Провожатый. Глава 14

   Своим вопросом Он озвучил то, что мучило меня всю жизнь: что надо сделать, чтобы в бешеной своей гонке увидеть у дороги один-единственный указатель: "Смерть — 300 м"? Как отсрочить появление этого последнего отрезка узкой киноплёнки?
   Я с трудом отвёл глаза от грязного, заплёванного и залитого пивом пола вагона и стал рассматривать окружающих меня людей — но не тем отрешённо-внимательным взглядом стороннего наблюдателя, питающего скуку в течение скольких-то станций, а бескомпромиссным взглядом хирурга, рассматривающего результаты рентгена.
   Нет.
   Я мог сказать только, нравятся мне эти лица или отталкивают. Поразмыслив, мог бы предположить что-либо об их тайных склонностях и пороках, достоинствах и радостях жизни. Покопавшись день-другой в медицинских энциклопедиях, прочёл бы на этих картах координаты болезней, абрисы неврозов, очертания депрессий. Я не отличался наблюдательностью героя детективных романов, да и интуиция подводила меня не раз. Ударившись о напряжённый взгляд угрюмого верзилы напротив, я прекратил свои изыскания и отвернулся.
   
   Двери отворились. В упругое тело вагонной толпы ввинтился совершенно ей противоположный, потрёпанный дружеской вечеринкой субъект. Войдя в согласие с покачиванием вагона, он упал на свободное место. Переплёл пальцы и свесил свои длинные руки между колен. Я не видел его лица из-за плотного капюшона, но, судя по тому, как он мотал головой в такт своим мыслям, мимика его должна была быть достаточно развитой.
   Обычно я стараюсь как можно скорее отвернуться от нетрезвого человека, но этот завладел моим вниманием, как фокусник, который своими пассами полностью подчиняет себе доверившегося ему ребёнка. Он расцепил пальцы, несколько раз сжал и разжал кулаки. Потом уставился на них, будто пытался погадать себе по линиям на ладони. Я видел, как поворачивается его голова, как он исподлобья рассматривает сидящих и стоящих напротив.
   Похлопав себя по карманам, он тщательно изучил кончиками пальцев их содержимое, но не стал вытаскивать ничего из найденных сокровищ. Утвердив локти на коленях, обтянутых выцветшими голубыми джинсами, парень потратил несколько секунд на созерцание того, как один его ботинок потирает бок другого. Меня охватило ощущение, что эти действия потрёпанная обувь производит почти без участия хозяина. 
   В какой-то момент он почти выпрямился, и в поле моего зрения попал его профиль. С того места, где я стоял, разглядеть его лицо в деталях было невозможно. Я увидел лишь шевелящиеся губы (уголок рта был искривлён в обаятельной усмешке) — он обращался к сидящей рядом женщине, которая всем своим видом выказывала смущение. Не знаю, что он ей наплёл, но на её отвыкшем от улыбок, потерявшем очертания лице проступила тень ностальгической мечтательности. Она косилась на незнакомца, смягчая свой рыбий взгляд теплом сострадания, и её душа с разинутым ртом внимала болтовне молодого разгильдяя.
   Мужчина, сидящий напротив этой пары, встал и шагнул поближе к выходу. Я занял его место.
   Женщина, с явным сожалением завершая непредвиденное общение, тоже встала и направилась к дверям. Парень проводил её улыбкой и взглядом, откинулся на сиденье и посмотрел на меня совершенно трезвыми глазами.
   К счастью или к сожалению — я не мог бы сказать точнее — я узнал Его. Лихорадочный огонь, полыхнувший на меня из зеркала во сне, погас. Но печаль, сочившаяся сквозь усмешку и наполнившая пространство между его век, затопила и меня до самого горла.