Смертники музы. в. маяковский. часть третья

Часть третья. (1925 – 1930г.) Цугцванг. Точка пули.

4 января 1926 года Маяковский приезжает в Ленинград.
Ему уже не сидится дома, ведь всё явственнее отчуждение и холодность со стороны ветреной любовницы-музы.
Здесь Владимир успешно выступает с докладом «Моё открытие Америки», в зале Академической филармонии.
Знакомые отмечают его одиночество и мрачную усталость.
Вскоре он напишет:
 - … Всё меньше любится,
всё меньше дерзается,
и лоб мой
время
с разбега крушит.
Приходит
страшнейшая из амортизаций –
амортизация
сердца и души.

Почему такой пессимизм?
Лиля отдалилась, от неё уже мало похвалы и поддержки, она занята поиском новых любовных приключений. Маяковский тяжело переносит это отчуждение.
… Пройду,
любовищу мою волоча.
В какой ночи
бредовой,
недужной,
какими Голиафами я зачат –
такой большой
и такой ненужный?

Владимир надеялся создать с Лилей семью.
Почему бы нет?
Ведь Осип с ней не живёт, и не возражает против их сожительства.
Наивный!
Семья, где жена с менталитетом проститутки, а муж с синдромом Отелло, существовать не могла; даже в эпоху революционных перемен в семейном законодательстве…

В конце января, возвратившись в Москву, Маяковский почти сразу едет с лекциями и стихами на юг – Харьков, Киев, Ростов-на-Дону, Краснодар, Баку, Тифлис.
Лекции и стихи преимущественно об Америке.
Опять успех.
«… Пролезть к дверям невозможно, коридоры, фойе, лестницы – всё забито билетным и безбилетным народом. Сзади раздаётся треск и звон разбитого стекла.
… Сидят по двое на одном стуле, друг у друга на коленях.
… При появлении Маяковского становится ещё шумнее. Крики, аплодисменты, из-за дверей рёв не уходящей публики.
То и дело подают записки… - Маяковский, пропусти!
Владимирович быстро находит единственный возможный выход – пустить всех».
(Н. Рябова, Киев, 1940 г.)

По возвращению поэт участвует в диспутах и собраниях в различных учреждениях Москвы, выступает с лекциями, печатает свои стихи мелкими тиражами в разных издательствах.
Пишет стихотворение «Разговор с фининспектором о поэзии», где протестует против приравнивая своего творчества к работе кустарей и торговцев.
 - … Пуд,
как говорится,
соли столовой
съешь
и сотней папирос клуби,
чтобы
добыть
драгоценное слово
из артезианских
людских глубин.
И сразу
ниже
налога рост.
Скиньте
с обложенья
нуля колесо!
Рубль девяносто
сотня папирос,
рубль шестьдесят
столовая соль…

Здесь почти что впервые звучат у поэта пессимистические нотки в его творчестве.
23 марта В. Мейерхольд пишет Маяковскому письмо, где упоминается просьба к нему от жены (З. Райх) написать стихотворение, посвящённое памяти С. Есенина.
Владимир откликнулся и появились строчки «Сергею Есенину».
Автор ещё не подозревает, что повторит его судьбу.

А. Блок, С. Есенин, В. Маяковский.
Какие они разные в своём творчестве и одновременно схожи в судьбе.

Блок – поэт настроения, терпения, вдохновения. Когда эти состояния совпадали – рождались поэтические шедевры. В иных случаях получались серенькие стишки, которые и запомнить трудно.

Есенин – гениальный поэт ностальгии по прошлому, эгоист, певец самолюбования, выразитель душевного сумрака. Почти все его стихи позднего периода замечательны, но морально ущербны.

Маяковский – грандиозно талантливый поэтический ремесленник. Его стихи – это усилия разума, и только иногда отзвуки чувств самого поэта. Под ритмы его стихов хочется ломать, или строить; что-то делать, куда-то бежать. Желание говорить о любви, дарить женщине цветы, при этом не возникает.

Поэт обнародовал своё кредо так:
 - Вы любите розы?
А я на них .рал!
Стране нужны паровозы,
нам нужен металл!
Товарищ!
Не охай,
не ахай,
не дёргай узду!
Коль выполнил план,
посылай всех
в п..у,
не выполнил –
Сам
иди
на х.й.

На самом деле цветы поэт любил и дарил всем своим женщинам.
Впрочем, многие литературоведы сомневаются в авторстве Маяковского по отношению к этим строчкам.
С другой стороны, Владимир Маяковский тоже любил похулиганить, как и Сергей Есенин.

В апреле 1926 года по решению Моссовета Маяковский получил в Москве от государства 4-комнатную квартиру в Гендриковом переулке, д. 15, кв.5., и сразу же прописал там Бриков.
В это время от него требовались только деньги.
«Всё благополучно. Жду денег» — это Лиля.
«Киса просит денег» — это Ося.
Такие телеграммы преследовали Владимира, когда ему случалось быть в отъезде.

После нескольких выступлений с чтением стихов об Америке и Есенине в Москве и Ленинграде Маяковский устремляется на юг. Почти весь июнь он даёт свои сольные спектакли в театрах и дворцах культуры.
28 июня поэт отплывает на пароходе в Ялту.

7 июля, в Симферополе, на его выступлении в Доме работников просвещения, поступила записка из зала: «Почти все поэты умирают неестественно. Пушкина и Лермонтова убили, Есенин удавился, Соболь застрелился. Когда ваша очередь?»
Ответ оказался вполне серьёзным: «Я ещё думаю прожить лет сорок. Но, получая такие записки, немудрено застрелиться».
А такие записки он будет получать и впредь.

Как художник и поэт, Маяковский оформляет титры кинокартины «Евреи на земле», снятой в Евпатории по заказу Общества землеустройства евреев.

Тогда реально стоял вопрос о создании в Крыму еврейской общины (см. «Странники времени), и даже были получены советским правительством деньги на это от мирового еврейского сообщества.
Приветствовал такое решение и товарищ Троцкий.
Но тут взбунтовались местные татары, да и Сталин евреев недолюбливал. Поэтому затеянное переселение сюда семитов с треском провалилось.

Потом Владимир поучаствовал в местной демонстрации сторонников движения «Долой стыд», которые прошествовали по улицам Ялты в чём мать родила.
Из-за некоторых изъянов своей фигуры поэт раздеться полностью постеснялся, но активно произносил речёвки и нёс транспаранты.
Кстати, в эти годы девочки и мальчики пионерского лагеря «Артек» делали утреннюю гимнастику и купались в море голышом, невзирая на пол.

От всего этого поэт устал и в начале августа решил пару недель отдохнуть в пансионате «Чаир», возле Кореиза.
Почему здесь? А здесь в это время нежилась на южном солнышке Лиля Юрьевна в компании, увы, того же Александра Краснощёкова.
Позже Галина Катанян вспоминала слова поэта, сказанные при ней: «Если Лиличка скажет, что нужно ночью, на цыпочках босиком по снегу идти через весь город в Большой театр, значит, так и надо!»
Но та демонстративно с другим, на улице лето, и приказывать ему сейчас она не собирается.
А как же мужское самолюбие?
И Владимир решил показать подруге какого мужчину она отвергла.

Среди пальм и кипарисов, рядом с таким известным человеком какая девушка не будет чувствовать себя принцессой?
Вот и Наташе Хмельницкой, 18-летней студентке из Харькова, отдыхающей здесь, было лестно познакомиться с самим Маяковским.
Она тоже не простушка. Её отец – заместитель наркома здравоохранения Украины.
На обратном пути поэт даже заехал в Харьков, познакомился с её родителями.
Уезжая, оставил девушке номер своего телефона и пригласил к себе.

Потом ещё несколько встреч при посещении поэтом Харькова.
Но почему-то не сложилось, Лилю заменить не получилось.
За всё время встреч с Наташей всего два поцелуя.
Да и её родители имели другие виды на супруга дочери…

20 августа 1926 года Маяковский возвратился в Москву.
Лиля с Краснощёковым тоже здесь, но их роман на этом и закончился.

Краснощёкова расстреляли в 1937 году по обвинению в шпионаже.
Но причина, видимо, в другом – слишком умный, к тому же еврей. А умных и евреев (а они почти все умные) Сталин не любил…

Однако, если Владимир и радовался окончанию их романа, то напрасно.
Она просто нашла нового любовника, режиссёра Льва Кулешова.
Тот был красавцем и спортсменом, лихо водил мотоцикл.
Когда с дымом и треском это чудо техники передвигалось по улицам города, в коляске, трясясь и подпрыгивая на булыжных мостовых, гордо восседала Лиля Юрьевна.
Тогда у неё впервые возникла мысль о собственном комфортабельном автомобиле.
Реализовать идею предназначалось, конечно же, Владимиру Владимировичу.

Поэт снова в пути, сначала Ленинград, потом Харьков, Полтава, Днепропетровск.
Только-только вернулся в Москву в ноябре, и снова в путь – Воронеж, Ростов, Таганрог, Новочеркасск, Краснодар, Киев. Почти везде успех, по нескольку выступлений в каждом городе.
Возвратился в Москву в конце декабря.

После новогодних праздников вояжи поэта продолжились – Нижний Новгород, Казань, Пенза, Самара, Саратов.
2 февраля он возвращается в Москву.
В общем, поэт почти не живёт дома, зарабатывает деньги на автомобиль.

Как только все близлежащие города России были им объезжены, пришёл черёд зарубежья.
15 апреля Маяковский через Польшу следует в Чехословакию, Германию и Францию.
Поэт бегает по магазинам, ищет, по заданию Лили, запчасти для мотоцикла её любовника.
А ещё «голое» платье для неё, которым та собралась произвести фурор среди гостей.
Обратно в Москву возвратился 22 мая.

С началом лета, как обычно, отдых в Пушкине на даче.
Осенью 1926 года в редакции Госиздата Владимир знакомится с Натальей Брюханенко.
Разочаровавшись в одной Наталье, он моментально влюбляется в другую, юную, стройную, 20-летнюю красавицу. И она отвечает взаимностью. Поэт демонстративно привозит её на дачу, где они не расстаются.

Летний отдых здесь отличался демократичностью и интеллигентностью.
По воспоминаниям одной дачной гостьи, он проходил весьма своеобразно.
Внизу, за столом на веранде сидит Маяковский с Наташей. Он её обнимает и гладит руки.
Потом прибывает Лев Кулешов со своей супругой Александрой. Муж оставляет Шурочку на попечение гостей, а сам уединяется с Лилей на верхнем этаже.
Следующие гости – режиссёр Виталий Жемчужный и его жена, Евгения Соколова.
Осип Брик немедленно уводит Евгению наверх, а Виталий нервно вышагивает по дорожкам дачного сада.
Ждать ему приходилось довольно долго.
Мы же помним, что партия объявила ревность пережитком проклятого прошлого.

Лиля очень удивлялась Шурочке Хохловой, супруге её нового любовника, когда та пыталась застрелиться из-за предательства мужа.
Какие, мол, шекспировские страсти!

Также она была недовольна новым увлечением Маяковского, подозревая в Наташе соперницу в борьбе за «сердце» поэта, а тем более за его кошелёк.
Но ещё больше её огорчал Осип, который впервые влюбился в другую женщину.
По его словам, если бы он верил в бога, он бы упал на колени перед ним за то, что их с Женей пути пересеклись.
Лиле он таких слов никогда не говорил.

В результате восторгаться своей пассией Осипу приходилось только днём, ночью Евгению Лиля не желала видеть в своём доме. Ведь надо было «пасти» Володю, а то, не ровен час, уйдёт и оставит семью без средств к существованию.
В общем, днём каждый волен резвиться как хочет, но на ночь «семья» обязана воссоединяться, чтобы не пропасть поодиночке.

Познакомился Осип с Евгенией на съёмках фильма по его сценарию, где режиссёром был её муж, Виталий Жемчужный.
Вспыхнули чувства, Женя ушла потом от мужа.
Прожили они с Осипом 20 лет, до самой его смерти…

А у Маяковского с Натальей Брюханенко кажется начался серьёзный роман.
Познакомились в мае 1926 года. Ей 20, ему 33, он любезен, внимателен, подаёт пальто, говорит «вы», дарит цветы, катает в такси. Неслыханные и невиданные тогда знаки внимания.

Знакомя её с Осипом, Владимир сказал: «Вот такая красивая и большая мне очень нужна».
Пригласил девушку в свою студию в Лубянском проезде, читал свои стихи.
Смущённая невиданными такими приёмами обольщения Наташа попросту сбежала от знаменитого кавалера.
Ситуация сложилась так, что Маяковский путешествовал по стране и за рубежом, искал встреч с другой Наташей – Хмельницкой. Потом Н. Брюханенко болела и в Госиздате не работала.
Опять встретились только в июне 1927 года в бухгалтерии Госиздата, куда Маяковский явился получить авторские экземпляры пятого тома собрания своих сочинений.
С этого времени их встречи стали почти ежедневными.
Иногда Владимир увозил девушку на дачу.

В середине августа Наташа приезжает в Крым по телеграмме от Маяковского.
Потом совместный отдых во всесоюзной здравнице.
 - Хожу, -.
гляжу в окно ли я -.
цветы
да небо синее,
то в нос тебе
магнолия,
то в глаз тебе
глициния.

