О принципах

О принципах

Меняйте ваши мнения,
сохраняйте ваши принципы;
меняйте листья, сохраняйте корни.
                В. Гюго
               
С Митей мы учились на одном курсе юридического факультета, только в разных группах. Было это во времена первых мобильных телефонов, ещё кнопочных и без интернета. Всемирная паутина достигла нашего города к окончанию института, поэтому курсовые работы и рефераты мы писали в читальных залах библиотек, проще – читалках, выискивая на стеллажах по бумажным карточкам нужные учебники, пособия и журналы.
Попасть на юрфак в те годы было сложно. Профессия юриста была чуть ли не единственной легальной возможностью получать приличный заработок в переживающем не лучшие времена постсоветском обществе. Моим родителям – учителям средней школы, как и врачам, инженерам и другим необходимым, но обесцененным неразберихой в стране специалистам заработную плату начисляли мизерную, да и ту выдавали нерегулярно. Юристы же вдруг потребовались повсеместно в росшие как грибы после дождя кооперативы, фонды, акционерные компании и другие коммерческие структуры, готовые обеспечивать должный материальный достаток служителям правосудия.
В силу повального спроса на юридическую профессию и отсутствия прозрачной системы вступительных испытаний проходным билетом на юридический факультет института были нужные связи и туго набитые конверты, передаваемые институтскому начальству за «отлично» на экзамене. Ни связей, ни того, чем можно было бы набить конверт у моих родителей не было, однако, затянув наш семейный пояс до строжайшей годовой диеты на оплату репетиторов, они сумели втиснуть меня в вечернюю группу юридического факультета. Я сначала расстраивалась, что у меня не будет настоящей студенческой жизни, представляя обучающихся на вечернем отделении возрастными недоучками. Однако всё оказалось иначе. В мою вечернюю группу попали такие же бедолаги, родителям которых не хватило денег на оплату поступления на дневное отделение, поэтому я оказалась в студенческой среде сверстников, только окончивших школу. Наша группа училась по вечерам, но в остальном ничем не отличалась от других первокурсников, пытающихся совместить получение знаний и весёлую студенческую жизнь.
Вскоре после начала учёбы у меня образовалась лучшая подруга – Варька, с которой мы, сидя на лекциях, сочиняли стихотворные шаржи на преподавателей и одногруппников. Я писала первые две строки, Варька следующие две, потом опять я, затем она, и так до тех пор, пока мы не прыскали громким смехом от особо удачной рифмы, а преподаватель делал нам замечание, особенно беременной от новоиспеченного мужа Варьке: «Вы же будущая мать, а ведёте себя как ребёнок!».
После занятий мы зачитывали наши стихотворные «шедевры» на фонтане, располагавшемся во дворе института. Фонтан представлял собой внушительных размеров прямоугольное сооружение, огороженное по периметру бордюром высотой чуть больше полуметра и такой же шириной, когда-то заполненное водой, а теперь высохшее и не функционирующее с советских времен. Бордюр фонтана, сделанный из гладкого серого камня, служил студентам лавочкой для встреч и местом отмечаний сданных и несданных экзаменов и зачётов. На фонтане мы познакомились с Митей.
В разгаре была наша первая зимняя сессия. Митина, параллельная моей группа, тоже отмечала окончание очередного экзамена. На почве недостачи пластиковых стаканов у нас и наличия лишних у них мы сначала перекинулись парой фраз, потом вместе подняли тост за будущих юристов, а потом, объединившись, продолжили празднование за общим фонтанным «столом».
Митя не был типичным красавцем, но невольно притягивал к себе взгляд сквозившей во всех чертах уверенностью. В высоком лбе, в коричнево-зелёных, чуть на выкате глазах, в орлином носе, в пухлых, обычно чуть сжатых до поперечных складок губах – во всём этом было что-то основательно мужественное. И даже светлые вьющиеся волосы не смягчали, а, наоборот, подчеркивали твёрдость натуры с крепким характером. Роста Митя был небольшого, однако рельеф его спортивной фигуры угадывался даже в зимней одежде. Он очень много и громко шутил, создавая вокруг себя хохочущий круг зрителей: шутки были меткими и по-настоящему смешными.
