Глава 8. Маневры

Летом творческая армейская жизнь обычно замирала, дожидаясь осенних маневров. В кабинете начальника штаба Н-ского гвардейского полка было жарко и нудно. Тишину нарушало только гудение старенького кондиционера, малоуспешно силившегося бороться с почти сорокоградусной забортной температурой, да редкие вызовы по связи, с идиотскими указаниями от вышестоящего начальства. Служба шла, как обычно. После изучения многочисленных секретных приказов и регламентирующих документов, большинство которых потом следовало уничтожать, груда бумаг на столе всё равно никак не таяла, а наоборот — росла с каждым днем. Росла и вероятность нервного срыва у начальника штаба, майора Степанова.
Ему начинало казаться, что внутри черепной коробки нервная ткань его мыслительного органа сначала медленно плавится, затем закипает, и наконец окончательно окостеневает в омертвевшие непроницаемые перегородки, навсегда разделяя потоки мыслей на допустимые по Уставу (причем таковых вариантов было только очень небольшое число) и недопустимые, которые уже намертво изолируются от его, майора Степанова, личного сознания и становятся практически недоступными для использования.
В разгар постижения этой грустной истины в комнате раздался посторонний звук. За звуком последовала неожиданно резкая боль во лбу. Так и есть! Выпав из армейской реальности, организм окончательно утратил контроль над собой и голова майора больно ударилась о рабочий стол. Можно сказать, он ударил лицом в работу. Или погрузился с головой? Потирая ушибленное место и шаря на полу в поисках свалившейся фуражки, Степанов начал понимать, что в комнате есть посторонние. Это чувство никогда его не обманывало — вроде бы и никаких лишних звуков — только все также зудит "кондишн", да негромко переругиваются в коридоре, но чувствуется — появился кто-то чужой.
Подняв фуражку, майор занял исходную рабочую позицию и вдруг увидел перед собой зависшую прямо на уровне глаз муху. В этом не было бы ничего необычного — ну муха и муха, мало ли их летает, хоть даже и по штабным кабинетам? Поражало другое — муха была огромного размера. И даже невероятного, как стало понятно, когда масштаб явления был оценен более тщательно. Фасеточные глаза, отблескивающие матовым шоколадом, были величиной, наверное, с вишню, соответственно весь корпус должен был быть размером с воробья, не меньше. Просто этого не было видно с такого ракурса.
Беззвучно трепыхая прозрачными крылышками, гигантская муха, казалось, пристально его изучала. Инстинктивно замахнувшись фуражкой, майор ее вспугнул, и та сменила позицию, спикировав вниз и отлетев к дальнему углу стола. Там она и совершила посадку, издав негромкий сигнал, напоминающий звук стандартной полицейской сирены. Это спасло ее от немедленного броска фуражкой на поражение. К тому же, вглядевшись внимательней, майор различил камуфляжную расцветку и даже… бортовой номер! Это становилось занимательным. Внутренне встряхнувшись, майор ждал дальнейших проявлений активности с ее стороны — стало ясно, что это появление — неспроста.
Муха будто оцепенела, теперь стало понятно, что это не живой организм, а искусно его имитирующий аппарат. "Мухолет" — возникло в утомленной голове очевидное определение.
На спинке корпуса открылся небольшой лючек, и в нем показалась фигурка маленького человечка, одетого в синий комбинезон. Он деловито выбрался наружу, и как завзятый водила, походил вокруг брюшка аппарата, попинав его зачем то ногой. Степанову даже показалось, что он сейчас помочится на лапку мухи, как это принято у настоящих водителей. Однако этого, к счастью, не произошло.
Повернув к начальнику штаба маленькую головку в летном шлеме, "мухолетчик" с диким кавказским акцентом поинтересовался, как его фамилия. Степанов машинально ответил, после чего тот довольно фамильярно заявил:
— Тебе пакет.
