Третья половина

Жизнь моя на удивительных началах построена. Великий момент существования состоит из множества вкраплений в памяти – воспоминаний. Живое создание наполняет трудом своим мир. Хотя какой же труд это, коли направленность у него другая. То – действие. И действие продвигает. Вперёд-назад продвигает. Как в зеркале одно отражение на одно зеркало, так и в одном целом две половины. А если допустить, что есть непознанное третье и что третье это за гранью понимания нашего, может ли третье быть своего рода извращённым состоянием целого? Поделённое инверсивное отражение направлено на сущность, а если направить его вовне, какой вид примет сущность?

Наше тело, наше сознание… наша душа? Хранилище ли это запретных воспоминаний, затерянных в пучине бескрайних, но совершенно ограниченных мыслей? Если набор мыслей – поток подобно реке, то может ли он испаряться, например, под влиянием стресса? Раз жар уличный нагревает, то жар телесный также разгорячает существо до такой степени, что и он конденсат оставляет на теле своём, а оставляется ли ещё что-то? След подобно выдыхаемому углекислому газу, вмятинам на песке от ног, колебаниям на воде от плавающих субстанций и дождя…

Колеблется ли наша память? Звуки активизируют наше воображение, взывают к потаённым страхам. Шорох! Стук! Всплеск в тишине! Голос там, где никого нет, кроме одного лишь человека. Тебя самого. В голове ли этот голос? Не выдумка ли он извечного надумывания, торжества креации? Истирается грань, которая разделяет прямое от неровного, - перемешивается в голове всякая суть вещи, да так, что ступор начинается; остановишься так на дороге, волнуешься, не понимаешь: что же вылетело из головы? А оно, это самое важное, так и забыто, и думаешь, что проблемы сейчас начнутся. А проблемы задолго начались, только о них ни слова в голове нашей. Фантом, что с собой несут страх. Ужасающий и неумолимый, располагающий к себе лишь тени забвения. А уж они коварны, гнетут вокруг лежащее да дремлют с надеждой однажды весь свет поглотить. Жизнь покрыта туманом…

Да, жизнь покрыта густым туманом. Вчера было таким. Или таким-то? Каким же было оно, если туман поглотил даже крупицу грязную, прелую, которую из гречки достать, покопавшись. Зёрна от плевел! И действительно. Не остаётся живого места, когда прошлое сгребаешь и сжигаешь, и пустота. Но пустоту мы заполняем ложью, сиюминутной, но крепкой.

Вот сундук с воспоминаниями. Может, пришло время его открыть? Пришло, да ещё как! Фотографии, игрушки, поделки. Это я? На себя не похож. Я постарел, очерствел, как всякий хлеб со временем. Где моя душа теперь? Такой открытый и доброжелательный ранее, сейчас не более, чем отголоски во мне пышут той задорностью, с коей выполнял я любимые мне дела. Память возвращается. Но надолго ли? Пока новые события не окажутся поверх жизни.

Мои записи небрежны, но сложены с такой заботой, что детище явно в сохранности долгие лета будет. Тик-так, тик-так – песочные часы вторят рассыпающимся на дно песком. Жизнь уходит также, возможно, сыплется на части тело наше, смутно напоминая о пережитых днях: этот песок чёрный, навредили другому словом или делом и запятнали душу свою; этот, напротив, белый, спасение принесли и так обелили себя. Перемешивая песок этот, мы размышляем над прошлым, осуждаем себя, корим – «А вот если бы…, всё было бы хорошо!» - но нет, содеянное наглухо вошло в мир, вплелось, вцепилось, как кошка в дерево, и исчезнуть может, только если само отвалится, само как-то забудется. Поступками ли перекрыть одними полосу тёмную можно?

Одним прошлым жить больно. Волей-неволей сталкиваемся, в окно ли смотря или увидев краем глаза знакомое что, с реальностью. Сразу пронимает. Что ж, сегодня мне нужно к врачу.

Сходил. Потерять память словно начать жизнь заново, будто закинули на остров с посланием: «Ну, вы хотя бы живой». Но так ли не страшно это, как кажется? Снова и снова знакомиться с теми, кого уже знал с рождения, с детства… Насколько это может надоедать, невозможно и понятия иметь, такое неприятно лишь тем, с кем знакомиться, а для человека забывчивого в новинку каждый раз. Разве что некоторые закоснелости остаться могут.

Письмо. Не выходит из моей головы, как ни старайся. Письмо… оно до сих пор лежит в ящике стола. Нижнем. Его никогда уже не отправят. И нет возможности вспомнить, кому оно было адресовано и даже от кого оно. Сожгу его. Сожгу, чтобы никогда прошлое больше не касалось меня.

Огонь от жизни лишь палит меня, так почему б потухнуть оному огню не пожелать скорее – тогда и жизнь моя окажется темнее. От силы света и во страха омуте стеная, я поражён: тому разлука с чувствами презренная и злая покажется родною и желанной, кого по юности былой во время неудавшейся любви гоня, любимый человек отвергнул действием не по желанью своему, а волей случая и, сам того не зная, оставил рану – разлука так избавит от напоминанья, что человек подобный здесь существовал.