Роман. Огненная Валькирия. глава 7 -

                «Глава 7».

                «Кронштадтский лед»

                (Фото из интернета)



  Перекопско – Чонгарская, и зимняя операция 1920-1921 года, против банды
  Нестора Махно, были последними боями 1-й конной армии. В мае 1921 года,
  1-я конная армия была расформирована. Сохранился только временный штаб армии,
  но и он будет распущен, в октябре 1923 года. Братоубийственная гражданская
  война, остановив ход, беспощадного  кровавого маховика, закончилась,  наконец,
  победой красной армии.
      Завершив, свой славный боевой путь. Кавалеры  двух орденов, боевого
  красного знамени, Комдив Степан Климов и комдив Арнольд Краус, 3 марта
  1921 года, прибыли в Москву, где уже на следующий день, началась регистрация
  делегатов  Х – съезд РКП(б). Это был последний съезд той гражданской войны.
  Делегатами этого съезда, среди других боевых офицеров красной армии были
  избраны  так же Степан Климов и Арнольд Краус.
      Обстановка в стране, в дни созыва Х – съезда РКП(б), была крайне тяжелая.
  Страну, от края до края, захлестнули восстания, недовольных продразверсткой
  крестьян. Этим восстаниям способствовала, массовая демобилизация солдат с
  фронта. Окончив гражданскую войну, эти солдаты вернулись в свои деревни, и
  застали там, полное разорение и повсеместный голод, к которому привела
  тотальная и безжалостная продразверстка! Не желая мирится с таким, к ним
  отношением, тех властей, ради которых, они совсем недавно воевали и проливали, 
  свою кровь, солдаты только в центральной части России подняли десятки
  крестьянских восстаний! Некоторые восстания, такие например как Тамбовское
  восстание крестьян, собирали  в свои ряды, целые  армии, численностью в 20-50
  тысяч штыков. Ничуть не лучше чем в деревне, была обстановка и в городах.
  Особенно бедственным было положение в Петрограде. Из-за нехватки топлива и
  рабочей силы, с 1 марта, было закрыто 93 завода! В городе, катастрофически не
  хватало хлеба, который, из-за дикой и безжалостной продразверстки, с каждым
  днем все трудней и опасней, было изымать, у тех озлобленных крестьян, которые
  пока еще не примкнули  к крестьянскому восстанию. Но даже, если такой хлеб,
  где-то и удавалось добыть, доставить его  в Петроград  было не на чем, так как
  железнодорожный транспорт, был полностью парализован, большая часть паровозов
  была разбита и выведена из строя гражданской войной. То же, самое касалось и
  вагонов,  которые в большинстве своем, были, покалечены и  разбиты  снарядами.
      И вот, на фоне всей этой разрухи, и возбужденного восстания крестьянских
  масс, прямо накануне Х – съезда РКП(б), в  городе Кронштадте  вспыхнуло
  вооруженное восстание. Экипажи кораблей балтийского флота, гарнизон крепости
  Кронштадт и даже мирные  жители города, открыто выступили, против диктатуры
  большевиков, и проводимой ими  политики «военного коммунизма». Все началось
  еще в феврале 1921 года. Тогда собрание  матросов линкоров «Севастополь» и
  «Петропавловск» приняли резолюцию с политическим  требованием, «Власть
  Советам, а не партиям». Это требование, было поддержано на городском митинге 
  в центре Кронштадта. В те же дни, после появления слухов, о том, что
  большевики, намерены силовым методом подавить восстание, в крепости, был
  создан  временный революционный комитет (ВРК), который и взял всю полноту
  власти в городе. Возглавил (ВРК), генерал-майор императорской армии Александр.
  Николаевич. Козловский. Вся его семью, и близкие друзья, всего 27 человек,
  включая 4 - летнего сына, и 11-летнюю дочь, были взяты  большевиками
  в заложники. Так начинался знаменитый и печальный  Кронштадтский мятеж.

      Холодный, общий вагон железнодорожного состава, непрестанно и монотонно,
  словно большая колыбельная люлька покачивался  на ходу, и приглушенно гремел,
  своими стальными пи квадратами  колес, по бесконечной железной дороге. Слабо
  освещенный, кое-где, керосиновыми лампами, этот вагон, находился  в полу
  дрёмном состояние. Одни из его пассажиров курили и о чём-то разговаривали
  между собой, другие играли в карты, а третьи, покачиваясь на ходу, спали на
  своих полках. За  окнами, этих вагонов, в белой дымке серебряного лунного
  света, быстро пролетали мимо, заснеженные леса,  поля и похороненные
  под снегом деревни.
