Комдаун

ГЛАВА ПЕРВАЯ


Ядерный грибок в голове Медузы Горгоны принял обыкновенные очертания, вполне понятные обывателям. Можно сказать, что ядерный гриб стал типично-бытовым, каким его все привыкли созерцать. Горгоне, например, показалось, что он принял форму банального стереотипа. Эдакая штамповка, из разряда "ширпотреб, все по 15 рублей". Горгона сама ему всё так и высказала: "Опопсел ты совсем, опопсел, а ведь буквально секунды назад ты был чистым зеркальцем, свободолюбивым котиком, веселой снежинкой, а в данный момент гриб как гриб! Вот один из лучших экспертов, которых я знаю, достопочтенный Розовый Заяц, рас****яй из рас****яев, на этот счет сказал бы…".

— Эй…

Горгона поняла, что обнимает руками остывшую деку гитары, и с этой самой гитарой наклонилась вперед, приняв очень странную и очень неудобную позу. Ее конечности затекли, тело наполнила сладкая тихая боль. Горгона открыла глаза: в кромешной тьме она едва различила тяжелые ботинки с носками-стаканами. Горгону посетило ощущение, что над её тушкой нависло что-то ужасное и многоликое. Цинично издеваясь, оно наблюдает за ней. Горгона задрала голову вверх. И точно! Это был Розовый Заяц. Он смотрел прямо на нее.

— А хули так темно? - спросила Горгона.

— Ты забыла, что в это время темнеет рано? - исчерпывающе ответил Розовый Заяц.

— А! Вот оно как… - Горгона опустила задницу на бетон и, раздвинув ноги широко, положила между ними гитару вверх грифом. Заяц был строг:

— Ну и что? Мы так и будем торчать как два дрына на гороховом поле?

— Скажи мне Заяц, наверху и уже все погибли или здесь просто так уютно?

— Здесь сыро.

Подземный переход и вправду казался тем вечером пустым и безлюдным. Вокруг было потрясающе тихо как после великой катастрофы. Над головой слышались только глухие удары неизвестного механизма. Возможно, его хозяин давно стал радиоактивной пылью, а он все выполнял порученную ему когда-то работу, добросовестный немой труженик.

— Ладно, Заяц, двинемся помаленьку тихой сапой, - решилась Горгона.

— Чехли гитару душка. Предвосхищаю следующий вопрос. Чехол под твоими ягодицами...

Горгона попыталась встать. Последовала недолгая возня. Она выразилась в шарканье тяжелыми подошвами, громыханием и оханьем самой Горгоны. Розовый Заяц был вынужден подать бедняжке руку.

— Уважаемая дама, держите лапу.

— Спасибо, Заяц вы так любезны.

— А ещё бы…

Встав неуклюжая любительница дремать в подземелье сказала:

— Знаете что, мой достопочтенный Заяц… После Вашей скоропостижной кончины при невыясненных обстоятельствах, я буду давать интервью. Как Вы думаете, что я буду рассказывать? А то, что Вы были исключительно хорошим парнем, - в словах Горгоны чувствовалась смесь зрелого сарказма и умилительного кособокого шарма девочки лет пяти. Сопрано Горгоны звучало с хрипотцой. Такая обычно возникает после тяжелой алкогольной ночи. Любой мог подметить эту деталь, однако Розовый Заяц не подал виду.

Вскоре переход стал окончательно пустым. Горгона и Заяц его покинули. Выразительная темень, сменилась яркой гуашью бушующих улиц. Стоял тёплый, сухой вечер, где-то конец сентября, время — половина восьмого. Мир все ещё был живым, он трепетал и пульсировал. Электрические огни подсвечивали дома, некоторые же были полностью захвачены ночью. За спинами сообщников — а Горгона и Заяц были именно сообщниками, шумел проспект. Он был назван в честь того, кто дал имя черной злой силе. Сообщники зашагали прочь, двигаясь точно на север. Они пересекли дорогу там, где улица известная всему миру как улица Революции пересекает улицу, названную улицей Ленина. Горгона и Заяц направились вдоль нее в сторону одноимённой площади. То есть площади Ленина.

