Лампочки

Из цикла рассказов о Петрухе и Митрохе

Художник: So PineNut

Майский вечер был тёплый, на улице ярко светило солнце, неизменно держа свой путь на запад. Никита Максимович Чалый - председатель элитного товарищества - тоже торопился в путь, но не на запад, а на юбилей к своему другу - депутату Василию Назаровичу Мосину. Перед тем как уйти, начальник поручил главному бухгалтеру - Кларе Зиновьевне Курской - выдать конверты с зарплатой работникам, которые бессовестно топтали ковры его кабинета.
Выйдя на улицу, Никита Максимович закурил сигарету, чтобы снять напряжение и попытаться забыть сцену с прочтением стихов, которая недавно произошла в офисе; не сорвав оваций, поэт чувствовал себя поруганным и оскорблённым. Высокомерные взгляды сотрудников его не задели: «Что понимает этот плебс в поэзии? Но она… Она! Такая холодная, такая отстранённая, не способная оценить подлинный гений! Неблагодарная… Но любимая…» - переживал председатель, постоянно думая о Кларе Зиновьевне.
… Сердце Никиты Максимовича воспылало высоким чувством к одинокой даме при первой же встрече, она стала для председателя сладостней всех соблазнов. Принимая Курскую на работу, Чалый предложил ей зарплату выше ставки, а затем осыпал комплиментами и каждое утро приносил изысканные сладости к чаю. Сама же Клара Зиновьевна воспринимала эти жесты не более чем светскую обходительность, которая была скорее в тягость, чем в наслаждение…
Признаться в своих чувствах председателю мешал страх, что это может привести к халатности и несобранности главного бухгалтера. Теневые операции, которые она беспрекословно выполняла, требовали безукоризненной дисциплины, хладнокровия и расчёта. Успеха в этом амурном предприятии Чалый боялся больше, чем провала.
Сорокалетний мужчина, высокого роста, с нажёванными скулами, всегда опрятно одетый, не мог сделать выбор между хорошим сотрудником и собственным счастьем. Сев в свой автомобиль, Никита Максимович достал из бардачка золотые серёжки с изумрудами и фотографию Клары Зиновьевны, которую позаимствовал из её личного дела. На снимке Курская едва заметно улыбалась, Чалый нежно провёл большим пальцем по снимку и зачем-то положил в карман плаща серёжки, которые купил, но не решался подарить любимой женщине… «Нужно принимать решение… Будь что будет!» - рассудил председатель, пытаясь завести свою ласточку, чтобы уехать на праздник. Но автомобиль не заводился. «Приревновала, что ли? Заводись, сволочь!» - ругался Никита Максимович.
После пяти минут безуспешных попыток стало очевидно, что машина сломалась. Путь к месту встречи с депутатом - из спального района до центра города - предполагал получасовую прогулку. Радовала погода: тёплая и безветренная; проснувшиеся майские жуки и гнавшиеся за ними сойки летели в ту самую сторону, где должен состояться праздник юбиляра. Смех и звон хрустальных бокалов уже шумел в голове председателя, утончённые шутки светских бесед и наряды красивых женщин волновали воображение поэта, прогулка казалась освежающей и приятной, впереди был незабываемый вечер.    
К организации своего юбилея депутат Мосин отнёсся очень серьёзно, заранее разослав приглашения: главе города и его заместителям, начальнику местной полиции, главному врачу поликлиники, видным предпринимателям и многим другим влиятельным людям. Неизвестно как, но Василию Назаровичу удалось арендовать для своей вечеринки старую усадьбу в самом центре города.
Праздник обещал быть несравненным. Народный вития готовил много сюрпризов: среди них - выступление артистов и музыкантов, фейерверк и дорогое шампанское, выглядеть Чалому хотелось изысканней всех.
Впрочем, главной тайны вечера председатель не знал, ведь Мосин пригласил своего друга между делом, при встрече у дома товарищества, лишь указав время и место. Официальное письмо ему никто не отправлял – не по чину такая обходительность, да и жест этот был сделан скорее из вежливости.