      Пассажирами этого летящего сквозь снежные дали состава,  были  делегаты
  того самого Х – съезда РКП (Б), командиры, высшего и среднего,  комсостава
  РККА, численностью более  двухсот человек, во главе с К. Е. Ворошиловым. Все
  они  теперь ехали в Петроград, на подавление Кронштадтского мятежа. Ехали
  среди этих офицеров и комдивы Арнольд Краус и Степан Климов. Не успев пробыть
  в Москве и суток,  Климов и Краус,  в числе других высших офицеров, были
  избраны командирами красных частей, которые, в это время  формировались в
  Петрограде.
    - Что ты думаешь, об этой Кронштадтской операции Степан? Посмотрел на своего
  друга Краус. Климов, молча сидел на нижней полке, напротив полки Арнольда и
  набивал  длинную самокрутку, табаком из кисета. В качестве бумаги на
  самокрутку, Степан Иванович использовал, знаменитую белогвардейскую листовку
  «Отчего вы не в армии». На этой листовке, которая была антиподом более дерзкой
  советской листовке «Ты записался добровольцем».  Вместо красноармейца, был
  изображен белогвардейский солдат с винтовкой,  также  тыкающий  пальцем в
  обывателя, призывая его на фронт. Этими листовками Климов разжился в одной
  из разоренных типографий  Крыма,  и набрал их  там  для самокруток почти пол
  рюкзака.   
    – Не знаю! Не отрывая взгляда от своего дела, ответил Степан. Наконец он
  закончил, забивать самосад, подкрутил фитиль, керосиновой лампы, на столике,
  прикурил от нее, свое уродливое табачное изделие и, пустив  прозрачное облако 
  дыма, посмотрел на  друга.
    - Ты же знаешь, матросы ребята серьезные. – Особенно балтийцы! – Они воевать
  умеют.
    - Да! Ты прав! Вздохнул Краус. – Многих помню по  Сивашу! – Храбрые ребята.
    - Вот! Вот! И я о том!  А каких нам бойцов дадут? Неизвестно! – Хорошо если
  обстрелянных! А если студентов сопляков, и мамкиных сынков!  – Много мы с ними
  навоюем?! – Эх, где моя дивизия?! - Боюсь я, достанется нам, от балтийцев! 
    - Да! Согласился Краус, и неожиданно улыбнулся. – Одно меня во всей  этой
  поездке радует. То, что  я  наконец-то  увижу и обниму свою Берту и детей!
    - Это же, сколько вы не виделись? Пустил очередное облако терпкого  дыма
  Климов.
    - Много! С семнадцатого года!
    - Да! - Не мало! – Четыре года. Покачал головой Степан Иванович. – Я своих,
  лет пять не видел!  - В 1917 году,  с фронта сразу в Петроград. – Так и
  мыкаюсь с тех пор!
    - Нечего Степан, немного осталось! Начал приподниматься на своей полке
  Арнольд. Гражданская война закончилась, а значит скоро д …  - А - А!! Не
  договорив до конца, неожиданно  сильно вскрикнул Краус, и, перекосив лицо 
  ужасной гримасой, откинулся назад спиной на свою полку.
    - Что с тобой! Наклонился к немцу Климов. – Опять спина?! Нахмурил брови
  Степан.
    - Да! Сморщил свое побледневшее лицо Арнольд. – Видимо опять резко
  повернулся. Нечего уже отпустило.
    - Чего отпустило! Возбужденно воскликнул Климов. – Тебе же в госпиталь надо!
    - Не надо! Сухо ответил Краус. Он потихоньку приподнялся, сел на полке,
  развернулся и спустил ноги. - Ты же знаешь, вздохнул Арнольд. – У меня, эти
  боли не постоянные. – И почти, не беспокоят меня.  Пока я не побеспокою свою
  спину! Попытался улыбнуться Краус.
    - О чем ты говоришь! Продолжая стоять, над своим другом, воскликнул Климов. 
  Я что не помню, как ты в Крыму, в обозе страдал?!  Как мучился когда били
  поляков!! – Нет! Арнольд! Хватит, тебе себя убивать! – Тебе срочно нужно в
  госпиталь! – Я завтра же …
    - Прекрати!! Неожиданно резко схватил за шинель своего друга Краус, и дернул
  вниз к себе. - Я сам знаю, когда мне идти в госпиталь! – Понял! Воскликнул
  полушепотом немец. – Вот закончим дело в Кронштадте, и я обещаю тебе, что сам
  лягу в госпиталь! – А пока что потерплю! Улыбнулся Краус и отпустил шинель
  своего друга.  - И ты потерпи! – Пожалуйста.
    - Ну, ладно, как скажешь. Оправился Климов и сел на свою полку.