Расходились поздно. Митя вызвался меня проводить. Как оказалось, травма заставила его, в прошлом профессионального спортсмена, раньше времени закончить со спортом, когда он уже получил мастерский разряд по лыжным гонкам. Но Митя рук не опустил, за два года наверстал упущенные на соревнованиях и сборах знания и закончил школу с серебряной медалью. Молодой человек давно подрабатывал во внеучебное время, да и вообще рассуждал не по возрасту взросло, превращаясь, когда говорил, из восемнадцатилетнего студента в ровесника моих родителей.
– Ты пойми, если захотеть, можно всего добиться, – с пылом убеждал он меня, всё ещё слегка разгоряченный фонтанным застольем.
– А если нет возможностей, ну, родился ты не в то время и не в том месте? – возражала я в ответ.
– Так создай возможности сама.
– Что значит «создай»? Я не собираюсь врать, изворачиваться, приспосабливаться, чтобы заполучить что-то для себя, – продолжала я защищать свою позицию, – это не в моем характере. Я не буду кланяться и прогибаться, прямо скажу то, что думаю, и будь что будет.
– Да кто тебя просит врать и прогибаться? В твоих силах развернуть ситуацию так, чтобы ты управляла ей, а не она тобой, не предавая себя, но получая нужный результат, а не дырку от бублика. Подумай: промолчать – не всегда значит соврать, а умело убедить – совсем не обязательно схитрить. Да и хитрость бывает разной, иногда это просто дипломатия. Ты же будущий юрист, без этого никак.
За разговорами дошли до дома.
Назавтра и во все следующие дни Митя заходил за мной утром и мы вместе ехали в читалку института готовиться к экзаменам. Я ответственно зубрила билеты, а Митя, полистав тетрадь или учебник и законспектировав что-то в блокнот, уходил играть в хоккей на залитую за институтом коробку. Я завидовала его уверенности, но сама не могла отлипнуть от бесконечных книжно-тетрадных страниц, пока с закрытыми глазами без запинок не пересказывала про себя все вопросы каждого билета.
Незадолго до окончания зимней сессии Митя, как обычно, зашёл за мной утром, но вид его был каким-то особенно сияющим.
– Что случилось, Мить, слишком уж ты сегодня радостный? – спросила я, видя, как его распирает что-то рассказать.
– Да ты представляешь, я встретил моего бывшего тренера, он сейчас не тренирует уже, на пенсии, но остался работать на лыжной базе, где мы на сборах по полгода пропадали в спорте. Там сейчас переделали всё под зону отдыха, тренер обещал на два дня выделить самый большой гостевой дом, двухэтажный, мы с друзьями едем, девчонки из моей группы тоже, так что давай, присоединяйся, отлично отдохнем, выезд завтра утром, электричка в восемь тридцать.
Митя воодушевленно расписывал детали предстоящей поездки: качество лыжни, пруд с зимней рыбалкой, пятидесятиметровый крытый бассейн, вкус шашлыков на морозе, а я сомневалась. У Митиной группы сессия закончилась. А у меня оставался ещё один экзамен, как раз через два дня, которые я планировала посвятить подготовке и которые, если соглашусь, проведу не в читалке, а в весёлой компании студентов. Соблазн был велик, Митя нравился мне все больше, а последний экзамен – муниципальное право – вроде бы не казался сложным.
Не долго поразмыслив, взвесив «за» и «против», я согласилась. С помощью Мити, сыскавшего положительную оценку у моих родителей, я отпросилась у них на двухдневный отдых, пообещав «там все обязательно учить» и, действительно, взяв с собой учебник по муниципальному праву, на следующее утро довольная тряслась в пригородной электричке по направлению к лыжной базе, предвкушая весёлых отдых.
