Зеркало

Это сказка, но не только для детей.

Зеркало было большое и новое – простой прямоугольник, вмонтированный в стену прихожей. Никого кроме своей хозяйки оно не отражало. Большую часть дня и ночь зеркало стояло закрытое занавеской-покрывалом, погруженное в сны-грезы, вспоминая и придумывая.

Воспоминаний было мало – все из стекольной мастерской, где оно появилось на свет, и, впервые себя осознав, услышало странный скрипучий голос, разносившийся по комнате и рассказывающий какую-то историю. По ходу сюжета из углов и с полок раздавался смех разных оттенков и звучаний. Наше зеркало растерялось, не зная, что первым начать изучать –смех зеркал и зеркалец, или слушать повесть, так забавляющую окружающих. Стало прислушиваться к смеху, а когда удовлетворило своё любопытство, перешло к историям, благо началась новая и старое зеркало, находившееся на реставрации, поведало следующее.

Расскажу я вам одну историю, давнюю-предавнюю, такую старую, что сейчас понять нельзя, наяву это было, или зародилась она в чьих-то снах-фантазиях, и как сказка пришла в этот мир.

Жили-были две сестры-погодки: статные, ладные, умелые, весёлые, и женихи у них объявились – молодцы хоть-куда; и венчание в один день состоялось. Только собрались над их землёй чёрные тучи, на границах ворог замаячил и ушли добры молодцы землю свою защищать, но с войны не вернулись.

А у сестёр тем временем родилось по мальчику – крепкому, здоровому да пригожему. Жили они в маленьком домике на окраине деревни, дружно, во всём помогая друг другу.

Однажды, поздней осенью, в ненастный вечер постучалась к ним старая женщина-скиталица – грязная и страшная. Но сёстры не испугались. Печь топленная, вода горячая – умыли, обогрели, одели в чистое, накормили и спать уложили, а бельё странницы выстирали. Странница быстро уснула. А сёстрам и мальчикам в ту ночь не спалось. Стал старший Мишанька мать расспрашивать – правильно ли чужого незнакомого человека так привечать? Липа, его тетка, и говорит: «Люди живому помогать должны, как оставить немощную старушку в холод и дождь на улице?»

– Но ведь в деревне много домов, пошла бы дальше, кто-нибудь пустил, почему мы?

Натолька, родившийся на три месяца позже Мишани, сидел и думал: «Кто прав: мама или брат?» Оба для него были большие авторитеты, и до этого случая таких разногласий в семье не было. Толик сидел, посматривал на тётю и ждал, что она скажет. Но тётя молчала, а потом коротко: «Ночь на дворе, спать пора». И дом погрузился в сон.

Утром распогодилось и подморозило. После завтрака стала бабуля собираться, да только сестры увидели – платьице летнее, лапти худые, котомка тощая – замерзнет бабка в дороге. Липа и говорит: «Куда ты пойдешь, зима на носу, оставайся, стакан молока и кусок хлеба в доме найдутся, не объешь, будешь нам вместо матери – мы с сестрой с детства сиротами росли – добрые люди нам помогли на ноги встать, вот мы им через тебя долг наш и вернём».

– Ну что ж, девонька, останусь да коровку попрошу, чтобы на два стакана больше молока давала, чтобы хлебушек пышнее поднимался, да куры лучше неслись – перезимуем.

Вечером Натолька услышал разговор Мишаньки со своей матерью.

– Мама, почему ты промолчала, когда тетя приглашала нищенку остаться у нас на зиму, ты же старшая и твоё слово главное?

– Не всегда старший самый умный да мудрый. Рано мы с сестрой родителей лишились – такие были как вы с Толенькой. Подумай, как прожить двум десятилетним сироткам, если они уважать и доверять друг другу не будут. Я всегда в хозяйстве лучше разбиралась, а Липа – в людях. Вот у нас с детства и повелось: по хозяйству – моё слово главное, а в людских отношениях – Липино. Ты слышал, чтобы мы когда-нибудь ругались или спорили?

– Нет, мама, и это меня всегда удивляло. Часто я другую картину наблюдаю: ругаются, кричат, спорят, да ещё погаными словами друг друга обзывают. А у нас в семье хорошо – мир и лад.

– Видишь, ты сам понимаешь, что в миру да в ладу человеку лучше жить, а чтобы так было, ты доложен и уступить, и промолчать, и гордыню свою смирить. Люби близкого тебе человека. Вот вы с Натолькой тоже ведь никогда не ссоритесь.