      Этот  решительный отказ немца от госпиталя, не сильно удивил, Степана
  Климова. Степан хорошо, помнил, и знал о большой преданности революции его
  друга. А преданность эта, была такой, что не будь, Николай Островский, автор
  романа «Как закалялась сталь»» тем самым Павкой Корчагиным, прообразом,
  которого он был сам. То  этот образ, вполне можно было писать, с Арнольда
  Крауса. Пламенный революционер Арнольд Краус, по сути своей, и был тем самым
  Павлом Корчагиным. Такой же фанатично преданный революции человек. Он совсем
  не щадил  себя. Так же, как и Павел, Корчагин, был беспощаден к врагам
  революции, как внешним, так и к внутренним. И, также как и он, был болен
  болезнью Бехтерева, которая прогрессировала с каждым днем, все сильней и
  сильней поражая его позвоночник. Стараясь не подавать вида, Краус пытался
  таиться, но Климов знал, что его друг серьезно болен, и сильно переживал
  за него.
    - Ты чаю хочешь? Прерывая паузу,  посмотрел на немца Климов.
    - Чаю! – О да, хорошо бы! Оживился Краус.
    - Хорошо, сейчас кипяток принесу. Степан поднялся с полки, взял пустые
  стаканы со стола, и ушел к проводнику в самый  конец вагона. Через десять
  минут, он вернулся назад, с парящими стаканами кипятка.
    - О! какая благодать! Аккуратно приподнялся и сел Краус. – А чай у нас есть?
    - Немного есть. Климов поставил чай на стол, достал из внутреннего кармана,
  свернутый  в пакет листок газеты, развернул его, насыпал по щепотки чая в
  каждый стакан, вновь свернул пакет и убрал назад в карман. – Ну вот, держи.
  Размешивая ложкой чай, подал стакан своему другу Климов.
    - Спасибо!  Взял стакан чая, из рук Климова Краус. - Эх, жалко сахара нет!
    - Почему нет! Улыбнулся Степан и достал с другого кармана, завернутый в
  платок, небольшой кусок, слюдяного сахара. – У нас все есть! Климов, взял нож,
  расколом сахар напополам, и подал один кусок другу.
    - Ну, ты прямо фокусник! – Ха! – Ха! – Ха! рассмеялся Краус, прикусывая
  сахар и попивая чай.
      Друзья долго еще сидели, пили чай, и разговаривали на разные темы. А поезд
  нес их и нес, сквозь заснеженные леса и поля, в Петроград, к короткому и
  последнему их сражению, в этой гражданской войне.
 
      Петроград, встретил друзей, ледяным, пронизывающим насквозь ветром, и
  мрачным, свинцовым небом. Поезд прибыл в город в два часа дня. Получив у
  своего командования, увольнительные до 8-ми часов утра, и взяв машину, Арнольд
  повез Климова к себе домой.
      Берта, с детьми, проживала  все в той же реквизированной реввоенсоветом,
  трехкомнатной квартире, на Невском проспекте, не далеко, от речки Мойке.
      Встреча Арнольда с семьей была очень жаркой, и хотя из троих детей,  его
  еще хоть как-то мог помнить, старший сын, Генрих которому было 13-ть лет. То 
  младшие, Марк 7-ми лет, и Илма 5-ти лет, естественно  его не помнили, но едва
  узнав, что приехал их отец, облепили Арнольда со всех сторон, обнимая и
  повисая на нем.
    - Ну, вы меня совсем с ног свалите! Немного морщась от боли в спине,
  улыбался и целовал детей Арнольд.  Вслед за детьми, мужа обняла и поцеловала
  Берта. Затем, поздоровалась, познакомилась, со Степаном Климовым, и провела
  всех в квартиру.
    - Да! – Сколько бы, не бывал я в старых Петроградских квартирах! – Все
  время, поражаюсь, их роскоши! Воскликнул Климов, озираясь по сторонам, и
  разглядывая изумительной красоты, ажурную лепку стен,  потолка, и богатые
  изразцы камина. – Что не квартира, то прямо дворец!
    - Да ну ее! Безразлично отмахнулась Берта. – Не квартира, а холодный склеп!
  Так будет правильней сказать!  - Хорошо, что у нас в детской комнате хороший
  камин, - вот, возле него, да на кухне у печи,  и ютимся в мороз. – А так,
  разве этот колодец протопишь? – Тут и вагона дров на нее не хватит!
      День быстро погас за окном, обозначив багровым, словно кровавым  закатом,
  завтрашнее морозное,  ветреное  утро. Покормив детей, Берта уложила их спать и
  вернулась в кухню, где за столом сидели и выпивали Арнольд со Степаном. Не
  смотря на то что, кухня эта, имела такой же высокий потолок,  как и другие
  комнаты, она все же была намного теплей, за счет, своего небольшого размера и
  большой печи.  Размер кухни составлял 12-ть квадратных метров, из которых
  немалая часть  ее была отведена, поварской печи. Печь эта стояла у стены, и
  занимала, треть территории всей кухни. Также как и камины в комнатах, печь эта
  была отделана, бело-голубой, почерневшей от дыма и копоти  изразцовой плиткой.
