34. Детский сад

Дорогие читатели!

Приглашаю вас в младшую группу (от 3 до 4 лет) одного не совсем обычного московского детского сада. Вы познакомитесь со всеми её маленькими и такими разными обитателями, а также с воспитателями и другими работниками садика, с родителями и, конечно же, с проблемами. Куда ж без них…

Разумеется, все имена и названия изменены, любые совпадения случайны.


ДЕТСКИЙ САД

Ну вот, в предыдущих статьях читатели уже смогли познакомиться со всеми детьми, посещающими группу «Дюймовочка». Напомню списочный состав:

1. Аль-Каннаби Али Азиз (Алик)

2. Горшков Толик

3. Громов Стасик

4. Желудников Артём

5. Иванова Зина

6. Иванская Женя

7. Игнатенко Игнат

8. Кузнецова Влада

9. Куликов Костик

10. Лезвин Тимур

11. Мирошкин Мирон

12. Павлый Никита

13. Пашенных Нина

14. Петров Семён

15. Потехина Ия

16. Прахов Прохор

17. Речников Игорь

18. Свенсон Ваня

19. Серёгин Егор

20. Слепцова Степанида

21. Сметанин Саша

22. Соскина Оля

23. Темникова Ксения

24. Темников Тарас

Шестнадцать мальчиков и восемь девочек. Мальчиков в два раза больше, чем девочек, поэтому группа довольно шумная. Дети совершенно разные, из очень разных семей.

Есть дети из обеспеченных (и даже очень) семей, и дети из семей, живущих более, чем скромно.

Есть дети интеллигентных, образованных родителей, есть дети, чьи родители не отличаются высоким уровнем образования и культуры.

Есть дети, чьи родители с самого раннего возраста озабочены их развитием, воспитанием, образованием и делают всё, чтобы дать это ребёнку, причём, по возможности, лучшее. Есть дети, которые получают от родителей необходимый минимум заботы – покормили, одели, в сад отвели.

Есть дети, чьи родители считают садик и воспитателей добрыми и полезными помощниками в воспитании детей, нашли с ними взаимопонимание и находятся в тесном, плодотворном контакте. И есть такие, которые считают воспитателей бестолковой и бессловесной обслугой, а садик – «камерой хранения», местом «передержки», куда ребёнка можно «сбагрить» на какое-то время.

Или считают воспитателей излишне строгими «надзирателями» с непомерно высокими требованиями к детям и лично к ним, а садик – «казармой».

Есть и такие, что считают воспитателей личными врагами, а садик – неизбежным злом, которым вынуждены пользоваться, ибо кому-то нужно работать, а кому-то, наоборот, отдохнуть от деточки.

Есть родители, адекватно оценивающие своего ребёнка, и те, кто в упор не видит очевидного и с пеной у рта доказывает, что чёрное – это белое.

Есть дети, чьи родители москвичи, и такие, чьи родители приехали из других городов и стран.

Есть дети русские и других национальностей.

И, наконец, есть нормальные, здоровые, по возрасту развитые дети и дети, чьё здоровье и развитие вызывают большие вопросы.

Хотя ещё три с половиной года назад о такой «разношёрстности» детей в садике не могло быть и речи.

ВОТ МЫ И ДОБРАЛИСЬ ДО ИНТЕРЕСУЮЩЕГО МНОГИХ ЧИТАТЕЛЕЙ ВОПРОСА: ЧЕМ ЖЕ НЕОБЫЧЕН ЭТОТ ДЕТСКИЙ САД?

Дело в том, что это этнический детский сад с углублённым изучением ***ского языка.

Сад имеет долгую, богатую историю, традиции, награды, он всегда был популярен и высоко ценился в определённых кругах.

Сад был организован в конце пятидесятых годов в рамках программы Советско-***ской дружбы при поддержке ***ского посольства и Общества Советско-***ской дружбы. Садик был обычный государственный, но курировался, поддерживался, снабжался и частично финансировался вышеупомянутыми организациями. Они же организовывали для детей поездки, конкурсы, экскурсии, праздники, подарки.

Садик имел типовое здание, такую же, как у всех, территорию. Но обустроены они были не в пример интереснее и красивее, чем в других садиках.

В саду было две младшие, две средние, две старшие и две подготовительные группы. И одна постоянно действующая ночная.