Если бы Никита Максимович знал, что его ждёт на празднике, то проклял бы свой лаконичный классический образ, сочетавший в себе комфорт и элегантность. Чалый возненавидел бы свой серый плащ до колена, который отлично подчёркивал рост. Он разорвал бы бежевую, тонкую водолазку на несколько тонов светлее верхней одежды, идеально сочетавшуюся с зауженными брюками чинос. А в двухцветных ботинках броги, колорит которых перекликался с плащом и водолазкой, председатель наступил бы в говно.
Оказавшись у входа в усадьбу, где отмечался юбилей, Никита Максимович узнал о главном сюрпризе: это была бомж-вечеринка - тематический раут, где все гости должны приходить в одеждах, которые носят бездомные или очень бедные люди. Правила действовали для всех приглашённых, а их нарушение не позволяло пройти на мероприятие. Никиту Максимовича не пустила охрана, решительно посоветовав надеть что-то попроще.
После короткого замешательства у Чалого родилась идея найти подходящую одежду в подсобном помещении товарищества, и, не теряя времени, председатель отправился туда, откуда пришёл. Потратив ещё полчаса на дорогу, запыхавшись и вспотев, Никита Максимович оставил свои новые вещи в подсобке. Предчувствие подсказывало, что больше он их никогда не увидит, что эти предметы, олицетворяют жизнь порядочную, чистую, и что сама судьба мешает стать таким Никите Максимовичу. Сняв с себя всё новое и красивое, Чалый надел испачканную в краске фуфайку и дырявую тельняшку, чтобы наконец оказаться своим среди городской элиты.    
Идти в таком виде по улице было неловко. «Лучше вызвать такси», - решил Никита Максимович. Но и тут произошёл казус – из-за небрежно припаркованного грузовика водитель к нужному месту подъехать не мог, поэтому остановился и ожидал пассажира у соседнего дома, до которого нужно было продефилировать добрую сотню метров прямо под окнами жильцов товарищества.
Ссутулившись и опустив голову, чтобы никто не мог его узнать, Никита Максимович заметил под ногами обрывок листка со стихами… Своими стихами! Рядом жёг мусорную кучу Пётр Яковлевич Дворников. Сотрудник заметил Никиту Максимовича, но по долгу своего дружелюбия отвернулся, сделав вид, что не узнал начальника. Председатель после неожиданной встречи ещё больше скукожился и ещё ниже опустил голову направляясь быстрым шагом к машине такси.
Избраннику городского собрания казалась забавной идея бедной вечеринки, она гораздо безопасней, чем голая, и даже если фотографии праздника окажутся в сети, Василия Назаровича и его гостей никто бы не смог обвинить в кутежах и растратах, а хуже всего - в неуважении к традиционным ценностям. Какой тут устроишь скандал, когда провинциальная аристократия страдает вместе с народом, ставит себя на его место?
Василию Назаровичу исполнялось тридцать пять лет; одет он был в старый хлопковый халат, на шее болтался шерстяной шарф с дырками, нос накрашен красной краской, а голова перевязана марлей, заранее пропитанной йодом.
Нужно отметить, что, любовь к деньгам научила Мосина невероятному обаянию. Он сразу располагал к себе, был улыбчив и обходителен с гостями, но не чрезмерно. Всегда внимательно слушал собеседника, зная, с кем нужна большая строгость, а с кем мягкость. Главная его черта заключалась в том, что он хорошо понимал ценности своего времени. Ему был важен охват, масштаб своего потребления, он стремился распробовать на вкус этот мир: если телефон - то самый дорогой, если такси - то бизнес-класс, если одежда - то люксовых брендов, если спутница - то модель. На празднике Василий Назарович с наслаждением показывал гостям фотографии с очередного отпуска. Вот он у Колизея в Италии, у Эйфелевой башни в Париже, возле египетских пирамид, на территории Ангкор-Ват в Камбодже, а здесь обнимает каменную статую на острове Пасхи. Мосин растекался по миру, знаменуя свой личный успех, но не внутренних достижений, а успех внешний, публичный. И всё это в оправе невероятных сложностей, о которых любил рассказывать Мосин каждому встречному и поперечному: как ушёл из дома с одним узелком, набитым сухарями, как учился и работал на трёх работах по ночам, как делил последний ломоть хлеба с птицами у дома, как всего добился сам. Истории подкупали, казалось - вот он, герой нашего времени: молодой и куртуазный, амбициозный политик, прошёл через столько трудностей и добился успеха. Общественность по-настоящему любила Мосина: он открывал интересные картины жизни, обнажая общность ценностей и взглядов.
