Две начальницы

Две начальницы

Нет человека, которого обманула бы его совесть, когда он судит о чужих поступках.
                Пьер Буаст
               
Людмила Петровна была в меру упитанной, в меру высокой, довольно привлекательной женщиной шестидесяти лет с гордой походкой и уверенным взглядом слегка выцветших каре-зелёных глаз. В кругу близкий друзей именовавшаяся просто Милой, она, как и сорок лет назад, красила волосы в ярко-рыжий цвет, носила туфли на высоких каблуках (хотя и страдала от поселившегося в немолодых суставах артроза) и кокетничала со всеми особями сильного пола, попадавшимися на её пути: возраст, внешность, статус, в том числе семейный, которых значения не имели.
В советские годы двадцатилетняя Людмила работала секретарем в суде, хотела стать судьёй, но потом вышла замуж, родила дочку, через год – сына, и романтичные мечты о служении правосудию уступили место желанию найти хорошо оплачиваемое место работы по специальности недалеко от дома и, желательно, с преобладанием мужчин в коллективе.
Вскоре представился случай. На заводе, где работал Милин муж, проводили на пенсию юриста, и на его замену взяли Людмилу Петровну, только вышедшую из второго декретного отпуска, однако крайне положительно отрекомендовавшую себя на приёме у заводского начальника отдела кадров – мужчины немолодого, но не упустившего из вида томных покачиваний Милиных бёдер.
Заводской коллектив, особенно так называемое заводоуправление, сидевшее с бумажками в кабинетах, принял новую сотрудницу тепло: уже через пару месяцев в Милин глубокий разрез на блузке не без основания заглядывал рыжеватый Степан Петрович из отдела качества, с которым молодая юристка ездила в командировку по рекламациям покупателей; а еще через некоторое время после работы её встречал в тайном месте спортивный Илья Николаевич – заместитель начальника службы охраны завода, с которым они защищали честь трудового коллектива на городской первомайской эстафете; а в итоге и сам директор завода, грузный раньше времени, лысоватый Пётр Семенович сначала изучал Милины округлости жирными от застолья руками в танце на новогоднем огоньке, а потом без лишних церемоний пригласил не особо отпиравшуюся от ухаживаний рыжеволосую симпатичную сотрудницу к себе на дачу.
Мила гордилась мужским вниманием и не считала это чем-то дурным. Муж её был характера мягкого и, сразу после свадьбы попав под женин каблук, о похождениях супруги знал, но предпочитал молчать.
Через несколько лет Людмила Петровна уже возглавляла целый юридический отдел, который ей было позволено создать благоволящим к ней за женскую покорность директором. Авторитет начальника юридического отдела на заводе был непоколебим: ни одно застолье начальства не проходило без участия яркой, общительной Милы, за счёт частых командировок она объездила все крупные города СССР и социалистического зарубежья, её семье ежегодно доставались бесплатные путёвки от заводского профсоюза. А вскоре и того пуще, им с мужем дали новую трехкомнатную квартиру в обход общей заводской очереди – говорили: «За особые заслуги на производстве».
Так, в почёте и безмятежном каждодневном труде, в основном на чьих-то квартирах, зимних охотах, тайных дачах с заводским руководством и просто с симпатичными работниками мужского пола прошла основная часть сознательной жизни Людмилы Петровны.
Со временем дети заматеревшей Милы выросли и разъехались по разным городам, а подкаблучник-муж вышел раньше времени на пенсию, получив травму на производстве, после чего окончательно лишился права голоса, проводя большую часть времени на оставшейся от родителей даче недалеко от города. Людмила Петровна, давно считавшая мужа своим формальным приложением, его отсутствия не замечала и на даче не появлялась, проводя время с заводскими приятельницами и ставшими со временем менее многочисленными, но всё ещё не исчезнувшими совершенно, поклонниками.
После приватизации девяностых годов двадцатого века завод, на котором работала Людмила, попал в частные руки, руководство сменилось, пожилого директора уволили, часть сотрудников заводоуправления сократили, но начальника юридического отдела не тронули, хотя с целью экономии заводского бюджета отдел Людмилы Петровны был уменьшен до двух человек, включая её саму.
Уверенная в своём авторитете и статусе Мила, не привыкшая за долгие годы к работе по специальности как таковой, то есть юридической, и при новом директоре работать не стремилась. Она предпочитала утренним планеркам перекуры с подружкой – такой же заводской долгожительницей из бухгалтерии, или уходила домой на обед и возвращалась часа через три-четыре, хотя жила в пяти минутах ходьбы от завода. Иногда она и вовсе не возвращалась, поручая остававшемуся в единственном числе подчинённому «в случае чего» сказать руководству, что начальница ушла по рабочим вопросам в суд, пока этот подчинённый не уволился по собственному желанию, не выдержав работы за двоих без какой-либо материальной компенсации.
