Могло быть и хуже - в подшефном совхозе

Когда я пришла в себя после шока, поняла, что лежу на земле лицом верх. Первой мыслью было радостное «Получилось!». Но затем мною овладело беспокойство: «Почему я на земле? Что случилось?». В этот момент я не до конца осознавала ужас произошедшего.

***

В советские времена было принято отправлять студентов на сельскохозяйственные работы. Вот и нас после первого курса направили в один из подшефных совхозов Подмосковья, где мы должны были работать в поле.
Однако выяснилось, что мы должны были сами готовить еду и выполнять все работы на кухне. Желающих на эти работы не нашлось. Кому захочется вставать раньше всех, чтобы приготовить завтрак, а потом весь день заниматься посудой, обедом и ужином?

Мы, четыре неразлучные подруги, тоже не горели желанием вкалывать на кухне. Однако после бурных дебатов выбор пал на нас, поскольку мы жили в общежитии и имели хоть какое-то представление о готовке. Нам пришлось согласиться.
К счастью, два наших сокурсника вызвались помочь - носить воду, колоть дрова, топить печь, чистить картошку... Со временем нам удалось наладить процесс так, что работа перестала быть тягостной. Мы успевали даже немного отдохнуть, пока ждали возвращения остальных с поля.

Кухня была сбита из досок, а в её центре стояла огромная кирпичная печь с четырьмя чугунными конфорками. На этой печи мы готовили еду в больших кастрюлях.

***

В это утро я как обычно пошла на кухню, чтобы подогреть воду для каши.
Кто-то уже успел растопить печь, да так сильно, что её чугунные конфорки раскалились докрасна. На одной из них стоял 40-литровый бидон из-под молока, в котором мы обычно грели воду для чая. Он трясся и издавал непонятные жуткие звуки. Я остановилась в дверях, пытаясь понять, что происходит.

Бидон был плотно закрыт крышкой с прижимной защелкой и как будто раздулся. Дно его выгнулось так, что он слегка раскачивался, словно Ванька-Встанька. Он пугающе гудел и дребезжал. Опасаясь, что он может взорваться в любой момент, я не рискнула подойти ближе.

«Какой идиот защелкнул крышку? Даже не наполнил водой, - недоумевала я. – Не дай бог рванет, разнесет все вокруг».
 
Огонь был такой сильный, что уменьшить его сразу же не удалось бы, даже если бы кто-то рискнул это сделать. А звук, исходящий от бидона становился все более угрожающим и пугающим. Как назло, рядом никого не было.

«Что-то надо делать! Думай! Думай! Думай!» - подгоняла я себя, пытаясь найти выход из этой пугающей ситуации.
 
«Нужно освободить защелку и выпустить пар, - осенило меня. -  Главное – сбросить давление в бидоне».
 
Мне эта идея понравилась. Дальше все происходило как в тумане. Откуда-то у меня в руках оказалась длинная палка, и я, приняв удобную стойку в дверях, чтобы в случае опасности убежать, дотянулась палкой до защёлки и поддела её снизу. Как ни странно, мне легко удалось приподнять её, и… одновременно с оглушительным шипением и свистом от вырвавшегося из бидона пара я услышала свой истошный крик. Затем всё вокруг как будто провалилось в тишину.

Когда я пришла в себя после пережитого шока, то обнаружила, что лежу на земле лицом верх. Первой моей мыслью было радостное «у меня получилось!». Но затем мною овладело беспокойство: «Почему я на земле? Что произошло?».

Глаза не открывались. Веки слиплись, как будто они были заляпаны чем-то липким и вязким. Я провела рукой по лицу, в попытке освободить глаза, и почувствовала под пальцами непонятную субстанцию. На ощупь она была противной -  мягкой, слизкой, тёплой и податливой. Она легко отходила от лица, и я со страху приняла это месиво за отслаивающуюся кожу. Ужас охватил меня, и новый истошный крик застрял у меня в горле: «Лицо!!!»

Мгновенно перед моими глазами замелькало мое лицо в ожогах и шрамах, тело обмякло в бессильном ужасе, сердце похолодело от мысли, что кожа лица обгорела и превратилась в кашу.
С усилием разомкнув веки, я обреченно поднесла это влажное и липкое  месиво к глазам. Увидев что-то белесое с розовыми крапинками, я не сразу поняла, что это всего лишь размокшая от горячего пара и потерявшая форму капроновая косынка, которая сползла мне на лицо.

Я продолжала лежать на земле, всё ещё не веря, что всё обошлось. «Повезло! Могло быть и хуже», - ликовала я, и, глядя в бездонное небо, не преминула шепнуть: «Спасибо!».

Придя в себя, я встала, отряхнулась и краем глаза заметила, что ко мне бегут люди. Я удивилась, что оказалась в метре от дверного проёма, где стояла до падения. Но тут же забыла обо всём, потому что мне стало не до чего.

Внезапная острая боль в руках заставила меня обратить на них внимание. Кожа на тыльной стороне рук до локтей  была кроваво-красной и пузырилась на глазах, приобретая белесо-серый оттенок. Не дожидаясь, пока кто-то добежит до меня, я сорвалась с места и понеслась, не разбирая дороги, вытянув согнутые руки перед собой.

Я бежала, превозмогая нестерпимую боль. Встречный ветер обдавал обожжённые руки спасительной прохладой, притупляя боль. Со всех сторон спешили в мою сторону люди и что-то кричали. Я хотела остановиться, но боль усиливалась, и я вынуждена была бежать дальше.
 
Наконец, кто-то догнал меня и остановил. Вскоре подоспели и остальные. Удивительно, но с этого момента я словно самоустранилась - перестала ощущать боль от ожогов и как будто наблюдала за происходящим со стороны.

С согнутыми руками меня усадили в машину и отвезли к врачу. Врач опешил и сначала не знал, как ко мне подступиться. Увидев пузыри и облезшую кожу на моих руках, он и мои сопровождающие с таким состраданием смотрели на меня, что мне их стало жаль. Было впору мне их успокаивать. К тому времени я уже привыкла к боли и с любопытством ожидала, что будет дальше.

Наконец, врач взял лопаточку и очень осторожно начал счищать остатки кожи и пузыри в плоскую металлическую ёмкость, время от времени поглядывая на меня. Я никак не реагировала. Мои сопровождающие отворачивались, не в силах вынести это зрелище.

Врач закончил свою работу, обработал ожоги антисептиком, который, как я предположила, был перекисью водорода, и не очень уверенно обратился ко мне:
- Раны очень глубокие и обширные. Я обработаю их мазью и забинтую. У вас есть возможность приходить на перевязки?

- Да, да, – ответили за меня мои сопровождающие.

Врач забинтовал мне руки от локтя до кистей. Поскольку кисти и пальцы не пострадали, я могла ими шевелить и была не совсем беспомощной.

В течение месяца я ходила с забинтованными руками, вызывая у окружающих сочувствие и вопросы. Во время перевязок боль была невыносимой, но с каждым разом, по мере заживления ран, она становилась всё менее ощутимой. Уже к началу учебного года повязки сняли. На месте ожогов появилась тонкая нежная розовая кожа без шрамов.
 
Раньше я думала, что боль от ожогов невозможно терпеть, и очень боялась её. Но, кажется, кто-то свыше послал мне это испытание, чтобы я смогла преодолеть свой страх.

9 мая 2023 года
Москва
фото из личного архива