Московский дворик

Московский дворик

Где родился – пригодился,
Так в народе говорят,
Только юный пыл стремился
Примерять иной наряд.
Новый, яркий, незнакомый,
Удивительный фасон,
И из ткани недешёвой
Модельером скроен он.
Только в носке неудобный:
Тянет, колется и жмёт,
И тому он, видно, годный,
Для одёжки кто живёт.
Ну а кто не побоится
За мечтой хоть в голытьбе,
Где угодно пригодится,
Свой наряд вернув себе.
                Ю. Сёмина

– Как красиво, мамочка! Я разуюсь у двери, чтобы не запачкать этот блестящий пол?
Я стояла у входа в аудиторию Московского университета, куда нас провёл, как на экскурсию, мой двоюродный дедушка, работавший там профессором истории, и не решалась зайти внутрь помещения в обуви.
– Да что ты выдумала, проходи, не разуваясь, – удивился дедушка Миша, заметив, как я присела, чтобы расстегнуть сандалии.
Выложенный геометрическими узорами блестящий паркет представшего перед нами помещения был похож на зеркальный ковёр, идти по которому в уличной обуви было жалко. «Ну, ничего себе, – думала я, осторожно ступая по гладкому, как стекло, полу, – такого я не видела никогда в своей жизни».
В мае я окончила первый класс, и мама привезла меня в награду за отличные отметки в столицу. Это было моё первое посещение самого главного города нашей страны. Здесь меня, тогда ещё советскую школьницу, приехавшую из небольшого провинциального городка, удивляло всё: и огромные высотные здания, и многочисленные машины на улицах, и аттракционы в «Парке Горького», и заморские животные в зоопарке, и эскимо с пепси-колой, и, особенно кремлёвские башни со звёздами, похожими на ту, которой мы украшали ёлку под Новый год.
Звёзды здесь были не только на башнях Кремля, но и на дедушкиной пятиэтажке сталинской застройки. Фасад белого кирпичного дома дедушки Миши украшали пятиконечные оранжево-красные барельефы, располагавшиеся между окнами верхнего этажа и крышей. Вокруг стояло несколько таких же пятиэтажек, создающих уютный дворик, с небольшим фонтаном посередине и огромными зелёными липами, тянущимися выше самих домов. Мне очень хотелось жить в этом дворике с нарядными людьми, выходившими утром из его подъездов, садившимися в припаркованные тут же блестящие машины и гордо выезжавшими на широкий проспект, по обеим сторонам которого возвышались надменные дома, похожие на дворцы. Вечером дети этих нарядных людей играли на площадке во дворе. Они казались мне героями фильмов о школьниках из телевизора в их ярких платьях и шортах, мелькавших на фоне блестящих брызг фонтана и гордо державших на руках своих красавиц-кукол или управлявших разноцветными заводными машинками. Я очень хотела быть таким же ярким ребёнком с необыкновенными игрушками.
Ещё мне нравился запах столичного метро. Его невозможно описать словами, но, раз почувствовав, мне хотелось ощутить его снова. Как будто пахло бабушкиным сундуком, вмещавшим бесчисленное количество старых чудесных вещей. Так и здесь, спускаясь по эскалатору, я как будто ощущала воздух старинного огромного замка из сказки, который, как машина времени, переносил нас с мамой из исторических районов столицы в новые и обратно. В нашем городе не было метро, и потому этот скрытый под землёй аттракцион с его непохожими друг на друга величественными станциями поразил меня и заставил вспоминать о себе ещё очень долго.
Удивительными были для меня даже сосиски, которые продавались в непривычно просторных стеклянных магазинах столицы и за время, пока мы гостили у дедушки, стали нашим любимым блюдом на завтрак. В городе, из которого мы приехали, был дефицит и вещей, и продуктов, в очередях маме стоять было некогда, поэтому таких удивительных сосисок у нас дома не было. Дедушка Миша отговаривал: «Ну что вы едите, в холодильнике кусок говядины варёной из университетского буфета, вот что есть надо, а не это переработанное вторсырье». Но мы его не слушали. Вкус этих молочных сосисок был незабываемым, и никакого мяса мне не хотелось.