Тем временем приехавший на такси Чалый уже штурмовал приусадебные подступы, чтобы оказаться в числе городских богачей и наконец прочесть свой новоиспечённый мадригал в кругу высшего света. Оказавшись внутри, Никита Максимович был поражён архитектурой и внутренним убранством усадьбы: строгий классицизм с фальшь колоннами и лепниной на мифологические сюжеты древней Греции, картины и антикварная мебель вызывали восторг. Поэт расстроился, что посетил это место только сейчас и при таких обстоятельствах. В роскошных залах кучковались или сновали незнакомые люди, одетые в тряпьё и пытались казаться аристократами, дворянством своего времени. Всё смешалось на этом торжестве с реальным и предполагаемым, вызывая тошноту, словно Никиту Максимовича укачало.      
Увидев друга, Василий Назарович подхватил его под локоть и повёл в отдельную комнату, где можно было поговорить наедине. От испуга ноги Никиты Максимовича плелись еле-еле, поэт не ждал серьёзного разговора, сказывалась и усталость от недавних прогулок. Войдя в небольшую меблированную комнату, Мосин жестом предложил сесть. На старинном журнальном столике стояла бутылка коньяка и две коньячных рюмки.
- Знаешь, зачем я тебя позвал? - поинтересовался депутат.
- Нет, не знаю… - бодрился Чалый, пытаясь сохранить в голосе твёрдость.
- Так вот. Область выделяет деньги на программу энергосбережения. И наш дом попадает в проект! В твоём товариществе заменят все старые лампочки. Тебе нравится это?
- Что именно? - удивился Чалый.
- Не прикидывайся, ты прекрасно знаешь, о чём я говорю! - не дожидаясь реплик председателя, Василий Назарович перешёл сразу к делу. - Замену лампочек энергосбережения, а также их утилизацию ты включишь в квитанцию оплаты ЖКХ, бессрочно! С этим всё понятно… А на областные деньги мы купим лампочки с истёкшим сроком годности, цена у них низкая, качество китайское – всё как мы любим! – веселился Мосин. – Работать они будут ещё лучше, чем новые, по бумагам все деньги освоены, а фактически почти вся субсидия достанется мне… то есть нам! – поправился депутат.  -Плюс ежемесячные сборы с жильцов, ты представляешь, какие это бабки? О новой строчке в квитанции объявишь на собрании собственников. Кстати, когда оно будет? - прищурив левый глаз, спросил Мосин.
- Через месяц, в июне, но, Василий Назарович, опасно же, а если…
- Без если! Народ в доме живёт не бедный - сдюжат! Повозмущаются для приличия и пойдут платить по счетам! А я, как собственник, буду поддерживать твоё решение на собрании, так что можешь не беспокоиться!
- А если начнут жаловаться, Василь Назыч?
- Никит, ну хватит уже… - Мосин сел на диван рядом с председателем. - Пригласишь свою аппетитную бухгалтершу в отпуск на острова, будешь дарить ей цветы и закаты, кушать устрицы и пить шампанское! Я давно заметил, как ты на неё смотришь, как неровно дышишь, как ты бегаешь за ней…
Чалый побагровел от смущения.
- Нужно расти, понимаешь? Я тебя продвинуть пытаюсь: приглашаю, знакомлю с людьми… К тебе присматриваются - можно ли с тобой иметь дело, неужели ты не…
 - Хорошо! - перебил Мосина председатель. - Сделаю!
Юбиляр прищурил левый глаз и налил коньяк.
- За тебя, мой друг! За твоё место среди нас! - Мосин сделал глоток.
- Спасибо, Василий Назарович. А теперь мой панегирик, - выпрямил спину Чалый.
- Никаких пана-негириков! Тьфу ты! Давай потом, у меня ещё одна встреча. Позже… Никит! - махнул ладонью депутат, прогоняя председателя в общий зал.
Оставшись один, Мосин радовался успеху. Дело сулило большой заработок - и никакой ответственности. Да, он поддерживал увеличение квартплаты, но как частное лицо, а случись скандал или хуже того - разбирательство, Василий Назарович разводил бы руками в сторону офиса председателя, громче всех шельмуя последнего.