— Я тебя, между прочим, везде искал, - сказал Заяц, перешагивая рытвины: а тебя нигде нет.

— А меня нигде нет, - повторила Горгона.

— Я уж всю Плаху облазил, - продолжал Заяц: и у Зебры был, и у Краеведческого, и в Первомайский заглядывал. Нет тебя! Народ там, конечно, тусуется, но о твоем местонахождении не в курсе. «Все, - думаю: провалилась наша Горгона сквозь землю, поглотила геенна огненная ее грешную душу».

— Ха, бля, не дождетесь, рановато… - Горгона расхохоталась и тут же успокоилась: да нет, на самом деле я после школы приперлась домой и решила - писец! Не могу я в четырех стенах сидеть. Ещё и маман захотела меня поэксплуатировать, как давай выдавать инструкции по телефону. Но фиг вам! Депутат с работы не пришел, удержать меня некому. Вот я и подумала: "А не сбежать ли?" Спросила, как обычно у своей левой ноги, ты же знаешь мою женскую натуру?

— Конечно! Нога сказала: "дерзай!"

— Именно! Приехала я в город. Здесь на Плахе знакомых не нашла. Ну, думаю, едит твою мать, не беда, вспомнила о существовании того места, и уединилась, песен попеть. Пошли, думаю все в жопу.

— И уснула, - подытожил Розовый Заяц.

Они дошли до места, которое с давних времен называется "угол Ленина и Советской". Окатив тенями здание Главпочтамта, сообщники пересекли дорогу, и резко свернули направо. Перед ними вырос Первомайский сквер. Он встретил их голыми ветками, переплетавшимися над головами и темными личностями, нашедшими приют в кустах. Голые ветки были слишком переплетены, а тёмные личности слишком заняты, поэтому беседу Розового Зайца и Горгоны никто и ничто не прерывало. Они шли по дорожке, залитой лунным светом, и продолжали разговаривать. Впереди медленно вырастал Краеведческий музей.

— Ага, захожу я, значит, и вижу, ты валяешься, как дохлый эмбрион, - продолжил Заяц.

— Дохлый эмбрион?

— Оказалось, спишь…

— А как ты узнал, что я там?

— Ты знаешь, - Розовый Заяц замолчал, выдержав паузу: исключительно благодаря своим телепатическим способностям.

Горгона вместо ответа растопырила ладонь и со всей силы ударила Розового Зайца по нежному загривку.

— Экстрасенс, ты наш, скромняга местный, а ресницами-то, ресницами-то, вы, посмотрите, хлоп-хлоп!

— Нет, во-первых, - стал оправдываться Заяц: ты сама мне как-то рассказывала о том месте. А, во-вторых, ничего меня так лупить!

Заяц потянулся к Горгоне, будто ради объятий, заячья лапка обвила ее шею, и тут же превратилась в огромную клешню, сразу защёлкнувшись. Горгона оказала упорное сопротивление: она вырвалась из могучих объятий, чуть присев и резко попятившись назад. В бледном отблеске городских огней в яростном свете луны было видно, как она улыбается, как наклонив голову, закрыла черными космами верхнюю пуговку пальто. Заяц снова попытался её схватить. Горгона убежала.

— Нееее… не поймаешь – завопила сообщница. Заяц совершил несколько фальшивых шагов, а потом бросился вперед. Но и тут Горгона оказалась расторопнее. Она залилась совершенно диким, и совершенно прекрасным хохотом. Просмеявшись, вдруг сказала:

— Сегодня какие-то психи приходили.

— Спать мешали?

— Играть. Денег не дали, только дурацкие вопросы задавали.

— О чем? Почему так плохо лабаешь?

Горгона отбежала вперед, оглядываясь на Зайца, обзывая его последними словами. Гитара смешно колыхалась за спиной. Впереди окончательно выросло и оформилось здание музея. Оно было монументально-кремовым, с белыми остроконечными украшениями – словно подсохшее пирожное, забытое вечером на столе. С левой стороны его укрывали темные клены, ночью они выглядели одним слитным пятном, словно брошенная на масляные вензеля салфетка.