Однажды в Крыму он скупил все билеты местной лотереи и выиграл для Наташеньки весь призовой фонд. Поэт задаривал любимую цветами и духами, хотя в своих вечерних выступлениях непримиримо выступал против есенинщины, черёмух и лун.

Днём Владимир почти все дни проводил за бильярдом, а девушке было скучно. Случайно она познакомилась с молодым человеком, и очень потом пожалела.
Узнав, Маяковский страшно заревновал, потребовав, чтобы её знакомого и духу возле неё не было. «А если вы не можете ему это сказать, то я пойду и скажу сам», - гремел ревнивец.

По утрам Владимир работает над своей поэмой «Хорошо».
 - …Я с теми,
кто вышел
строить
и месть
в сплошной
лихорадке
буден.
Отечество
славлю,
которое есть,
но трижды –
которое будет…
Я
 земной шар
чуть не весь
обошёл, -
и жизнь
хороша, и жить
хорошо.
А в нашей буче,
боевой, кипучей, -
и того лучше…

Вечером поэт собирал полные залы на своих выступлениях и приличную кассу.
Потом был вояж по курортным городам полуострова.
В сентябре влюблённая парочка пароходом приплыла в Новороссийск, а оттуда поездом в Минеральные Воды.
Друзья и знакомые полагали, что их отношения должны закончиться свадьбой.

Однако, были иные обстоятельства.
По сути, семья, в привычном для нас смысле, в тот момент поэту была не нужна.
Супружество исключает любовные связи на стороне, финансовую свободу, подразумевает скучный семейный быт.
Семья, типа его и Бриков, вполне устраивала Маяковского. В случае женитьбы эти обстоятельства, конечно же, сильно изменились бы.
Но и расставаться с красивой девушкой ему не хотелось.

Вот и Наталью неопределённость её положения сильно волнует.
«Вот вы говорите, что я красивая, а почему же не женитесь на мне» - спросила она как-то Владимира.
А теперь о втором обстоятельстве.
Лиля узнала о их романе и намерениях, и это сильно её встревожило.
К Маяковскому летит телеграмма: «Володичка, до меня доходят слухи, что ты серьёзно решил жениться. Не делай этого, пожалуйста!»
И он ответил на вопрос Натальи: «Я люблю Лилю. Хотите – буду вас любить на втором месте?»
Налаженный быт, комфорт, стабильность и сексуальная свобода у поэта взяли верх над чувствами.
Но кому понравится играть вторые роли?
Девушке Лилиным дублёром не захотелось быть, и их любовь на этом закончилась.
Справедливости ради, друзьями они остались.
Но это уже совсем другая история…

Кстати, параллельно с Натальей Брюханенко, ещё с 1924 года Владимир встречался с очередной Натальей, Рябовой, из Киева. В каждый свой приезд в этот город он значительное время проводил в обществе девушки; дарил цветы, подарки, катал на извозчике, читал ей в своём гостиничном номере стихи С. Есенина. Потом она, по его приглашению, приезжала в Москву.
По заверениям девушки, все четыре года знакомства их роман носил чисто платонический характер…

Поиздержавшись на южных курортах, Маяковский пополняет концертами свои финансы в Харькове.
А из Грузии возвращается Лиля со своим новым избранником, Кулешовым.
И вдруг, на вокзале этого города их поезд встречает Владимир, и приглашает бывшую возлюбленную остаться и послушать его триумфальное выступление.
Чемоданы из вагона пришлось выбрасывать почти на ходу, а в Москву Лев Кулешов возвратился один.
Лиле очень захотелось снова ощутить свою причастность к славе поэта.

1927 год стал вершиной творческого пути Маяковского.
Его охотно печатают газеты и журналы серьёзными тиражами в различных городах России, Украины, Белоруссии. Выходят книжные сборники его стихов и отдельные стихотворения.
Поэт выступает в театрах, домах культуры, по радио.
В финансовом вопросе у него полный ажур.
На свои гонорары Владимир мог демонстрировать в магазинах полную состоятельность – купить три фунта чёрной икры, 6 бутылок дорогого вина. А рядом отоваривался поэт О. Мандельштам - маленьким кусочком ветчины…

В октябре поэт в Ленинграде, где несколько раз выступает с чтением своих стихов и ответами на записки из зала. В начале ноября снова возвращается домой, в Москву.
Здесь он встречается со старым знакомым по Мексике, Диего Риверой, и американским писателем Теодором Драйзером.
Поэт угостил их чёрной икрой. Драйзер был в восторге…

В конце ноября опять намечается грандиозное турне: Харьков, Киев, Днепропетровск, Ростов, Новочеркасск, Таганрог, Краснодар, Баку, Тифлис, Батум, Владикавказ, Кутаис, Казань, Саратов, Ленинград, Омск, Томск, Новосибирск, Иркутск, Владивосток.

Помимо положительных, всё больше появляется критических рецензий на стихи поэта.
Так в ростовской газете «Советский юг» 27 ноября 1927 года появилась статья под заглавием «Картонная поэма»:
«… К десятилетней годовщине трудящиеся СССР преподнесли республике ценные подарки: электростанции, заводы, железные дороги. Поэма Маяковского («Хорошо» - авт.) не принадлежит к такого рода ценным подаркам. Она скорее похожа на юбилейные из дикта и картона расцвеченные и приготовленные к празднику арки и павильоны. Такая арка, как известно, недолговечна. Пройдёт месяц-другой, арка отсыреет, потускнеет, поблекнет, не остановит нашего взора».
Эта рецензия потом была перепечатана в журнале «На литературном посту».
Нападки на поэта и его творчество понемногу усилились.

Правительству были необходимы творческие личности, славословящие мудрую политику КПСС и достижения страны в деле социалистического строительства.
Маяковский, со своими обличительными стихами и пьесами, не соответствовал этим требованиям.
Поэт имел своё мнение обо всём, не желал писать на заказ.
И возмущался, когда чиновники пытались руководить искусством.
 - Лицом к деревне,
заданье дано, -
за гусли,
поэты-други!
Поймите ж –
лицо
у меня одно –
оно лицо,
а не флюгер.

Поэт обижался и грустил.
 - …И мне
агитпроп
в зубах навяз,
и мне бы
строчить
романсы на вас –
доходней оно
и прелестней.
Но я
себя смирял,
становясь
на горло
собственной песне…
Вещал он это позже в своей поэме «Во весь голос».

А вот это – вряд ли.
Во-первых – такая трансформация не обрадовала бы его почитателей.
Во-вторых – он романсы и не умеет сочинять.
И возмущался Владимир напрасно.
Чтобы поэту комфортно было существовать в усиливающихся «объятиях» коммунистической идеологии, следовало идти в русле указаний партии и правительства в сфере культуры.
Понимание этих реалий пока что давалось поэту с трудом.

17 декабря из Тифлиса Маяковский возвращается в Москву.
По причине усталости вояж на восток был временно отменён.

Уже в новом году, 21 января Маяковский отправляется в поездку: Казань, Свердловск, Пермь, Вятка.
5 февраля 1928 года он снова в Москве.
25 февраля – в Днепропетровск, Запорожье, Бердичев, Киев.

Помимо патриотических стихов, поэт отображает в своём творчестве и злободневные темы: половую распущенность молодёжи, тягу к «изящной жизни», разгул криминала, мещанство.
 - …Шепчет дева
губки крася,
юбок выставив ажур:
«Ну, поедем…
Что ты, Вася!
Вот те крест –
не заражу…»
Уехал в брюках клетчатых.
Где вы те-пе-рь…»
Кто лечит их?..

Стихи про мещанство:
 - …Во что б ни обулись,
что б ни надели –
обноски
буржуев
у нас на теле.
И нет
тебе
пути-прямика,
нашей культуришке
без году неделя,
а ихней –
века.
И растут
чёрные
дурни
и дуры,
ничем не защищённые
от барахла культуры…

Читает Владимир стихи, а в кармана список от Лили с перечнем всех этих мещанских атрибутов, врученный ему для исполнения.
Приходилось на это закрывать глаза, не смея критиковать боготворимую любовницу…

«… Мне говорят: зачем это вы разъезжаете и читаете свои стихи?
Это же дело эстрады, а не ваше, не поэта это дело! Ер-р-рунда! Именно моё! Только моё! И я гораздо более рад этому многоуважаемому микрофону, который разносит слова мои, чем трём тысячам тиража какого-либо издания.
… Я, товарищи, болел, семь дней пролежал в постели, поэтому прошу все знаки одобрения и порицания оставить на конец»
(«Пролетарская правда» – Киев, 1928, 18 марта).
10 марта Маяковский вынужден был вернуться в Москву.

Но уже 18 марта его лекционная поездка в Киев, Винницу и Одессу.
В Москве - 29 марта.
Владимир снова заболел гриппом с осложнениями, и около месяца пролежал в постели.

В следующие несколько месяцев Маяковский выступает в различных залах Москвы, добивается от Госиздата печатания своего сборника сочинений, участвует в заседаниях различных творческих объединений.
Июнь – июль – дача в Пушкине.

Через газету «Комсомольская правда» поэт пытается организовать своё кругосветное путешествие в качестве её корреспондента. Маршрут: Москва — Владивосток – Токио – Буенос-Айрес, - Нью-Йорк – Париж – Рим – Константинополь – Одесса.
25 июня он пишет письмо в Главискусство с просьбой помочь в организации такой кругосветки.
К сожалению, эта затея закончилась ничем, то ли из-за визовых проблем, то ли не хватило финансов.

23 июля традиционный выезд на курорты Крыма.
Там, помимо отдыха, концерты для курортников в Алупке, Симеизе, Ялте, Евпатории, Саках, Гурзуфе, Мисхоре, Симферополе.
Свои впечатление поэт излагает в стихах:
 - Я езжу
по южному
берегу Крыма, -
не Крым,
а копия
древнего рая!
Какая фауна,
флора
и климат!
Пою,
восторгаясь
и озирая.
…Простите, товарищ,
купаться негде.
Окурки
с бутылками
градом упали –
здесь
даже
корове
лежать не годиться,
а сядешь в кабинку –
тебе
из купален
вопьётся
заноза-змея
в ягодицу.
…Громада
дворцов
отдыхающим нравится.
Прилёг
и вскочил от кусачей тоски ты,
и крик
содрогает
спокойствие здравницы:
«Спасите,
на помощь,
съели москиты!»
…В душе
сомнений
переполох.
Контрасты –
чёрт задери их!
Страна абрикосов,
дюшесов
и блох,
здоровья
и
дизентерии.
Республику
нашу
не спрятать под ноготь,
шестая
мира
покроется ею.
О,
до чего же
всего у нас много,
и до чего же ж
мало умеют!

Как многие читатели поняли, это идейно чуждые советской власти стихи.
В «бочку мёда» из климата, природы, дворцов и здравниц, поэт вносит «ложку дёгтя», в виде мелких неприятностей: колючек, комаров и мусора на пляжах.
Я прав, - думал автор, - потому, что необходимо устранять имеющиеся недостатки, для комфортного отдыха советских людей.
Зачем Маяковский выискивает «мелочи жизни», когда страна строит заводы, фабрики, электростанции. – соображало правительство. Уж не вредитель ли он? Стоит приглядеться попристальней, кто он таков.
Дворянин по рождению, к тому же дезертировал из рядов РСДРП(б), не воевал за советскую власть, живёт в греховном союзе, ездит по заграницам, где постоянно общается с идейно чуждыми эмигрантскими кругами.
А ему здесь устраивают концерты, издают его книги.
В общем, поэт абсолютно неправ в глазах советской власти.
Обычно прав тот, у кого больше прав, и неусыпное око определённых служб начало поворачивать свой карающий взгляд в строну подобной сомнительной личности.
До поры, до времени поэт этот взгляд не ощущал.

11 августа Маяковский уже в Москве.
Там, в редакции газеты «Правда» поэт встретился с Лазарем Шацкиным, бывшим вождём комсомола, а теперь членом ЦКК партии, членом редколлегии газеты и организатором право-левацкого оппозиционного блока.
В сентябре 1927 года оппозиционеры организовали в Москве и Ленинграде нелегальные рабочие сходки, в которых приняли участие около 20 тыс. человек. В ответ Й. Сталин инициировал массовые исключения из партии рядовых членов. Появилась директива не принимать в партию кандидатов из оппозиции.
За организацию подпольной типографии, демонстраций и оппозиционной деятельности Троцкого и Зиновьева исключают из партии.
Однако левая оппозиция не сдаётся, пытаясь организовать многих недовольных и отстранить Сталина от власти.
Состоялся серьёзный разговор на эту тему между Лазарем и Владимиром. С этого времени Маяковский ещё энергичнее стал критиковать и разоблачать недостатки советской власти.
Очень скоро он почувствует на себе последствие своего рвения…

Не получилось с кругосветкой, тогда опять по знакомому маршруту: Берлин – Париж. Куда и прибыл поэт 15 октября.

20 октября пишет письмо Лиле: «К сожалению, я в Париже, который мне надоел до бесчувствия, тошноты и отвращения. Сегодня еду на пару дней в Ниццу… и выберу, где отдыхать…. Без отдыха работать не могу совершенно!..
Дела пока не ладятся – Парижских ауспиций не видать… вся надежда на «Малик» - хочет подписать со мной договор – в зависимости от качества пьесы (усиленно дописываю). Ввиду сего, на машины пока только облизываюсь – смотрел специально автосалон…».

