Вспоминая 200-летие со дня рождения Лермонтова

На дворе 2024 год - 210 лет со дня рождения гениального русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова. И в этот год как-то поначалу неожиданно и незаметно стали вспоминаться все те тяжкие впечатления, которые оставило в свое время 200-летие поэта. А тогда был самый настоящий шок: от того, как в современном обществе переврана биография Лермонтова (особенно в аспекте его взаимоотношений с властью), частично - его участие в войне на Кавказе, от того, в каком в целом холодном, то безразличном, а то откровенно брезгливом тоне дозволено отныне говорить о нем - о его непростом (а у кого он "простой"?) характере, о любых его проявлениях в повседневной жизни. От разговора о последней дуэли поэта - от этих вульгарных, превышающих всякую разумную меру, агрессивных оправданий его убийцы, обнаруживающих желание профессиональных лермонтоведов, публицистов и т. д. просто-таки расквитаться с Лермонтовым. За что? За что-то, что им внушали в советской школе, за что-то, чего в свое время требовала от них "система"? Мерзко было видеть, как второй после Пушкина великий русский поэт стал для огромного количества людей лишь средством реализации собственных политических страстей, вымещения на нем своих затаенных мелких комплексов.

Кто-то скажет: но разве в советское время на творчество и биографию поэта не проецировались коллективные политические страсти всей страны? Да, конечно, проецировались, но за годы чтений возникло глубокое убеждение, что советские исследователи при всем при том имели гораздо больше чувства меры и щепетильности. И еще одно удивительное открытие: оказывается в том, как советские лермонтоведы видели взаимоотношения поэта со светским обществом и властью, они имели очень много общего с исследователями дореволюционными. Современные же специалисты, гордящиеся своей несхожестью с советскими коллегами, которые, казалось бы, должны были апеллировать к традициям досоветского лермонтоведения, на самом деле и с этой традицией имеют крайне мало общего. Все они - какие-то апостолы "православия, самодержавия, народности", и больше ничего.   

Было смешно, сначала - только смешно, когда ведущий телепередачи "Неизвестный Лермонтов" (1 канал) сказал: "Один из главных вопросов - был ли Лермонтов агентом Третьего отделения - до сих пор не имеет точного ответа. По некоторым данным - да, но доказательств этому никто и никогда не видел..." Далее следовали объяснения, что агент Третьего отделения должен быть, прежде всего, человеком надежным, и обладать еще массой замечательных качеств, которыми Лермонтов не обладал, и потому не годился в почетные стукачи. Но чем больше погружаешься во все это, тем больше попадается подобных вещей, и наступил момент, когда они стали несколько пугать - возможностью, что кто-то же может принять их всерьез.   

И ссылки, оказывается, вовсе не были ссылками: так, в увеселительные прогулки поэта отправляли повоевать при Валерике, да и Николай I вовсе не так уж плохо к нему относился. Смотрите, после дуэли с де Барантом поначалу даже сказал, что то обстоятельство, что Лермонтов стрелялся с французом, а не с русским, снимает с него значительную часть вины. Потом, правда, воспользовавшись кое-какими мелочными осложнениями, возникшими между Лермонтовым и де Барантом уже после дуэли, отправил в очередную ссылку, "под пули горцев". Столько иронии в наши дни по поводу одной этой фразы, и совершенно на пустом месте. А куда, действительно, был отправлен поэт, если не "под пули горцев"?

Масса зрелых людей в наши дни цитирует какие-то слова самодержца так, как будто Николай I и в самом деле мог иметь в виду дословно то, что говорил. Но, простите, ни у одного политика нельзя так наивно понимать те или иные высказывания. Не совестно ли делать из молодежи дураков? (Или, по крайней мере, пытаться.)

Те же псевдодокументалки просветили неофитов со слов штабного офицера барона Россильона о том, что на войне Лермонтов "командовал какой-то шайкой грязных головорезов". Речь шла о команде охотников, начальство над которой Лермонтов принял у Руфина Дорохова, состоящей из казаков, кабардинцев и разжалованных офицеров. Ни слова не было сказано об уважении к Лермонтову генералов Граббе, Головина, Траскина, Ермолова, да и решительно всех военных, кроме штабного офицера с нерусской фамилией! Абсурд, но в дурном свете в этом рассказе выставлялось именно то, что всегда ставилось в заслугу - "ел со своими товарищами из одного котла, спал на голой земле, служил примером воздержанности в походе и т. д."