Детей нужно было приводить до восьми часов, а забирать можно было в любое время. Если ребёнка не забирали до семи часов, его просто отводили в ночную группу. Если родители не могли ребёнка сегодня забрать, достаточно было позвонить, и ребёнок оставался ночевать. Ночная группа не была местом, куда собирались на ночлег «забытые» или «ненужные» дети. Нет, дети бежали туда с удовольствием. Там работали прекрасные воспитательница и няня, которых дети очень любили. Там собирались разновозрастные дети, а работа в садике была организована так, что все дети из разных групп были знакомы и часто пересекались на музыкальных занятиях, репетициях, прогулках, общих играх и мероприятиях. Дети ужинали, играли, общались, потом умывались, а перед сном им читали книжки. И всё это неторопливо, по-домашнему, с необычайным теплом и лаской.

В штате садика на полную ставку работали: медсестра, методист, логопед, кастелянша, тренер, музыкальный руководитель, два повара, уборщица, дворник.

Заведующих за всё время существования садика было всего две.

Первая, которая стояла у самых истоков, создавала с нуля, организовывала, укомплектовывала, выпестовала своё детище и чей муж работал в одной из курирующих организаций, руководила садиком сорок лет. Потом, уже в очень почтенном возрасте, она передала руководство нынешней и благополучно отбыла на заслуженный отдых в свою страну, где давно обосновались её дети.

Тамара Теодоровна возглавляет сад более двадцати лет, любовно и бережно продолжает все традиции и уклад, заложенный предшественницей и поддерживаемый сотрудниками, которые тоже работают в саду десятилетиями. Она не была той метлой, которая метёт по-новому. С её приходом в саду не произошло никаких кардинальных перемен. Садик был, по сути, «государство в государстве», жил, как маленький анклав, в окружении добротных «сталинок» и расписанных в клетку гудроновыми швами «хрущёвок» в хорошем районе Москвы.

Садик был оснащён всем по высшему разряду. Хорошая мебель, отличные игрушки, книги, прекрасно оборудованные спортивный и актовый залы, медицинский кабинет с боксом на две кровати, телевизоры, музыкальные центры. Садик утопал в зелени и в цветах внутри и снаружи, была своя прачечная, живой уголок. Посуда, салфетки, полотенца, покрывала, национальные костюмы на все возрасты, расписанные и расшитые ***скими национальными узорами. И всё это не для отчётности или демонстрации на различных проверках, а реально для детей.

Имелась подмосковная дача, куда садик полвека выезжал на лето и с которой несколько лет назад пришлось расстаться.

В каждой группе работали два воспитателя и няня. Сотрудники подбирались тщательнейшим образом и работали до пенсии и после пенсии, сколько могли. Текучки практически не было. Воспитателями брали только с высшим образованием и отличным знанием ***ского языка. Желательно, чтобы этот язык был родным. Иметь за плечами только педучилище могла только нянечка, но к ней были точно такие же требования относительно языка. ***ским языком свободно владели все сотрудники сада, включая кастеляншу и ночную няню.

Теперь – дети.

Какие же дети ходили в этот садик более полувека, и почему такие прекрасные, опытные воспитатели теряются, столкнувшись с такими детьми, как Игнат, Зина, Прохор, Тарас и прочими, далеко не редкими в наше время, и их родителями?

Отбор в садик был очень строгий:

Ребёнку должно быть полных три года.

Он должен быть здоров, развит по возрасту, без каких бы то ни было неврологических, психических и прочих отклонений в развитии.

Он должен хорошо (соответственно своему возрасту) говорить и понимать по-русски.

И – самое главное: семья должна иметь отношение к стране ***, её культуре и языку. То есть, хотя бы один родитель должен быть этой национальности и носителем языка, в доме должен быть в ходу *** ский язык, сказки, песенки, хоть какие-то обычаи. Чтобы ребёнок впитывал это всё постоянно и дома, и в садике. Изучать в таком малом возрасте язык, к которому семья не имеет никакого отношения, который не поддерживается дома, бессмысленно – две недели больничного, и ребёнок почти всё забыл.

При приёме с каждым ребёнком и его родителями проводилось неторопливое, внимательное собеседование, при котором присутствовали заведующая, методист, логопед, кто-то из воспитателей.

И вот представьте, что Марина Даниловна выбирала из уже прошедших собеседование! Очередь к ней была всегда, и всегда были расстроенные, не попавшие в «Звёздочку». Хотя в былые времена все остальные группы отличались от неё не так сильно, как сейчас.

В группах было по 12-15 детей. Обстановка в саду, вся его атмосфера были семейными. Дети росли и воспитывались в двух культурах – в русской и ***ской. Помимо всех обычных занятий, проводимых в старших и подготовительных группах уже полностью на ***ском языке, - ежедневные языковые занятия.

