Где мои семнадцать лет...

Где мои семнадцать лет…
Этот человек произвел на меня впечатление.
Длинный нос, усы в кучку, глаза неизвестной
величины, цвета и происхождения, смотрящие
из-под коричневых стекол очков. Таких людей редко встретишь в наших краях, ибо все могущие и желающие давно возвратились на родину. Все желающие, но не «могущие» остались
"здеся", крутить коровам хвосты, глядя затуманенным взором, взором сиренево-фиолетовой ностальгии по так и несбывшейся свободе на реалии нашего времени. Крепкий орешек слушал
с улыбкой а-ля «жираф» его шуточки, пропуская
мимо ушей смысл словца, сказанного с тайной
надеждой, что его все-таки поймут. Но орех был настолько крут, что даже самые простые по содержанию высказывания проплывали мимо него, унося с собой нераскрытый потенциал ловеласа.
Ловелас пыхтел, выбиваясь из сил, но упрямый орех гнул свое: «Не понимать!». Однажды у ореха возникли проблемы. Орех мучился, страдал.
Ему упорно сочувствовали все кому не лень.
Так что, как вы поняли, он мучился в одиночестве. И одиночество захлестнуло бы его, если бы вдруг, откуда ни возьмись, в его жизнь не ворвался бы наш ловелас.
Он снес все преграды на пути, окружил,
не успевшего опомниться ореха заботой
и пообещал стать его верным рыцарем. Он с нескрываемой пыл-
костью и страстью вдолбил орешку, что
он, орех – не один, что за него есть кому постоять.
ГОРДО УЛЫБНУЛСЯ и прочел
лекцию о том кому на Руси жить… Орех
прослезился, и ему все-таки хватило ума сделать это максимально незаметно.
Орех пребывал в шоке, но в шоке «из приятных». На следующий день у них было прекраснейшее настроение. ОРЕХ ПРИНАРЯДИЛСЯ, дабы не пугать ловеласа видом в стиле «Кати».
Ловелас пел с утра милые песенки. Все было прекрасно, но тут …Я ДО СИХ ПОР В НОКАУТЕ от того, как чувства могут изменить человека.
Из наиумнейшего и наихитрейшего господина «сама язвительность» он превратился в милую рождественскую открытку, распевающую праздничные гимны.
Мы сидели с сотрудниками и пили чай.
А так как у нас женский коллектив с одним-единственным любимым
ловеласом, он издавна избалован женским вниманием. Я увидела его поющую
физиономию и испугалась.
За него. Потому что он слишком уж расчувствовался. Как ребенок. Шутил и смеялся сам, косо поглядывая на меня. Окучивал кого угодно, ласково подбираясь ближе. Подшутил над самой свирепой – «тещей», потребовав от нее новогодние подарки. На что получил при всех,
что он старый пердун. К УДИВЛЕНИЮ ОКРУЖАЮЩИХ – НЕ ВОЗМУТИЛСЯ, ограничившись недоуменным вопросом – старый – ладно, но кто может подтвердить, что – пердун?!? Принес, похвастаться, взятку – подарочную рубашку, кося на свой орех. Орех и в ус не дул. Ловелас предпринял еще одну попытку сближения.
Пока, ничего не просекшая помощница пылко признавалась ему в любви (в который раз), свирепо стуча себя по груди, словно Кин-Конг и одновременно рассматривая взятку и обдумывая
с какой стороны подойти к ней при глажке, он гордо вскинул взгляд на свой орешек и сказал:
«Ничего, скоро и … (назвал орех по имени) меня полюбит!
На что получил в ответ: «А-а-а, вот почему ты так петушишься!».
Затрещину дала «тещенька». Ловелас потом долго еще не мог прийти в себя и сторонился меня в коридоре.