В этот же вечер Чалому позвонила Клара Зиновьевна. Вежливо и сухо она сообщила, что заболела и открыла больничный, намекнув, что он может оказаться долгим.
Лечилась Курская две недели, не отвечая на звонки и сообщения, связанные с её работой. Никита Максимович беспокоился и даже несколько раз навещал больную с фруктами и цветами, но дверь никто не открыл. Курская исчезла из жизни председателя, точно так же, как оставленные вещи в подсобке… Окончание болезни Клары Зиновьевны удивительным образом совпало с началом двухнедельного отпуска, так что на работе её не было целый месяц. Из-за всех этих накладок разговор о чувствах откладывался, что расстраивало председателя, но давало больше времени подготовиться к беседе и распушить хвост к моменту встречи – Чалый выбирал новый подарок…
Наступила дата ежегодного собрания собственников жилья. Время было летнее, но стояла пасмурная и холодная погода, дождя не было. Никита Максимович решил провести сбор прямо во дворе товарищества, под сенью лип и тополей. Председателю казалось, хорошей идеей, если после объявления о повышении платы начнётся дождь, жильцы сразу разбегутся, не задавая лишних вопросов, да и вообще в такую погоду долго стоять на улице не хотелось. 
Разговоры об увеличении квартплаты всегда были непростыми. Чалый нервничал, ожидая неудобных вопросов или хуже того - скандала и жалоб.
В полдень собственники собрались в назначенном месте. Ближе всех к председателю стоял Мосин с подарочным пакетом.
Перед началом заседания Василий Назарович на правах народной власти попросил дать ему слово, чтобы торжественно открыть встречу:
- Друзья, на этом ежегодном собрании, где мы подводим итоги и решаем ключевые вопросы благоустройства, хочется от депутатского корпуса наградить нашего труженика, Никиту Максимовича Чалова, грамотой за выдающиеся успехи и безупречную службу не только товариществу, но и городу. Давайте поздравим нашего друга!
Собственники вяло аплодировали: кто-то курил в стороне или беседовал по телефону.
Никита Максимович готовился к каждому собранию; поднималась статистика: расходы, долги, успехи. Была заранее написана речь, которая сегодня призывала собственников сплотиться и чуточку раскошелиться.
- Отчего же, товарищи, красота не спасла мир? Или спасла?  - сам с собой завязал спор председатель. - Взгляните вокруг на эти деревья, палисадники, на эту сочную зелёную траву - неужели всё это не радует глаз, неужели красота не обогащает наши души? Красота не спасает мир, она спасает нас с вами!
Мосин начал аплодировать, но публика овацию не поддержала.
- Сегодня на нас ровняется и смотрит весь город. Наше совместное управление позволило превратить эту улицу в сад, а дом - во дворец, простите за пафос. Но время диктует новые вызовы! Я призываю вас всех сегодня сплотиться, собраться как пальцы в кулак и идти дальше в будущее.
- Что ещё за будущее, давай, Никитка, говори, - перебивали жильцы.
- Небось, оплату хочет поднять, разбойник! - закричала пожилая дама.
- Товарищи, вся страна давно перешла на энергосберегающие лампочки, мы с вами больше не имеем нравственного права жить по-старому, в каменном веке изживших себя технологий. Все лампы накаливания в подъездах и на прилегающей территории должны быть заменены до конца текущего года, и это наша с вами ответственность, товарищи, это наш с вами долг! В квитанциях об оплате ЖКХ появится новая строчка расходов. Покажем триумф солидарности, добьёмся успеха в экономии электроэнергии, сделаем наш город и страну си-иль…не…е…
Не успев закончить речь, Никита Максимович увидел, как опаздывающая Курская в золотых серёжках с изумрудами спешила на собрание собственников. Она была не одна… Элегантно одетый Уличный в сером плаще до колена и тонкой бежевой водолазке на несколько тонов светлее верхней одежды сопровождал Клару Зиновьевну; подавая руку на ступеньке и пропуская вперёд, он провожал спутницу прикосновением к талии.