Что проще, надоел Париж – не езди туда. Видимо, ехал он по заданию серьёзных людей.
А ещё здесь доступные парижские красотки, в основном – эмигрантки.
В это посещение Франции Маяковский знакомится с Луи Арагоном, за год до этого ставшим коммунистом. Потом он с ним знакомит Эльзу, которая вскоре станет его женой.
Благодаря Лиле и её сестре Эльзе, живущей в Париже, советские спецслужбы с этого времени будут идейно и финансово поддерживать коммунистическую партию Франции через мужа Эльзы, Луи Арагона, и его друга, Жака Дюкло.
Таким образом связь с французскими коммунистами оказалась налаженной…

А в ответ на эту услугу Маяковскому разрешили приобрести автомобиль, о чём так горячо просила Лиля в своих любовных письмах:
«Щеник! У-уу-ууу-уууу!.. Волосит!
Ууууууу-у-у-у! Неужели не будет автомобильчика! А я так замечательно научилась ездить!!!
.. Пожалуйста, привези автомобильчик!!!!!!!!!!!!!!! Прежде чем покупать машину, посоветуйся со мной телеграфно, если это будет не Renault и не Buick.
У-уууу-у-у…! Мы все тебя целуем и ужасно любим».

Лиля не хотела автомобиль Amilcar, он погубил жену Есенина, танцовщицу Айседору Дункан.
А водить научилась дама на «Форде» своего любовника Л. Кулешова, приобретённом им годом ранее.
Говорят, что этот автомобиль тоже купил Маяковский по просьбе Лили в свой предыдущий приезд в Париж.

К просьбе об автомобиле Владимиру прилагался внушительный перечень требований к желанному транспорту:
1) Предохранители спереди и сзади (бамперы – авт.).
2) Добавочный прожектор сбоку.
3) Электрическую прочищалку переднего стекла.
4) Фонарик с надписью «Stop».
5) Обязательно стрелки, электрические, показывающие, куда поворачивает машина.
6) Тёплую попонку, чтобы не замерзала вода.
7) Не забудь про чемодан и два добавочные колеса сзади.
8) Про часы с недельным заводом.
9) Цвет и форму (закрытую, открытую) на твой и Эличкин вкус, только чтобы не была похожа на такси. Лучше всего Renault или Buick, только не Amilcar.

Это ещё не всё. Кроме автомобиля Лиля заказала своему Щенику кучу разного барахла и косметики. Естественно, за его деньги.
А вот с деньгами было туго. Владимир в пух проигрался в Монте-Карло. Пришлось даже занять 1200 франков у Ю. Анненкова, чтобы добраться до Парижа.

В этот приезд Владимир встретился в Ницце со своей американской возлюбленной – Э. Джонс, и увидел своего ребёнка, девочку Патрисию.
После ночи любви и взаимных переживаниях, договорились что женщина как-то обоснуется в Италии, поэт приезжал бы туда к ней и к дочери.
Элли тогда сказала: «Я знаю, ты несвободен. Ты дважды несвободен. Во-первых, коммунисты, твоя дорогая революция, а во-вторых, Лиля Брик».

Маяковский вернулся в Париж и в тот же вечер Эльза познакомила его с красавицей Татьяной Яковлевой. И начался бурный роман, заслонивший и Элли, и ребёнка.
Лиля ведь просила сестру отвлекать Володю от желания серьёзных отношений с женщинами.
А парижские бордели поэту уже надоели.
 - … Я не люблю
парижскую любовь:
любую самочку
шелками разукрасьте,
потягиваясь, задремлю,
сказав –
тубо -
собакам
озверевшей страсти…».

Новая страсть продлилась две недели, до его отъезда в Россию.
Татьяна возвращаться на родину отказалась...
Но о Лиле и её просьбе он не забыл.
Вместе с новой знакомой Владимир посещает магазины и бутики, чтобы выбрать подарки для своей московской «жены».
Как щедрая марионетка на верёвочке, Владимир выполнял все её капризы.
Были задействованы последние финансовые ресурсы, получены от различных редакций авансы в счёт будущих публикаций, сам поэт выступал с чтением стихов перед своими идейными противниками - эмигрантами, которых в Париже осело немало. И необходимые 20 тыс. франков (сейчас - 1млн рублей – авт.) в он добыл.
Новая возлюбленная помогла выбрать авто, серо-чёрный Renault, со всеми Лиличкиными требованиями к транспорту.

В декабре 1928 года Маяковский возвратился в Москву.
Автомобиль «застрял» на таможне, и поэту пришлось даже обращаться в Народный комиссариат торговли, где ему выдали разрешение на провоз «без права продажи в СССР».
И хотя авто было куплено на его имя, распоряжалась им Лиля, и Владимиру, чтобы им воспользоваться, приходилось каждый раз спрашивать её разрешения.
Кстати, управлял машиной его личный шофёр.

Маяковский, конечно, понимал, что возникнут вопросы по поводу купленного автомобиля, ведь это было незаурядным событием на фоне мизерных зарплат подавляющего большинства рабочего класса. Да и для творческого контингента страны подобные приобретения являлись большим исключением.
Пришлось оправдываться.
 - … С меня
эти сплетни
как с гуся вода;
надел
хладнокровия панцирь.
 - Купил – говорите?
Конешно,
да.
Купил,
и бросьте трепаться.
… Я рифм
накосил
чуть-чуть не стог,
аж впору
бухгалтеру сбиться.
Две тыщи шестьсот
бессонейших строк
в руле,
в рессорах
и в спицах.
… Не избежать мне
сплетни дрянной.
Ну что ж,
простите, пожалуйста,
что я
из Парижа
привёз Рено,
а не духи
и не галстук.

Здесь он скромничает, духи и галстук тоже в перечне его покупок.

В январе 1929 года в журнале «Молодая гвардия» напечатано стихотворение «Письмо тов. Кострову из Парижа о сущности любви». И впервые оно посвящено не Лиле, а парижской возлюбленной поэта.
 - …Я, товарищ, -
из России,
знаменит в своей стране я,
я видал
девиц красивей,
я видал
девиц стройнее.
Девушкам
поэты любы.
Я ж умён
и голосист,
заговариваю зубы –
только
слушать согласись…

И ещё о любви:

 - …Любить –
это значит:
в глубь двора
вбежать
и до ночи грачьей,
блестя топором,
рубить дрова,
силой
своей
играючи…

Из-за этого стихотворения поэт получил грандиозный скандал от Лили. Она обвинила его в предательстве, потому что посмел посвятить свои стихи не ей.
И в Париж полетело письмо к сестре подействовать на ситуацию в случае встречи Владимира и Татьяны.
А Маяковский, подальше от скандала, срочно уезжает с гастролями в Харьков. Читает отрывки из своей пьесы и другие стихотворения.
У поэта заболело горло. Врач посоветовал прекратить частые выступления, ими он подорвал голос. Выступления в Полтаве, Кременчуге и Николаеве пришлось отменить. Маяковский возвращается в Москву.

20 января 1929г в той же «Комсомольской правде» было напечатано его стихотворение «Разговор с товарищем Лениным».
 - …Товарищ Ленин,
я вам докладываю
не по службе,
а по душе.
Товарищ Ленин,
работа адовая
будет
сделана
и делается уже.
Одеваем нищь и оголь,
ширится
добыча
угля и руды…
А рядом с этим,
Конечно,
много,
много
разной
дряни и ерунды.
Устаёшь
отбиваться и огрызаться.
Многие
без вас
отбились от рук.
Очень
много
разных мерзавцев
ходят
по нашей земле
и вокруг…
Ходят,
гордо
выпятив груди,
в ручках сплошь
и в значках нагрудных…
Мы их
всех,
конечно, скрутим,
но всех
скрутить
ужасно трудно…

Кто же эти мерзавцы?
Конечно же, партийные функционеры, высокие чиновники, т.с. – советская элита.
И Маяковский, как дон Кихот, пытается бороться с ними.
Поэт со своими будоражащими лозунгами и произведениями уже не соответствовал их чаяниям.
А он всё пытался как-то повлиять на это «номенклатурное болото» своим творчеством («Баня», «Клоп» и др.).

О политической атмосфере тех лет понятно говорит нам письмо в оргбюро ЦК РКП(б) видного деятеля партии большевиков, А. Семашко, написанное в июне 1923 года, перед его бегством из СССР: «В настоящем письме я ещё вкратце укажу на причины моего отъезда в Америку.
Прежде всего должен сказать – я никогда не изменял и не думал изменять делу партии и пролетарской революции. Не считаю себя изменником и сейчас.
… Определили мой поступок побуждения иного характера.
Ушёл я от советской работы (после довольно видной должности) исключительно вследствие непреодолимой усталости от постоянных интриг, вечной склоки, лжи и лицемерия, в атмосфере которых приходилось работать.
Я усматривал сильное падение партийной морали: гонение за тёплым местом и удержание его за собой во что бы то ни стало, склока, ханжество, кумовство, пьянство…
Я ушёл – и этого не изменить. Думаю, что партия не заинтересована более в моём возвращении.
С прощальным приветом А. Семашко».

Справедливости ради следует дополнить наш рассказ.
Адаму Яковлевичу скоро наскучила пресная жизнь в Бразилии, без партийных склок и интриг, и он решил возвращаться в СССР. На что им были получены гарантии от преследования.
Но не учёл возвращенец, что за три года его отсутствия обстановка в партии и стране кардинально изменилась. Сталин начал последовательно избавляться от соратников Троцкого, пока ещё не радикально, а просто изолируя их от общества в тюрьмах и лагерях.
Поэтому, по возвращении, Семашко арестовали прямо на перроне вокзала и поместили в один из таких лагерей.
Больше он на свободу не вышел.
А в 1937 году был расстрелян, как троцкист, иностранный шпион и враг народа…

Критикуя чиновников и бюрократов, Маяковский не принял во внимание, что Сталин убрал Троцкого и пришёл к единовластию именно опираясь на поддержку созданного им бюрократического партаппарата.
Поэтому критика поэта начала этот «партаппарат» раздражать.
Всё ему не нравится, везде он видит негатив, — значит недоволен советской властью.

Творческие союзы, особенно левые, уже не отвечали идеям и целям партийного строительства в стране. Сталин ассоциировал их с левой оппозицией Троцкого, и был непримирим к любым упоминаниям об опальном «Демоне революции» и его соратникам.
Актуальной сделалась задача объединения патриотических писателей в одну организацию. Остальные – закрыть.

В 1928 году состоялся Первый всесоюзный съезд пролетарских писателей.
Левый фронт (Леф), даже с Маяковским, не устраивал власть, поэтому на творческий съезд его представителей даже не пригласили.
Маяковский, имевший надежду возглавить новый писательский союз, был безнадежно разочарован. Его опередил М. Горький, прибывший 28 мая 1928 года в страну из эмиграции.

Встревоженный поэт «намёк» понял, срочно переименовав своё творческое объединение в Реф (Революционный фронт искусств). Программа – революционная (активная) помощь социалистическому строительству.
Предполагаемый выход альманаха с таким названием так и не состоялся.
И сразу начинает полемику и нападки на РАПП (Российская Ассоциация Пролетарских Писателей).
Возможно, Л. Шацкин пообещал Владимиру пост, который вместо него занял М. Горький.
Конечно же, после отстранения от власти Сталина.

Как-то выпала из нашего поля зрения Лиля Юрьевна.
У неё оказалась жизнь тоже «полосатая».
Тогда в Москве женщин за рулём было раз, два – и обчёлся.
Дама радостно осваивала полученный автомобиль. И даже совершила аварию – толкнула автомобилем на улице зазевавшуюся девочку. Девочка отделалась лёгким испугом, а Лиля некоторой суммой наличности.

А вот в любви ей в этот раз не повезло.
Оттолкнувшись от одного режиссёра, она намеревалась перебраться к другому, В. Пудовкину.
Но в этот раз что-то пошло не так, новый объект любви остался равнодушным к её увядающим женским прелестям.
Другая бы отчаялась, но не она. Женщина моментально включилась в поиски очередных любовных приключений, не забывая контролировать, на всякий случай, прирученного Щена.

13 февраля состоялась премьера пьесы «Клоп» в театре Мейерхольда.
На афише реклама: «Люди хохочут и морщат лоб в театре Меерхольда на комедии «Клоп»».
Однако хохочущих оказалось мало, больше было недовольных.
И начался вал рецензий, в основном негативных, критиковать Маяковского становилось модным.

14 февраля поэт выехал в Прагу, потом в Берлин.
20 февраля он заключил договор с издательством «Малик» на издание своих пьес и прозы на немецком языке.
Потом был Париж, Ницца, Монте-Карло.

В Ниццу Маяковский уехал играть в казино и заодно вернуть долг Ю. Анненкову.
Встреча происходила в кафе, где поэт спросил художника: «Когда вернётесь в Москву?».
Тот ответил: «Я об этом больше не думаю, так как хочу остаться художником».
Маяковский в ответ: «А я возвращаюсь, так как уже перестал быть поэтом».
И залился слезами так, что испугал официанток.
Сквозь рыдания он их успокоил: «Ничего, я просто подавился косточкой».