Новый директор, сорокалетний Никита Владимирович, всегда гладко выбритый, аккуратно подстриженный, элегантно одетый, вкусно пахнущий, стройный и вообще больше похожий на актёра кино, чем на руководителя завода, был прислан из столицы и энергично восстанавливал подкошенное сложными девяностыми годами производство. До поры до времени он терпел некоторые оставшиеся в наследство от советского уклада вольности со стороны работников заводоуправления, но считал делом первостепенной важности привести всё в порядок в рядах сотрудников бумажных дел.
Однажды около двух часов дня в кабинете Людмилы Петровны раздался телефонный звонок. Звонила секретарь директора и приглашала её незамедлительно зайти к шефу в кабинет. Людмила Петровна по счастливому случаю не ушла в тот день, как обычно, на долгий обед домой и, поправив причёску, накрасив губы яркой, морковного цвета помадой, немного волнуясь и размышляя о том, что могло быть причиной срочного вызова, направилась к директору.
В кабинете у Никиты Владимировича за продолговатым столом, примыкающим к столу самого директора, но оставляющим почтительную дистанцию между посетителями и директором, сидели две женщины. Одна из них была средних лет приятной брюнеткой. Вторую посетительницу женщиной назвать можно было лишь с натяжкой. Выглядела она полудевушкой-полуподростком, коротко стриженной, с торчащим на макушке ёжиком, дополнявшим образ из ярко-оранжевого безразмерного балахона, висящего на её худеньких плечиках. Девушка с интересом смотрела своими большими карими глазами на вошедшую в кабинет Людмилу Петровну, которая не могла скрыть осторожности, даже робости при входе в кабинет руководства.
– Добрый день, Никита Владимирович? Можно? – чуть дрогнувшим голосом произнесла Людмила Петровна.
– Да, конечно, проходите, присаживайтесь.
Юридическая начальница вошла грудью вперёд и мягко присела на край стула за гостевым столом напротив посетительниц.
– Людмила Петровна, я знаю, что в Вашем отделе есть незакрытая вакансия, поэтому вот, пожалуйста, знакомьтесь, Ваш новый юрист, – с места в карьер начал Никита Владимирович и неопределенным жестом руки указал на сидевших женщин.
Людмила Петровна в недоумении повернула голову от директора к посетительницам, потом опять на директора и молчала. Вообще-то такой порядок вещей не был принят в её прошлом юридическом коллективе. Бывший директор предоставлял право распоряжаться составом отдела самой начальнице, а если надо было кого-то принять по знакомству, то просто вводилась ещё одна штатная единица – и дело в шляпе. 
«Неслыханно!  – возмущалась про себя разгневанная Мила. – Мальчишка! Возомнил из себя неизвестно кого! Да ты же под стол ещё пешком ходил, когда бывший директор награждал меня почётной грамотой министерства и моя фотография висела на «Аллее почёта» завода! А уж чтобы в мой отдел кого-то привести без моего согласия! Невозможно!».
Ситуация вывела Людмилу Петровну из себя, поэтому, называя директора мальчишкой, хоть и не вслух, она пыталась сообразить, можно ли что-то сделать и не принять «блатного» юриста, а взять на работу очередную «лошадку», которая будет везти воз за весь отдел. Но её поклонники, у которых можно было попросить помощи в деле влияния на нового директора, если ещё и не стали просто пенсионерами, то имели какой-то вес лишь в масштабе города. Присланным же из столицы директором никто из местных управлять не мог, поэтому Мила нехотя смирилась.
– Приятно познакомиться, – произнесла Людмила Петровна вслух, в минуту завершив свой внутренний диалог и посмотрев на сидевшую напротив брюнетку средних лет. Но темноволосая женщина, немного смутившись, перевела взгляд на сидевшую рядом стриженую девочку-подростка:
– Нет, Вы не так поняли, это не я, вот юрист, то есть начинающий юрист, моя дочь – студентка третьего курса юридического института.
– Но... но... Никита Владимирович, это же никуда не годится, это же не юрист, а… не знаю что, – Людмила Петровна потеряла над собой контроль, чувствуя зыбкость своей свободной от юридической работы жизни. – Она же студентка. Что может знать эта девочка? И кто работать будет? Это невозможно, нет…
– Наш новый юрист Алина Денисовна уже третьекурсница, учится на отлично, и она рекомендована деканом юридического факультета как очень способная студентка. Да и кто же, как не Вы, Людмила Петровна, сможете своим наставничеством и опытом воспитать настоящего профессионала для нашего завода. Так что дискуссии быть не может. Вдвоём, я уверен, вы прекрасно справитесь. Вопрос решён. А сейчас извините, дела.