Генерал-лейтенант Галафеев в своем донесении удостоверял: "распорядительность и мужество... Тенгинского пехотного полка поручика Лермонтова и... прапорщика Вонлярлярского, с коим они переносили все мои приказания войскам в самом пылу сражения в лесистом месте, заслуживают особого внимания, ибо каждый куст, каждое дерево грозили всякому внезапною смертью".

Командир отдельного Кавказского корпуса генерал от инфантерии Головин испрашивал награду Лермонтову за Валерикское дело в следующих выражениях: "Во время штурма неприятельских завалов на реке Валерике имел поручение наблюдать за действиями передовой штурмовой колонны и уведомлять начальника об ее успехах, что было сопряжено с величайшею для него опасностью... но офицер этот, несмотря ни на какие опасности, исполнял возложенное на него поручение с отличным мужеством и хладнокровием и с первыми рядами храбрейших ворвался в неприятельские завалы" (Примечание 1).

Разумеется, об этом в псевдодокументальной передаче 1 канала сказано не было, ведь тогда пришлось бы признать и то, что любимый отныне определенной частью общества самодержец (Николай I) регулярно вычеркивал поэта из наградных списков.

Что же касается в целом образа поэта и представлений о его характере, которые пожелали к этому 200-летию навязывать профессиональные лермонтоведы, публицисты, телевидение, здесь мне не сказать лучше Владимира Бондаренко, который "не понимает, почему светские злые сплетни о поэте так охотно цитируются в наши дни филологами и другими деятелями культуры" (Примечание 2). Начав читать воспоминания современников, сразу обращаешь внимание на то, что мемуары просто далеко не все писали. Слишком многие люди в это непростое время (николаевская реакция, как ни трафаретно это звучит) не доживали до возраста, когда человек обычно принимается писать воспоминания... Но об этом позже. 

О последней дуэли Лермонтова и о том, как в этом контексте следует правильно подать эмоциональный, задорный и подчас резкий, но отнюдь не злой и не "невыносимый" характер поэта, в статьях на странице автора написано уже достаточно много. Остается сказать о том, что с темой, которую можно условно назвать "После дуэли", лермонтоведение и публицистика преддверия 2014 года тоже не справились категорически. Они даже не сумели дать приемлемого с новых позиций объяснения вопросу, который многих волновал десятилетиями: почему Столыпин, Трубецкой, Глебов - никто из них - не оставили воспоминаний о дуэли. Они яростно заявили, что царская цензура нимало не препятствовала им (ложь, так как о Лермонтове запрещено было писать в первые 30 лет после его гибели), а воспоминаний о трагическом событии друзья не оставили, так как Лермонтов был "сложным человеком", и плохо друзья о нем писать не хотели, а хорошо не могли! (Такое объяснение приводится в книге Александра Очмана с лицемерным названием "Лермонтовское притяжение").

Впрочем, для нормальных людей (а не как-то необъяснимо озлобленного против поэта современного лермонтоведения) причины этого молчания друзей-секундантов лежат на поверхности. Люди отстранились от тяжких воспоминаний, уйдя каждый в свою частную жизнь, и, быть может, это апатия, которая не заслуживает ни похвал, ни порицаний.

Здесь стоит отметить, что судьбам друзей Лермонтова после катастрофы ни профессиональные лермонтоведы, ни публицисты, ни блогеры в целом не уделили особенного внимания. Зато о последующей жизни убийцы поэта писали много, подробно, с упоением. Сначала слышались настойчивые призывы его пожалеть, рассказы о том, как он мучился во все 35 лет последующей жизни, запирался каждый год в своем кабинете в трагическую дату. Но и эти призывы к прощению в какой-то момент утихли, ведь "прозревшая" часть общественности пришла к выводу, что и прощать-то, оказывается, нечего, а следует только "признать права" и всячески уважать. Все это делалось под тем громким лозунгом, что мы отныне уважаем рядовую человеческую жизнь ничуть не менее, чем жизнь гения!   

