День учителя... школа...

День учителя отмечали широко. Остальные праздники – 7-ое ноября (пока не отменили), Новый год, 8-ое марта, 1-ое мая, День Победы – праздники школьные, то есть с ребятами.
А в День учителя собирались педагоги вечером «для себя». Профком выделял деньги, повара готовили еду, профсоюзный актив накрывал столы и, заодно с самыми активными учителями, готовил  выступление-концерт, что-то вроде театрального капустника. Писали сценарий, переделывали старые песни на новый лад, мастерили костюмы.
То, что я застал: выпивали чисто символически, почти все готовили номера и веселья было много и много было танцев и было много талантов, которые в обычных школьных буднях совсем исчезали.
Каждое методобъединие (русского языка и литературы, математиков, начальной школы и т. д.) готовило своё обширное зажигательное  выступление.
День учителя – праздник так праздник, без пафоса, исключительно для себя.

Мне запомнился первый.
Кстати, в Точильном тоже отмечали День учителя, но коллектив там был небольшой. Было что-то вроде деревенских посиделок.
Сидели за столом, культурно выпивали и закусывали. Еда была настоящая, деревенская, и разговоры вели о самом обыденном. О чём говорят учителя, когда собираются более одного? О школьных проблемах, об учениках, уроках, планах и т. д.
А мне запомнился первый День учителя, когда я пришёл работать в четвёртую школу. Месяц отработал, и – пожалуйте – праздник.
Людмила уже здесь работала лет семь, знала, что за коллектив, кто какой и что почём. Соответственно и я знал: какая администрация, учителя, ученики.
Надо сказать оценки Людмилы состояния и учебного процесса и педагогического коллектива в целом не расходились с моими, по мере того как я нарабатывал педагогический стаж и педагогический опыт.
Отличие было в том, что Людмила – так её воспитали в интернате – боролась за справедливость правду на земле, а я давно понял, что нет правды на земле и нет её и выше, и потому после всяких суетных дел уходил в лес.
В школе мы с Людмилой работали рука об руку, не просто помогали друг другу, но и защищали, отстаивали друг друга и позиции друг друга в школьных сложностях и конфликтах. А их более чем хватало.
Вечером, когда мы дома собирались за ужином всей семьёй, Людмила рассказывала мне, что произошло в школе, хотя и я сам из этой же школы только что пришёл. Но – удивительное дело – у Людмилы новостей и всяких приключений было гораздо больше, чем у меня. У меня уроки, как уроки, что-то получилось, что-то нет, а у Людмилы каждый школьный день как роман-эпопея. Ещё в детстве я подметил такую особенность: мама приходила с работы и примерно с час рассказывала папе, что и как у неё за день было и произошло. А я удивлялся: у папы работа как работа,  а у мамы всякие страсти-мордасти.
Так что я Людмилу выслушивал и понимал – надо выговориться. Да и на самом деле, у Людмилы и уроков было больше, и они были сложнее и в плане подготовки и проведения, да ещё классное руководство и всяческие дополнительные обязанности.

Школьная жизнь – двадцать четыре часа в сутки, голова идёт кругом и во всяких разных направлениях. Особенно в первый месяц, когда я вновь входил, вживался в школьную жизнь.
И вот – маленькая пауза, маленький передых, небольшое отключение – праздник, День учителя.

