Встреченный неласково. 16

Предоставленная Ибадову комната была обставлена скромно: кроме стола и двух стульев, в ней стояла средней ширины кровать с толстым самодельным матрасом и двумя большими подушками, одно из которых на время было перемещено на подоконник. На стене висела рамка с фотографией пятилетней давности, где были запечатлены они с сестрой, окно выходило в сад. Вместо шкафа использовали полка со вбитыми гвоздями, а в одной из стен имелась ниша для печи, но была заполнена различными сумками и прочими вещами. По возвращении из больницы он спал, и казалось, все было позади. Вечер провел с сестрой, в основном говорила она, и большей частью о предстоявшем праздничном дне. Мила отвлекала его от приключений ушедшего дня, спрашивала, в каком качестве он бы мог выступать, но у брата не было желания высказать свое мнение, да и боль не давала.
В полночь его оставили одного, однако заснуть не получалось – дневные приключения продолжали оживать в его воображении. Чтобы отвлечься, принялся вообразить себя в роли выступающего на местном празднике, но ничего не придумал. Размышления часто прерывались, перед глазами то и дело мелькали собаки со страшными клыками, и он стал бояться убитого зверя с лежавшей рядом отрезанной головой. Ему запомнился запах крови, и в ушах сохранились шедшие из гортани обезглавленной собаки жуткие звуки. Ибадов досадовал, что пренебрег советами медсестер и не запасся снотворным.
Наступившее утро не двигалось с места, то он у окна постоит, то выйдет в прихожую, сильно не напрягая раненую ногу. Оторвавшийся от горизонта диск солнца уже светило, и он постучался к спавшей в соседней комнате сестре. Мила открыла дверь, но не сразу поняла, о чем ее просят. Она сонно пробормотала, что аптека находится недалеко и можно обратиться в любое время, затем только вспомнила о его состоянии. С ее уходом болеть стало меньше, и он пожалел, что прервал ее сон.
Спустя время Мила сама принялась будить крепко спавшего после выпитой таблетки брата. Она пощекотала ниточкой ему лицо, нос, ухо и жалостливо наблюдала за его реакцией. От беспокойства он перевернулся на другой бок, потом ненадолго разомкнул свободное верхнее веко. Присев, отпил глоток воды. Пробуждение было тяжелым, в глубине глаз кололо, по спине взмывала непонятная дрожь к голове и накапливалась под макушкой. Больная нога напряглась и дала о себе знать.
Ибадов с трудом встал на ноги, но еще не был в состоянии говорить. Он послушался сестру, взял принесенную ею трость дедушки и начал спускаться вниз.
В передней за столом сидели двое: подвозивший его из больницы мужчина и мальчик. Расим всматривался в лицо прихрамывающего парня, а Абиев пожал ему руку.
– Как твоя нога? Сильно болит?
Юноша дал головой отрицательный ответ и опустился на стул. 
– Извини, что не дали тебе выспаться. Мне надо знать все, что с тобой произошло.
– Внучок, Абдурахман большой начальник, – сказала Хатунса. – Ему надо знать все, что вокруг происходит. Ты расскажи, как было.
От несвоевременного пробуждения и воздействия лекарств молодой человек еще не в полной мере владел собой.
– Я гулял… собакам не понравилось, а мужик один отбил меня из их лап, – сказал он, кое-как держа глаза открытыми. – Больше ничего.
– Подробнее пожалуйста. Как ориентируешься в окрестностях? – Абиев сидел сбоку и чувствовал, как тому нелегко.
Мила поставила перед братом кофе, и он сразу взялся за чашку. Напиток был очень горяч, и его представлялось возможным пить путем всасывания вместе с воздухом, вытянув губы вперед, однако не шуметь не получалось.
– Я всюду бывал, – ответил Ибадов между глотками. – Там два одинаковые бугорка, будто прислоненные к крутому склону. Это если по верховьям идешь наискосок к лесу, и после грушевого сада по террасам спускаешься вниз.
– Далеко ты забрался, только показываешь не туда. – Абиев понял, где он бывал, и поправил его. – Те холмики образованы в результате выкорчевывания старой грушевой рощи.
– Я и прошлым летом гулял в тех краях. Раз, когда мы были с Панахом на охоте, на нас тоже нападали собаки.
– И тогда покусали? – Хатунса была вся во внимании. – Нам и не говорил.