Неделя, проведённая в столице, скоро закончилась, дедушка Миша проводил нас на поезд, и мы с мамой, разместившись в купе, махали ему руками.
– Мамулечка, я вырасту и обязательно буду жить в этом удивительном городе, – сказала я тогда маме и, загадав однажды, о другом мечтать не могла.
Прошло почти двадцать лет. Я закончила юридический факультет института в нашем городе и уже несколько лет работала по специальности в небольшой, но стабильной производственной компании. Учиться в столицу мама меня не отпустила – побоялась посылать одну в большой город в неразбериху девяностых годов после распада Советского Союза. Вообще-то я хотела поступать в педагогический институт и быть учителем, как все в моей семье, но и тут мама взяла верх, сказав, что с зарплатой учителя ни на какую столицу я не накоплю. «Я всю жизнь русскому языку детей в школе учила, а мы с тобой перебивались, сама знаешь, от получки до получки, а порой и в долг брать приходилось. Ты хочешь так же?» – убеждала мама, и я, согласившись с ней, выбрала юрфак.
 Теперь, когда жизнь в стране вошла более-менее в нормальное русло, а я получила красный диплом специалиста в области юриспруденции и профессиональную уверенность за несколько лет работы в производственной компании, моей мечте суждено было сбыться. Накопив достаточно денег на съём жилья и пройдя несколько туров собеседований, я получила место юриста в столичной компании и, наконец, переехала в самый главный город.
На новой работе было непросто. В нашем городке мы в глаза не видели таких современных компьютеров, принтеров, интернет-программ, которые здесь давно стали привычными. Поэтому мне приходилось разбираться во всех достижениях офисного прогресса, задерживаясь на работе до позднего вечера. Первый год я и жила, пожалуй, в офисе, без сил приходя ближе к полуночи на съёмную квартиру лишь с целью поспать до утра. Но, помня о том, что «Москва слезам не верит», я не сдавалась и ждала, когда «терпение и труд всё перетрут».
Год за годом я втягивалась в столичный ритм. Компьютерные программы стали для меня обычными, офисная работа заканчивалась не так поздно – приспособившись, я делала её быстрее. По выходным мне удавалось выбираться в театры и на вечеринки, с некоторыми коллегами мы по-настоящему подружились. Постепенно я собрала из частично сэкономленных зарплат сумму на первый взнос, чтобы оформить в банке ипотечный кредит и купить свою квартиру.
Дедушка Миша к тому времени уже умер, а с его наследниками мы не общались, но я хорошо помнила тот пятиэтажный двор, в котором когда-то гостила в детстве, и решила во что бы то ни стало купить свою квартиру именно там. Говорят: «Бойтесь мечтать – мечты сбываются».
Купленная мной квартира располагалась в белом кирпичном пятиэтажном доме с оранжево-красными звездами на фасаде. Из окна на четвертом этаже открывался вид на внутренний дворик. Разросшиеся липы, как и прежде, сторожили двор, который стал почему-то безлюдным. Полинялые лавочки у подъездов одиноко скучали, на детской площадке не было видно яркой детворы. Фонтан высох, и теперь в нём самовольно собиралась пожухлая осенняя листва. На ремонт и мебель у меня не хватило денег, поэтому спать приходилось на надувном матрасе, а завтракать и ужинать на подоконнике. Но я отыскивала в памяти согревающее ощущение далёкой детской мечты, и тогда матрас, подоконник и даже высохший фонтан переставали мешать наслаждаться тем, к чему я так долго стремилась.
В воскресенье я отправлялась бродить по центральным улицам столицы. Сначала нужно было проехать несколько станций на метро, вдыхая раньше такие приятные, а теперь ставшие привычными запахи его станций. Правда, людей в подземке, как ещё называли метро, стало неисчислимо много. Я настраивалась на мои воспоминания о детских ощущениях подземного волшебства, но вдруг кто-то меня случайно толкал, а потом под натиском входившей в вагон толпы я оказывалась зажатой между чьими-то спинами, и ощущение чуда исчезало.