Ю. Анненков отлично помнил свои встречи с В. Лениным в Куоккале, откуда тот в 1906 году руководил думской фракцией большевиков, и его высказывания о культуре: «… Искусство для меня – это что-то вроде интеллектуальной слепой кишки, и когда его пропагандная роль, необходимая нам, будет сыграна, мы его – дзык, дзык! – вырежем. За ненужностью.
Впрочем, вы уж об этом поговорите с Луначарским: большой специалист. У него там даже какие-то идейки…».
А ещё Ильич утверждал, что для народа достаточно начального образования, чтобы он мог прочитать лозунги и решения партии.
Вот такая, видимо, судьба ожидала, по мнению Ленина, культуру и её носителей.
Как тут не опасаться.

Владимир возвращается в Париж, у него куча заказов от Лили и серьёзное любовное увлечение.

Художник-эмигрант М. Ларионов описал свою встречу с поэтом: «Вернувшись вечером домой, я нашёл засунутую в дверь записку – приглашение на встречу с Маяковским в кафе «Ротонда» … Войдя, сразу же приметил огромную спину Маяковского. Он стоял у игорного автомата, бросал туда монетки и крутил ручку. На секунду обернулся, поздоровался со мной, и снова стал крутить. Никакими вопросами, никакими силами невозможно было оторвать его от этой чёртовой машины. Так продолжалось полчаса, час…, и вдруг – стоп!
Что случилось? Машина сломалась?
Нет, деньги кончились…».

Игра-игрой, а любовь сильнее.
Владимир снова вместе с Т. Яковлевой, моделью Дома Шанель.
Из голодной и грязной Пензы, в 1925 году дядя, известный и популярный художник, вызвал девушку в Париж.
За пару лет она преобразилась в истинную парижанку, благодаря природной красоте, длинным ногам, дядиным деньгам, своему трудолюбию и привитому мамой шарму. Так она стала известной моделью.
Среди её знакомых, друзей и поклонников Коко Шанель, Эдит Пиаф, Марлен Дитрих, Сергей Прокофьев, Фёдор Шаляпин.

Ещё в прошлый приезд Владимир сделал ей предложение и теперь ждёт на него ответа.
Всё было сделано в его стиле обольщения. После пяти минут провожания он упал на колени и попросил у девушки руки и сердца.
И Татьяна ответила на этот порыв, - как устоять перед этим громадным гениальным человеком.
Он задаривает любимую подарками, посвящает ей стихи.
Девушка тоже в восторге от своего кавалера и пишет маме: «Он такой колоссальный и физически, и морально, что после него – буквально пустыня. Это первый человек, сумевший оставить в моей душе след…».

Встревоженная Лиля опять присылает в Париж телеграмму с просьбой не жениться ни в коем случае: «Умоляю! Умоляю! Умоляю!»
Но в этот раз Маяковский готов её ослушаться.
Однако Татьяна не желает оставить блистательный Париж и ехать в нищую Россию.
Кем она там будет: ткачихой, прачкой?
А ещё там Лиля, которую тот боготворит, и которая может легко их разлучить.
Вот если бы Владимир согласился жить здесь, тогда и свадьбу можно было бы сыграть.
Только у поэта куча обязательств на родине, да и виза заканчивается.
И в Париже кто он без знания языка: муж известной модели Татьяны Яковлевой?
Прямо как у Есенина с Дункан.

Перед отъездом он присылает любимой охапку роз и надеется окончательно решить их судьбу в следующий свой приезд в Париж.
 - Ты не думай,
щурясь просто
из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда,
на перекрёсток
моих больших
и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся
и зимуй,
и это оскорбление
на общий счёт
нанижем.
Я
все равно
тебя
когда-нибудь возьму –
одну
или вдвоём с Парижем.

А ещё Владимир посетил цветочный магазин и заключил там договор, по которому еженедельно должны присылать Татьяне букет лучших цветов. Цветы были с визиткой «От Маяковского».
И договор исполнялся даже в годы войны.
Говорят, что продажа этих цветов помогла женщине выжить в годы оккупации немцами Франции. Она покупала на эти деньги еду.
Оккупанты любили дарить цветы французским женщинам…

Из Москвы Маяковский пишет ей письмо: «Дальше октября (назначенного нами) мне совсем никак без тебя не представляется. С сентября начну себе приделывать крылышки для налёта на тебя».
Или: «Мне без тебя совсем не нравится. Обдумай и пособирай мысли (а потом и вещи), и примерься сердцем своим к моей надежде взять тебя на лапы и привезть к нам, к себе в Москву».
На октябрь была запланирована свадьба, окончательно не решили – в Париже, или в Москве.

По возвращению в Москву 2 мая, обычные заботы поэта и общественного деятеля: выступления в залах и по радио, полемика с издательствами, встречи с писателями из других стран.
Пишет стихи о знаменитом соборе Notre Dame.
 - … Я вышел –
со мной
переводчица-дура,
щебечет
бантиком-ротиком:
«Ну, как вам
нравится архитектура?
Какая небесная готика!».
Я взвесил всё и
обдумал, -
ну вот:
он лучше Блаженного Васьки.
Конечно,
под клуб не пойдёт –
темноват, -
об этом не думали
классики…
Но то хорошо,
что уже места
готовы тебе для
сиденья.

Так вот, - главное для народа, чтобы посидеть можно было. К чему здесь архитектура?

15 июля традиционный вояж на юг, в Сочи.
Поселился в престижной гостинице «Кавказская Ривьера».
Потом Хоста, Мацеста.
Здесь волшебные ночи любви с прекрасной Норкочкой Полонской, отдыхавшей на юге вместе с подругами.
Встревоженная любовной активной перепиской Владимира и Татьяны, Лиля подыскала очередную женщину, способную отвлечь состоятельного бывшего любовника от мыслей о женитьбе.
И нашла.
Это жена актёра М. Яншина, Нора Полонская, начинающая актриса.
Познакомил их Осип на ипподроме в мае 1929 года.
Владимир «клюнул», и, как мы знаем, разгорелся очередной роман.
Когда Яншин уезжал с театром на гастроли, его молоденькая жена уходила к Маяковскому, в его маленькую комнату в Лубянском проезде. Когда муж был дома, то Веронике необходимо было пойти к «портнихе», или «подруге».
После двух лет пресного брака с мужем, Норкочке (как называл её Владимир) захотелось приключений с этим любвеобильным гениальным человеком.
Но даже в любовном угаре, мыслей о парижской любовнице поэт не оставлял.
19 июля поэт отметил на курорте свои 36 лет.

В курортных городках сочинской Ривьеры, а потом и в Крыму, он более двух десятков раз выступает перед отдыхающими.
Однажды ему задали вопрос, почему Маяковский так часто выступает на курортах?
Ответ звучал так: «У товарищей неправильный взгляд на курорты. Как будто там отдыхает только привилегированная интеллигенция. Ведь сюда съезжаются со всего Советского Союза. Тебя слушают одновременно и рабочие, и колхозники, и интеллигенты. Приходят люди из таких мест, куда ты в жизни не попадёшь. Они разъедутся по своим углам и будут пропагандировать стихи, а это моя основная цель».
О материальном вознаграждении за свои выступления не было сказано ни слова.

Бодрым и загоревшим поэт возвратился в Москву 22 августа.
14 сентября, после летних каникул, состоялось первое собрание группы Реф.
Решались вопросы о членстве в группе и выпуске первого альманаха нового объединения.

Но грустные новости не заставили себя ждать.
13 сентября 1929 года сняли с должности А. Луначарского, Наркома просвещения, с которым Маяковский часто играл в бильярд, и который опекал и защищал поэта.
На смену интеллигенту Луначарскому, пришёл А. Бубнов, до этого редактор газеты «Красная звезда», начальник Политического управления РВС и РККА СССР, член Оргбюро ЦК ВКП(б), военный человек с командным складом ума.
Словом, близкий к Сталину человек.
С уходом Луначарского у Владимира не осталось друзей и поддержки среди партийной верхушки.

В сентябре у него закончена работа над пьесой «Баня» и прочитана друзьям в квартире поэта.
В гротескной манере её автор опять критикует советскую действительность.
На чтении – его друзья и любовницы: Н. Брюханенко, Софья Шамардина с мужем, В. Мейерхольд с женой З. Райх, и другие, почти 40 человек.
Среди них был и М. Яншин, с женой которого, В. Полонской, у Маяковского бурный роман.
Муж не догадывается.
От пьесы все в восторге.

И тут сюрприз - приходит письмо от Эльзы, где она в подробностях описывает предстоящую на днях свадьбу Т. Яковлевой и виконта дю Плесси. Лиля читает его вслух.
«Ну что ж – отличная партия для неё» - прокомментировал Осип Брик.
Маяковский изменился в лице и выбежал в коридор курить.
На самом деле, Татьяна тогда только недавно познакомилась с виконтом, и свадьба состоялась дольше, чем через месяц.
Есть подозрение, что это письмо написано Эльзой под диктовку Лили, чтобы не дать Маяковскому уехать в Париж, к новой возлюбленной. Он мог жениться на эмигрантке и остаться во Франции.
Так мог потеряться для Бриков их финансовый спонсор.
Письмо это потом странным образом исчезло…

Много позже Т. Яковлева говорила, что благодарна Л. Брик за её подлость. Если бы она приехала в СССР и вышла замуж за Маяковского, то в 1937 году была бы репрессирована, как иностранный агент. А так женщина прожила долгую, долгую жизнь…

Расстроенный письмом Маяковский срочно уезжает в октябре в Ленинград, где опять многочисленные его выступления.
Лиля мчится следом, опасаясь его самоубийства. Но Владимир её успокаивает: «Эта лошадь кончилась – пересаживаюсь на другую». Другая – это В. Полонская.
Сказано цинично, но поэт скрывает от бывшей любовницы свою боль и разочарование.
Он начинает осознавать роль Бриков в своей судьбе. Своей американской возлюбленной, Э Джонс, он в письме назвал Лилю «злым гением».

У читателей уже сложилось мнение о Лиле Юрьевна.
Она всю жизнь занималась обустройством своей жизни, невзирая ни на что. И преуспела в этом.
Женщина благополучно отлучила Владимира от своего тела, не оттолкнув насовсем.
Она просто не обращала внимания на любовные похождения отвергнутого кавалера, а иногда и сама старалась познакомить своего шалопая с подходящей на роль любовницы кандидатурой.
Все поползновения Маяковского на создание семьи пресекались Лилей моментально.
Она на долгие годы удерживала поэта под своим гипнозом.
Его чувства и переживания всерьёз женщиной не принимались.
Возможно, он и понимал коварную сущность бывшей любовницы, но сил, чтобы выбраться из-под её опеки, не находил.
А может и не очень хотел этого – просто привычка жить в комфорте и относительной свободе.

Да и Осип Брик, невзирая на его роль в жизни, Маяковского не любил. Он уважал его, как феноменального поэта, как явление, но был равнодушен к нему, как к личности.
Осип не написал ни строчки о нём, после смерти поэта, в своих публикациях.
Был человек, был друг – и нет его, как будто и не было.

По возвращению, на собрании группы Реф было решено организовать выставку работ Маяковского, в связи с 20-летием литературной деятельности.
В конце ноября поэт уезжает в Ленинград, на премьеру своей пьесы «Клоп» в этом городе.
В целом – отзывы положительные, но много и ругательных.

В этот период времени обстановка в стране и в партии сложилась напряжённая.
Троцкого выслали в Казахстан, но осталось много его сторонников, жаждавших возвращения «демона революции» во власть.
Я. Блюмкин, видный сотрудник ОГПУ, наладил связь между опальным вождём и этими людьми, предполагая близкую победу их союза.
В государстве оставалось много недовольных, страну лихорадило.
Участились крестьянские бунты. Только по официальным данным, к 1929 году зафиксировано более 5 тысяч крестьянских выступлений различной интенсивности, около 1300 террористических актов. В партии образовались оппозиционные фракции. От Сталина отошло много его сторонников, недовольных политикой Генсека.
Его многолетний личный секретарь Б. Бажанов сбежал за рубеж.

В такой обстановке очень влиятельного в народе Маяковского власть не могла оставить без внимания. Окружение Сталина делали всё, чтобы вернуть поэта в лагерь своих сторонников.
Ему устраивают ряд больших концертов в разных городах, приглашают выступить в Большом театре, где должен присутствовать Й. Сталин.

Колебания Маяковского почувствовал и Л. Шацкин. Он называет поэту имена некоторых высокопоставленных своих сторонников, чтобы тот понял – у Сталина нет шансов остаться у власти.

В конце 1929 года в «Литературной газете» появилась заметка о подготовке выставки работ В. Маяковского: «Выставка – Маяковский за двадцать лет».
Тогда же при Федерации объединений советских писателей была создана комиссия по организации выставки В. Маяковского «20 лет работы». Предусматривалась финансовая помощь поэту, предоставление помещения для выставления его работ, широкое оповещение общественности об этом событии.
Увы, по неизвестным причинам, или по чьим-то указаниям, деятельность этой комиссии была приостановлена и больше не возобновлялась.
Владимиру и его добровольным помощникам пришлось самим всё монтировать в помещении клуба писателей.
Это делалось с большой любовью и энтузиазмом.
Но тревога не оставляла юбиляра, он сделался мрачным и рассеянным.