Помимо всех советских/российских праздников, к которым тщательно готовились и проводили на высоком уровне, также готовились и отмечали на том же уровне праздники ***ские. Ездили с выступлениями в Общество советско/российско-***ской дружбы. Представители организации, тесно связанной с посольством, приезжали на праздники в садик. И не в качестве проверяющих, а как гости, старшие друзья, и всегда с подарками.

Очень большое внимание уделялось развитию чистой, грамотной русской и ***ской речи, пению, танцам, физкультуре, изучению живой природы, воспитанию хороших манер, вежливости, доброжелательности.

Ну, а в старших и подготовительных группах – подготовке к школе. В какую бы школу не вели после садика записывать ребёнка – в русскую ли, в ***скую - неизменно его подготовка оказывалась на очень высоком уровне. И все школы очень охотно брали выпускников этого садика. Само его название служило знаком качества.

Благодаря безупречной репутации и наработанным связям, а пуще того – покровительству богатых и влиятельных организаций садик продержался какое-то время под натиском реформы образования, выражавшейся в объединении школьных и дошкольных учреждений, оптимизации, инклюзии, а проще говоря – экономии во всём и на всех.

Тамаре Теодоровне достались непростые времена. Её предшественница гордо и с достоинством ушла на пике славы своего детища, с гордо поднятой головой, провожаемая благодарностью и признанием её заслуг. Тамара Теодоровна чувствовала, что разрушительный ветер перемен уже задувает во все щели тёплого и уютного садика, и у неё от страшных предчувствий ныло сердце, и в буквальном смысле продирал холод по позвоночнику.

Подошла их очередь на реконструкцию здания. Оказалось, что оно морально устарело. Наверное. Кругом действительно, строились новые красивые здания садиков. Все сотрудники боялись этой реконструкции. Они чувствовали, что вместе с их любовно обустроенным домом снесут и саму идею, и смысл садика, и что в новом здании, каким суперсовременным оно ни будь, восстановить всю прежнюю атмосферу, создаваемую десятилетиями, не удастся.

Так и получилось. И проблема эта не внутренняя, а внешняя. Оказалось, их садик – не анклав, а просто горстка энтузиастов-единомышленников, хорошо и с любовью делающих своё дело, которым слишком долго позволяли считать, что их дом – крепость.

Детей и воспитателей распределили по другим садам, многих сотрудников отправили на пенсию, здание снесли. Тамара Теодоровна почти два года буквально жила на стройке. Но она чувствовала, как руководство, управление, контроль за ситуацией уплывают из её рук. Она не боялась потерять власть. Она хотела сохранить, со всей его спецификой, детский садик, который за четверть века привыкла считать своим детищем.

Но кто она для слепой безжалостной системы? Смешная суетящаяся тётка предпенсионного возраста.

Через два года новое современное здание садика гостеприимно распахнуло свои двери. В буквальном смысле – нараспашку: заходи, кто хочешь, приводи, кого желаешь. Запись в сад стала электронной и «слепой». И ничего поделать с этим не смогли.

Языковая специфика сада была отринута, как незначительный фактор, многолетняя история, высокий уровень воспитания и обучения не вспоминались, как их и не было, детский сад объединили с какими-то школами, в том числе, с английской.

Хлынули заявки от родителей. Тамара Теодоровна настояла, чтобы подавать документы родители приходили с детьми. Попытки провести хоть какое-то собеседование провалились сразу. Да и не имела она теперь на него права. Имела только обязанность – принимать документы у всех, кто входил в её кабинет. И от этих «всех, кто входил», она пребывала в таком шоке, что теряла дар речи.

Сад пользовался популярностью, потому что рядом на месте снесённых пятиэтажек построили четыре высотных дома, а здание сада новое, большое, красивое, с бассейном. И это было основным мотивом родителей: рядом с домом, бассейн, восторженные отзывы в интернете.

Тамара Теодоровна по привычке приветствовала родителей на *** ском языке. На неё смотрели, как на сумасшедшую.

- У нас этнический садик с углублённым изучением ***ского языка. – Объясняла она то, что было написано крупными буквами на красивых табличках у ворот и у входа рядом с иностранным названием садика, а также на сайте.

- И чё? – не понимали родители.

- У вас в семье кто-то владеет *** ским языком? Вы имеете отношение к этой стране? Может, кто-то из вас этой национальности? В садике говорят на ***ском языке и проводятся ежедневные языковые занятия. Вы дома в состоянии поддерживать изучение ребёнком языка?

- Да на кой нам ***ский? Он по-русски-то ещё не говорит!

- Но вы привели ребёнка в языковой сад. Ему будет трудно. Может, вам лучше в обычный садик?