Все-таки какие эти летуны наглецы — подобные манеры непростительны для незнакомых людей, тем более, что на военной службе обращение на "ты" между военнослужащими вообще является нарушением Устава. Майор многозначительно покачал фуражкой, давая понять, что такое хамство не очень ему нравится, но пилот, как ни в чем не бывало, отвернувшись, сунул руку куда-то в брюшко своей мухи, достал оттуда флешку и небрежно кинул на стол. Потом запрыгнул внутрь, поднял аппарат в воздух, и сделав напоследок лихой разворот прямо у майора под носом, на бреющем полете исчез в щели под входной дверью.
"Вот ведь гад..." — беззлобно подумал Степанов. — "Все-таки есть у летунов свои маленькие радости, а тут сиди как идиот, парься на одном месте..."
Очнувшись, Степанов сразу увидел на столе, среди бумаг, флешку для секретных приказов — видимо, секретчик положил её ещё утром, вместе с остальными документами, но она затерялась среди папок. "Действительно, не мухолётчик же её принёс!" — с юмором подумал майор, вставляя флешку в компьютер.
После введения пароля доступа, на экране вспыхнуло стандартное предупреждение "топ сикрет" и проявилась читабельная копия зашифрованного документа:
"Настоящим предписывается, согласно плана проведения мероприятий по совершенствованию… с соблюдением всех видов маскировки… в полном комплекте и с запасными… всего личного состава… в район Нижних Сероглюков, на полигон министерства обороны №… для участия в осенних общевойсковых маневрах."
Ур-ра! Маневры!!
Все таки бог услышал, не мог не услышать мольбы истосковавшейся души. Конец душным кабинетным посиделкам, да здравствует свобода!
Проделав необходимые манипуляции с секретным документом, майор Степанов по внутренней связи доложил Полковнику радостную новость. Тот удовлетворенно хрюкнул и в свойственной ему манере энергично изрыгнул в ответ:
— Объявить общее построение полка, мать вашу!
Значит, скажет речь. А говорить Полковник лю-юбит, особенно про маневры...
Подчинённые, предчувствуя важное сообщение, затаив дыхание, пожирали влюбленными взглядами своего бравого командира. Скажи он вдруг, что им всем надо здесь и сейчас погибнуть смертью храбрых — ни один даже не подумал бы отступить и увильнуть от такой судьбы.
— Так вот, сынки, — умеренно нагнетая весомость тона, торжественно начал Полковник, — Пора уже оторваться от маменькиной сиськи и показать, чему вас, сопляков, научили отцы-командиры.
Суровым, без тени усмешки, взглядом окинул он строй — волна подтягивающихся животов пробежала вслед за движением его головы от фланга до фланга. Задумчиво выдержав паузу, во время которой личный состав напряженно обдумывал стартовую фразу, он продолжил уже более энергично — передняя шеренга стала испытывать легкий акустический дискомфорт, а слова Полковника стало дополнять отчетливое эхо, возникавшее при отражении звука его мощного голоса от казарменной стены.
— Государство, которое вас кормит, хочет знать, не даром ли вы едите свой хлеб. И хватит ли у вас силенок, чтобы защитить хотя-бы самих себя, не то, что его. И поэтому, мать вашу, мы завтра же в полной боевой выкладке выступаем в поход. И я лично пристрелю каждого, кто не сможет преодолеть какую-то пару сотен километров, понятно?! Не для того родина, отказывая себе во всем, ковала для армии грозное оружие, чтобы каждый оболдуй мог только его ломать, мать… и перемать! (Здесь эхо сработало особенно красиво, даже сам Полковник одобрительно кивнул, дослушав его раскаты).
— А те, кто выживет… — теперь голова Полковника уже покачалась в сомнении, видимо таковая вероятность была достаточно небольшой, — продолжат курс боевой выучки в нормальных полевых условиях, на полигоне. То есть, если кто еще не понял… Рядовой Айтибаев! Ты понял? Для тебя специально повторяю, сынок, причем в последний раз, сука! Полк выдвигается на осенние маневры. Зачитайте приказ, майор.