И на это были веские причины.
15 октября 1929 года началась зачистка сторонников Л Троцкого.
Первым номером в ней значился Я. Блюмкин, связной опального еврея.
Если арестовали и расстреляли такого человека с огромными связями среди партийного руководства и чекистов, то от подобной участи теперь не мог быть застрахован никто, кто как-то был связан с ним.
Даже дружба с чекистами уже не могла спасти.
И конечно, во время обыска у арестованного наверняка нашли книжку стихов поэта с дарственной надписью: «Дорогому товарищу Блюмочке от Владимира Маяковского».
Было от чего заволноваться.

Арестовали поэта, писателя и литературоведа В. Силлова, участника ЛЕФа и РЕФа, соратника Маяковского.
Арестовали как шпиона и контрреволюционера.
Усугублялось всё тем, что он действовал в «клубе ОГПУ», другими словами – в салоне Бриков, который посещали высшие лица спецслужб.
Это было грозным предостережением РЕФу и его руководителю.
Как руководитель, Маяковский обязан был отвечать за своих товарищей. Теперь его можно было легко обвинить в ротозействе, а то и в пособничестве врагу.
Маяковский больше не имел морального права его возглавлять.
Зарубежные вояжи поэта тоже становились проблематичными.

Пытаясь дистанцироваться от возникших проблем, 3 января поэт подаёт заявление о приёме в РАПП. Тогда только это объединение называлось «орудием партии в области литературы». Одновременно Маяковский покидает Реф.
Его коллеги после этого посчитали это дезертирством и даже перестали здороваться с ним.

Его друзья иногда слышали слова Владимира: «К сорока застрелюсь».
Но ещё задолго до этого написаны строчки:
 - … Всё чаще думаю –
не поставить ли лучше
точку пули в своём конце.
Сегодня я
на всякий случай
даю прощальный концерт…».
Однако различные обстоятельства не позволили ему дожить даже до этой даты.

Мысли о самоубийстве были «хронической болезнью» Маяковского, и, как каждая хроническая болезнь, она обострялась при неблагоприятных жизненных ситуациях.
«Всегдашние разговоры о самоубийстве! Это был террор» - вспоминала потом прошлое Л. Брик.

А плохие времена надвигались.
В 1929 году поэт тяжело переболел гриппом, давшим осложнение на горло. Маяковский долго не мог восстановить голос и боялся снова заболеть.
Он всё больше опасался одинокой старости, безуспешно пытаясь создать новую семью.

Я. Агранов хорошо знал Бриков и Маяковского.
Он докладывал по инстанции, что поэт понял – за отданную партии душу не скажут «спасибо» ни «Правда», ни «Известия», ни даже рабочий класс.
К Маяковскому приходит осознание порочности подобного воплощения идей социализма.
Он изо всех сил пытается противостоять этому, пишет изобличительные стихи, пьесы: «Баня», «Клоп». Но силы слишком неравные. Его тут же обвиняют в охаивании советского строя, а творчество обзывают «маяковщиной».

В начале 1930 года, на открытии Центрального Дома работников искусств, поэта попросили прочесть его поэму «Хорошо». Он ответил: «Я не буду читать «Хорошо», потому что сейчас нехорошо».
А ещё Владимир боялся, что исписался, как утверждали некоторые газеты и коллеги.

Чтобы утвердить смычку с массами и рабочим классом поэт выступает с чтением своих произведений в заводских клубах и домах культуры, печатает стихи на злободневную тему в газетах и журналах.
30 декабря в кругу друзей Маяковский отмечает двадцатилетие своей литературной работы.
Лиля в очередной раз испортила настроение юбиляра.
Кроме известных нам её любовников, даме приписывают и другие любовные жертвы: искусствовед Н. Пунин, танцовщик А. Мессерер, французский художник Ф. Леже, писатель Ю. Тынянов.

Теперь она пришла с очередным из них – киргизским политиком Юсупом Абдрахмановым.
Важный гость дымил усердно трубкой с табаком. Лиля вынула её у него изо рта, и сама сделала несколько затяжек. Щепетильный Маяковский был шокирован подобным нарушением гигиены.
Но это ещё не всё.
Гость подарил юбиляру деревянную статуэтку овцы с запиской на шее, где просьба писать больше об …овцах, на которых держится экономика Киргизии.
Маяковский стал молчалив и мрачен.
Лиля объяснила всем присутствующим, что у него сегодня нет настроения.

В январе – феврале 1930 года поэт продолжил готовить свою юбилейную выставку.
Кажется всё нормально, но тревога из души не уходила.

21 января его пригласили выступить в Большом театре на траурном вечере памяти В. И. Ленина.
В зале первые лица страны, во главе с Й. Сталиным.
Поэт читает свою поэму: «Владимир Ильич Ленин».
Выступление транслировалось по радио.
Закончил Маяковский своё чтение под бурные несмолкаемые аплодисменты, длившиеся более 20 минут. Сталин и всё Политбюро аплодировали стоя.
 - …От гуда
дрожит
взбудораженный Смольный.
В патронных лентах
внизу пулемётчики.
«Вас
вызывает
товарищ Сталин.
Направо,
третья,
он
там,
товарищи.
Не останавливаться!
Чего стали?
В броневики,
и на почтамт! –
По приказу
товарища Троцкого!».
«Есть!» -
Повернулся
и скрылся скоро,
и только
на ленте у флотского
лампой
блеснуло –
«Аврора» …

Упоминать Сталина вместе С Троцким тогда уже было смерти подобно.
Скорее всего поэт в этом выступлении выбросил из текста упоминание о бывшем Военморе, - жизнь дороже. Но в первых публикациях поэмы эти строчки-то остались.
Да и аплодировал зал больше Сталину, поскольку тот подавал пример.
Всё же этот успех немного снял нервное напряжение с Маяковского, и он с новым энтузиазмом продолжил готовить свою юбилейную выставку.

Она открылась 1 февраля выступлением автора с чтением поэмы «Во весь голос».
 - Уважаемые
товарищи потомки!
Роясь
в сегодняшнем
окаменевшем го.не,
наших дней изучая потёмки,
вы,
возможно,
спросите и обо мне…
Я, ассенизатор
и водовоз,
революцией
мобилизованный и призванный,
ушёл на фронт
из барских садоводств
поэзии –
бабы капризной…
Неважная честь,
чтоб из этаких роз
мои изваяния высились
по скверам,
где харкает туберкулёз,
где б..дь с хулиганом
да сифилис…
Мой стих
трудом
громаду лет прорвёт
и явится
весомо,
грубо, зримо,
как в наши дни
вошёл водопровод,
сработанный
ещё рабами Рима…

На открытие выставки было отпечатано около 200 пригласительных билетов, адресованных высшему руководству страны, большим чиновникам от культуры, издателям, известным поэтам и писателям.
На презентацию пришли студенты, рабочая молодёжь, те, перед которыми Маяковский выступал со своим творчеством.
Никто из приглашённых не пришёл.

Маяковский обратился к собравшимся: «Товарищи! Я очень рад что здесь нет всех этих первачей и проплёванных эстетов, которым все равно, куда идти и кого приветствовать, лишь бы был юбилей. Я рад, что здесь молодёжь Москвы. Я рад, что меня читаете вы. Приветствую вас!».

Когда некоторые из приглашённых всё же посетили выставку оказалось, что никаких приглашений они не получали.
Билеты должна была отправить Лиля Юрьевна через почту.
Возникает предположение: или она их не отправила, что маловероятно, или кто-то, обладавший такими полномочиями, запретил их доставку адресатам.
А это был плохой симптом для юбиляра.

Потрясённый подобным провалом бледный Маяковский только и сказал: «Бороды не пришли. Ну что ж, обойдёмся без них».
На самом деле он был напуган, предположив, что его связь с оппозиционным блоком стала известна чекистам и Й. Сталину.
Не исключён был арест поэта.

Лиля Юрьевна потом записала: «Поехали в 6 часов вечера на открытие выставки… Выставка недоделанная, но всё-таки очень интересная. Владимир переутомлён. Говорил устало. Кое-кто выступил, потом В. прочёл вступление в новую поэму – впечатление произвело очень большое, хотя читал по бумажке и через силу».

В начале февраля в Ленинграде прошла премьера его пьесы «Баня».
Рецензия на её постановку - единодушный негатив.
Вот одна из рецензий: «Драма Маяковского – пьеса, задуманная интересно, но сделанная халтурно. Небрежно сделанная помесь заплёванных фельдфебельских анекдотов о «Луях 14-х», дешёвых каламбуров, рубленой прозы, гимназических утопий и недостаточно усвоенной занимательной науки… Почти все персонажи «Бани» штампованы, стёртые пятаки».
(«Рабочий и театр», 1930, 5 февраля).
Владимир расстроен.

У него продолжаются интимные встречи с Вероникой Полонской.
Но здесь тоже не всё безоблачно.
Когда минувшей осенью был разгар их романа, в Париж шли сердечные письма Маяковского любимому Танику: «Люблю тебя и всю очень…». Нора была всего лишь запасным вариантом, Владимир ничего ей не предлагал, довольствуясь физической близостью.
Нора потом вспоминала: «Если бы тогда он предложил мне быть с ним совсем – я была бы счастлива».

М. Яншин был в неведении о характере их отношений, он предполагал невинный флирт, но частые встречи жены с поэтом его тревожили.
Он попросил Лилю отвлечь Владимира от слишком назойливого появления в обществе Норы.
Лиля пожала плечами: «А что там может произойти? В самом худшем случае пустенький адъюльтерчик… Ничего серьёзного нет, я вам ручаюсь».

Но всё становилось серьёзным.
Норе пришлось делать тяжёлый аборт от Маяковского. Это она ещё успела сделать его бесплатно. С 1930 года аборты стали платными, а с 1936 года их запретили вообще.
Муж трогательно ухаживал в больнице за женой, думая, что у той обычные женские проблемы.

После замужества парижской любовницы, Маяковский стал требовать от 21-летней Вероники её развода с Яншиным и согласия стать его женой, ревновал её, срывал репетиции. Новым знакомым он представлял Нору, как свою жену.
Но та отказывалась разводиться. То ли опасалась супружества с этим непредсказуемым человеком, то ли так приказала Лиля Юрьевна, имевшая необъяснимую власть над ней.
Кроме того, после аборта она стала избегать интимной близости с Владимиром, чем приводила того в отчаяние.
Любовники стали часто ссориться.

Однажды Нора сказала Маяковскому, что у неё репетиция, а сама ушла в кино с молодым актёром Б. Ливановым. Это стало известно Владимиру.
В другой раз в компании друзей и знакомых она в уединении флиртовала с этим поклонником.
Ну что взять с красивой женщины?
А обиженный Маяковский ходил по коридору и усердно закрывал дверь, где голубки ворковали.

В конце 20-х годов в государственный тренд входил человек как отличный труженик и примерный семьянин.
«Шаг влево, шаг вправо – изменой не считается! Я ведь верна своей любви. Как и ты» - говорила Любочка Менделеева своему мужу, А. Блоку.
Как и Лиля Владимиру.
Однако те времена закончились. Теперь шаг влево, шаг вправо начали считать побегом из семьи и безусловно осуждался.
Тем временем Маяковский развратничал в своей стране и за рубежом, подрывая имидж советского человека. Общественность не могла не обратить на это внимание.
И встревоженный Владимир изо всех сил пытается жениться, чтобы снять с себя хотя бы печать морального разложенца.
Однако – не получается.

6 февраля поэт выступает на конференции МАПП с заявлением о приёме его в РАПП:
«Считаю, что все активные рефовцы должны сделать такой же вывод, продиктованный всей нашей предыдущей работой».
Его принимают, но не очень радушно. Холодный приём в ассоциации усилил психологический дискомфорт Маяковского.
А. Фадеев, один из членов РАППа, заявил в газетном интервью: «Мы будем принимать его в той мере, в какой он будет от этого (своего теоретического рефовского. - авт.) багажа отказываться».
Поэта пытаются загнать в узкие рамки социалистического реализма и идейной линии партии.
Называют всего лишь попутчиком строителей социализма.

Поэт ещё не осознал полностью, что революционный энтузиазм народных масс и чиновников закончился. Народу захотелось жизни сытой и спокойной. Как у самого «барабанщика революции»: с 4-комнатной квартирой; с ванной и тёплым клозетом, домашней прислугой, автомобилем с личным шофёром, заграничными командировками.
Уже звучали фальшиво призывы поэта к трудовому подвигу на примере «Кузнецкстроя…»:
 - По небу
тучи
бегают,
дождями
сумрак сжат.
Под старыми
телегами
рабочие лежат.
Сливеют
губы
с холода,
но губы
шепчут
в лад:
через четыре года
здесь будет
город-сад…»

Вряд ли Маяковский даже побывал на месте изображённых им событий – он больше по Парижам да Берлинам. Поэтому пафос его стихов звучит неискренне и непонятно для общества.

18 февраля 1930года Брики неожиданно отбывают в заграничный вояж, хотя раньше и в браке почти никогда вдвоём за рубеж не выезжали. Интересно, на какие деньги: Маяковского или ОГПУ?
Владимир в недоумении: «Вы мчитесь, будто за вами гонятся. Вы же 15 лет никуда вместе не ездили».
Он не знал, что уехать посоветовал Брикам Я. Агранов, а в оставленные ими комнаты почему-то вселяется наш старый знакомый, чекист Л. Эльберт, по кличке «Сноб». То ли караулить поэта, чтобы никуда не сбежал, то ли чтобы не само убился.
Новый жилец объяснил вселение просьбой Лили охранять Маяковского.
От кого охранять, она не уточнила.
Именно в это время Владимиру требуется от уехавших понимание и поддержка. Он нервничает и растерян, многое в его жизни уже не зависит от него.
Он не понимает, как её строить дальше.