- Да не нужен нам языковой! Нам удобно, рядом с домом. И бассейн! А на занятия пусть не ходит, и всё. Нам не нужно.

Вот примерно такой разговор в различных вариациях происходил в кабинете заведующей. Она объясняла каждому специфику садика, но почти никто не относился к этому серьёзно. Новый садик с бассейном рядом с домом – вот что было главным при выборе сада. А какие-то занятия на никому не нужном языке… ну, не учите нашего, и всё. Пусть просто ходит. Вам же легче.

К тому же, в садике велением сверху открыли ясельную группу и ГКП. Пришли полуторагодовалые малыши, в памперсах и с соской, о каких иностранных языках вести речь?

Воспитатели, набравшие младшие группы, растерялись – как с ними заниматься языком? Большая часть детей не говорит, а некоторые и не понимает даже по-русски. Много детей с отставанием и даже с отклонениями в развитии. Они с такими никогда не работали. У них другая профессия, другой опыт. Они привыкли к отобранным, мотивированным детям и родителям, с которыми работали в одной связке и в полном согласии.

Как так получилось, что они, не меняя таблички на дверях, вдруг оказались в коррекционном саду – без образования, без опыта, без их согласия и без доплаты за вредность?

Новые воспитатели, пришедшие взамен уволенных на пенсию и в новые группы, были спокойнее. Они не знали истории сада, да им было неинтересно. Сад и сад. Дети и дети.

Старые воспитатели, вернувшиеся после строительства из других садов со своими группами, продолжали работать, как раньше. Язык, праздники, конкурсы, показательные выступления, подготовка к школе, в том числе, к языковой.

Но что будет после выпуска? С кем работать? Как работать? Кому нужны их знания, опыт, образование, знание языка, наработанные методики преподавания, обучения, воспитания?

Они не подписывались на вот это всё.

Новые воспитатели пришли без высшего образования, без знания языка. На работу теперь принимала не заведующая, а объединённый отдел кадров. Заведующей оставалось только познакомиться с уже принятым сотрудником. Единственная воспитательница из новеньких, которая имела и высшее педагогическое образование, и языковое, была Вероника Эдуардовна, с которой вы уже знакомы.

Так что получается, что в знакомой нам уже группе «Дюймовочка» шанс попасть в этот садик был бы только у троих детей – у Стасика, Жени и Мирона.

Причём, только у Мирона папа был этой национальности, а мама наполовину, и оба они в совершенстве владели этим языком и были связаны со страной родственными и деловыми связями.

У Жени дедушка был этой национальности и знал язык, знал его и папа. Они связывали будущее своих дочек с этой страной, в планах было отправить их туда учиться.

У Стасика и мама, и папа имели какой-то процент ***ской крови, немного знали язык и очень трепетно относились к традициям и обычаям страны, соблюдали их, рассказывали сыну, читали ему книжки, правда, на русском. У них было много близких родственников в этой стране, и они связывали будущее Стасика с ней.

То есть, этих троих детей записали в садик совершенно осознанно, целенаправленно. И это развитые дети, хорошо говорящие по-русски и уже подготовленные к изучению ***ского языка. И то Стасик вполне мог не пройти по здоровью.

И эти родители, устроившие своих детей в специализированный садик, были немало разочарованы. Их дети оказались практически в группе коррекции, только без специалистов. Почти всё внимание, время и силы педагогов уходили на проблемных детей, процент которых превышал все критические нормы.

Они вместе с заведующей посетили старшие группы и увидели там всё: ежедневные занятия, подготовку к празднику, повседневное общение и игры на ***ском языке. Обратили внимание, какие дети в группах. И поняли, что в их группе о подобном можно и не мечтать.

Воспитатели пытались учить ребят хотя бы самым простым словам и выражениям, с ужасом думая о том, что надвигается национальный праздник, и сценарий утверждён, а дети не то что по-***ски, многие и по-русски двух строчек продекламировать не в состоянии. Тем не менее, дети запоминали какие-то слова, и некоторые родители были очень недовольны.

- Чего он какую-то … болтает? Не забивайте ему голову ерундой! Какой ***ский язык? На кой он нужен? По-русски лучше учите правильно, а то он до сих пор «бибика» и «япатка» говорит. Или уж английский, хоть в школе пригодится, и то ещё рано.

