Трамвай семнадцатого года

Всюду ходили солдаты с оружием. Часто они ходили по десять-двадцать человек, бывало я видел троих, но и если я видел одного у него тоже на плече была винтовка. Повсюду кричали, повсюду пели, повсюду звучали выстрелы. Я не хотел думать о расстрелах. Конечно на улицах то и дело кого-то расстреливали. Я вошел в трамвай. В трамвае было холодно. Печка не топилась, не было дров. На полу лежал грязный снег. В трамвае ехали солдаты и один моряк. Их было четверо. Они что-то живо обсуждали. Я зачем-то сел рядом с ними, хотя в трамвае больше никого не было. Я невольно принялся смотреть на них и слушать. Из их разговора я понял, что один из них узнал филера из охранки, и убеждал, приводя факты, что этот переодетый в моряка немолодой мужчина, хорошо ему знаком, и сейчас пытается улизнуть из Петербурга. «Моряк» сидел молча, и смотрел на солдат, стараясь сделать свой взгляд и положение тела равнодушным. Один из солдат посмотрел на меня, и от его взгляда мне стало жарко, но он, глядя на меня, видимо думал совсем не обо мне. Он принимал решение. Лицо его «горело» болезнью почек. Я подумал, что сейчас он прикажет остановить трамвай и попросит бывшего сотрудника охранки следовать за ним, что будет потом я думать, откровенно, боялся. Но команды не последовало. Вместо этого «моряку» предложили встать в проходе и разоружиться, если при нем имеется оружие. «Моряк» медленно поднялся, и встав в проходе рядом с дверью, развел руки в стороны приглашая себя обыскать. Я смотрел на все происходящее машинально и даже механически, я смотрел просто потому, что это происходило на моих глазах. Один из солдат обыскал, охлопывая, и проверяя карманы, достал перочинный нож, пачку папирос, и какой-то документ. Раскрыв его он принялся, с улыбкой удивления, показывать его своим коллегам. «Моряк» стоял не шевелясь, опустив руки. Одни из солдат медленно передернул затвор на своей винтовке и направил её на «моряка», целясь в грудь. Не прошло и секунды как грянул выстрел. «Моряк» за мгновение до выстрела, когда уже винтовку навели на него, стал, теряя сознание, заваливаться набок. Солдат выстрелил в упор. «Моряк» упал головой к моим ногам. В моих ушах звенело, тошнота кружила мне голову, я перестал чувствовать руки, которые, только тогда я заметил, вцепились в железные поручни впереди стоящих сидений. Солдаты что-то обсуждали, перебивая друг друга, но это не был спор, это был формальный диалог. Трамвай остановился и солдаты, как молодые студенты, вышли из трамвая и стали закуривать у открытых дверей трамвая. Я ждал когда двери закроются и трамвай поедет дальше. Вышел вожатый и подойдя ко мне сказал:

- Придется выходить, сами видите-с что тут. Не поедем пока дальше.

Я посмотрел на «моряка» - он был мертв, сомнений не было.

- А ведь он узнал меня, - размышлял я идя по темной, засыпанной снегом, не чищенной улице. Надо принимать предложение Антона Францевича. Это происходит здесь, сейчас, это происходит с нами! Это происходит в России.