А ещё перед отбытием Лиля встретилась с семьёй Володи и наговорила о нём гадости: «Володя стал невыносим. Я так устала! И мы решили съездить в Лондон, к маме».
Сестра Владимира, Людмила, воспроизведёт слова Лили в своём дневнике: «…невозможный характер», «…избавьте меня от него», «…я больше не могу его терпеть».
Куда подевались её нежные слова в адрес бывшего любовника…
Л. Брик рассказывала своим знакомым: «Володя был неврастеник, едва я его узнала, он уже думал о самоубийстве».

На перроне вокзала Бриков провожал Владимир с собакой Булькой.
Он ещё не знал, что видит отъезжающих в последний раз.

Маяковский не забывает слать им стандартные телеграммы от имени Бульки: «Целуем, любим, скучаем, ждём».
На что получает ответ: «Придумайте, пожалуйста, новый текст для телеграмм. Этот нам надоел».
А телеграммы Маяковский шлёт механически, он уже перестаёт уважать Лилю.
Появляются строчки:
 - Хочешь – четвертуй,
Я сам тебе, праведный, руки вымою.
Только – слышишь! –
убери
проклятую
ту,
которую сделал
моей любимою!».

16 марта премьера его «Бани в театре Меерхольда. Болезненный для автора провал.
Вот только одна из рецензий: «… В общем – утомительный, запутанный спектакль, который может быть интересным только для небольшой группы литературных лакомок. Рабочему зрителю такая баня вряд ли придётся по вкусу».
(Рабочая газета, 1930, 21 марта).
Его даже обвинили в «великодержавном шовинизме» за показ гротескного образа Оптимистенко, говорящего на «ридной мове».

Критик В. Ермилов перед премьерой «Бани» бросил Маяковскому упрёк в «фальшивой левой нотке».
Владимир ответил Ермилову одним из лозунгов, развешанным в зале театра:
 - Сразу
не выпарить
бюрократов рой.
Не хватит
ни бань
и ни мыла вам.
А ещё
бюрократам
помогает перо
критиков –
вроде Ермилова…

И тут моментально руководство РАППа предложила Маяковскому убрать этот лозунг, и он вынужден был его снять.

17 марта выступление поэта в Большой аудитории Политехнического музея с чтением поэмы «Во весь голос».
По воспоминаниям В. Каменского: «… Нервный, серьёзный, изработавшийся Маяковский как-то странно, рассеянно блуждал утомлёнными глазами по аудитории и с каждой новой строкой читал слабее и слабее. И вот внезапно остановился, окинул зал жутким потухшим взором и заявил: «Нет, товарищи, читать стихов я больше не буду. Не могу». И резко повернувшись, ушёл за кулисы…».

25 марта поэт в Доме комсомола на Красной Пресне говорит о своей выставке «20 лет работы»: «… Для чего я её устроил? Я её устроил потому, что ввиду моего драчливого характера на меня столько собак вешали и в стольких грехах меня обвиняли, которые есть у меня и которых нет, что иной раз мне кажется, уехать бы куда-нибудь и просидеть года два, чтобы только ругни не слышать…».

4 апреля взнос пая Маяковским в жилищно-строительный кооператив им. Красина на получение будущей квартиры, где он не собирался прописывать Бриков.

В первых числах апреля вышел журнал «Печать и революция» с приветствием от редакции Маяковскому: «В. В. Маяковского – великого революционного поэта, замечательного революционера поэтического искусства, неутомимого поэтического соратника рабочего класса – горячо приветствует «Печать и революция» по случаю 20-летия его творческой и общественной работы».
Придя в редакцию, чтобы забрать сигнальный экземпляр февральского номера со своим портретом и поздравлением, Маяковский обнаружил их полное отсутствие в отпечатанном тираже.
По приказу заведующего Госиздата А. Халатова портрет поэта вместе с приветствием был выброшен из номера.
А в редакцию журнала пришло письмо от руководителя Гиза с обвинениями, как «Печать и революция» осмелилась «попутчика» Маяковского назвать великим революционным поэтом, и с требованием наказать сотрудника, подписавшего к печати это «возмутительное приветствие».
Маяковский сразу же об этом узнал.
Это была ещё одна сильнейшая душевная травма.

До этого сотрудничество с Гизом у Владимира складывалось нормально, хотя и не без инцидентов. И вдруг такие явные нападки на поэта.
Вряд ли «наезд» был личной инициативой заведующего издательством, это явно было указание сверху. Оно могло исходить от «начальника культуры», А. С. Бубнова, или даже непосредственно от Сталина.
У поэта всё больше создавалось ощущение ненужности всей его творческой деятельности на благо отечества.

Владимир устал. Его мучают головные боли, последствие перенесённого гриппа; теряется голос. Ему надоело сотни раз читать одни и те же свои стихи, часто перед не очень дружелюбно настроенной к нему аудиторией.
Маяковский открыто признаётся в этом друзьям и даже своим слушателям.
Ему осточертели бесконечные поездки, недосыпания, гостиницы, хотелось простой обывательской жизни. Но уж очень прочно врос он в исторический имидж страны и безболезненно избавиться от него не было никакой возможности.

9 апреля 1930 года выступление поэта перед студентами Института народного хозяйства им. Плеханова.
Из протокола: «… Товарищи! Меня едва уговорили выступить на этом вечере. Мне не хотелось, надоело выступать. … Отношусь к вам серьёзно (Смех в зале). Когда я умру, вы со слезами умиления будете читать мои стихи (Некоторые смеются). А теперь, пока я жив, обо мне говорят много всяких глупостей, меня много ругают…».
И всё же Маяковский находит в себе силы читать, отвечать на записки и вопросы, спорить с залом.

11 апреля должен был состояться очередной вечер автора во Втором МГУ.
«Маяковского ждали, но он не приехал. Поехавший к нему товарищ привёз его отказ. Вечер отложили, а в 11 часов В. В. позвонил по телефону и сообщил о своей болезни, извинился за несостоявшееся выступление и просил устроить его вечер в другой раз».
(«Литературная газета», 1930, 28 апреля).

Маяковскому хочется покоя, хочется обычной семьи, хочется, чтобы его оставили в покое.
Годы идут. Он надеется въехать в новую квартиру с Норой, или с другой женщиной, которая согласится стать его женой.
Однако, как говорят – хотеть не вредно, вредно ничего не получить.

Он пытается изменить судьбу:
 - … Я хочу быть понят моей страной,
а не буду понят –
что ж –
по родной стране
пройду стороной,
как проходит
косой дождь.

А возможностей для этого всё меньше.
Незадолго до рокового дня Маяковский, в разговоре с поэтом М. Светловым, спросил: «Как вы думаете, Миша, меня арестуют?».
«Да что вы, вас, первого поэта революции!».
«Вот то-то и оно, Миша, то-то и оно».

На самом деле его арест был вполне вероятен, тем более что его покровитель, В. Луначарский до этого был снят с должности наркома.
Маяковский - недобитый дворянчик, как-то сумевший уцелеть в революционные годы.
Был связан с белоэмиграцией. Читал перед ними стихи и выступал с лекциями.
Здесь могли иметь место и предательские мотивы с его стороны.
Постоянные подозрительные заграничные поездки, 6 раз побывал в Берлине и Париже.
Тесно контактировал в Париже с Эльзой Триоле. Пытался жениться на эмигрантке Т. Яковлевой, и, по всей видимости, остаться во Франции. Имеет ребёнка от эмигрантки Э. Джонс.
Проглядел идейного врага, В. Силлова, в своей организации. Дружил с казнённым врагом, Я. Блюмкиным, подарил ему свою книгу с автографом.
Исповедует буржуазный быт. Держит в квартире прислугу и собаку. Пользуется услугами личного водителя. Носит заграничные вещи. Тем временем, советские люди живут на скромную зарплату.
Морально неустойчив. Живёт втроём вне брака. Имеет любовниц, в т. ч. в капиталистических странах.
Для ареста хватило бы и половины этого списка, вопрос был только во времени.

Утром 12 апреля Владимир прибыл в театр на репетицию Вероники, и сообщил ей, что разбились бокалы, из которых они пили накануне. Эти бокалы подарила Вероника, после своего проигрыша ему в карты. Они стали символом их отношений.
Нора рассердилась на его появление здесь и отчитала любовника. Обиженный Маяковский уехал домой.

Потом ему позвонил Н. Асеев, участник РЕФа, и пригласил на разговор. Разговор получился тяжёлым. Асеев обвинял Маяковского в предательстве, после выхода Владимира из объединения оно распалось. Они поругались, и Маяковский собрался уходить.
«Мы не закончили разговор» - сказал Асеев.
«Закончили, Коля. Все мои разговоры уже закончены…».
Видимо прощальное письмо уже было написано.

Вечером Маяковский встречался с читателями в Политехническом институте. Его там много оскорбляли, провоцировали вопросами о самоубийстве. И, хотя он поставил на место хулителей, но психическое состояние, конечно же, было на пределе.

Расстроенный Маяковский поздно вечером дозвонился до своего бывшего покровителя, А. Луначарского, попросил о встрече, сказал, что есть разговор.
Он рассчитывал услышать от старого друга слова участия и утешения, «поплакаться в жилетку».
Но у того оказалось навалом своих проблем. Пришлось Владимиру выслушивать его жалобы и сочувствовать собеседнику.
Тот жаловался на отстранение от должности Наркома просвещения, на отказ театров ставить его пьесы. «Очень хочется застрелиться» - закончил он.
«У меня тоже «Баня» провалилась» - успокоил его Владимир, - Так что же, пулю в висок?».

Когда снимали Луначарского с должности, ему припомнили его покровительство своей новой молодой жене, актрисе Наталье Розенель. Он устроил её в труппу Малого театра, добивался для неё главных ролей.
Однажды, отправляясь с супругой в отпуск, задержал отправление поезда – жена опоздала, не успев навести «марафет».
Но причины отставки не в этом. Уж очень много творческой свободы оставлял он литераторам. А им надо было славить исключительно достижения партии, правительства и лично тов. Сталина.
И развелось «писателей» слишком много, за всеми трудно было уследить.

Ленин неоднократно устраивал Луначарскому выволочки за «краснобайство» и «мягкотелость», но такого образованного и эрудированного человека, в деле народного образования, тогда заменить было некем. И особых конфликтов между ними не наблюдалось до самой смерти Ильича.
А вот Сталин ненавидел Анатолия, тот во всех вопросах свободно высказывал свою точку зрения, часто вопреки указаниям Генсека. Ему это припомнили.

Основаниями для смещения с должности послужило аморальное поведение уволенного и использование служебного положения в личных целях.
Повышенным вниманием к женскому полу «страдали» многие из руководства страны, от А. Енукидзе до М. Калинина, но уволили только Луначарского.
Да, глава Наркомпроса любил женщин, особенно молоденьких балерин.
Вся Москва была в курсе его романа с Надеждой Надеждиной, тогда ей было 20 лет, а ему 50.
Нарком устраивал спиритические сеансы и разгульные вечеринки в своём особняке.
Говорят, что бал, устроенный Булгаковским Воландом, списан с вечеринок у Луначарского.

Молодая жена наркома, Н. Розенель, рядилась в бархат, ездила за покупками на правительственном транспорте.
На пьесу Луначарского «Бархат и лохмотья» поэт Д. Бедный откликнулся так:
 - Ценя в искусстве рублики,
Нарком наш видит цель:
Лохмотья дарит публике,
А бархат – Розенель.

В тот вечер грустный Луначарский поведал, что собеседник пришёл вовремя, а то он и застрелиться смог бы, это ведь только курок нажать.
(В 1933 году, понимая какие времена страну ожидают, Луначарский попросился послом в Испанию. Он умер от инфаркта во Франции, по дороге в Мадрид – авт.)

«А мы же о тебе не поговорили» - спохватился Анатолий.
«Уже светает, это потом. В другой раз» - сказал Маяковский и вышел на улицу.

Утром 13 апреля он встретился с М. Денисовой, героиней поэмы «Облако в штанах». Женщина приехала по его звонку.
После нескольких неудачных браков она оказалась в Москве. С Владимиром некоторое время встречалась. Он даже помог «выбить» помещение для её скульптурной мастерской. Вот и в этот приезд она надеялась получить от поэта деньги на содержание этой мастерской.
Сейчас, в конце визита, Маяковский на коленях попросил её остаться, если захочет – навсегда.
Мария ответила, что это бред, у неё через три часа поезд на Ленинград.

После её ухода Владимир позвонил в Федерацию писателей и попросил включить его в состав делегации литературных деятелей, которая отправлялась в Ленинград в ответ на приезд подобной ленинградской делегации в Москву.
Он планировал выступить на вечере встречи во вторник, 15 апреля.
Однако, настроение поэта менялось многократно в течение дня.