Горгона, выдерживая дистанцию, рассказала: сначала мужик подошел, одет прилично, с иголочки как банкир. Серый плащ, рубашка, галстук. Но сам какой-то странный. Лицо худое, скулы впалые, глаза как заточки колят. Сказал: "Пойдем, милая прошвырнемся, я заплачу". Горгона ответила: "Мне с чужими дядями мама запрещает гулять". Он тогда говорит: "На, возьми. Хоть боников покушаешь". Протянул ей что-то. Горгона брать не хотела — как вдруг сама не поняла – в её руке оказалась коробочка.

— И что в коробочке? - спросил Заяц.

— Таблетки, пилюли какие-то.

— Красная и синяя?

— Нет, зеленые, все зеленые.

— И что? Ты их попробовала?

Горгона замолчала. Заяц понял, она поморщилась. Как можно? Она, Горгона умная. Она всякую дрянь в себя не пихает.

— Ну, конечно же, не ты ли фармакологию на зубок усвоила? - съязвил Розовый Заяц: ты ведь... — Горгона его перебила.

— Ещё девушка подходила.

— Девушка?

— Девушка, - Горгона повторила: была ещё и девушка. Скромная, обычная, для Горгоны — женщина. Потому что лет на десять старше. Горгона не могла описать толком незнакомку, хотя и запомнила ее глаза, они были серые. Лицо вроде круглое, милое, на голове повязана косынка. Аленушка можно сказать, только одета была в косуху. Аленушка в косухе. Ее Горгона запомнила особенно хорошо. Девушка спросила: «Чего он хотел?» «Кто?» «Мужик в плаще» Горгона ответила: «Не знаю». «Чего он дал?» - спросила девушка. «Ничего» - снова ответила Горгона, смотря чистыми, зелеными глазами. Даром что ли она ученица одиннадцатого класса? Тогда девушка ей сказала: «Что бы он ни говорил – не связывайся, и чтобы ни дал — не пробуй». На этом девушка удалилась.

— И все? - спросил Заяц.

— Нет, были ещё двое. Но те просто стояли и пялились.

Заяц предпринял очередную попытку схватить Горгону. В последний момент она ловко отскочила. Заяц и Горгона пошли вдоль задней стены музея.

— Значит двое, - произнес Заяц с досадой.

Те двое, по словам Горгоны, просто стояли в сторонке и смотрели. Сначала Горгона подумала, что они курят или, может быть, выпивают. По крайней мере, так казалось. Видно было плохо: в пешеходном переходе всегда темно, не только ночью. Однако вскоре Горгона заметила — куревом не пахнет, пьяных базаров не слышно. Они просто смотрели, причем прямо на нее.

— И все?

— Да. Потом ушли. Странные все-таки бывают люди - сказала Горгона, Заяц даже в темноте различил ее мечтательную улыбку.

— Всякие бывают, начал Заяц: добрые и злые, умные и тупые, нормальные и психи. А некоторые хотят тебя схватить!

Заяц стремительно наступил вперед. Тяжелый ботинок с шумом ударил по асфальту.

— Кишка у тебя тонка! - Горгона развернулась, и снова ускользнула от Зайца. Она побежала вприпрыжку, махая руками – в темноте она выглядела как большая урбанистическая бабочка с отросшими ногами. Конечности волочили невысокую фигуру Горгоны, полы ее пальто, едва-едва касались колен. Фигура гудела, прыгала, бодалась, неслась мимо растущих вблизи кленов. Розовый Заяц, угрожающе подняв клешни, зловеще щелкая, погнался за Горгоной. Огромные усища членистоного покачивались на ветру.

Там, где кончалась стена, где был угол, погруженного в сумрак музея, Заяц догнал жертву и вцепился в чернейший драповый рукав. Горгона было уступила, прияла злой рок, и вдруг, собрав последние силы, резко толкнула Зайца. Ее локоны, ее космы, вздыбились, обернувшись змеями, черными сатанинскими патрубками.

— Квабунга - закричала Горгона.