– Это потому, что я старший и он меня во всем слушается, - заулыбался Мишанька.

– А если перестанет слушаться, что делать будешь?

– Не знаю, – стал чесать голову Мишаня, – думаю до этого дело не дойдет, очень уж Натолька доверчивый да уступчивый. Он со всеми в деревне ладит, даже с дедом Митрием, которого все стороной стараются обходить, уж очень он злющий, да ругачий. А Натолька ничего, часто к нему ходит. И если честно, ведь дед Митрий, как Натолька с ним дружбу свёл, нам здорово по хозяйству стал помогать.

– Значит не такой уж и плохой человек дед Митрий – дела-то поважней слов будут.

– Выходит так, – согласился Мишаня.

На том разговор и закончился.

Через неделю Мишаня заметил, что Натолька свёл дружбу и с бабой Настей, их квартиранткой-приживальщицей. Только как не распалял себя Мишаня против бабули, ничего у него не получалось, да и поддержки он ни у кого не находил.

Баба Настя оказалась бойкой на дела; и в доме не только обузой не была, а стала настоящим подспорьем в их небольшом хозяйстве.

На следующий день после заселения бабули – корова повысила удои, а куры – количество снесенных яиц. Мишаня решил, что это случайное совпадение – в колдовство он не верил.

Баба Настя кроме бойкости в делах, обладала знаниями и умениями травницы-знахарки и быстро начала пользовать деревенских жителей, но не за «здорово живешь», но и не за деньги, а за то, кто что может дать или сделать, применяя принцип – я тебе помогла в твоей нужде, а ты мне помоги в моей. Людей такая плата очень устраивала – кто забор починит, кто дров наколет, кто медом расплатится, кто шерстью. А баба Настя ни от чего не отказывается – в доме всё пригодится.

Через месяц дом стал похож на склад. Бабуля оглядела приобретённое, головой покачала и говорит: «Пора заготовки в дело пускать, очень затовариваться тоже нельзя, а то скоро и развернуться негде будет». Оставила съестное да большой пук шерсти, а остальное, подрядив деда Митрия за половинный барыш с продаж, в город отвезла и продала.

Из города вернулась довольная, с прялкой и спицами; обустроила себе рабочее место и стала шерсть прясть; да так ловко у неё выходило, что сёстры, сначала всё посматривали, а потом попросили научить – и зимой закипела работа: напряли-навязали и кофт-жилеток, и носочков, и даже ковриков. Бабуля так наладила производство, что только успевай поворачиваться; все излишки шерсти по домам скупила, а изделия на продажу в город отвезла. Стала в доме звонкая монета сначала частым гостем, а потом и постоянным жителем. Никогда так изобильно сёстры не жили, хотя работали очень много. Но бабуля умела работать по-другому – у неё как у русской печки КПД (коэффициент полезного действия) был под сто процентов. Ничего не залеживалось, ничего не простаивало – всё кипело, бурлило и давало положительный результат.

Но надо отдать должное бабе Насте – она умела сочетать труд и отдых – никто на износ не работал; напряжение чередовалось с расслаблением, и у сестёр складывалось впечатление, что бабуля будто специально пришла в их дом, чтобы поправить хозяйство и принести достаток.

Так прошел год, и однажды осенью баба Настя достала из своей тощей котомки рваненькое платьице, встряхнула, проверяя, всё ли так, как надо и пошла в свою коморку. Вернулась, одетая по-походному – ветхое платьице, да поношенные лапти. Вся семья, не сговариваясь, собралась в доме, хоть час был довольно ранний. Посмотрела на всех бабуля, хитро прищурилась и говорит:

– Что-то я у вас загостилась, пора мне в дорогу. Спасибо вам за заботу и доброту, что приветили старую – хорошо мне с вами было. На прощание хочу вам подарочки сделать. Сестры, спрошу вас, что вы для своих сыновей желаете, только учтите, могу исполнить по одной просьбе. Давай, Фрося, начинай, что хочешь, чтобы с сыном твоим по жизни рядом шло?

–Деньги, – выпалила Фрося.

Мишаня заулыбался, закивал; заулыбалась и бабуля:

– Хорошо, будет жить богато твой сын, деньги у него всегда водиться будут.

– Ну а ты, Липа, чего для сына своего желаешь?

– Удачи.

– Что ж, дело хорошее. Натолька, удача надежный спутник по жизни. Ну а для вас, девоньки, я что-нибудь по дороге присмотрю, да с весточкой пришлю, когда получите подарочки, узнаете, что от меня.