  На чугунной плите печи, стоял большой алюминиевая кастрюля на 20 литров, с
  замоченным в ней бельем.  Рядом с печью, у соседней стены был старый резной,
  шкаф с посудой. Здесь же  на стене, на гвозде, весело  детское железное корыто
  и терка для стирки белья. Над  печью, вдоль всей комнаты, свисала пеньковая
  бельевая веревка.  Натянута она была из угла в угол, и сильно провисала под
  тяжестью белья развешенного на ней.  Справа от печи,  у высокого, арочного
  окна, уходящего вверх, до закопченного серого потолка, стоял стол, за которым
  и сидели, фронтовые друзья.
      Стол у них для того голодного времени выглядел очень богато. На
  развернутой, на столе плотной бумаге стояли  три банки тушенки, одна из
  которых была открыта, и из нее торчали две ложки. Рядом на тарелки лежал
  нарезанный ржаной хлеб, тонкие ломтики наструганного  сала, нарезанный лук,
  початая бутылка Водки, и две пустые граненые рюмки. Здесь же стояла, бронзовая
  пепельница в виде чаши. Она была набита окурками, а рядом  лежала пачка
  папирос  «Ява» марки «Герцеговина флор». Воздух в кухне, был до того накурен,
  накопчён, что плотный дымовой туман, почти слился с грязными стенами кухни,
  покрывая своей серой, плывущей массой, все их огрехи, пятна, сажу и
  закопченную до черноты ажурную лепку.
    - Выпейте с нами Берта. Предложил Климов.
    - Нет, спасибо. – Пейте, я покурю. Берта подошла к столу, открыла пачку
  папирос «Герцеговина флор», достала одну, прикурила и прислонилась спиной, к
  кафельной стене печного дымохода.
    - Что стоишь? Возьми стул, присядь, посиди с нами. Кивнул в сторону, одного
  из стульев Арнольд. 
    - Нет, спасибо, я лучше постою, кости погрею. Выдохнула облако дыма Берта.
      За те, четыре года, которые она, не видела своего мужа, Берта заметно
  изменилась. От той, рослой, вспыльчивой девчонки (дикой кошки), которая,
  когда-то пыталась скинуть с седла молодого донского казака, не осталось и
  следа. Теперь это была, взрослая  женщина 40-ка лет, с внимательным 
  оценивающим взглядом, уверенно строгим лицом и гордой осанкой. За долгие годы
  жизни без мужа, и воспитание одной, троих детей, Берте пришлось  много,
  работать по дому, и стирать белье на заказ. Об этом  говорили ее, худые
  мозолистые руки, с тонкими бледными, пальцами, и то разное белье, которое было
  замочено в кастрюле на печи и развешано в кухни.
    - Расскажи дорогая, как вы жили все эти годы? Спросил жену Арнольд.
    - Мы то, благодаря командирскому пайку, да моей стирки на заказ, хоть как-то
  жили! Стряхнула, пепел с папиросы Берта. А другие с голоду пухнут! – Голод в
  Петрограде! Берта замолчала на секунду и продолжила. - У нас тут такие страсти
  творятся! Поморщилась она. – Что жутко становится! Берта замолчала на
  мгновение и тут же продолжила. - Мне вчера соседка Мария рассказала. - На
  днях, на сенном рынке, в мясной лавке, одного мужика, прямо у прилавка
  топором зарубили.
    - Боже мой! Воскликнул Арнольд.
    - Это за что его? Спросил Климов.
    - Мясом человеческим торговал, выдавая за говядину. Посмотрела на Климова
  Берта.
    - Какой ужас! Воскликнул Климов.
    - Да! Ужас! Согласилась Берта.   -  Но почему все это происходит?!  - Куда
  делось продовольствие?! - Отчего такие перебои с хлебом?! Разве об этом  мы
  мечтали, когда жаждали революции и перемен?!  - Что происходит в стране?!
  Нахмурилась Берта.
    - Да, ты права! Посмотрел на жену Арнольд. – Не об этом мы мечтали! – Но все
  эти проблемы накопились, за годы гражданской войны! – Четыре года страна не
  знала мира! Кругом разруха!  - Железнодорожный транспорт парализован.
    - Да! Поддержал друга Климов. – Паровозов, вагонов почти нет! Все разбито! 
  Полный коллапс!  Но нечего! – Война закончилась, теперь, мы все наладим.
  Улыбнулся Климов.