Два солнечных январских дня пролетели незаметно в лыжных прогулках, шашлыках, песнях под гитару и дискотеках вокруг костра. Утром третьего дня мы возвращались домой. Учебник я, конечно, так и не открыла. Попробовала почитать что-то в возвращавшей меня домой электричке, но только расстроилась, поняв, что материал за двухчасовую поездку мне не осилить, а бо;льшим временем на подготовку я не располагаю. Придя домой с пониманием того, что в институте меня ожидает «провал», я, сдерживая готовые вырваться наружу слёзы отчаяния, постаралась как можно беспечнее поздороваться с собиравшимися на работу родителями, нехотя позавтракала и обречённо поехала в институт.
«Что же я натворила, – думала я, глядя в окно автобуса, остановку за остановкой приближавшего меня к неотвратимому позору. – Экзамен я не сдам, это понятно, можно пересдать, конечно, но родители всё узнают, врать я не умею, и каково же им будет осознать, что дочь провалила первую же институтскую сессию».
Я представляла себе, как мама достаёт из холодильника пузырёк с корвалолом, а папа закатывает к потолку глаза со словами: «Докатилась, институт по боку, и что теперь, полы будешь мыть до конца жизни!». В тот момент меня мало беспокоила долгосрочная перспектива мытья полов, но было мучительно жалко родителей, и без того переживших достаточно лишений из-за моего поступления в институт. В общем, чувствовала я себя совершенно несчастной, злясь на свою беспечность и легкомыслие.
На фонтане меня ждал Митя, как всегда бодрый и улыбающийся.
– Приветик от старых штиблетик, – проговорил он шутя, – вот, решил прийти тебя поддержать, замерз уже, ожидая.
– Сочувствую, – ответила я сухо и слегка раздражённо, в глубине души считая Митю виновным в моём несчастье.
– А ты чего такая смурная? Случилось что?
– Будто не знаешь. Случилось. Из-за твоей лыжной базы я сейчас провалю экзамен, не сдам сессию и вообще... А я на красный диплом нацелилась, между прочим. А теперь что. Лучше вообще не пойду сдавать, чтобы не позориться, пусть неявку ставят или отчисляют, если хотят, мне всё равно.
Я готова была разрыдаться. Предательский комок стоял в горле, собираясь вот-вот вытолкнуть застывшие в ожидании «последней капли» слёзы.
Лицо Мити стало серьёзным. И без того сжатые привычно губы сомкнулись сильнее.
– Во-первых, ты сама приняла решение ехать на лыжную базу. Ты – взрослый человек и несёшь ответственность за свои поступки. Во-вторых, насколько нужно быть безвольным человеком, чтобы опустить руки перед первыми трудностями. Ты полгода ходила на лекции и не можешь ничего не помнить по предмету. Просто сейчас ты позволила себе сказать: или всё или ничего, раз не вызубрила учебник, то и не буду пытаться сдать экзамен, и, в-третьих, неужели ты всю жизнь собираешься следовать заученным книжным правилам и даже не попытаешься жить своей головой?
– Мить, ну что ты несёшь? – противоречила я. – При чём тут правила? Я не выучила билеты, я не хочу унижаться, изворачиваться, пытаясь рассказать то, чего не знаю, лучше вообще не ходить на экзамен, а если и пойти, то только затем, чтобы просто сказать: не выучила, сдавать не буду.
– Да, жидка ты на расправу. Ладно, так и быть, на первый раз я тебе помогу, – не сдавался Митя, – но в первый и последний.
Митино лицо смягчилось, и он уже по-приятельски продолжил:
– Подумай, что в своем предмете «Дед» любит больше всего?
«Дедом» мы называли нашего преподавателя по муниципальному праву, седовласого, грузного, похожего на человеческую глыбу профессора с глухим раскатистым голосом, эхом раздававшимся в коридорах института.
– Ну откуда я знаю, – задумалась я, – он теоретик, обожает обсудить его «любимые» принципы муниципального права.
– Бинго! – воскликнул Митя. – Принципы. Конечно. На экзамене в нашей группе он даже менялся в лице от удовольствия, когда кто-нибудь отвечал ему впопад на этот вопрос. Ты просто должна сейчас повторить эту тему и её ответить.