Председателю на мгновение показалось, что это он идёт с Курской – он счастлив, это он… Но в сладостном образе угадывались мерзкие черты хорошо знакомого Митрофана Андреевича Уличного… «Как она могла его выбрать?» - подумал Никита Максимович. «Я моложе его, перспективнее, а вместо меня… она путается с этим животным!» Председателя разбил истерический приступ, он забыл, как дышать, лицо стало бледным, а в глазах потемнело. Пошатнувшись, Никита Максимович едва успел ухватиться за оградку, падая на бордюр.
Собственники негодовали:
- Скоро оплата коммунальных услуг будет равняться платежам по ипотеке!
- Эти лампы будут стоить столько, что не окупят сэкономленные киловатты!
- Смотрите, сел! – завопили жильцы. - Скоро сядешь, Никитка, не на бордюр, а на нары! - удачная шутка вызвала коллективный хохот. 
Но Чалый ничего этого не слышал, одной рукой держась за оградку палисадника, а второй схватившись за горло. Председателю чудилось, будто он исчез, словно его и не было вовсе. Всё казалось ничтожным и глупым, как и он сам… Увидев это, Мосин понял, что дело может провалиться, и завершил собрание словами:
- Друзья, похоже, у нас нет выбора! Пришло время платить по счетам!
Начинался дождь; пожилые собственники ещё недолго возмущались, а молодые сразу ушли. Куда-то спешила и Клара Зиновьевна вместе с Уличным, хихикая за листвой, постоянно исчезая, кружась в этом смехе и удаляясь, словно воспоминание, пока не исчезла за зеленью, дорогами улиц, домами…
- Никитка, ты чего? Я авансом тебе грамоту подарил, смотри, не загордись, - ехидничал депутат. - От радости, что ли, плохо стало, может, скорую вызвать?
- Я отказываюсь… Это всё обман! Слышишь, отказываюсь! - закричал председатель.
- От чего ты, миленький, отказываешься? А?
- Меня тошнит от разврата, где бедные хотят выглядеть богатыми, а богатые - бедными. Я устал казаться тем, кем на самом деле не являюсь, я не из вашего круга, я нищий, не такой хитрый, как вы, не такой предприимчивый, да и не нужно всего этого для счастья! В какое я лезу дерьмо! Зачем мне всё это? Нажиться ты всё равно мне не дашь, а чуть что случись - первым толкнёшь в могильную яму. Председателем меня выбрали собственники, был справедливый кворум! Но ведёшь и держишь ты себя так, будто я задолжал в своём чине. Я тебе, Мосин, ничего не должен! Пропади ты пропадом, слышишь? И отстань, завтра напишу объявление, что платы никакой не будет!
- Постой! Ты из-за своей бухгалтерши так расстроился? - смутился народный избранник, переставая узнавать обычный тон своего друга.
- Она не моя, и я не расстроился! Всё бессмысленно… - опустил голову Никита Максимович, словно сдувшийся воздушный шарик.
Василий Назарович сразу понял, что спорить без толку, тут нужна ласка и обаяние. Подражание чуткости - лучшее искусство обмана и отличный способ добиться своих целей.
- Ну что ты, мой хороший, всё оно так… Непросто всё… Вон, смотри - испачкался весь. А ну-ка… Вот! Давай руку. - Мосин помог встать председателю.
- И куда ты такой разбитый пойдёшь, смотри, дождь какой идёт, пожалей себя немного, Никит? Весь осунулся, перетрудился ты, перенервничал. Я тебе двух практикантов отправлю помочь с делами, - деликатно положил руки на плечи поэта депутат.
- Бандитов, что ли? - хмыкнул Чалый.
- Ага, бандитов из счётной палаты! - засмеялся в ответ Василий Назарович. - Никит, а пошли ко мне, футбол посмотрим, посидим! Мне подарили французский коньяк, ты себе не представляешь, это музыка вкуса, - прищурил левый глаз Мосин, взяв под локоть председателя. - Пойдём, пойдём, у тебя, наверное, голова кружится, пошли скорее.
Никита Максимович был тронут заботой и вниманием друга. Из-за отсутствия Курской он действительно работал по четырнадцать часов каждый день и очень устал. Это был срыв, и, чтобы от него отойти, требовалось время.