На том и простились.

Через полгода по весне, нежданно-негаданно вернулись мужья сестер. На войне их контузило, они попали в плен, где провели без малого двенадцать лет. У Фроси от такого счастья чуть разум не помутился. А Липа прошептала: «Спасибо тебе, бабушка, не знаю, чем и заслужили такое счастье».

И началась для сестер новая жизнь. Мужья у них были справные, работящие. Перво-наперво построили два дома и зажили в любви и радости. Господь тоже возрадовался на небесах и подарил старшей сестре дочку, а младшей – сыночка.

Шло время, двоюродные братья из отроков превратились в молодых мужчин. Мишаня стал заправским купцом – дела и деньги сами плыли к нему в руки, и от этого он возгордился, решил, что всех умнее и оборотистее. И чтобы дела большие вершить, надумал посвататься к самой богатой невесте из купеческого сословия. И получил в приданное огромный денежный куш, только жену плаксивую, да рябую. Но золотой блеск скрывал все недостатки драгоценной супруги. И сынок у них народился – весь в маменьку, плаксивый, толстый да рябой. Десять лет семейной жизни и из Мишани сделали неповоротливого ленивца – зачем напрягаться? – можно нанять управляющих, да доглядывать за ними, лузгая семечки, деньги-то всё равно прибывают, и хорошо прибывают.

Но однажды приехала дальняя родственница жены из южного приморского городка и стала уговаривать поехать погостить – отдохнуть на море, да отведать фруктов, которые в средней полосе не водятся. У жены с сыном загорелись глаза, но глава семьи ехать отказался – за хозяйством глаз да глаз нужен – управляющие-шельмецы так и норовят обмануть да объегорить. Нет, не может Мишаня оставить дело, а жена с сыном в своём выборе вольны и могут поступать, как им хочется.

Через месяц вернулась таже родственница, в глубоком трауре вернулась, и повела какой-то путанный рассказ, из которого было понятно одно – жена и сын не вернутся – нет их больше на этом свете – утонули в море, катаясь в небольшой шлюпке под парусом. Ни тел, ни могилы, ничего от семьи не осталось – только деньги жены, многократно умноженные. И нахлынула печаль – ради чего же жить на белом свете? Ради денег? Но вон их сколько, а семья канула в Лету.

Неожиданно вспомнился двоюродный брат Анатолий, с которым не виделись со дня его свадьбы (восемь лет прошло), и решил Мишаня навестить брата. Накупил подарков, много накупил, знал, что у Анатолия семья большая – пятеро детей. Да и тётю с дядей надо чем-то порадовать. Родители Мишани погибли, а ведь все вчетвером по лесу на телеге в грозу ехали – дерево упало – Мишаниных сразу насмерть убило, а у Натолькиных – только небольшие царапины от веток – повезло.

Стал Мишаня подсчитывать (любил этим заниматься) – сколько раз Натольке в жизни повезло, да не по мелочам, а по-крупному. И вот что насчитал. Родители живы-здоровы, жена красавица, певунья и плясунья; пятеро деток – четыре пацана и дочка; живет зажиточно – конечно не так, как Мишаня, но в доме достаток, даже благотворительностью на местном уровне занимается; дети обучаются грамоте, а дочка еще музыке и танцам; дом в Москве имеется (приданное жены), да и по мелочам кое-что набралось. Стал думу думать – почему брат живет лучше? Ведь он много богаче, а вот счастья нет, да и если честно, то и не было; разве что в детстве, когда вчетвером с тетей и Натолькой безлошадными жили в захудалом домишке. А нальёт мать или тётя парного молока, ломоть душистого хлеба отрежет, по голове погладит, улыбнется – и ты счастлив. Что же сейчас-то не так? И понял, что двадцать лет (столько прошло после желания о богатстве) один золотой блеск в глазах и стоял и всё остальное собой заслонял и невидимым делал. Выходит, жизнь гораздо больше, чем деньги. Вот с такими мыслями-думами отправился Мишаня к родне.

В семье Натольки Мишане стало по-детски хорошо. И решил он поговорить с братом о своём будущем.

Анатолий внимательно выслушал и сказал:

– С деньгами нужно уметь управляться, а с большими деньгами и подавно ухо востро держать надо. Деньги в помощь человеку дадены. А тебя золотой блеск очаровал, в плен взял и стал тобой управлять. Сделал тебя ленивым, неповоротливым, жадным, может быть и завистливым.