Ещё одна женщина в этот день стала гостьей поэта – Н. Брюханенко, с которой он отдыхал в Крыму в 1927 году.
Пришла по поводу обсуждения одной из пьес Маяковского для журнала, где она работала.
Женщина ждала ребёнка.
Гостья попросила Владимира исправить кое-что в тексте пьесы, но мрачный и безучастный Маяковский сказал, что она может делать любые исправления сама.
И вдруг, перед её уходом, Владимир стал на колени и стал умолять выйти за него замуж.
Сказал, что будет её любить и усыновит будущего ребёнка.
Наталья отказала: «Да ведь я Вас любить не буду, а Вам нужно чтобы любили».
Посетительница быстро вышла, а Маяковский так и остался стоять на коленях.

Потом он позвонил Полонской и предложил съездить на ипподром. Видимо, рассчитывал на серьёзный разговор без свидетелей.
Нора ответила, что уже договорилась пойти туда с мужем и Б. Ливановым.
Тогда Владимир предложил ей встретиться вечером у В. Катаева, но получил ответ, что она не собирается сегодня туда идти.

Маяковский отправился к Катаеву один.
Он недовольно и нервно ходил по комнате, потом достал из кармана коробку папирос и закурил. Присутствующий при этом художник В. Роскин заметил, что поэт в своих стихах «Я счастлив», от 14 декабря 1929 года, объявил себя бросившим курение.
«Ну, мне какраз можно курить!» - произнёс Маяковский.
Он уже считал себя свободным от всех обязательств.

Поздно вечером прибыл В. Катаев и Полонская с мужем, М. Яншиным, и Б. Ливановым.
Владимир понял, что женщина его избегает, стал ещё более мрачным и нервным.
В пятикомнатном полуподвале Катаева места для уединения хватало.
Маяковский то и дело вызывал Нору в другую комнату и требовал, чтобы она объявила мужу о разводе, иначе он сам расскажет ему об их отношениях. Женщина умоляла не делать этого.

Немного успокоившись, Маяковский сообщил Веронике, что упоминает её в письме к правительству, как члена его семьи, и спросил не возражает ли она против этого.
(Предсмертная записка уже готова – авт.).
Полонская ответила, что ничего не понимает в этом, и что он может её упоминать, где хочет.

В. Катаев сбегал в магазин за вином. Гости много пили, играли в карты.
Когда в очередной раз уединились в комнате, Маяковский достал револьвер, который всегда носил с собой, и пригрозил застрелиться прямо сейчас, и убить её, если Нора сейчас же не расскажет всё мужу, и не объявит, что выходит замуж за любовника.
Вероника героически отобрала оружие и клятвенно пообещала сделать это завтра утром, на трезвую голову.
Женщина перед всеми не хотела обнародовать их отношения, хотя все, кроме мужа, и так о них знали.

В этот вечер поэт был мрачен и молчалив.
Его соперник в борьбе за благосклонность Вероники, Б. Ливанов, стал откровенно задирать Владимира: «Маяковский, все хорошие поэты скверно кончали: то их убивали, то они сами убивали себя. Когда же вы застрелитесь?».
Маяковский молча встал из-за стола и вышел в соседнюю комнату.
Жена Катаева не выдержала: «Зачем вы его обижаете? Разве не видите, что он сам не свой?».
Тогда В. Катаев громко, чтобы было слышно через дверь, сказал: «Что ты беспокоишься? Маяковский не застрелится. Эти современные любовники не стреляются».

Инцидент замяли очередным застольем.
А ведь Лиля ещё в прошлый год писала Маяковскому в Ялту: «…Ещё раз прошу - не встречайся с Катаевым!». Что-то она знала о нём, что так и осталось неизвестным.
В какой-то момент у Владимира вырвалось: «О, Господи!».
Нора заметила: «Невероятно, мир перевернулся! Маяковский призывает Господа! Вы разве верующий?!».
Поэт ответил: «Ах, я сам ничего не понимаю теперь, во что я верю!» …

Первого, как обычно, «развезло» Ю. Олешу.
Маяковский отметил: «Ну, товарищи, Олеша уже начал говорить по-французски. Пора расходиться».
Олеша потом говорил, что в тот вечер у Катаева не был. Полагаю, перебрав со спиртным, он и не помнил, где был.
Разошлись около четырёх часов утра.
По-видимому, в эту ночь Маяковский спать так и не ложился.

После рокового выстрела В. Катаев напишет об этом вечере:
 - …А до этого за день пришёл, вероятно, проститься.
А, быть может, и так посидеть с человеком, как гость.
Он пришёл с инфлюэнцей, забыв почему-то побриться,
Палку в угол поставил и шляпу повесил на гвоздь.
Где он был после этого? Кто его знает. Иные
Говорят – отправлял телеграммы, побрился и ногти остриг;
Но меня на прощанье облапил, целуя впервые,
Уколол бородой и сказал: «Досвиданья, старик!».

Из всех воспоминаний о погибшем лишь о его болезни, бороде и ногтях.
Какая уж тут любовь…
А расцеловал Владимир, уходя, почти всех присутствующих.
Что было раньше немыслимо для мнительного Маяковского.

Пока происходили эти события, Брики уже почти два месяца «болтались» по заграницам, как будто ожидая сигнала на возвращение.
А новый квартирант Маяковского, Л. Эльберт, докладывал по инстанции, что у В. Маяковского произошёл перелом. Он не верит в то, что пишет, и ненавидит, что пишет.

Роковой час приближался.
14. 04. 1930 года.
В. Полонская: «Был яркий, солнечный, замечательный апрельский день. Совсем весна.
Утром Вл. Владимирович заехал в 8.30 на такси, так как у его шофера был выходной день.
(Предстоящая встреча не требовала свидетелей. М. Яншин спокойно отпустил жену, надеясь на её верность мужу и благородство поэта – авт.).
Выглядел В. В. очень плохо.
(Ещё бы. Две ночи почти не спал. – авт.).
«Как хорошо, - сказала я. Смотри, какое солнце. Неужели сегодня опять у тебя вчерашние глупые мысли. Давай бросим всё это, забудем… Даёшь слово?».
Он ответил: «Солнца я не замечаю, мне не до него сейчас. А глупости я бросил. Я понял, что не смогу этого сделать из-за матери. А больше до меня никому нет дела.
Впрочем, обо всём поговорим дома».
Я сказала, что у меня в 10.30 репетиция с Немировичем-Данченко, очень важная, что я не могу опоздать ни на минуту.
Приехали на Лубянку, и он велел такси ждать.
Его очень расстроило, что я опять тороплюсь. Он стал нервничать, сказал: «Опять этот театр! Я ненавижу его, брось его к чертям! Я не могу так больше, я не пущу тебя на репетицию и вообще не выпущу из этой комнаты.
Он запер дверь и положил ключ в карман.
Я ответила, что люблю его, буду с ним, но не могу остаться здесь сейчас. Я по-человечески люблю и уважаю мужа и не могу поступить с ним так.
(Она поступила логично. Надо было объясниться с мужем, забрать кое-какие вещи.
Владимир мог бы это понять и подождать пол-дня).
И театр я не брошу и никогда не смогла бы бросить…
Вот и на репетицию я должна и обязана пойти, и я пойду на репетицию, потом домой, скажу всё… и вечером перееду к нему совсем.
Он продолжал настаивать на том, чтобы всё было немедленно или совсем ничего не надо.
Ещё раз я ответила, что не могу так…».

В этот момент поэт нуждался в беззаветной женской любви, участии, сочувствии, чтобы снова ощутить интерес к жизни. Это было той «соломинкой», которая могла бы удержать его от рокового выстрела.
Но со словами «нет», или даже «не сейчас», с которыми он уже сталкивался несколько раз в последние три дня, отнималась последняя надежда на обычное человеческое счастье.
Возможно всё было немного не так, как говорила следователю Вероника, она отказала Владимиру окончательно, и для него перспектива счастливой семейной жизни развеялась как дым.
У молодой женщины были свои проблемы – как жить с человеком, который при малейших разногласиях хватается за револьвер.
А его любовницы, а Лиля Брик?
И ещё ей нравилось внимание другого мужчины, Б. Ливанова, возрастной Маяковский уже не вызывал любовного томленья.

А если её рассказ и правдив, то ревнивый собственник, Владимир, понял, что жену в очередной раз придётся делить; в лучшем случае – с театром.
И это было для него неприемлемо.

У Маяковского были две женщины, которых он любил больше всех: Л. Брик и Революция.
И обе его предали.
Смириться с этим Владимир не смог.
Он мог бы отомстить обеим, женившись на Т. Яковлевой и уехав жить в Париж.
Или хотя бы одной, став мужем В. Полонской.
Но и здесь его отвергли.

Было от чего впасть в отчаяние.
Включая Т. Яковлеву, за последнее время его предложение замужества отклонили четыре любовницы.
Он то предполагал себя отличной партией для них.
А тут произошёл настоящий «облом».
Известные писатели и члены правительства проигнорировали его юбилейную выставку.
Получилось – 20 лет работы впустую.
Очень сильно огорчало, что бывшие коллеги по ЛЕФу и РЕФу не подают руки, считая Владимира предателем, а в РАППе его пренебрежительно обзывают всего лишь «попутчиком» революции
Ругательными оказались отзывы в прессе на постановку пьесы «Баня».
Маяковскому начало казаться, что он «исписался».
Ко всему, в его квартире сидит чекист, и в любую минуту может сказать: «Вы арестованы!».
Такими были обстоятельства на тот роковой день.

На несколько минут Владимир вышел к соседям за спичками, хотел закурить.
У них были его квитанции из Госиздата и деньги.
Поэт спешил вернуться к Норе и от двери им сказал: «Я вечером с вами оговорю».

О чём этот эпизод сообщает?
О том, что выполни Вероника его требования, роковой выстрел мог и не прозвучать.
По крайней мере – в этот день.

Продолжим показания Полонской, последней, кто видел Маяковского живым.
«Я сидела на диване. Он сел около меня на пол и плакал…
Раздался стук в дверь – это книгоноша принёс В. В. книги (собрание сочинений Ленина).
Книгоноша, очевидно увидев в какую минуту он пришёл, свалил книги на тахту и убежал…

Владимир спросил:
— Значит, пойдёшь на репетицию?
- Да, пойду.
- И с Яншиным увидишься?
- Да.
- Ах так! Ну тогда уходи, уходи немедленно, сию же минуту.
Я сказала, что мне ещё рано на репетицию. Я пойду через 20 минут.
- Нет, нет, уходи сейчас же.
Я спросила:
- Но увижу тебя сегодня?
- Не знаю.
- Но ты хотя бы позвонишь мне сегодня в пять?
- Да, да да…
Я сказала:
- Что же, вы не проводите меня даже?
Он подошёл ко мне, поцеловал и сказал совершенно спокойно и очень ласково:
- Нет, девочка, иди одна… Будь за меня спокойна…
Улыбнулся и добавил:
- Я позвоню. У тебя есть деньги на такси?
- Нет.
Он дал мне 20 рублей.
- Так ты позвонишь?
- Да, да.
Я вышла, прошла несколько шагов до парадной двери.
Раздался выстрел. У меня подкосились ноги, я закричала и металась по коридору; не могла заставить себя войти.
Мне казалось, что прошло очень много времени, пока я решилась войти. Но, очевидно, я вошла через мгновенье: в комнате ещё стояло облачко дыма от выстрела.
Владимир Владимирович лежал на ковре, раскинув руки. На груди было крошечное кровавое пятнышко.
Я помню, что бросилась к нему и только повторяла бесконечно:
- Что вы сделали? Что вы сделали?
Глаза у него были открыты, он смотрел прямо на меня и всё силился приподнять голову.
Казалось, он хотел что-то сказать, но глаза были уже неживые…

Время для него остановилось в 10 ч. 15 мин.
Вызвали скорую. Санитары констатировали смерть.
Отказ Полонской соединить их судьбы перерезал последнюю «ниточку», удерживавшую поэта от рокового выстрела.

Прибыли следователи. Первым явился начальник секретного отдела ОГПУ Я. Агранов.
Труп лежал на полу, потом его перенесли на диван и сфотографировали.
Потом приехали специалисты из Института мозга, и стали пилить череп поэта, чтобы забрать содержимое на исследование.
Пилили два часа.
Мозг унесли в тазике, прикрыв полотенцем.

Вот здесь начинаются некоторые нестыковки в расследовании смерти поэта.
Полонская утверждала на первом допросе, что в то утро Маяковский при ней пытался застрелиться из «Браунинга». Но она набросилась на него, отобрала оружие и выбежала из комнаты, оставив безучастного поэта на полу.
Это подтвердил и почтальон Тимофей Сигалаев, видевший Нору с револьвером в руках в подъезде дома.
Позже эти показания из протокола изъяли.
Ещё Полонская призналась, что в тот момент она окончательно отказала Владимиру выйти за него замуж. Тогда он и достал оружие.
Женщина не знала – у поэта имелся ещё и «Маузер», подаренный ему приятелем, руководителем СО ГПУ Украины В. Горожаниным, когда Маяковский в очередной раз посетил этот город.
Из него он и застрелился.
Подарок был незаконным и, чтобы «не выносить сор из избы», чекисты его забрали, как и фотографию с места трагедии, где виден номер оружия.
В уголовном деле о самоубийстве присутствует «Браунинг М1900», оформленный на имя поэта в июне 1929 года, якобы после покушения на него в Сочи.
Я. Агранов «посоветовал» женщине «забыть», что она отбирала это оружие у самоубийцы.
Но ведь пуля от «Маузера» в теле осталась.
Тогда в протоколе записали, что поэт зарядил «Браунинг» патроном от «Маузера».