Я выходила на станции, ведущей к Красной площади, шла по брусчатке, смотрела на манившие меня когда-то звёзды. «Где же, где это ощущение? – спрашивала я себя, стараясь выудить изнутри восторг, когда-то охватывавший меня при виде кремлёвских башен. По площади ходили туристы, фотографировались, дежурно, как мне казалось, отмечаясь у известного места просто потому, что все так делают, значит, и им нужно.
«А вдруг и я дежурно радуюсь моей новой жизни? – думала я. – Нет. Этого не может быть. Я с детства хотела жить в самом главном городе, и я обязательно полюблю его».
Возвращаясь к своей пятиэтажке, я специально задерживалась у подъезда и присматривалась к моим соседям. Но почему-то тех нарядных людей, которыми я восхищалась двадцать лет назад, не было. Наоборот, часто я видела людей неопрятных, выпивающих тянущий издалека сивушным запахом алкоголь на лавочках у детской площадки. Со временем я поняла, что в моём доме жили либо старушки, помнящие ещё год постройки дома, с их опустившимися родственниками или те, кто вынужденно снимал временные квартиры.
Я приглашала коллег в гости на новоселье, обещая что-нибудь испечь. Но мой старый двор ни у кого не вызывал восторга, а выпечка в погоне за стройностью оказалась у всех под запретом. Коллеги говорили мне, что в пятиэтажках жить непрестижно:
– Все стремятся купить квартиру в новых районах высотной застройки, там современные технологии, минималистичный дизайн, приличное общество. И тебе надо туда же. Что ты привязалась к своим допотопным пятиэтажкам?
– Но в новых районах нет души этого города, там же какие-то человейники, – пыталась я спорить.
– Какой ещё души? Весь день в офисе торчишь, деньги зарабатываешь, чтобы позволить себе жить в этом городе. И ты думаешь, что у города, который заставляет тебя столько впахивать, есть душа? «Заработай или пошёл вон» – это всё, что говорит тебе этот город, – поднимали меня коллеги на смех и рекомендовали перестать витать в облаках.
– Но она же была, эта душа, я знаю точно, была, – отвечала я, уносясь мыслями в далёкое детство и боясь поверить в то, что становилось очевидным.
Летом я поехала в отпуск к маме в наш небольшой городок. Он показался мне тесным, медленным и совсем несовременным: пыхтел и бренчал по старинке своими не первой свежести автобусами и трамваями, продавал в лице бабулек у остановки овощи с грядки, зазывал на уличные рынки, угощал свойскими яблоками и пышными ватрушками в маленьких квартирах с узорчатыми коврами на стенах. Здесь соседи знали друг друга и не было пустующих лавочек во дворе. Вечером у подъездов собирался народ: велись споры, передавались сплетни, рассказывались новости. Детвора носилась по двору и, как и двадцать лет назад, сбивала в кровь коленки. На скромные зарплаты родственники покупали друг другу в праздники заранее продуманные, желанные подарки. На вопрос: «Как дела?» – знакомые делились своими горестями, не боясь показаться слабыми и найти поддержку.
Вечером мы с мамой пили чай с её фирменным пирогом с капустой.
– А знаешь, мамуль, попробую-ка я поступить в наш пединститут, как когда-то хотела, – начала я сложный, но давно зревший во мне разговор.
– Доченька, ты что! Тебе ж скоро тридцать лет и опять за парту! А Москва как же? Или ты на заочное собралась?
– Нет, мамочка, поступать я буду на очное. В институт-то и раньше до 35 лет принимали, а сейчас, думаю, подавно. И устроюсь на подработку куда-нибудь. А Москва… Что Москва? Без меня жила, без меня и дальше жить будет.
– Да что ты выдумала? Ты же так хотела в столицу, все туда хотят, никто по своей воле не возвращается.
– Устала она, мамочка, видимо, принимать нас, приезжающих. На всех её души не хватает. Еле успевает расселять прибывающих в человейниках, потому любит тех, кто понапористей, посмелей, кто место своё сам быстрее занимает. Не хочу я с ней состязаться, кто кого. А в нашем городе ещё душа для каждого осталась. Отрежь мне, пожалуйста, ещё кусочек пирога побольше и давай-ка займёмся русским языком, а то у меня экзамены скоро.