– Что же мне делать, как дальше быть? Тошно мне стало жить на свете, а ведь тридцать лет всего.

– Вот и начни новую жизнь. Только во главу угла поставь не деньги, а любовь и дело. Приглядись вокруг, может кто глянется, тогда женись, новый дом построй и попроси небеса, чтобы твою жизнь сопровождали любовь и радость. Тогда и любая невзгода человеку не страшна, очень многое преодолеть он становится способен. Ты раньше только брал, а теперь отдавать учись. Может и жизнь твоя новыми красками заиграет.

Погостил Мишаня у брата, сил набрался и решил свою жизнь на новый манер обустроить. Вернулся в город, а ноги сами в сиротский приют понесли. И сразу наткнулся на малышку пятилетнюю, чумазую и на азиатку похожую. Узнал про девочку, что мать родами померла, а отец и вовсе неизвестен. Захотелось её удочерить – ведь всегда о дочке мечтал. Стал в приют приходить, чтобы с ребёнком получше познакомиться. Только, как не придет, его избранница таскает за собой трехлетнего пацанёнка; тот ничего не говорит, не кричит, только глазами огромными хлопает. Мальчик оказался немой, но Мишаня решил – видно такая судьба; разлучать двух одиноких детей, прилепившихся друг к другу не осмелился и усыновил обоих.

Купил дом, нанял экономку и начал сам свои дела купеческие вести. Экономка была строгая, но покладистая, с детьми быстро нашла общий язык и обрел Мишаня новый дом и новую семью.

Через год явил господь Мишане свою милость. Как-то играл он с детьми в саду после дождя, поскользнулся на мокрой траве и упал, сильно ударившись головой, настолько сильно, что сознание потерял. А когда очнулся, услышал крики ребенка: «Папа, папа, очнись, мы без тебя пропадем!» Открыл глаза и увидел своего Мишку, тормошащего его за рубашку. Мишаня от счастья чуть не задохнулся – Мишка заговорил – прав был врач, мальчика в детстве испугали, и он онемел, а сейчас от переживаний вновь обрел дар голоса. По такому случаю решил устроить семейный отпуск и махнуть в деревню к брату. «Вот родня-то удивится. – О своих переменах он никому не рассказывал. – Пора, пора своих отпрысков с родней познакомить». Он был абсолютно уверен, что и тётя с дядей, и Анатолий с женой будут за него искренне рады. А что сказано, то сделано. И если перефразировать русскую присказку, то можно смело сказать – деньги хорошо, а счастье лучше… – проскрипело старинное зеркало. Возразить на это было нечего, и мастерская погрузилась в сон.

Две недели наше зеркало слушало разные были и небылицы, также занимало его и посещение людей; хотелось поскорее увидеть хозяйку. Но визит откладывался.

В начале третьей недели к зеркалу подошла женщина в спецодежде, стала на поверхность брызгать чем-то пенным и приговаривать: «Товар нужно показывать лицом, ты хоть и новое, но за две недели запылилось, придадим тебе блеска», – и стала натирать поверхность сначала тряпкой, потом газетой. У зеркала от такой процедуры сбились все настройки, а когда смогло прийти в себя, отразило уже другую женщину – изящную, с правильными чертами лица, изысканно одетую, с укладкой – волосок к волоску, придирчиво вглядывающуюся в поверхность. Зеркало растерялось, - что так внимательно разглядывается и у кого ищутся изъяны – у него или хозяйка пытается обнаружить что-то невидимое глазу в своей наружности. Но скоро осмотр закончился и зеркало перенесло ещё несколько не очень приятных моментов – упаковку, погрузку, транспортировку, разгрузку, вознесение на 16 этаж с помощью какого-то движущегося ящика и водворение на постоянное место жительства.

Зеркало было молодое и неопытное, ему хотелось отражать, отражать и отражать – разное, интересное и познавать окружающий мир. Но его вмонтировали в стену и закрыли плотной тканью, погрузив во тьму. И лишь утром, а иногда вечером, ткань сдвигалась и перед зеркалом представала хозяйка, неторопливо разглядывающая и оценивающая сама себя. Потом занавеска опять закрывалась и зеркалу ничего не оставалось, как погружаться в сон-дрёму.

В такой ситуации хочешь не хочешь, а станешь философом. Есть другой путь – сойти с ума, но его зеркало решительно отвергло. И погружаясь во сне в мудрость мира, утешало себя китайской присказкой – нет, ни каждый день льёт дождь.