В столовке накрыты столы, женщины прекрасны, администрация заодно с народом, все немного сдержаны и очень взаимно-вежливы, официальны и торжественны.
Всё – праздник пришёл. Сначала чинно-благородно официальная часть, какие-то слова администрация произносит, потом застолье вперемежку с выступлениями.
Я с давних-давних пор за трезвый образ жизни, за разумный. за здравый образ жизни, но без фанатизма.
Хорошо, когда по чуть-чуть, по рюмашечке  и – оковы официальности спадают, лица добреют, а душевность является наяву.
Я говорю о людях, а есть нечто такие, из которых начинает лезть всякая дрянь и мерзость. О них – вне человеках – не говорю, очень даже не хочется.
Итак, по рюмашечке, или кто сколько может, ещё по одной и закуска – женское рукоделье – какие-то смешные салатики, но самое главное блюдо – гуляш с картошкой – король праздника. А почему король праздника будет понятно позже.
Выпиваем и закусываем, но ведь не за ради этого собрались, таланты и поклонники на месте, пора и таланты показать и проявить себя во всей красе.
Мы с Геной (завучем по воспитательной работе) в пионерской форме с барабаном, горном и кто-то ещё со знаменем сдаём рапорт директору школу:
чествование педагогов начинается. Звучат душещипательные стихи и переделанные песни о всяких школьных событиях, вдохновениях и несуразностях.
Опять же мы с Геной в качестве больших артистов с большим энтузиазмом исполняем лучший номер всех времён и народов: юные и солидные училки что-нибудь споют о  трудностях школьных, а мы с задором и энергично про своё:
«Опять от меня сбежала
Последняя электричка
И мы по шпалам, опять по шпалам
Идём домой по привычке.»
И уже во всю силу лёгких выдаём прекрасное -
«Ла-ла-ла-ла-ла-ла-е-ей…» повторяя бесчисленное количество раз.
Особенно удаётся, как нам кажется, последнее «ее-ей» -
наше наивысшее достижение певческого и артистического искусства.
Снова женщины-красавицы поют о проблемах,
а мы с Геной за своё:
«Опять от меня сбежала
Последняя электричка
Е-её…»
И так раз десять-двенадцать, некоторые уже лезут под стол от внутренних коликов и наружного смеха, а мы с Геной на гребне волны.
Надо сказать, что как раз перед моим приходом сменился в школе директор.
Что-то ей поначалу и толковое сделать хотелось. В коллективе учительском произошёл раздрай: кто за авторитарный подход в обучении, кто за демократичный. Естественно, ветераны за опробованные методы и меняться никак не желают, а часть, в том числе и мы, конечно же за новые подходы и не потому, что за новизну ради новизны, а так рутина школьная угнетает – дышать нечем. Но вот как-то на Дне учителя все эти страсти-мордасти ушли в сторону, а веселились все и очень даже дружелюбно или делали вид, что веселятся.
Вечер продолжается, продолжаются выступления, начинаются танцы до упаду. Я люблю танцы, я люблю движение, когда голову напрочь сносит и не остаётся даже физического тела,  а только одно – движение. Какой великий танцор ушёл из меня  безвозвратно! Какая во мне жаль! Танцевать до самой последней частички в себе, до бездыханности, до окончательной слитности с миром, до умопомрачения, танцевать –жить…Танцевать каждый раз как в последний раз…
Врубить, как говорит мой миньярский товарищ Вова Ч., что-нибудь забойное
из забытых времён – рок-н-ролл – и забыть про всё…
Танцуют – все! 
Но кое-кто, недовольный современной школьной политикой понемногу удаляется с вечера, что вообще-то не очень приветствуется.
 Народ веселится, но чего-то не хватает. Чего? Баяна! Я тоже тихонько домой исчез, благо дом рядом, баян в руки и опять в школу, абсолютно адекватный, но на большом подъёме. О, я это люблю: стон, визг и восклицания – с места в карьер – «Цыганочку с выходом» - беспроигрышный вариант – народ в упоении и буквально от ощущения полноты жизни сходит с ума, а я баян не жалею, как будто играю в последний раз, рву меха – гуляй, душа, на все стороны.
Дело к полуночи. Уже кое-кто и расходится, но самая активная и довольно-таки  приличная часть педагогов ещё только подходит к апофеозу праздника.
И в школе уже нам тесно. Ещё проблема: поели и попили почти всё, но остался целый бачок гуляша и картофельное пюре. Кто-то это пюре в гуляш бухнул, перемешали, - очень даже аппетитно, но что делать дальше?