    - Наладите! – Только когда?! Бросила прохладный взгляд на Климова Берта. –
  Сколько до этого, еще людей помрет?! – По всей стране бунты! – А у нас вон
  Кронштадт! Кивнула в сторону окна Берта. Она, замолчала, сделала последнею
  затяжку, выпустила большое облако дыма и подошла к столу.  Затушив папиросу,
  Берта налила рюмку водки, выпила ее залпом, и посмотрела на мужа.  – Ладно, я
  вам там  уже постелила, пошла я, спать. Берта собрала сухое белье  с верёвки и
  направилась на выход из кухни, но остановилась у двери и повернулась.
    - Вы завтра, во сколько уйдете?
    - За нами заедут, в семь часов утра! Ответил Арнольд.
    - Через восемь часов! Посмотрел на свои наградные, карманные  часы Климов.
    - Будьте осторожны берегите себя. Сказала Берта и вышла из кухни.
      Климов и Краус, еще долго сидели на кухни, курили, выпивали, вспоминали
  бои прошедшей гражданской войны, поминали погибших товарищей   и только в два
  часа ночи, наконец, ушли спать.

      Машина К. Е. Ворошилова, как и говорил Арнольд, подъехала к дому в семь
  часов утра. Поцеловав Берту и спящих детей, Краус с Климовым, покинув
  квартиру, выехали на сборы, и вскоре прибыли в Ораниенбаум. Здесь их и ждали,
  ясное морозное утро и те сформированные из студентов и курсантов полки, в
  командование,  над которыми, им и предстояло вступить.
    - Да Степан! Воскликнул Краус, когда увидел, с какой разношерстной толпы
  сформировано их войско. – Ты как всегда прав!  Наши солдаты безусые курсанты
  да студенты! – Ох и правда, дадут нам балтийцы жару! – Ей Богу  дадут!
      Однако, кроме сводных полков, из студентов и курсантов, здесь было, и
  несколько, боевых полков, которые пришли сюда прямо с фронта. Только вот
  дисциплины, в этих полках не было, воевать солдаты не хотели и стремились
  покинуть город, устраивая бузу и не подчиняясь своим командирам. Под страхом
  расстрела зачинщиков, волнение в полках, все же удалось сдержать и порядок в
  этих полках, на время установился.
      Утром 7 марта, Климов и Краус, вступили в командование над  210-м и 212-м,
  сводными Петроградскими, стрелковыми полками. А в 18 часов 45 минут, этого же
  вечера, началась массированная арт. подготовка. Десятки орудий, батарей на
  Лисьем носу, в Сестрорецке, и Ораниенбауме, открыли шквальный, сокрушительный
  огонь, по отдаленным фортам крепости, с целью ослабить мятежников и облегчить
  наступление красной армии. Били по крепости всю ночь, а на рассвете, 8 марта,
  начался первый штурм. И уже с первых минут, эта операция столкнулась с
  саботажем и открытой изменой! Не успели северная и южная группа, по льду,
  пойти в атаку на Кронштадт, как появились первые уклонисты и дезертиры. Так
  отряд курсантов из Петергофа, всем своим составом, перешёл, на сторону
  мятежников! Другие отряды отказались выполнять приказ своих командиров, и
  угрожая оружием отступили. Но, несмотря на трусость и предательство этих
  полков, было немало и преданных советской власти частей, среди которых
  два верных  отряда, из полков,  Климова и Крауса.  Ведомые своими командирами,
  они и пошли в тот первый, и последний  для комдивов штурм.
      Все начиналось как всегда, под крики солдатского ура и шум  оркестра,
  который выдувал из медных труб и  выбивал из барабана звуки интернационала.
  Покинув берег и оголив сотни штыков эта живая солдатская  река мгновенно
  заполнила балтийский лед и двинулась на штурм  Кронштадта.  В это же время им
  на встречу, с фортов крепости открылась бесконечная артиллерийская  стрельба,
  которая косила картечью солдат, и, разрывая в клочья мартовский лед, оставляла
  черные воронки полыньи. Прорываясь  со своим отрядом вперед, Климов вдруг
  почувствовал удар в грудь, а разрыв  снаряда, который следом разорвался 
  в двух  метрах от него, совсем вверг его в черный мрак и Климов потерял
  сознание!
      Очнулся Степан  от жгучей боли в груди, ощущения сильного холода и
  неприятной сырости, на спине. Но не это привело его в чувство, а то медленное,
  движение, в котором он постоянно  и непрерывно находился.  Степан сразу понял,
  что  кто-то тащит его по мокрому льду, и, судя по тому, как до нитки промокла
  его шинель, тащит очень давно. Открыв глаза Климов, увидел, яркий солнечный
  закат, тела мертвых, раненых солдат кругом на льду, и нависшего над собой, 
  своего друга Арнольда Крауса.