– Я в прыжке схватился за ветку дерева и забрался наверх, – ответил он, заодно и изображал. – Как-то само собой получилось. Забыл, что не один. Но он не застрелил их, а напугал выстрелом в небо.
– Панах сильнее будет того мужика? – спросил Абиев, стараясь вызывать интерес своего сына к разговору.
– Трудно сказать. Тот похож на настоящего дикаря, а этот – благородный силач.
– Одни с тобой добры, пока ходишь смиренно, – подметила старая женщина, которую раздражало подчеркнутое уважение к соседям. – Достаточно и случайного косого взгляда, чтобы от благородства и следа не осталось.
Абиев допил чай, от второй чашки отказался, поблагодарил Милу и продолжил выспрашивать ее брата.
– Ходить в одиночку любопытно, и лучше ощущаешь природу, но небезопасно. Тем более в облюбованных собаками краях, где могли быть щенки. 
Ибадову даже погладить не приходилось собак – они и в городе не раз зубоскалили на него. Он не сомневался, что его могли и растерзать, не окажись поблизости случайный прохожий.
– Тогда мы были на другой стороне. Я мог добежать до дерева и в этот раз, но боялся очутиться у них в плену. Поначалу было любопытно смотреть на несшихся издалека тварей, а с каждой секундой становилось страшно. Я размахивал ножом, и сам не понял, как выронил. Одна схватила меня за ногу, и я упал. Я пытался освободиться, и увидел мужика с тяпкой в руке. Ну, такой, для мяса с короткой рукояткой, а спереди торчал заостренный зубчик. Другая сразу удрала – она и не кусалась. Первая отпустила мою ногу и набросилась на него. Я смутно помню, что дальше происходило. Он отрезал ей голову и ногой оттолкнул. Туловище лежало на земле и дергалось всеми лапами, а кровь билась из горла фонтаном в две струи.
Расим внимательно вслушивался в рассказ мальчика постарше него. Представляя себе атаку одичалых собак, он менялся в лице и дергался, словно защищался.
– Момент их схватки ты не видел? – спросил Абиев. – Положим, она набрасывается в прыжке. Большие собаки обычно валят своей массой.
– Прыгать вверх снизу? Не знаю, он здоровый, стоит на подъеме... По-моему, за спиной был рюкзак, или не был?.. Я пытался восстановить в памяти, как все было. Вы же понимаете, быстро произошло. Наверное, сперва дал схватиться за свой сапог, ловко прижал к земле и зарубил. А может, острием тяпки хорошо попал по голове.
Абиев допустил, что мальчик мог пребывать в шоковом состоянии и не помнит, что совершалось перед его глазами.
– Ты сильно покусан? Кусачую собаку считают заразной.
– На мне были джинсы, и они нигде не порваны, – ответил юноша и машинально опустил руку к ноге. – Врач говорит, что страшного ничего нет. Кожа содрана в двух местах.
– Хорошие у тебя штаны. Ты выполняй все, что прописал врач. Звони ему, сообщи о своем состоянии, а лучше покажись. Пусть посмотрит, вдруг что.
– Заживут и без этого – я детдомовский.
– Внучок, ты послушай старших, – посоветовала Хатунса. – А то кто знает.
Ибадов вспоминал слова мужчины из леса, который осматривая рану ломающимся голосом говорил, что нога пройдет, и чтобы он поберег лицо.
– Я не вглядывался в него, и сам отворачивался, – сказал он. – Ухо было поврежденным, разорванное, что ли? И пахло от него чем-то неприятным. Он торопливо повел меня вниз по склону, держа за предплечье, и я шел почти что на одной ноге. Оставил меня и потерялся из виду. Там проходила травянистая, неразличимая издалека полоска вроде дороги. Тут же подъехала машина и подобрала меня.
– Это Гюлен наш очутился там. – Направление кисти руки женщины подсказывало, что он живет неподалеку. – Больше года чинил старую машину своего деда и впервые выгнал на улицу.
– Доеду до него, – сказал Абиев и встал. – Собаки эти – потомство бывших сторожевых псов, и они могли быть обозлены кем-то, вероятно, тем же самым мужиком. Я выясню, кого ты встретил. По всей вероятности, вчера его видели и другие люди. Чем лучше опишешь, тем легче будет понять, кто он такой был. Выздоравливай, на днях я заеду за тобой. На месте покажешь.