Настроение очень у нас дружественное, как-то нам даже жаль, кто сейчас не с нами и пораньше ушёл то ли обижаться, то ли не признавать.
-А давайте их навестим!
Все сразу дружно согласились, потому что расходится ну никак не хочется.
Выходит из школы процессия. Люди и люди, при нас бачок с гуляшом, который гордо и с большим достоинством несёт Андрей, учитель по труду, мужик крепкий и выносливо сильный, - такой не подведёт.
При мне баян. В голове и руках – воодушевляющая музыка.
По ночному городу двигается замечательная процессия с гуляшом во главе и с чувством, осознанно пережитом, поёт:
«Вставай, проклятьем заклеймённый…»
Но ещё более вдохновенно, так как надежду на светлую жизнь в людях никак не истребить, у нас звучит: 
«И Ленин такой молодой,
И юный октябрь впереди…»
К кому-то, кто уже совсем спал, мы заходили, угощались, ели гуляш, чисто символически выпивали. поздравляли с праздником и шли дальше.
Библиотекарь, женщина бальзаковского возраста, всё умилялась и восхищались:
-Ах, как хорошо, ах, какой праздник, ах. какие все хорошие, ах, ах и ах!
Мы то же восхищались и шли дальше.
Главная фраза, когда мы выходили из очередной квартиры:
Гуляш взяли, бачок не забыли?
Андрей был при бачке, а бачок при нём
А баян был всегда при мне.
И мы пели и «Ой, мороз, мороз», и «Живёт моя отрада», и лихо пели и отстукивали «Коробейники» и «Цыганочку с выходом», но была ещё одна «коронка».
Мы ко всем и случайным прохожим и к хозяйкам квартир, которые мы посетили по воле праздничного случая и к администрации, которая, частично, была в наших рядах, а не отдельно,  обращались с одинаковой песней-просьбой «Помоги мне» и под это душещипательное и залихватское танго танцевали и пели.
«Помоги мне» - танго про всё и навсегда. Тут самоважнеющее – интонация.
А интонация у нас была и мы выдавали её на гора:
Помоги мне!...
Играл я напропалую, во всю силу души, растягивал меха и содвигал их со страстью,  но червь грыз меня. Какой!
Я понимал, что завтра наступит завтра, что всё вернётся на круги своя, что опять продолжится, продлится рутина  обыденных дел и никогда нам не стать людьми соборным. Хорошо, что хоть намёк есть.
Я понимал, знал, вот ту минуточку, одну из немногих, которые наперечёт, на вершине, взлёте духовного подъёма, когда в студенческий Новый год мы с Шурой, товарищем по общежитской комнате, в два баяна шли на новогоднюю площадь, а народ мало-мало нас на руки  не поднимал.
Когда все мы –люди – были вместе и единосущны, когда мы не просто понимали друг друга, мы были одно целое и в тоже время – человеки сами, не слитно, но и не раздельно, то мгновение духовного единения – никогда больше не повторится. Но может быть это тоже была иллюзия, как и всё в этом мире, как и сам мир. Может быть…
Итак, мы шли по городу и заходили к тому. к кому нам пожелается. Выпивали по чуть-чуть, закусывали гуляшом и шли дальше. И гуляш был при нас, и мы продолжали петь и танцевать.
Наутро я обнаружил, что мой пиджак – прекрасный югославский  пиджак,
в котором я – выглядел,  почему-то частично остался пиджаком, а частично превратился в гуляш. Людмила, естественно поворчала, но восстановила в пиджаке прежнюю бодрость.
А баян – в целости и сохранности и по сей день музыкален.
Славно мы погуляли, славно.

С давних пор  я, как и Людмила, не очень приветствуем праздники, кроме Дня Победы, шумиху и суетливость вокруг и около красных дней календаря, а вот готовиться к ним – прекрасное занятие.
Мы не отмечаем дни рождения, а чего их отмечать?
А любим мы с Людмилой праздник неподготовленный, как нечто случайное.
Встретились хорошие люди  - как добро и светло поговорить по душам…
Среди всех бессмысленностей, что может быть лучше сердечной беседы…

И тот, первый День учителя, так запомнился, запечатлелся, потому что во многом был «случайным», импровизационным.
И если бы не Великий поход с гуляшом по городу и воодушевительное распевание песен, гостевание у гостеприимных хозяев, что бы тогда от него осталось?
Праздник – душа распахнута, все люди – братья, и такие братья-сёстры, что и спеть сердечно горазды  и станцевать, и жить…
и ничего не жаль, и мир прекрасен…