    - Арнольд! Преодолевая сухость во рту, пробормотал Климов.
    - Молчи Степан, тебе нельзя говорить! Морщась от боли в спине воскликнул
  Арнольд. – Потерпи, немного осталась! -  Потерпи друг! Тяжело выдохнул Краус.
      К моменту, когда Климов пришел в себя Арнольд уже около часа, огибая трупы
  погибших красноармейцев, и пробитые снарядами, полыньи  во льду, тащил Степана
  к берегу. Превозмогая боль, в спине,  и ухватив  лямки портупеи Климова, он
  тянул и тянул  своего друга по мокрому льду Невского залива. С каждым новым
  движением, ему становилось все тяжелей, и тяжелей, не только от усталости, и 
  мокрой шинели Климова, но и от невыносимой боли в его спине. А рядом как
  назло,  никого не было, чтобы ему помочь!
      Штурм, в котором был ранен Степан Климов, был очень скоротечным.
  Артиллерия крепости Кронштадт и линкоров «Севастополь» и «Петропавловск»,
  нанесли, штурмующим частям красной армии, такой сокрушительный удар, что те из
  них, кто уцелели, бросив раненых и оружие, в панике бежали на свой берег. И
  только один из передовых отрядов  Степана Климова, смог захватить первую южную
  батарею. Сам Степан Климов, в этом бою,  до батареи не дошел, он был ранен,
  пулей в грудь, и потерял сознание! В момент его ранения, Краус был не далеко
  от него, метрах в пятидесяти. Увидев падение  Степана, и не зная жив он, или
  нет, Арнольд кинулся к нему,  чтобы осмотреть его. В общей панике бегущих
  бойцов, прижимаясь ко льду, он перебежками, побежал в обратном направлении, к
  своему другу. А когда приблизился к нему, понял, что тот  живой. Разорвав
  рубашку, Арнольд как мог, перевязал ему рану. Нужно было вытаскивать Степана
  на берег, но кругом никого не было, бой стих. Вокруг, только убитые,
  и такие же раненые солдаты стоны, которых, раздавались со всех сторон. Идти за
  помощью, значит, потерять драгоценное время, а это может стоить Климову жизни.
  Осознавая всю сложность своего положения, и понимая, что помощи ждать не
  откуда. Краус, ухватился тогда, за кожаные ремни портупеи, и стал тащить
  своего друга на берег.
      Расстояние до берега в семьсот метров, мало-помалу сокращалось!
  Превозмогая боль в спине,  и едва не теряя сознание, Арнольд тащил и тащил
  своего друга, пока его не заметили с берега, и не прислали на помощь двух
  солдат с санями. В это же время, десяток саней с санитарами выехали  собирать
  раненых. Передав Климова санитарам, Краус сам, тут же потерял сознание.

      С того дня когда состоялся этот бой, прошло двенадцать дней. Уже двое
  суток, как подавили Кронштадтский мятеж. Потери в этом сражение за Кронштадт
  были не малые. Красные потеряли 527 человек убитыми и 3285 ранеными. Погибло
  семнадцать офицеров, делегатов Х съезда РКП(б). Мятежники потеряли,  1000
  человек убитыми и более 2000 ранеными и пленными. Около 8000 восставших,
  вместе  с главой восстания генералом Александром. Николаевичем. Козловским
  успели пересечь границу, и ушли в Финляндию.
      Командование красной армии, чтобы раз и навсегда отбить желание у
  балтийцев к мятежу очень  жестоко подавило Кронштадтское восстание. В городе
  начались  репрессии, и не только над моряками балтийцами, но и над мирными
  жителями. По личному  распоряжению Ф. Э. Дзержинского, прямо на месте,
  расследование вели, солдатские комитеты.  Они же, выносили приговоры,
  (в основном расстрелы), и сами же приводили их в исполнение.
      Все  эти события, произошли  без участия Крауса и Климова, так как они 
  оба, уже вторую неделю, лежали в военном госпитале Ораниенбаума. Госпиталь был
  переполнен ранеными, как солдатами красной армии, так и ранеными пленными
  матросами.
      Краус  лежал в небольшой палате, рассчитанной на четыре человека, но на
  самом деле здесь находилось шесть человек. Покалеченные шрапнелью и измотанные
  как мумие кровавыми бинтами, они своими телами занимали всю площадь этой
  палаты, имея между кроватями лишь узкие проходы. От такой плотности ранеными,
  в этой тесной натопленной каморке, было очень смрадно, так как вперемешку с
  запахом лекарств, здесь стоял очень стойкий запах пота, крови, покалеченной
  плоти, и мочи из уток!
    - Как ты себя, сегодня чувствуешь дорогой?! Склонилась над кроватью мужа
  Берта.
    - Спасибо родная, сегодня мне намного лучше! Посмотрел на супругу Краус. 
