из-под ноги способен спровоцировать лишние волнения.
– Не до такой ведь степени?! Он бы впал с ступор. Вымой руки и садись, я тебе историю одну расскажу.
Врач вытащил из холодильника коническую колбу с прозрачным напитком и салат. Следом наполнил две небольшие рюмки из тонкого стекла и пододвинул с края стола к центру накрытую блюдцем тарелку с котлетами.
– Сноха принесла, из индейки, еще теплые. За целое лето у меня всего один праздник: день рождения первого внука. Появился еще повод, тоже важный.
– И каков же он? – полюбопытствовал Абиев и поднял одну из стеклянных емкостей.
– Старший сын окончил военную академию. Пожелаем ему, чтобы дослужился до генерала, – сказал Мусаев и стукнулся с ним рюмками.
Опрокинув содержимое, замглавы шумно отдышался.
– Давно не пробовал такое. Мне привезли ящик коньяка. Завтра угощу, как раз будет к твоему поводу. Еще залом есть, попробуешь и скажешь, насколько они сочетаются.
– Врач, пьющий коньяк – невежда. – К этому времени и пожилой мужчина потушил в себе огонь градусов. – Нам можно только спирт, не мною открыто.
Абиев помог ему вспомнить одну из его дежурных фраз. 
– В институте учат! Говорят, что самогон полезен, болезни им лечат. Не могу сказать про прием во внутрь, но знаю, что он помогает при радикулите и боли в суставах, компрессы делают на горло.
Мусаев брезгливо махнул костлявой рукой и потянулся к колбе с напитком и сказал:
– Какое там полезен?! В самодельном пойле полно всякой примеси. Кто его обследовал? Он и для наружного применения не годится. А тут, кроме спирта, есть вода, какая должна быть, а не то, что выдаст аппарат, смастеренный чаще всего не в трезвую голову. Надеюсь, ты не разочаруешь меня, признавшись, что успел стать ценителем целебного напитка? Смотри, не разочаруй меня.
Жизнелюбие врача создавало за столом аналогичную атмосферу. В ответ тот улыбнулся в ожидании рассказа по делу. Но Мусаев не спешил, откусив полкотлеты, вставными челюстями монотонно жевал, будто ощупывал посторонний предмет.
– Любителей заглядывать в бутылочку становится все больше, – сказал Абиев. – У участкового на заметке две точки, где любители заливаться частенько собираются, а непьющий бедняжка впадает в беспамятство.
– Он перетрудился, а силы организма не безграничны. Страх на лице Тауса мог появиться от боязни смерти. Я его знаю с самого детства – мы с ним родом из одного села. Раз нечто похожее с ним и там случилось: после покоса травы под солнцем свалился с ног. Сознание тогда не терял, рядом были люди, оттащили в тень, напоили, облили водой и помогли дойти до дома. Я его предупреждал, что это плохо кончится. Поехали, история впереди.
Очередная порция горькой настойки придала морщинистому и тусклому лицу Мусаева едва заметный красный оттенок.
– Я разговариваю с большинством жителей, а встречи с бывшими односельчанами приносят мне массу приятный эмоций. Подчас вспоминаем какое давнишнее событие или кого-нибудь из числа ушедших жителей... Я благодарен судьбе, что дала мне такую нескучную старость.
 – Я рад за тебя! Но не лучше ли вести с ними разговоры о вреде веселящих напитков? – в досужем тоне спросил Абиев. – О моральной стороне, о последствиях...
– Ты, друг мой, преувеличиваешь, такой проблемы у нас нет. Но если на свадьбах вошло в моду говорить тосты, то ничего не изменишь. Я не люблю, когда ставят в один ряд переезд и падение нравственности, и не только у молодежи. Лично я доволен ею. Раньше, кроме осуждения, и достать выпивку было проблематично. Сейчас настал момент истины. Одного не пойму: почему тебя это волнует? Или у начальников свои капризы?
– Прикладываются и без повода, новая эра – новые нравы. Если введут полный запрет на алкоголь, я бы обрадовался. Честное слово.
– Я – нет, – сказал врач. – Свою жизнь я уже прожил, изредка позволяю себе пропустить с приятелем стопку-другую. Признаться, с появлением потомков второго порядка абсолютное большинство мужчин отказывается от прежнего образа жизни и вспоминают создателя.
– Родственники есть у Тауса? – спросил Абиев, не желая, чтобы за столом не переплеталось несовместимое. – Жену я знаю, и как понял, она сейчас с ним.
– Близких нет, он единственный и поздний ребенок. Отца его я хорошо знал, Худияром звали. Мы с ним очень разны, поэтому виделись нечасто. Знал хорошо, потому что привлекал к себе внимание своим чудачеством. Ему тоже были не чужды границы человеческих возможностей, сыну далеко до него в этом плане. Работал как вол – да, но и в еде не знал меру.
– Многим известно сильное чувство голода, но слышал, что прожорливые люди при этом впадают в истерику.
– Не всегда. Это должно быть присуще в молодом возрасте, вернее, в первой половине жизни, и то, если рос впроголодь.