– О, да, Митя, ты гений! Но, знаешь, есть маленькая, малюсенькая деталь, даже деталька, – с издевкой отозвалась я, – я буду тянуть билет, а так как навыками магии и волшебных превращений я пока не владею, то отвечать мне придётся то, что будет в моём билете, и, соответственно, наш уважаемый профессор о своих любимых принципах меня не спросит.
– А ты сделай так, чтобы спросил, – Митя смотрел спокойно и убедительно.
Я недоумённо молчала, хотя зёрна Митиных рассуждений уже начали прорастать во мне и превращаться в какое-то подобие намерения попробовать сделать не так, как всегда.
Оставшиеся полчаса до экзамена я провела в женском туалете, где меня никто не мог отвлечь от чтения всего, что касается принципов муниципального права.
Около аудитории толпились обессилевшие от ожидания экзаменационного суда студенты. Кто-то, шевеля губами, листал страницы учебника, кто-то рассовывал по карманам шпаргалки. Девчонки, пользуясь тем, что сессия была зимней, пытались втиснуть вырванные из тетрадей листы с лекциями в длинные голенища тёплых сапог.
Я увидела Варьку в кружке из нескольких человек, что-то бубнящих по очереди друг другу.
– Варька, привет! – окликнула я её. – Ты сдала уже или ждёшь, как всегда, до последнего?
– Да ты что, привет! Конечно, не заходила ещё, что я сумасшедшая сразу на амбразуру с моим-то животом. Пусть народ расслабит комиссию, потом и я, – скороговоркой выпалила Варька, слегка задыхаясь от заметно увеличившегося в последние несколько недель живота.
– Да ты выдохни, а лучше иди уже, а то ещё родишь тут раньше срока, – пыталась я шутить, сама поддаваясь всеобщей трясучке.
– Да, знаешь, наверное, мне надо идти сдаваться, а то я, точно, рожу. Ты хоть что-нибудь читала или укаталась на лыжах там со своим спортсменом? В общем, если что, садись ко мне поближе, у меня шпаргалки есть, помогу, – продолжала тараторить Варька, не слыша меня, да и себя, скорее всего, тоже.
– На шестом месяце, вроде, не рожают, – усмехнулась я в ответ, – а вообще, пожалуйста, переставай трястись, это вредно для ребенка. Обо мне не беспокойся, мою зачётку ничто не спасет, кроме чуда.
Когда дверь аудитории открылась, и из неё вышел очередной сдавший, Варька со словами: «пропустите женщину в положении» – ринулась в экзаменационное помещение.
 Я ещё какое-то время маялась, ходя взад-вперед по коридору и повторяя заученные наизусть страницы учебника с принципами муниципального права, пока наконец дверь вновь не распахнулась и под чьё-то «следующий» подкашивающимися от страха ногами вошла в аудиторию. Поздоровавшись и взяв билет, я услышала свой голос: «Билет номер пятнадцать», подумала, что нормальное число, и плюхнулась на первое попавшееся место, начисто позабыв о том, что надо держаться Варьки. Вопросы моего билета вызвали у меня смутные воспоминания из курса лекций, но, признаться честно, имеющиеся в моём запасе знания на положительную оценку не тянули. «Ну что же, значит, так тому и быть. Будем отвечать любимые профессорские принципы», – решила я и стала записывать на лежащий передо мной на столе чистый лист всё, что прочитала час назад в женском туалете.
 Народ по очереди выходил к экзаменационной комиссии. Как во сне видела я Варьку, отвечавшую свой билет и практически клавшую на преподавательский стол свой шестимесячный живот в надежде на «отлично», но, судя по её лицу после ответа, не получившую желаемую пятёрку.  Потом, как из плотного тумана, я услышала отзвуки моей фамилии и, невольно вздрогнув от нервного полусна, в несколько секунд собравшись, взяла исписанный листок и вполне уверенно направилась к комиссии. Я твёрдо решила доказать себе, Мите, да и вообще всему миру, который, как мне тогда казалось, бросил мне вызов, безосновательность сомнений в моём умении владеть ситуацией и побеждать, несмотря ни на что.