Друзья устроились на кухне. Мосин открыл окна, чтобы можно было курить, и достал бутылку французского коньяка. Интерьер и обстановка очень нравились Чалому: прекрасный кухонный гарнитур, встроенная бытовая техника, серия авторских натюрмортов и великолепные настенные часы скорее всего из дорогих пород дерева. Василий Назарович негромко включил спортивный канал на плазменной панели, а сам начал жарить картошку с грибами, попутно раскладывая на столе буженину по-немецки, сыр, красную и чёрную икру, фрукты. Немного выпив, друзья вспоминали интересные случаи, смеялись, смотрели футбол, превращаясь в детей оголяя свои души. Казалось даже, что теперь душа одна на двоих: хотелось верить только в самое лучшее, радоваться забитому голу, дурачиться, никого не стесняясь.
За французским коньяком последовал армянский, а за ним - ещё одна бутылка; день переходил в вечер, а вечер в ночь. Мосин сильно захмелел, но не терял обаяния, его истории путались и сплетались между собой в загадочный смысловой орнамент.         
- Тут как сказать… Никит, поправь… Давай сделаем дело! Вишь, как лихо берёт? На дороге летом стою, грибы собираю, а-а-а навстречу - маршрутка в город. Меня не пускают. Потому что за первой партой сидел! Де-едшка мне помог, быший министр… Грит: «Сволочь ты пархатая и позёр»! Заврался совсем… как же зубы болели! Пониш? Тада ещё Спартак в домашнем матче! Эххх! Накуролесили… Молился потом, а мать всё равно умерла…
Глаза Мосина уходили за горизонты век, всё перед ним кружилось и падало, пока не провалилось во тьму глубокого сна.   
Через час или более Василий Назарович почувствовал прелести похмельного пробуждения. Глаза не открывались, ноги не слушались, а голова ужасно болела, где он и что с ним - понять было нельзя…
«Что же такое творится?» - подумал Мосин.
Ответ последовал немедленно:
- Ты должен заплатить за нашу работу!
- Что за вздор, какую работу? - закричал Мосин, пытаясь открыть глаза и встать, но ничего не получалось: веки словно слиплись, а ноги стали такими тяжёлыми, что пошевелить ими было нельзя.
- Плати по счетам, Мосин!
Руки и пальцы словно окоченели и отказывались двигаться:
- Пришло время платить по счетам, Мосин! Пришло время платить по счетам!
- Я не понимаю, кому платить, сколько платить? Что происходит? Помогите!..
…В палате ярко горели энергосберегающие лампы, которые ослепляли своим неестественным и холодным свечением глаза Василия Назаровича. Открыть ему удалось только левый. Прищурив единственное око, Мосин увидел своего дедушку, который о чём-то разговаривал с врачом. По выражению лица было понятно, что дед злится на своего внука. Подойдя к кровати пациента, гость несколько минут кричал и жестикулировал своим указательным пальцем, показывая то на дверь, то на самого Мосина. После столь эмоционального акта немолодому мужчине самому потребовалась помощь специалистов. Врач заставил бывшего министра выпить таблетку и увёл из палаты.
Осталась медицинская сестра, а чуть дальше стоял высокий мужчина, похожий на председателя.
- Сестра… Сестрааа! - прохрипел Мосин.
Медсестра подошла к пациенту, одновременно стараясь успокоить его: 
- Василий Назарович, у Вас был микроинсульт из-за врождённой патологии. Вы сейчас в безопасности. Ваше состояние стабильное, мы делаем всё возможное для вашей скорейшей реабилитации. Доктор сейчас вернётся и более подробно обо всём расскажет.
- Хорошо, - с трудом произнёс Мосин и посмотрел в сторону высокого мужчины. - Никитка, это ты?
- Я! Я! Это я вызвал скорую, ещё бы немного… - подбежал Чалый к больному.
- Постой! - перебил председателя друг. - Что меня так разволновало вчера? Я уже сегодня забыл и никак не могу вспомнить. Хотя, знаешь, неважно… Давай не будем брать платы с жильцов. Неприлично как-то... Это всё равно, что с тебя будут требовать плату твои же собственные органы и с субси..дии..й…
Глаза депутата опять закатились, медицинская аппаратура пиликала звонким сигналом, сестра побежала за лекарствами попутно вызывая доктора. Казалось, что всё кончено, вот он этот переход – самое главное событие жизни после рождения…
Вбежавший доктор всех выгнал, он не мог допустить никаких переходов в свою смену, борьба за жизнь Мосина продолжалась.