Могло быть и хуже

Когда я пришла в себя от шока, поняла, что лежу на земле лицом верх. Первой мыслью было радостное «Получилось!». Но затем мною овладело беспокойство: «Почему я на земле? Что случилось?». В этот момент я не до конца осознавала ужас произошедшего.

***

В советское время было принято посылать студентов на сельхозработы. Вот и нас после первого курса отправили в один из подшефных совхозов Подмосковья, где нам предстояло работать в поле. Но оказалось, что мы должны были готовить сами еду и выполнять всевозможные работы на кухне. Желающих на эти работы не нашлось. Кому охота вставать раньше всех, чтобы приготовить завтрак, а потом весь день возиться с посудой, обедом, ужином?

Мы, четыре неразлучные подруги, тоже не горели желанием вкалывать на кухне, но после перепалок выбор пал на нас, поскольку мы жили в общежитии и имели хоть какое-то представление о готовке. Нам пришлось согласиться. Два наших сокурсника вызвались помочь - носить воду, колоть дрова, топить печь, чистить картошку... Со временем удалось наладить работу так, что она перестала быть тягостной. Мы успевали даже немного отдохнуть, пока ждали возвращения остальных с поля.
Кухня была сбита из досок, а в центре размещалась большая кирпичная печь с четырьмя чугунными конфорками. На ней в огромных кастрюлях мы готовили еду.

***

В это утро я как обычно пошла на кухню, чтобы подогреть воду для каши.
Кто-то уже успел растопить печь, да так сильно, что чугунные конфорки раскалились докрасна. На одной из них стоял 40-литровый бидон из-под молока, в котором мы обычно грели воду для чая, и трясся, издавая непонятные жуткие звуки. Я остановилась в дверях, пытаясь понять, в чем дело.
Бидон был плотно закрыт крышкой с прижимной защелкой и как будто раздулся, а дно его выгнулось так, что он слегка раскачивался как Ванька-Встанька и пугающе гудел и дребезжал. Опасаясь, что он может взорваться в любой момент, я не рискнула подойти ближе. «Какой дурак защелкнул крышку? Даже не наполнил водой, - недоумевала я. – Не дай бог рванет, разнесет все вокруг».
Огонь был такой сильный, что уменьшить его сразу не удалось бы, даже если кто-то рискнул это сделать. А звук, исходящий от бидона становился все более угрожающе-устрашающим. Как назло, рядом никого не было. «Что-то надо делать! Думай! Думай! Думай!» - пытаясь найти выход из этой пугающей ситуации, поторапливала я себя.
«Надо освободить защелку и выпустить пар, - осенило меня. -  Главное – сбросить давление в бидоне».
Мне эта идея понравилась. Дальше все пошло как по маслу. Откуда-то у меня в руках оказалась длинная палка, и я, приняв в дверях удобную стойку, чтобы в нужный момент убежать, если струя пара долетит до меня, дотянулась палкой до защёлки и поддела её снизу. Как ни странно, легко удалось приподнять её, и… одновременно с оглушительным шипением и свистом от вырвавшегося из бидона пара я услышала свой истошный крик. Затем – как будто всё вокруг провалилось в тишину.

Когда я пришла в себя от шока, поняла, что лежу на земле лицом верх. Первой мыслью было радостное «Получилось!». Но затем мною овладело беспокойство: «Почему я на земле? Что случилось?».

Глаза не открывались. Веки слиплись, как будто они были заляпаны чем-то клейким, вязким. Я провела рукой по лицу чтобы освободить глаза  и наткнулась на непонятную субстанцию, противную на ощупь - мягкую, слизкую, влажную, горячую и податливую – легко отходящую от лица, которую со страху я приняла за отслаивающуюся кожу. Ужас охватил меня, и новый истошный крик застрял у меня в горле: «Лицо!!!»

Мгновенно перед моими глазами замелькало мое лицо в ожогах и шрамах, тело обмякло в бессильном ужасе, сердце похолодело от мысли, что кожа лица обгорела и превратилась в месиво. С усилием разомкнув веки, я обреченно поднесла это влажное и горячее  «нечто» к глазам. Увидев что-то белесое в розовую крапинку, я не сразу поняла, что это всего-навсего размокшая от горячего пара и потерявшая форму капроновая косынка, которая сползла мне на лицо. Я продолжала лежать на земле, ещё не до конца веря, что всё обошлось. «Повезло! Могло быть и хуже, - ликовала я, и, глядя в бездонное небо, не преминула шепнуть - Спасибо!».

Немного придя в себя, я встала, отряхнулась и краешком глаза увидела, что в мою сторону бегут люди. Успела удивиться тому, что я лежала в метре от дверного проема, где стояла перед падением. Но тут мне стало ни до чего.
 
Резкая невыносимая боль в руках заставила меня обратить внимание на них. Кожа предплечья с тыльной стороны была кроваво красной и пузырилась на глазах, приобретая белесо-серый оттенок. Не дождавшись, пока хоть кто-нибудь добежит до меня, я вдруг сорвалась с места и понеслась, не разбирая дороги, вытянув согнутые руки перед собой. Встречный поток воздуха овевал их спасительной прохладой. Я бежала, превозмогая нестерпимую боль, а со всех сторон спешили в мою сторону люди и что-то кричали. Я хотела остановиться, но боль усиливалась, и я вынуждено бежала дальше. Наконец, меня кто-то настиг и остановил. Подоспели и остальные. Как ни странно, с этого момента я самоустранилась от своих ожогов и смотрела на происходящее как бы со стороны.

С согнутыми руками меня усадили в машину и повезли к врачу. Врач опешил и сначала не знал, как ко мне подступиться. При виде пузырей и кусочков обожженной кожи, свисающих с моих рук и он, и мои сопровождающие с таким состраданием смотрели на меня, что мне их стало жалко, и было впору их успокаивать. К этому времени я уже привыкла к боли и с интересом ждала,  что будет дальше.

Наконец, врач взял лопаточку и очень осторожно начал соскребать лохмотья и пузыри в металлическую плоскую посуду, время от времени поглядывая на меня. Я никак не реагировала. Мои сопровождающие отворачивались, настолько невыносимо было им видеть это. Врач всё соскреб, обработал места ожогов антисептиком (я решила, что это перекись водорода) и не совсем уверенно обратился ко мне:
- Раны обширные и глубокие. Я обработаю их мазью и забинтую. У вас есть возможность ходить на перевязки?
- Да, да, - хором вместо меня ответили мои сопровождающие.
Врач забинтовал мои руки от локтя до кистей. Поскольку кисти и пальцы не пострадали, я была не совсем беспомощной,

В течение месяца я ходила с забинтованными руками, вызывая сочувствие и вопросы окружающих. Во время перевязки боли были жуткие, но с каждым разом, по мере заживления ран, они чувствовались все меньше и меньше. Уже к началу учебного года повязки сняли. На месте ожогов появилась тонкая нежная розовая кожа без шрамов.
 
Раньше я думала, что боль от ожогов перенести невозможно и страшилась этого. И как будто кто-то послал мне испытание, чтобы я преодолела свой этот страх.

9 мая 2023 года
Москва
фото из личного архива