Малыш и Карлсон

Старик поставил чашку свежезаваренного чаю на подоконник, придвинул к окну стул и неуклюже уселся – смотреть на город. Это было одно из немногих развлечений Старика. Его квартира была в верхнем этаже, под самой крышей. Оттуда открывался замечательный вид – старый город, крыши, много неба, часто – серые облака. Старик часами смотрел в окно и думал о своем. Вернее сказать, почти не думал – мысли выходили короткими и нескладными, а стоило начать думать внимательнее, как они ускользали, разбегались, и от этого становилось неприятно. Гораздо проще было смотреть, как по улицам старого города стелется туман, как из низких серо-синих туч падает снег, еще было очень здорово смотреть на дождь. Старик не любил солнечные дни, от них болела голова, и становилось обидно – солнечные дни напоминали ему о чем-то, что потерялось навсегда, о том, чего он так и не успел. Он любил смотреть на дождь. Раньше, много лет назад, он считал, что дождь приносит ему вдохновение – он смотрел на дождь, а потом много рисовал, иногда – целую ночь подряд. Но это было очень давно. Тогда он был еще не Старик, а Сванте. Потом было много чего, по большей части – нехорошего. Старик не любил об этом вспоминать. Особенно – про больницы, где  Малыш Сванте исчез, а его место занял Толстый Свантессон, которого потом станут звать Старик. В неизмеримо далекие семидесятые его звали флагманом северного сюрреализма, говорили, что его картины, где полулюди – полумеханизмы, летали над крышами ночного Стокгольма, гениальны. Еще говорили, что нечисть, сплетенная из постельного белья и кухонной утвари, уродцы с глазами – пуговицами – это воплощение страхов и тревог современного человека. За его полотно «Очень Одинокий Петух», росчерк алой краской, словно плевок кровью в углу огромного пустого холста, сошлись в схватке не на жизнь а насмерть несколько престижных музеев современного искусства.  Еще было много алкоголя – он ведь северный парень, потомок викингов, и много наркотиков – такое было время, кроме того, Малыш Сванте был слабохарактерный, и легко попадал под влияние. Однажды они вместе с его тогдашней подругой, имени которой он теперь не помнил, обдолбились невесть чем, и вышли из окна – когда Малыш смог говорить, он все пытался объяснить, что хотел научить ее летать, потому что он умеет летать, и часто летает над крышами. За ним приходилось все время приглядывать – каждое окно, каждый балкон, а уж тем более – крыша, были искушением, он все пытался доказать сам себе, что может летать. Собственно, после этого и была больница, вернее – много больниц. Пока оставались деньги – была шикарная клиника, потом, пока были живы родители, - больницы похуже, а после – и вовсе государственная лечебница на окраине, где не было седовласых профессоров – психоаналитиков, которые терпеливо выслушивали его истории и толковали про Эдипов комплекс и фигуру Отца. В государственной лечебнице было много нейролептиков, и дисциплина. Там что-то сломалось навсегда – там остались картины, остались странные сны, где был гул пропеллера и утренняя дымка над крышами, там осталась способность улыбаться и удивляться. Из лечебницы он вышел обрюзгшим увальнем, очень медленным, очень спокойным. Он не мог больше рисовать, он и говорил-то еле-еле, а мысли, наоборот, стали слишком быстрыми и слишком короткими, так что додумать до конца не получалось ни одну. Так он и жил, с огрызками мыслей, с предутренней тоской, нищий, одинокий, несимпатичный и неопрятный. Теперь его звали Старик Сванте, или просто – Старик, хотя, чисто технически, он не был глубоким стариком, всего-то слегка за шестьдесят. Он проводил дни сидя у окна и прихлебывая травяной чай. Гулял с собакой – он завел собаку, небольшую дворнягу, печальную и тихую, под стать своему хозяину. Две недели назад собака умерла от старости, с тех пор Старику было особенно одиноко и тоскливо – если бы он умел, он бы плакал, но он больше не умел. Он сидел у окна, прихлебывал остывший травяной чай и смотрел на крыши, без мыслей, без воспоминаний.
Когда на небе показались первые звезды, раздался гул пропеллера, и в окне появился его старый знакомый, словно и не было разлуки длиной в полвека.
Карлсон, который живет на крыше, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил, нисколько не изменился. Все та же нечесанная рыжая шевелюра, нос картошкой, дурацкие белые штаны с лямкой и вопиющее нарушение всех мыслимых законов аэродинамики – пропеллер от вентилятора на спине.