А в окружении Лермонтова действительно немало было людей, не написавших гениальных стихов, но при этом достойных нашего внимания и уважения, наших слез - если угодно! - не меньше, чем сам поэт. И уж точно больше, чем его убийца. Но кто о них вспомнил? О Лихареве, погибшем на глазах Лермонтова. О декабристе Одоевском, с которым поэт познакомился в своей первой ссылке и которого "под бедною походною палаткой болезнь... сразила". О многих других? Члены кружка 16-и, к которому в юности принадлежал Лермонтов (Браницкий, Жерве, Долгорукий, др.), все оказались на Кавказе - якобы добровольно, почти никто не перешагнул 30-летнего рубежа. Долгорукий, который примыкал к компании Лермонтова в Пятигорске тем летом 1841 года, погиб через год после поэта, тоже на дуэли - столь экстравагантной, что современники сочли ее самоубийством (вот чего, кстати, никогда не говорили в XIX веке о дуэли Лермонтова) (Примечание 3).

"Печально я гляжу на наше поколенье -
Его грядущее иль пусто, иль темно..."

Это - отнюдь не заблуждение молодого максималиста, как многие думают в наши дни. Уже после гибели поэта судьба слишком многих из его окружения подтвердила его горькую правоту. Давящий реакционный климат эпохи, угнетающая обстановка "нескончаемой" Кавказской войны и своеобразие личных характеров, конечно, - вот основа этой катастрофы поколения, которую отрефлексировал и во многом предвосхитил Лермонтов в своей "Думе".

Один из секундантов трагической дуэли Михаил Глебов погиб в конце 1840-х гг. на войне - ему было примерно столько же лет, сколько Лермонтову летом 1841 года. По воспоминаниям современника, "Глебов пользовался полным доверием высшего командования, но не принадлежал к числу «штабных» и карьеристов". Он успел побывать в плену, подробностей которого никогда не рассказывал ("Глебов умел молчать".) Военные давали ему как офицеру, воину самые высокие оценки - как прежде поручику Тенгинского полка Михаилу Лермонтову.

Ни Столыпин, ни Трубецкой не прожили долго... (Примечание 4)

Все это оставалось вне фокуса внимания "ответственных лиц". Рассказы о покаянных поездках Николая Мартынова по монастырям, перемежаемых спиритическими сеансами, на которых он безуспешно пытался вызвать дух Лермонтова, представлялись прогрессивной общественности чем-то более занятным. 

И осталось сказать, пожалуй, лишь о том, в каком свете стали выставлять в канун 200-летия Лермонтова всю историю со стихами на смерть Пушкина и само это стихотворение "Смерть поэта". Будто бы там "все неправда"(хотя никакой особенной неправды там нет) и еще будто бы "нам в советское время внушали, что это - гениальные стихи", а на самом деле они по каким-то ведомым только профессиональным литературоведам причинам таковыми не являются. В действительности никто не внушал нам, что "Смерть поэта" - это гениальные стихи. Нам говорили, что это - п о с т у п о к. И так оно и было.   


К настоящему времени с 200-летия поэта прошло уже десять лет. Исправлены ли ошибки? Профессиональными лермонтоведами, публицистами, телевидением? Увы, нет. Стало ли легче? Да, стало. Потому что за годы была возможность поговорить с очень многими людьми и убедиться, что огромное количество людей вранью и подтасовкам не верят так же, как и я; что "злоумышленники" близко не имеют того влияния на умы широких аудиторий, которое, как казалось до какого-то момента, они могут иметь. 

По-прежнему миллионы людей остаются в убеждении, что Лермонтов был - опальный поэт, что власть сыграла в его судьбе роковую роль; что царское самодержавие, наконец, погубило поэта, и отношение Николая I к Лермонтову прощению не подлежит.