Через пару недель, преодолев все формальности, юная Алина Денисовна переступила порог кабинета юридического отдела в свой первый рабочий день. Со временем Людмила Петровна смирилась с «пигалицей», как она называла новую сотрудницу в кругу коллег-приятельниц, и даже постепенно стала получать удовлетворение от работы подчинённой, которая, несмотря на «блат», тащила на себе весь отдел, не жалуясь на переработку и безропотно погружаясь во все поручаемые ей дела. До позднего вечера сидела она за разбором кип деловых бумаг и договоров, печатала документы, ходила в суд и к нотариусу и даже не брала отпуск на время сессии, стараясь учиться без ущерба для работы и лишь иногда отпрашиваясь на пару часов для сдачи экзамена.
Постепенно сотрудники других отделов стали советоваться с молодой специалисткой по юридическим вопросам. Алина Денисовна, в отличие от Людмилы Петровны, у которой любая «бумага должна была вылежаться», то есть раньше чем через месяц ответа можно было не ждать, старалась рассматривать поступающие запросы как можно быстрее. Если она чего-то не знала, то добывала информацию хоть из-под земли, звоня в юридические консультации города, ходя на приёмы к судьям районного и арбитражного судов, копаясь в толстых подписках правовых журналов, так как компьютерных юридических баз, как и самих компьютеров, тогда ещё в отделе не было.
Приходившие на консультацию к юристу рабочие всё чаще спрашивали: «можно ли проконсультироваться именно у Алины Денисовны», так как она внимательно выслушивала каждого, распутывала сложные вопросы и давала в итоге понятный практический совет. Да и на совещание к директору, нет-нет, да и приглашали Алину Денисовну, сначала вместе с Людмилой Петровной, а потом в силу то отсутствия начальницы отдела в нужный час, то просто в связи с профессиональной бесполезностью последней, уже и одну.
Людмила Петровна принимала такое положение дел спокойно, ведь она же «глыба», авторитет. Подруга из бухгалтерии предостерегала Милу:
– Слушай, девчонка твоя на совещаниях всех разносит, ух, ума палата и шустра меры нет. Поостерегись, Людмила, чую я, она на твоё кресло метит.
– Ой, ну и что, что шустра. Кто всерьёз будет смотреть на эту пигалицу. Смех. Тут важно положение в коллективе, а оно у меня есть, – отвергала Людмила Петровна все предостережения.
– Мил, ну какое положение? Да и коллектива того уже нет. По-другому всё.
– Не неси чушь. Я человек уважаемый, ветеран завода, звание своё заслужила. Если б она его родственницей была или любовницей, то я бы ещё подумала, а так…
– Заслужила. Мил, ну чем ты заслужила-то? Выездами на дачу Петра Семёныча? Говорю тебе, серьёзная девица, в работу вгрызается, сметёт тебя, как пить дать, сметёт.
– А ты не завидуй! Тебе не удалось на дачу попасть, вот и прыскаешь ядом. Чушь! Ну не трудовым же усердием авторитет зарабатывать? Это пусть мужики меж собой лбами меряются, а у нас другие пути для этого есть. Пигалица не доросла ещё.
Как-то в пятницу Людмилу Петровну вновь вызвали звонком к директору, но на этот раз юридической начальницы на месте не было, так как она по обыкновению ушла на обед домой и не вернулась. В понедельник на её столе лежало уведомление о сокращении в связи с укрупнением подразделений завода и упразднением должности начальника юридического отдела. Малочисленный отдел, возглавляемый Людмилой Петровной, объединяли с отделом имущества и ценных бумаг и превращали в большое управление, которое поручали возглавить отработавшей всего год, но зарекомендовавшей себя с лучшей стороны Алине Денисовне. Бывшей начальнице в новом управлении места не нашлось.
– Нет, ну представляешь, а ведь ты была права, – жаловалась Мила в курилке всё той же подружке из бухгалтерии в свой последний рабочий день. – Всё-таки у них там шуры-муры. Вот тебе и пигалица: окрутила мужика и заполучила должность.
– Мил, в чём права-то? – переспросила подруга.
– Ну как в чём? Ты говорила, что она метит на моё место, а она и дальше пошла, не только отдел, а управление у любовничка выклянчила!
 – Тьфу ты! Я говорила, что она шустра и ума палата. А насчёт любовников, это ты зря. Наш Никита Владимирович к женщинам равнодушен. Ты что, не знала? Весь завод знает.  Его за это дело из столицы и погнали: за шуры-муры, как ты говоришь, но с племянником шишки какого-то.
– Как это? А кто ж её тогда начальницей сделал. Если б были любовниками, то понятно… Тут копать глубже надо, я, выходит, мелко плавала. Видимо, пигалица кого-то в столице окрутила, вот ловкая, да недооценила я её, недооценила…
Людмила Петровна горько затянулась сигаретой, печалясь о прошедшей яркой молодости, нереализованных столичных возможностях и предвкушая скучную пенсию на родительской даче.