– Итак, слушаем Вас, – сказал профессор.
Было видно, что он немного устал от ответов предыдущих экзаменовавшихся, но, тем не менее, слегка подался вперед, выказывая готовность слушать ответ по моему билету номер пятнадцать.
– Что такое муниципальное право? Задавались вопросом мы, первокурсники, начиная изучать этот предмет. И что на этот вопрос могу ответить я сегодня, прослушав курс лекций по этому предмету и сто;я перед высокой комиссией, – начала я довольно театрально, будто выступая на сцене, вспомнив занятия в театре юного зрителя и речи американских адвокатов перед присяжными заседателями, которые я видела в фильмах из видеопроката.
Начало возымело эффект: у членов комиссии пропала с глаз наметившаяся сонно-усталая пелена, и они смотрели с интересом, ожидая развития нестандартного ответа.
– Что же нужно нам, начинающим юристам для понимания любого вопроса муниципального права? На чём оно зиждется? Что является его базисом? – я всё больше распалялась, припоминая все «умные» юридические слова, которые читала в речах дореволюционных защитников из добытых где-то папой старых книг.
Профессор, судя по едва заметному движению лица, хотел что-то сказать, но передумал и продолжал слушать.
– Что же такое этот базис, о котором говорят все теоретики юридической науки. Конечно, это принципы. Принципы муниципального права. И прежде, чем перейти непосредственно к ответам на вопросы моего билета, позвольте мне, уважаемая комиссии, всё-таки коснуться этих основ предмета муниципального права, – продолжала извергать я свою речь, подумав, что, возможно, перебарщиваю с «высоким» слогом, но уже не в силах остановиться.
По реакции «Деда» и комиссии я поняла, что мне дозволено начинать с принципов, а потом переходить к основным вопросам билета, и продолжила уверенным и чуть более громким, чем надо голосом, не давая себе самой усомниться в успехе моего выступления. Так как материал был мной прочитан прямо перед экзаменом, речь моя, несмотря на горячность, была содержательной, и на шестом принципе я услышала профессорское: «Достаточно, спасибо».
Я остановилась, с одной стороны довольная эффектом моей речи, меня вроде бы слушали, и кто-то из комиссии даже время от времени одобрительно кивал головой, а, с другой стороны, словно повисшая над пропастью под названием «Вопросы билета номер пятнадцать».
Я выжидательно молчала. Пауза, казалось, длилась вечность.
– Что же, хорошо, я даже скажу отлично, – отозвался профессор. – Пожалуй, нет нужды выслушивать ответ по существу билета, видно, что Вы владеете материалом и умеете правильно его подать.
При словах «правильно подать» я вся внутренне натянулась, как струна, готовая вот-вот порваться. Мне показалось, что-то игривое скрывалось в этих профессорских словах, понимавшего, что вытянутый билет я не знаю, но не желавшего моего разоблачения по одному ему известным причинам. А может быть, догадку профессора я сама себе придумала от волнения.
Как бы то ни было, но в моей зачётке размашистым профессорским почерком было написано «отлично», а внутри поселилась никогда уже не покидавшая меня уверенность, что всё возможно, сто;ит только захотеть.
Я выбежала, не успев застегнуть пальто. У фонтана стоял Митя с поднятым от разыгравшейся метели воротником, переступая с ноги на ногу. «Совсем замерз», – подумала я и, с нахлынувшей вдруг теплотой подбежав поближе, неожиданно для себя самой крепко обняла его и чмокнула в замёрзшую щёку.
– Спасибо! – единственное, что удалось выпалить мне, обнимая моего спасителя сквозь радость подступающих слёз.
– Ничего себе! Сдала? Умница! А за что спасибо то? – переспросил задушенный моими объятиями Митя.
– За такой, Митенька, важный урок: менять себя, не изменяя себе. Ну что, айда отмечать!