Оказывается, до настоящего времени есть крайне мало людей, которые бы участие Лермонтова в Кавказской войне представляли в каком-нибудь опороченном виде; большинство хорошо осведомлены о его верности понятиям чести, воинского долга, о его храбрости и героизме на этой войне.

Не все представляют характер поэта по неким "злым сплетням, щедро цитируемым современными лермонтоведами"; многие не утратили нормального понятия об истинной натуре Лермонтова, характеристика которой - тема для отдельной статьи; здесь же место сказать только одно -  это был, прежде всего, благородный человек.

Громкие оправдания убийце Лермонтова Николаю Мартынову, как выяснилось, также не разделяются большинством ныне живущих. Мои статьи привлекли массу людей, высказавших куда более радикальные мнения, чем то - довольно-таки осторожное, на самом деле, - которое проводится в них. Да и сама я - такая же органическая часть нашего народа, как любой современный лермонтовед или телевизионщик, как любой автор Прозы или Яндекс Дзена. И в моем разуме и сердце - воздаяние этому персонажу, как в разуме и сердце любого другого человека.   

И, наконец, "оболганные" "идеологические" стихотворения поэта оболганы далеко не всеми. Миллионы людей не разучились правильно понимать лермонтовскую "Думу", "Смерть поэта", "1 января" и некоторые другие вещи.

На рубеже 2018-2019 гг., когда под влиянием самых случайных импульсов заинтересовалась лермонтовской темой и решила посмотреть, что и как "пишут" и "показывают" о нем в наше время, от этого бросало в дрожь. Было чувство, что поспела на похороны легенды, да еще и отнюдь не почетные.

Теперь, в силу некоторых описанных выше причин, смею надеяться, что впечатление это было ошибочным. Надеюсь, наконец, и просто так, безо всяких причин, потому что это свойственно человеку.

Будет ли нужен Лермонтов России в оставшиеся три четверти XXI века? Время покажет.





Примечание 1. Подробнее об этом можно прочитать в статье на странице автора "Сергей Дурылин о Лермонтове на войне":

http://proza.ru/2024/03/05/564

Примечание 2. Известный литературовед и публицист Владимир Бондаренко выпустил к 200-летию поэта книгу "Лермонтов. Мистический гений", в которой решительно выступил против модного в наши дни принижения поэта известными филологами, современными лермонтоведами и блогерами.

Статья автора "О книге Владимира Бондаренко "Лермонтов. Мистический гений" (вместо рецензии)"

http://proza.ru/2019/09/04/797

Примечание 3. Долгорукий оскорбил насмешками Яшвиля за обедом и, вместо извинений, сам предложил дуэль и также настоял на том, чтобы Яшвиль стрелял первым. Не желая кровопролития, князь Яшвиль выстрелил в сторону (по другим описаниям, в землю), но пуля попала в камень на земле и рикошетом поразила Долгорукова в грудь, отчего он умер на месте.
Впоследствии Яшвиль ни в коей мере не подвергался осуждению современников, так как подробности дуэли слишком однозначно свидетельствовали о несчастном случае или, как могли сказать в те времена, "воле Провидения". 

Случай этот представляет определенный интерес с точки зрения дуэльного кодекса Шатовильяра, принятого в первой половине XIX века, на правила которого ссылаются люди, активно выступающие в защиту Николая Мартынова. Действительно, по существовавшим дуэльным правилам вызвавший на дуэль не имел права стрелять в воздух - тогда дуэль объявлялась недействительной, фарсом. Поведение Яшвиля в дуэли с Долгоруким наглядно показывает, как выходили из этого положения дворяне, когда имели недвусмысленное намерение "не задеть" соперника.

Примечание 4. Более подробно прочитать о друзьях Лермонтова, их взаимоотношениях с поэтом, их характерах и судьбах можно в статье автора "Друзья Лермонтова":

http://proza.ru/2024/03/09/1027




Литература:

Бондаренко В. Лермонтов. Мистический гений. 2013.
Герштейн Э. Судьба Лермонтова. 1986.
Гордин Я. Дуэли и дуэлянты. 2002.
Дурылин С. Лермонтов. 1944.
Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 1. Стихотворения. 2014.
Очман А. Лермонтовское притяжение. 2014.