Когда раздался выстрел, и Полонская вбежала в комнату, Владимир лежал на ковре, ногами к двери. Ещё до прихода врачей соседи развернули тело, чтобы его выноси вперёд головой.
Потом оно оказалось вообще на диване.
Санитары увезли убитого.
Начались похоронные хлопоты.

Сообщили о трагедии Брикам. Они как-то быстро вернулись из зарубежья, словно ожидали подобного развития событий.
Лиля осталась довольной, что Владимир застрелился из большого и брутального «Браунинга», застрелиться из небольшого «Маузера», по её мнению, было бы для него как-то неприлично.
Позже она с любопытством наблюдала через окошко в печи крематория, как сгорало тело её бывшего любовника…

Сразу же лично Я. Агранов нашёл в ящике стола, в квартире, где Маяковский жил с Бриками, предсмертное послание поэта, датированное 12. 04. 1930 года.
Значит знал, где искать.
Получается, что два дня Владимир отвёл себе на прощание с несбывшимися мечтами.

Вот это письмо:
«Всем.
В том, что умираю, не вините никого, и, пожалуйста, не сплетничайте, покойник этого ужасно не любил.
Мама, сёстры и товарищи, простите – это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет.
Лиля – люби меня.
Товарищ правительство, моя семья – это Лиля Брик, мама, сёстры и Вероника Полонская.
Если ты устроишь им сносную жизнь – спасибо!
Начатые стихи отдайте Брикам, они разберутся.

Как говорят: «инцидент исперчен»,
любовная лодка
разбилась о быт.
Я с жизнью в расчёте
и не к чему перечень
взаимных болей,
бед
и обид.

Счастливо оставаться.
Владимир Маяковский.

12. 04. 30 г.

Товарищи Вапповцы, не считайте меня малодушным.
Сериозно – ничего не поделаешь.
Привет.
Ермилову скажите, что жаль – снял лозунг, надо бы доругаться.
В. М.
В столе у меня 2000 рублей, - внесите в Налог.
Остальное получите с Гиза.
В. М.»

Конечно же, многие слышали от Маяковского обещание застрелиться к 40 годам, но мало кто верил в его намерения. Ведь жизнь в стране более-менее налаживалась, а на психологические проблемы человека в те времена мало обращали внимание.
Тем более оглушительной оказалась весть о самоубийстве такого яростного романтика революции.
Что ж, он столько раз обещал самоубиться, что настало время выполнить обещанное.
Многие подумали, что это глупая шутка, ведь по старому стилю 14 апреля был «день дурака».

Однако, всё подтвердилось.
Автор не принимает утверждение некоторых историков, что Маяковский был убит агентами ГПУ.
Прошло уже много времени, сменилась несколько раз политическая обстановка в государстве.
Участники предполагаемого убийства имели множество моментов, чтобы обнародовать этот факт. Но ничего такого не произошло.
Полонская жила ещё долго, она могла сказать правду о смерти любовника, если поначалу солгала.
Да и современная экспертиза однозначно подтвердила, что стреляли впритык, а траектория раневого канала совпадает с положением руки стрелявшего…

О причине гибели Маяковского А. Ахматова сказала: «Не надо было дружить с чекистами».
Вероятно, она имела в виду Бриков с Аграновым?
Однако «норму» по женщинам он в своей жизни перевыполнил, хотя по-настоящему любил одну Лилю. Но и она его не спасла.

Ошибка большинства гениев в России в том, что они мнили себя вечно молодыми, любимыми и востребованными.
Когда ими переставали восхищаться близкие женщины, когда грузнела фигура, начали седеть и выпадать волосы, появлялись на лице морщины – приходила жуткая депрессия и разные нехорошие намерения…

В последний путь поэта провожали около 150 тысяч человек. Все улицы и переулки на пути следования похоронной процессии были забиты народом. Люди шли за гробом, высели в окнах и на крышах домов.
Его друзья говорили, что знай он о такой всенародной любви, вряд ли мог произойти роковой выстрел.
Венков поэту не возлагали. Только один венок из болтов, труб и гаек был презентован сварщиками: «Железному поэту – железный венок».

В. Полонской Лиля запретила присутствовать на похоронных мероприятиях, ещё разнервничается и ляпнет не то. Да и многие именно Веронику считали виновницей смерти поэта.
На всякий случай, Нору на это время придержали в ГПУ на даче показаний.

Покойника сожгли в крематории возле Донского монастыря. Захоронили в местном колумбарии.
В 1952 году урну с прахом перенесли в Новодевичье кладбище…

В своём предсмертном письме Маяковский обратился именно к Сталину, которого назвал «Товарищ правительство».
Это была просьба не преследовать близких ему людей за его участие в оппозиции.
Вождь его просьбу исполнил, потому что поэт советовал другим не повторять его ошибок, после которых «выходов нет».
Потом – только пуля, своя, или государственная.

Можно говорить о злом роке, преследующем род Маяковских за какие-то давние прегрешения предков, но исторические странности их жизни настораживают.
Так дед поэта запорожский казак Константин Маяковский имел пятерых детей: два сына и три дочери. Оба сына, дядя поэта, Михаил, и отец, Владимир, умирают в один год, - один от болезни, второй от заражения крови после укола иголкой.
Михаил детей не имел, а Владимир, отец поэта, имел троих сыновей и двух дочерей.
И снова, старший сын, Александр, умирает в младенчестве. Ещё один брат поэта, Константин, умирает в 3 года.
Сам поэт трагично погибает в 37 лет, не оставив после себя официальных детей.
Никто не может теперь объяснить, его ли грехи, то ли грехи его предков способствовали сумбурной жизни поэта и такой же неожиданной гибели…

16 апреля состоялся пленум ЦКК ВКП(б), где Сталин произнёс речь «О правом уклоне в ВКП(б)».
Старые большевики, как А. Рыков, М. Томский, были против пятилетних планов в народном хозяйстве. Сталин присвоил им ярлык «уклонистов».
После этого с оппозицией больше не церемонились, большинство из них сняли с постов, некоторых арестовали.
В 1937 году бывших оппозиционеров расстреляют по принципу: нет человека – нет проблемы.

Читатели ведь помнят строчки поэта: «Тише, ораторы! Ваше слово, товарищ маузер».
По всей видимости, позже Сталин вспомнил этот лозунг в связи с борьбой с «мерзавцами».
И он ему понравился.
Если Маяковский предлагал их «скрутить», то вождь предпочёл более радикальное решение.
Так было проще всего избавляться от своих идейных противников, ведь дебаты давно уже ему надоели…

После смерти поэта, полагая себя истинной музой покойника и являясь, по завещанию, распорядительницей наследия автора, Лиля вынесла из его комнатки два чемодана писем Маяковскому от разных женщин.
Она лично сожгла их в своей ванной, а потом купалась в этом пепле.
Об этом вспоминал литературовед В. Шкловский.

В. Полонская (по совету Л. Брик (?) – авт.) отказалась от участия в наследстве поэта.
Его мать и сёстры поначалу дружили с любовницей Володи, получившей большую честь его наследия, но потом эта дружба оборвалась.
Семья не могла смириться, что почти все дивиденды от творчества родного человека присваивала чужая женщина, из-за которой, в большой степени, он и закончил счёты с жизнью.
Старшая сестра поэта, Людмила, до конца своих дней оставалась яростным врагом Лили Юрьевны.

Ф. Раневская вспоминала: «Вчера была Л. Брик, принесла «Избранное» Маяковского и его любительскую фотографию. Говорила о своей любви к покойному … О. Брику (умер в 1945 году – авт.). И сказала, что отказалась бы от всего, что было в её жизни, только бы не потерять Осю.
Я спросила: «Отказалась бы и от Маяковского?». Она не задумываясь ответила: «Да, отказалась бы и от Маяковского, мне надо было быть только с Осей».
Бедный, она не очень-то любила его.
Мне хотелось плакать от жалости к Маяковскому, и даже физически заболело сердце».
Известна фраза Лили: «Когда застрелился Маяковский, умер Маяковский, а когда умер Осип – умерла я» …
И всё же, до конца своей жизни она носила на золотой цепочке, на шее, подаренное Маяковским кольцо с гравировкой её инициалов – Л. Ю. Б.

После смерти поэта его сразу же перестали печатать, будто и не было в России этого человека. Брикам пришлось искать иные средства к существованию.
Лиля с Осипом развелись, каждый начал новую жизнь.
Через несколько месяцев женщина завлекла в свои сети красного командира, героя Гражданской войны, В. Примакова.
Поселились все, в том числе и Осип со своей новой женой, в кооперативной квартире на Арбате, в которую Маяковский собирался въехать без них.
Но и старую квартиру, где они жили втроём, и студию в коммуналке, где застрелился поэт, Лиля Юрьевна оставила за собой.

Наблюдая падающий интерес к творчеству погибшего и являясь хранителем-распорядителем его архивов, в ноябре 1935 года Лиля, под диктовку Осипа, пишет письмо товарищу Сталину.
В нём она жалуется на бюрократическую незаинтересованность и сопротивление различных ведомств в продвижение творчества поэта.
В ходе одной из встреч с вождём В. Примаков смог передать ему это письмо.

Понятно же, что наследие Маяковского, славящее романтику революции и её вождей, не могло пройти мимо интересов Сталина. Письмо упало на благодатную почву.
Ведь мёртвый поэт был уже не опасен, а его стихи отвлекали народ от современной советской действительности.
На первой странице письма появилось распоряжение Генсека: «Тов. Ежов! Очень прошу вас обратить внимание на письмо Брик. Маяковский был и остаётся лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи».
И началось в стране насаждение творчества Маяковского, как позже Н. Хрущёв насаждал в СССР кукурузу.

Владимир посмертно получил признание, а Лиля получила огромные дивиденды от этого, и иммунитет во время репрессий 1937–1938 годов.
Когда в 1938 году расстреляли её мужа, В. Примакова, как заговорщика и изменника Родины, то репрессировали и его окружение.
Просматривая списки заговорщиков Й. Сталин увидел в них и фамилию Л. Брик.
Собственной рукой вождь вычеркнул женщину из списков с пометкой: «Не будем трогать жену Маяковского».

ПОСЛЕ.

М. Денисова стала известным в СССР скульптором, и даже изваяла бюст Маяковского.
Вышла замуж за красного командира Е. Щаденко, заместителя Наркома обороны. Это был служака до мозга костей. Увлечение жены скульптурой вызывало у него сильнейшую «аллергию».
На почве увлечения Марии в семье постоянно происходили скандалы.
Все её изваяния однажды муж выставил на балкон, под дождь и снег.
В конце концов супруги развелись, но М. Денисова не выдержала одиночества.
В декабре 1944 года, в 50-летнем возрасте она выбросилась с балкона десятого этажа своей квартиры.

Н, Брюханенко в 1930 году была заведующей отделом в редакции журнала «Красное студенчество».
Неоднократно выходила замуж.
После войны работала режиссёром в кино.
Умерла в 1984 году.

В. Полонская в 1933 году развелась с мужем, Михаил не простил Норе её измены.
Продолжила карьеру актрисы.
Родила сына, назвала его Владимиром, в честь В. Маяковского.
Умерла в 1994 году.

Теперь поговорим о Лиле Юрьевне, любви всей его жизни.
В молодые годы она вела себя весьма экстравагантно: скакала на лошади, палила из ружья, лихо водила автомобиль. После смерти Маяковского немного остепенилась, ездила с новым мужем, красным командиром Виталием Примаковым по гарнизонам, пыталась устроить семейный быт.

После него - Василий Катанян, которого она развела с женой, стал последним мужем Лили.
При нём женщина жила вообще в роскоши на деньги от наследия Маяковского: изысканные деликатесы, импортные духи и наряды, общение с советской и иностранной богемой.
Катанян сделался биографом поэта, и Лиля об этом знала.
Автор полагает, что её брак был сугубо практичным, она таким образом получила возможность контролировать публикации мужа, чтобы ничего негативного о ней не появлялось в печати.

В последние годы жизни её супруг заболел раком. К тому же она сама сломала шейку бедра. Боясь, что муж умрёт первым, и она останется в одиночестве, Лиля покончила с собой, приняв огромную дозу снотворного. Ей было 86 лет.
Незадолго до этого её спрашивали, не хочет ли она быть похороненной рядом с Маяковским. Последовал отрицательный ответ.
«А где?» - спросили её опять.
«Нигде! Надругаются!».
Прах Лили Юрьевны развеяли под Звенигородом, в красивейших местах Подмосковья.
На этом месте стоит стела с выбитыми буквами: Л. Ю. Б.

Сейчас Лилю превозносят как хранительницу литературного наследия Маяковского, называют «музой русского авангарда» и вдохновительницей поэта.
Вместе с тем она стала его злым гением, причиной преждевременной гибели в расцвете сил и таланта.

«Революция пожирает своих детей» - сказал знаменитый деятель Великой французской революции Ж. Жак Дантон перед своей казнью.
Не избежал этой участи и герой нашей повести, гениальный стихотворец Владимир Маяковский.

- Много храмов разрушил,
А этот – ценней всего.
Упокой, Господи, душу
Усопшего врага твоего.
М. Цветаева. 1930г.

                Конец рассказа.

Автор благодарит всех читателей за внимание и прочтение!