Тут воспитатели заметили, что Тимур и Артём, дети, которыми, по их наблюдениям, дома особо не занимались, хорошо запоминают слова и бормочут их себе под нос, играя или просто носясь по группе. Анна Яковлевна и Нина Ивановна, используя каждую крохотную возможность, выучили с ними по две строчки к празднику. Конечно, мальчишки запомнили это всё чисто механически, но им очень нравилось, что они будут выступать и говорить то, чего никто не понимает. Их родители, с презрением относившиеся к какой-то там «языковой специфике сада», были, однако, довольны, когда увидели на утреннике своих сыновей, громко и с выражением декламирующих: один – считалочку, другой – весёлое двустишие.

Но о полноценных занятиях, о возобновлении прежнего уклада садиковской жизни теперь не могло быть и речи.

Воспитатели были в растерянности – как работать? Как быть с языком? Какой статус имеет теперь их сад? Табличка на воротах и «шапка» на сайте остались неизменными, вроде сад остаётся языковым.

А на деле теперешним обитателям садика не нужен иностранный язык с трёх лет, а многим нужны занятия с логопедом, психологом, дефектологом, а кое-кому, возможно, и с психиатром.

Но наши воспитатели - с высшим образованием, знанием ***ского языка и огромным опытом - таковыми не являются. И менять свою специализацию не хотят. Если бы хотели быть дефектологами, пошли бы в своё время на соответствующий факультет.

Спокойствия в садике нет. Он бурлит вопросами, предположениями, слухами, возмущением со всех сторон.

Чуть не каждый день приходит методист, проводятся совещания, собрания, рассматриваются различные варианты работы в изменившихся условиях.

Прежний коллектив разбавился новыми сотрудниками. Былого единства сотрудников и родителей нет.

Остаётся только вспоминать прежние времена, когда в садик, волнуясь, приводили на собеседование здоровых развитых детей из хороших семей и были счастливы, если их зачисляли.

Когда от родителей только и было слышно: спасибо вам за ваш труд! и: чем помочь?

В садик водили детей не только представители ***ской национальности, но и те, кто по каким-то причинам хотели, чтобы их дети знали ***ский язык или связывали будущее своих детей с этой страной. Пусть в их доме не был в ходу этот язык, и родители его не знали. Но они имели желание и возможность нанять ребёнку преподавателя, чтобы у него не выпадали дни болезни, выходные, каникулы.

Среди ребятишек было довольно много детей известных людей: спортсменов, деятелей искусств, занимающих солидные посты в разных областях, чиновников. И всегда - только благодарности и предложения помочь. А возможности помочь у этих людей были серьёзные.

И всё в одночасье обрушилось под натиском реформ. Призванные на помощь кураторы и покровители пришли в ужас от увиденной картины в новеньком, с иголочки, современном здании. Они приложили большие усилия по восстановлению прежних условий работы и многолетних традиций опекаемого ими дошкольного учреждения с богатой историей, но потерпели фиаско.

У сада пока не отняли официального статуса «этнического с углублённым изучением ***ского языка», но, по сути, он перестал им быть. Он просто не мог продолжать им быть. Воспитатели по большей части остались, и методики сохранились, и все материалы, и желание – только работать стало не с кем.

Родители Жени предложили Анне Яковлевне заниматься с Женей индивидуально, давать частные платные уроки по вечерам и в выходные. Она отказалась. А вот Вероника Эдуардовна согласилась.

Мама Стасика в конце зимы выразила возмущение тем, что Стасик до сих пор не может поболтать по телефону с родственниками по-***ски, хотя им хвалились, что ребёнок ходит в специализированный садик. Она попыталась сманить сначала Нину Ивановну, потом Анну Яковлевну в гувернантки к Стасику, но те, несмотря на тёплую привязанность к ребёнку, отказались.

Теперь в садике нет ни ночной группы, ни кастелянши, ни медсестры, ни логопеда на полный день, ни методиста, ни дворника. Есть: медсестра, логопед, психолог - все на четверть ставки, охранники (круглосуточно), новый тренер Валентина и всё та же уборщица Надя, хотя новое здание по площади вдвое больше старого.

Вот в таком детском саду находится описываемая на этом канале группа «Дюймовочка», которую посещают уже знакомые вам дети.

И теперь, зная всё, вы можете представить:

что чувствуют родители, которые записали детей в языковой садик,

что чувствуют те, которые записали своих детей в новый садик с бассейном рядом с домом,

и что чувствуют те, которые привели своих детей в садик с хорошими отзывами на социализацию среди «приличных нормотипичных».

А встретились все в одной группе.

Ничьи ожидания не оправданы.

Кому от этого хорошо?..

                17.04.2021

Дорогие читатели! О том, как проходит жизнь в группе «Дюймовочка», вы сможете узнать в следующих публикациях.