-Привет, Малыш! – задорно прокричал он. Голос у него был скрипучий и озорной, будто пошутить надумала несмазанная калитка – Гей-гоп! Давненько не виделись!
Сванте нисколько не удивился. Все полвека он не сомневался, что это произойдет.
-А правда здорово у меня вышло! Как здорово я тебя удивил! Не ждал ведь меня, не ждал, а вот он я! – сказал Карлсон – Я самый удивительный Карлсон на свете! Я – мастер сюрпризов!
Карлсон бесцеремонно отодвинул чашку остывшего травяного чая с подоконника и уселся на него, болтая коротенькими ногами.
-Отчего же сюрприз – улыбнулся в ответ Сванте – Как собака померла, я таблетки перестал пить. Две недели уже. Какой уж тут сюрприз. Самое время тебе появиться.
-Скучал без меня, вижу, что скучал – продолжал Карлсон, как ни в чем не бывало – Выглядишь плохо, хуже моего дедушки, а уж он, поверь, выглядит просто отвратительно! А все потому, что ты занят очень скучными делами, и совсем перестал шалить.
Сванте пожал плечами.
-Наверное, я больше не умею шалить. Я очень давно не шалил, я забыл, как это делается.
-Чепуха! Я тебя научу! Ведь я – Карлсон, лучший специалист по шалостям! Давай-ка для начала пробежимся по крышам. Кстати, а варенья у тебя случайно нет?
-Варенья нет.
Карлсон придирчиво оглядел Сванте
-Мда, ты стал совсем толстый! Вот что значит – заскучать. Я тебя, пожалуй, не подниму – что-то у меня мотор барахлит. Давай так – я полечу на крышу, а ты поднимайся по лестнице. Я буду ждать тебя там, а уж потом – мы вволю побегаем и пошалим!
Карлсон ткнул толстым пальцем в большую красную пуговицу у себя на животе. Мотор зачихал и забулькал, зажужжал пропеллер, и толстый человечек с удивительным для его комплекции проворством вылетел из окна и завис в воздухе. Он помахал Сванте рукой, и стремительно улетел вверх, на крышу.
Сванте тяжело поднялся со стула. Под вечер у него всегда болели суставы – сказывался лишний вес. Зато в голове как будто прояснилось, там стало удивительно ясно и спокойно
-А почему бы и нет – подумал Сванте – Побегать по крышам. Как тогда, в детстве, о котором я почти ничего не помню. Все равно, больше здесь заняться нечем.
Он взял ключ от чердака и отправился на крышу.
Разумеется, Карлсон ждал его там – он выписывал фигуры высшего пилотажа в ночном небе, ловко огибая антены и печные трубы.
-Гей-гоп, а вот и мой старый лучший друг Малыш! – весело закричал он – Все как в старое доброе время! Вот мы повеселимся! Гей- гоп!
И взмыл к ночному небу
Сванте неуклюже балансировал на крыше. То, что легко удавалось двенадцатилетнему мальчишке, было слишком сложно для одышливого толстяка шестидесяти с лишним лет. Но это его нисколько не огорчало. Никакого чуда не случилось – он не стал моложе, не стал счастливее, да и прожитых лет было не вернуть. Но небо было удивительно высоким, а до звезд можно было дотянуться рукой, и стоять на ночном ветру, на высокой крыше старого здания было – правильным, что ли. Все остальное представлялось ему ненужным и скучным. Сванте улыбнулся и сделал шаг, стараясь успеть за Карлсоном.
Все произошло так быстро, что и не поймешь – то ли Малыш Сванте оступился, то ли черепица намокла от ночного дождя. Он скользнул по крутому скату крыши и полетел – но не как Карлсон, а вниз, в пропасть ночной улицы. Была одна, сумасшедшая мысль – а вдруг перед самой землей он все же успеет научиться летать?
Перед самой землей он закрыл глаза.
Карлсон, наблюдавший все это зависнув над улицей, хмыкнул и пробормотал
-Спокойствие, только спокойствие.
В лунном свете он больше не казался смешным толстяком. Внимательный наблюдатель, которого поблизости не оказалось, заметил бы и темные крылья за его спиной, и огненный венец над бледным и скорбным челом. Но на ночной улице не было внимательных наблюдателей
Карлсон тяжело вздохнул, заложил крутой вираж, и улетел искать новых друзей для своих странных игр.