На углу светили фанари, лился желтый теплый свет. Заяц махал клешнями, пытаясь не упасть. Горгона вытолкнула его за границу сквера, а значит за границу тьмы, электричество осветило Зайца, стало понятно — клешни всего лишь руки. Принадлежали они молодому человеку, студенту технического вуза и, судя по благородной худобе, по бледному лицу, молодой человек совсем недавно поступил на первый курс.

А голова Горгоны была всего лишь головой девушки. Отростки, змеи, патрубки — их не существовало. Они всего лишь тени — игра тьмы, которая превращает обычные вещи в причудливые.

Инцидент был исчерпан. Заяц получил сатисфакцию, а Горгона свободу. Они продолжили путь. Сообщники прошлись по освещенному месту, обогнули угол музея. Слева им открылась широкая площадь, та самая в наименовании которой имелось слово "Ленин". Сообщники лишь мельком бросили взгляд в непроглядную даль — они видели ее тысячи раз. Во тьме забытая всеми стояла гранитная фигура мужчины и трех его друзей. Сообщники, меж тем, через стеклянные двери зашли в метро.

Со противоположной стороны некая старушка лишенная какой-либо примечательной внешности двигалась в направлении того же входа. Когда надпись "выхода нет" поравнялась с её лицом, некий молодой человек рывком обогнал бабушку и скользнул в метро, злодейски оттянув дверь, словно осадный механизм, да так сильно, что старушка рухнула ниц. Дама средних лет, шедшая сзади, чуть было не поймала пенсионерку. Чтобы искупить промах, дама помогла старушке встать, при этом учтиво высказавшись:

—Вот же черт безрогий! Женщина Вы как?

— Я в порядке, милая, - поднимаясь, ответила старушка: - я в порядке. Спасибо тебе.

А под землей Горгона и Розовый Заяц ехали на скрипящем эскалаторе. Внизу их взору открылась станция, отделанная коричневым мрамором. Час пик давно разгорелся: люди двигались как муравьи, двумя колоннами, вперед и назад. Вдоль платформы выстроилась нестройная шеренга обитателей офисов. Щелкавшие целый день мышками менеджеры, брокеры, юристы, программисты приготовились ехать пятнадцать минут на метро и два часа добираться тесным автобусом. За широкой рекой уже зажигали конфорки, ставили кастрюли, нарезали хлеб и разливали по тарелкам борщи. Поезд ожидался с минуты на минуту.

Сообщники протиснулись к центру станции, где была скамейка, опоясывающая металлическую колонну. Горгона ловко уселась — место только что освободилось. Гитару она поставила рядом, привалив ее к бедру, шмотник положила на колени. Окружающие не были рады такому соседству. Некая донья имевшая вид учительницы начальных классов, косо посмотрела, и только вставший поближе Розовый Заяц прикрыл Горгону от сверлящего взгляда. Из кармана сообщница достала коробочку:

— Смотри!

Она принялась вертеть ее в руках, поясняя:

— Тот мужик дал.

— И что? - сказал Заяц: Выкинешь?

— Не знаю, интересно все-таки.

— Теперь уже не знаешь? А говорила "как же можно".

— Не нуди, Зайчик. Я в курсе...

— Тогда выкидывай.

— Не буду, - ответила Горгона и спрятала коробочку в шмотник.

— Я занудствовать не стану, я тебе не папа и не мама, и тем более...

Шум, вырвавшийся из туннеля, заглушил его слова, через мгновение с ужасающей инерцией подъехал состав. Горгона больше не слушая Зайца, подскочила и, схватив гитару и шмотник, исчезла среди людей, толпящихся у края платформы. Поезд остановился, двери открылись: стали выходить пассажиры, им на смену двумя потоками входили другие. Горгона умудрилась прорваться далеко вперед, Зайцу пришлось догонять.

В соседний вагон зашла старушка, вместе с ней залетели два шустрых мальчугана, их мама, и еще несколько людей. "Осторожно двери закрываются, - объявил голос: Следующая станция метро "Октябрьская". Двери закрылись. Вагоны легко как по маслу пришли в движение. Очень скоро поезд исчез в туннеле.