Рассказывая про говорливого Худияра как о любителе крайностей, врач сомкнул два пальца и показал, как тот занижал роль какого-либо события, или личности, и в противоположность поднятыми вверх длинным руками изобразил необхватную величину. Он положил в рот серединку кольца лука, следом и кусок помидора, и продолжил:
– Худияр мог и выпить, бывало, на людях. Факт сам по себе был вопиющим, поскольку в селе имеется святое захоронение, посещаемое и поныне некоторыми паломниками. Любая пакость строго осуждалась, смотрителями места поклонения, само собой, были женщины, а если дело касалось публичной скверны... Раз мы с ребятами стали свидетелями того, как одна из таких изгоняла джинна из подвыпившего мужа. Повалила на землю и порола ветвистой палкой. Там говорили про еще один такой случай.
– Женщины осуществляли порку? – спросил Абиев не без удивления. – Ничего подобного не слышал.
– Их нельзя недооценивать. Они способны на многое и знают свое дело. Им могут прийти в голову и абсурдные идеи, которые потом перестанут казаться таковыми.
– Все равно в диковинку.
– Смотря, что с чем сравнивать! – сказал Мусаев. – Как тебе, если взрослый мужик враз вливает в себе литр рассола? Я все о том же Худияре.
– Насколько мне известно, свои эксцентричные качества любят показывать обычные бездельники.
– Как видишь, есть и исключения. Старик Бутай еще жив. В его трудах Худияр упоминается как сочинитель небылиц и притч. Читать не умел, писать – тем более. Он и хвост не распускал, что придумал нечто стоящее, и заприметили его, можно сказать, после смерти. Лентяем невиданным был его родной брат, который целые дни спя проводил. В холодное время спускался в подвал и забывался, а летом – в саду под деревом, двигаясь вместе с тенью вокруг него. Нередко убегал и на природу, чтобы тишком поспать. Бывало, возвращался на другой день. Но однажды не проснулся, а ему было всего тридцать с небольшим. Худияр и содержал его. Таус перенял у отца лишь неусидчивость, а ест порцию десятилетнего ребенка, и я не уверен, что три раза в день.      
– А выглядит как акробат, не то что некоторые. – Абиев положил руку себе на живот.
– Не стройностью измеряется состояние здоровья, важнее уметь прислушиваться к своему сердцу.
Опустошив последнюю рюмку, Мусаев вернулся к началу разговора. Животных он никогда не держал, но перед тем, как съехать с горного селения, обогатился на два теленка. Логичнее было для него, второй сын которого тоже повзрослел, доверить их за определенную плату тому, кто сможет содержать. Пасти их вызвался Таус. Полутора года спустя врач со своими гостями из города собрался в горы: и отдохнуть, и животных забрать. Он был приятно удивлен их состоянием, нахваливая его, что быки выросли гигантами, и ему налил стакан своей водки, а в ответ получил оскорбление.
– Так при всех и провещал, что кислятиной не отделаюсь, что придется платить деньгами. Представляешь? – Мусаев выглядел, будто бы вновь пережил неприятный момент.
– Часто больные на голову люди доставляют нам неприятности. Взять с них нечего, приходится воспринимать их беспросветными бедняками, которые заслуживают сочувствия.
– И я обиду не держу. В город я уже позвонил, литературу полистал, опасности нет, вернем в строй. Пусть и не в полной мере, но осознание этого может на нем плохо отразиться.
В кабинете увеличивалась духота. Он открыл окно, вытер лысину и вспомнил заботу сегодняшнего дня.
– Молодец старший сын, сразу поступил в военное училище. Нормальный карьерный рост, полковник, командир части. Он решительный, может, и добьется своего, если сопутствует удача. Без нее, увы, никуда не придешь. А младший не торопился даже уроки делать, а все норовил хвататься за верхушки.
Зазвонил телефон, Мусаев потянулся к трубке.
– Доктор, у нас мальчик с укусом собаки, – сообщила медсестра из дежурной комнаты. – Посмотрите?
– Что, не ходячий? Давай его сюда! – распорядился врач.
– Его привезли на какой-то машине без крыши. С ним еще бабушка. Ходить... не знаю.
Спустившись вниз, Мусаев направился в приемную, а замглавы покинул здание. Вечерело и свежело. Абиев надеялся, что ночь окажется прохладной, что он сможет выспаться, что не удавалось с наступлением жары. Показавшийся у входа больницы рослый, худой и прихрамывавший парень в нерешительности стоял на одном месте. Вышел и врач, указал пострадавшему на машину и сел в нее. Все ждали бабушку парня, которую не отпускали любопытствовавшие медсестры.
По дороге Хатунса рассказывала, что произошло с ее внуком. Понять ее было нелегко – врач, сидевший рядом с ним, о чем-то бормотал, и до Абиева доходили отдельные фразы про собаку, убитую за поселком. Он развез своих пассажиров по домам и отправился в чайную, где продавалось и пиво. Опустошая кружку у стойки, взглядом прошелся по находившемуся в тарелке соленому гороху. Молодой бармен исполнил и второе его желание, завернув литровую баклажку с пенным напитком.