  Скажи мне, ты узнала про Степана? –  Что с ним?!  - Он живой?!
    - Живой! – Живой! Воскликнула с улыбкой Берта. – Здесь он тоже в госпитале!
  Я его на первом этаже нашла!
    - Слава Богу! Облегченно вздохнул  Арнольд. – А то я уже подумал, что он
  помер.
    - Да, нет живой! Воскликнула Берта. – Просил передать привет! – Сказал, как
  поправится, и ему разрешат ходить, сразу поднимется к тебе, чтобы
  поблагодарить, и обнять своего спасителя.
      Так и случилось, едва Климов встал на ноги, он каждый день приходил к
  Арнольду.  А когда в конце мая, Степана Ивановича  выписали, он долго сидел у
  кровати друга, беседуя с ним.  Затем записал, точный почтовый  адрес, их
  питерской квартиры, и, обещая часто писать, обнял Арнольда, с Бертой и уехал. 
  С этой минуты, жизненные пути друзей, на время разошлись. Арнольда, ждало
  долгое больничное лечение, ну а Климова, дорога домой, и нелегкая работа
  по восстановлению, народного хозяйства.  Прибыв в Царицын, и получив
  назначение на должность первого секретаря, городского комитета партии, станице
  Трехостровской, Климов вернулся, наконец,  домой.
      Родная станица, встретила его, опустошённым, мрачным видом,
  полуразрушенных, разграбленных, и просто брошенных домов. Обезличенная на
  половину, она в общей людской массе своей, состояла в основном, из стариков,
  баб да детей. От той большой, крепкой станицы, какой она была, до революции не
  осталось и следа! Беспощадная  гражданская война, и дальнейшая борьба, с
  контрреволюцией на Дону, истребили большую часть взрослого мужского населения.
  А те из белоказаков, кто еще сражался в строю, с победой красной армии,
  опасаясь расправы над собой,  и   близкими, побросали свои  курени, и,
  погрузив семьи и скарб на обозы, двинули вслед, отступающей, белой армии, к
  морю в Крым. Этот драматичный исход белоказаков, с родной земли, красочно
  описал в своем романе «Тихий Дон», советский писатель классик М. А. Шолохов.
      Приняв в управление разрушенное хозяйство, Климов с несколькими
  активистами, теми, красными казаками, которые, также  как и он вернулись с
  фронта, начал налаживать, советскую власть, в станице. Поселился он, в одном
  из брошенных куреней, белого казачьего офицера, где и жил один, часто
  вспоминая о своей семье.
      Однажды поздним вечером, примерно через неделю, как Климов вернулся в
  станицу, за окном его дома, на улицы послышалась шаги и какая-то возня. Степан
  в это время еще не спал, он сидел за столом освещенным, керосиновой лампой, и
  работал с документами. Услышав шаги, Степан Иванович  взял лампу со стола и
  подошел к окну. На улице шел теплый майский дождь, заливая струями стекла
  окон. Рассмотреть сквозь мокрые окна, что либо, было невозможно, и все же
  Степан, заметил, как какие-то тени скопились у порога дома, скользнули в
  сторону крыльца и через секунду, раздался стук в дверь. Степан, с лампой вышел
  в сени и открыл входную дверь. Свежий влажный воздух, ворвался в сени и
  наполнил легкие Климова. На пороге стояло пять мокрых фигур, трое взрослых
  мужчина, женщина, и молодой парень.  И  двое детей,  мальчик  и девочка.
    - Ну, здравствуй дорогой! Послышался знакомый женский голос. – Вот и мы
  пришли!
    - Ксения!! Узнав жену, вскрикнул Климов.
    - Папа! – Папа! Закричали дети и кинулись обнимать отца, облепив его со всех
  сторон.
    - Ах! – Вы мои родные! Стал обнимать жену и детей Степан. – А выросли то
  как!
      Мокрые с головы до ног, жена и дети, еще несколько минут обнимали Степана,
  вымочив его насквозь. Затем они ослабили свою хватку, и Климов подошел к
  пожилому  мужчине в стареньком мокром пиджаке и обнял его.
    - Здравствуй Кирилл! – Спасибо тебе за то, что спас мою семью брат!
    - Здравствуй Степан! Улыбнулся монах и тоже обнял Климова. – Только я, как
  ты знаешь уже давно не Кирилл, а иеромонах Михаил.
    - Какая разница  брат! – Какая разница!  Главное что ты есть у нас!  Наш
  ангел хранитель!
      Этой ночью, в окнах дома Климова, свет горел до глубокой ночи. Накормив
  детей, и уложив спать, Степан, Ксения и отец Михаил, еще долго разговаривали,
  рассказывая, друг другу, о том, как они жили, все эти  годы  лихой гражданской
  войны, и что им довелось пережить. Спать они легли далеко за полночь, а рано
  утром, отец Михаил, разбудил Степана, чтобы попрощаться с ним перед уходом.
    - Куда ты так торопишься?! Протирая глаза и зевая, спросил Климов. – Пожил
  бы еще пару дней у нас!
    - Не могу Степан. – Я же монах, мне нельзя долго находится в миру! – Да и
  тебя партийного человека,  я не хочу, «лишний» раз,  компрометировать!
  Улыбнулся отец Михаил.
    - Но я... Попытался, что-то сказать Степан, но отец Михаил перебил его.
    - Так надо Степан.  - Твоей семье и тебе, больше не грозит опасность! –
  Поэтому  я ухожу, но всегда буду рядом. – Оставайтесь с миром. Монах 
  перекрестил, спящую сестру детей, обнял Степана и направился к двери. Однако
  открыв дверь, он неожиданно остановился на пороге и повернулся.
    - Да, чуть не забыл! - Вот еще что я еще хочу тебе сказать.  Нахмурил лоб
  монах. - Ты лучше забирай  к себе свое  друга  оттуда! - Он там не выживет,
  помрет!  - Езжай, и поскорей забирай! Воскликнул отец Михаил и, выйдя вон,
  захлопнул за собой дверь.
      Услышав странные слова, Степан, замер, на минуту обдумывая, к чему они
  вообще сказаны, и какой смысл несут в себе. Не найдя ответа, он захотел
  уточнить и выскочил на улицу, пытаясь догнать отца Михаила и спросить, что он
  конкретно хотел сказать. Но на улице, его и след простыл, как будто никогда и
  не было.
      Ранее утреннее солнце, едва пробив свои лучи, сквозь плывущие по небу
  размазанные тучи, робко освещало, мокрую от ночного дождя траву, и большие
  лужи на дороге. Легкий туман, полупрозрачной вуалью, тихо волочился  над 
  Доном. Кругом было безмолвно, и безлюдно.
    - Прямо мистика какая-то! Оглядывался по сторонам Степан, пытаясь найти
  взглядом отца Михаила, но его нигде не было видно. – Как он мог, так быстро
  уйти?! – Ведь прошло не больше, пяти минут как он вышел. Но ответа не было.
  Климов, еще раз глянул по сторонам и ушел домой.
      Ответ на свой не заданный отцу Михаилу вопрос, Степан получил через
  неделю. Тогда, в один из дней, почтальон принес ему очередное  письмо с
  Петрограда, от его друга Арнольда Крауса. Распечатав конверт, Степан с
  удивлением заметил, что письмо в этот раз было  написано, не его другом,
  Арнольдом, а его женой Бертой, и содержание письма было таким.
      « Здравствуйте Степан Иванович. Пишет вам Берта Краус. Как вы там
  поживаете? Надеюсь, что вы нашли свою семью, и у вас все хорошо, живете
  счастливо! Мне очень хотелось бы, чтобы было, именно так. Будьте хоть вы
  счастливы, раз нам счастья нет! Не хотела вам жаловаться, но у Арнольда дела
  очень плохие. Болезнь быстро прогрессирует, и он уже почти не ходит, всегда
  лежит! Врачи говорят, что усугубляет его болезнь, наш сырой Питерский климат.
  Говорят, хорошо бы нам переселиться в Крым или на юг России. Куда-нибудь в
  деревню, на свежее молоко! Но куда мы можем уехать?! Ведь у нас там никого
  нет! Ладно, что говорить об этом. Напишите как вы живете? – Пишите, не
  забывайте нас. С почтением,  Берта Краус.»
    - Да! Вот такой я товарищ! – Совсем с этими делами, про своего друга забыл!
  Вздохнул Степан. А ведь он мне жизнь спас!
    - Послушай Степа. Робко обратилась к мужу Ксения. – А может, твоего друга с
  семьей, к нам, в станицу забрать?! – Жилье свободное, ты сам говорил, у нас 
  еще пока есть, и климат теплый!
    - Что!! Неожиданно  воскликнул Степан. В его памяти отчетливо всплыли слова
  отца Михаила. - Ты лучше забирай поскорее,  своего друга оттуда! – Забирай! –
  А то он там не выживет, помрет!
      Поражённый, такой очередной прозорливостью родственного монаха, Степан
  рассказал Ксении, об тех словах ее брата старца Михаила, и подготовив
  уцелевший дом, беглого казачьего полковника, лично сам поехал за семьей Краус,
  в Петроград.
      Так летом 1921 года, оставив Петроград, семья Арнольда и Берты Краус,
  переехала на постоянное место жительства, в станицу, Трехостровскую,
  Иловлинского уезда, тогда еще Царицынской губернии.